Показать Красоту без сладких слюней

Интервью с профессором А.И. Осиповым

— Алексей Ильич, какие ценности вы считаете за благо для православного человека, другими словами, какие цели должна ставить общественная организация православного характера?

— Здесь я не вижу никаких других ценностей, кроме тех, которые обозначены в христианском вероучении, в христианском нравоучении. Главные ценности для христианина — заповеди Евангелия. Задачи же общества заключаются в том, чтобы создать атмосферу, наиболее благоприятную к правильной, христианской, на самом деле, я должен сказать, человеческой жизни, ибо христианская жизнь и есть нормальная человеческая жизнь. Я обращаю внимание на то, что христианские заповеди — это не есть препятствие к вольной жизни, они есть предупреждения человеку от всего, что вредит ему, калечит его душу. Поэтому задача общества заключается в том, чтобы создать оптимальные условия, при которых было бы легче воспитывать человека в нормальной жизни, способствовать этой нормальной жизни. Соответственно должны быть и права и обязанности. Но вы прекрасно понимаете, что нет такого народа, которого нельзя бы было развратить, — это говорили древние греки. Следовательно, как должно вести себя общество, если оно демократическое, я подчеркиваю, — демократическое, т. е. там, где власть народа. Проведите сейчас референдум по вопросу, главнейшему вопросу: «Можно ли показывать всякие порнографические, развратные действия по телевидению или нет?»

Почему никто не спрашивает? Мы же демократическое государство. Какая власть народа? Нет, вместо власти народа, вам скажут: «власть небольшой группы людей, у которых средства и которые располагают так называемой свободой телепередач». А почему не спросить народ, нравится или нет? Нравятся ли им фильмы о насилии? Что происходит с нашими детьми, с юным поколением? Так вот, общества демократического на самом деле нигде нет. Ни Америка, ни Европа, ни на одну йоту не демократические общества; то общество должно было бы регулировать подобные вещи и говорить, что можно, а что нельзя. Нельзя развращать детей, все скажут, любое общество скажет так. И как к этому отнесется свобода информации? На человека, который это скажет, обрушится поток всяких оскорблений и обвинений в том, что он совсем небольшой группе лиц, слышите, — ничтожной, которая обладает только деньгами, не дает делать то, что они хотят, вопреки власти, лучше сказать, вопреки нам. Вот перед чем мы стоим. Правда, очень интересно? Поэтому я повторяю: для общества очень важно было бы иметь такой инструмент управления, при котором действительно бы осуществлялось право народа, т. е. право, если хотите, избранников народа регулировать эти права. Владыка Тихон, Архиепископ Бронницкий:

— Алексей Ильич, извините, я вмешаюсь, тут сложность вопроса в том, что появилось такое деление — Церковь Православная и православная общественность, которая не подчиняется законам Церкви. Мол, иерархия для бабушек, а вот «мы — общественность православная, которая спасает мир, которая диктует священноначалию, диктует бабушкам, как надо жить». Сами же остаются как бы в стороне, над Церковью. Поэтому тот, кто задавал вопрос, он как раз с этой целью и задает его: «Как нам, православной общественности, по каким канонам жить, потому что Церковные каноны нас не устраивают?» Вот в чем суть вопроса.

— Дело вот в чем. Как только употребляются такие понятия как «общественность», так мы оказываемся перед знаком вопроса. Что, член Церкви — не общественность, тот, кто подчиняется иерархии или сама иерархия разве это — не общественность? Простите, а кто общественность? Нужно четко определить понятия. Нельзя же рассматривать как церковную общественность тех, кто не считает себя связанным элементарною и очевидною дисциплиной церковной жизни. Я только тогда являюсь членом церковной общественности, если я следую правилам, канонам Церкви. Стоит договориться, что это такое. Любой человек может назвать себя представителем церковной общественности, у которого какие угодно воззрения, он может быть масон, сектант и кто угодно. Что такое церковная общественность? Какой ее статус? Что понимать под этим? Что-то такое неопределенное, неясное. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Слишком много здесь неопределенностей, чтобы мы могли так легко оперировать этим понятием, тем более противопоставлять его Церкви как организации, имеющей определенную дисциплину, определенное вероучение, определенное нравоучение. Это же вещь серьезнейшая. Полная свобода, которая преобладает или господствует над организованностью, она возможна только тогда, когда человек достигает полной духовной свободы. Да, святые не были так жестко связаны церковной дисциплиной, как мы, потому что они освободились от страстей. Мы же, будучи рабами плоти, рабами своего самолюбия, своих эгоистических убеждений, своих обид, возмущения и т. д., пытаемся противопоставить себя чему-нибудь такому, что мы можем назвать Церковью, тогда мы просто утверждаем некую анархию. Это нельзя делать. Разрушить всегда легко, созидать гораздо сложнее. Здесь нужна в высшей степени осторожность.

— Алексей Ильич, современные христиане поднаторели в унынии, причем очень серьезном. Как Вы думаете, что может помочь современному христианскому обществу вернуться к радости во Христе и какую роль в этом деле может занять православная журналистика?

— Вы знаете, есть некий закон, я его называю законом резонанса. В чем он заключается, я покажу на примере. Почему мы почитаем иконы, почему у нас всюду иконы, в чем дело? Почему Христос, с другой стороны, говорит: «Кто посмотрел с вожделением, тот уже согрешил». Каждое внешнее впечатление: глаза, уха и прочее, — оно вызывает соответствующий резонанс в душе человека. Почему Церковь выступает против порнографии, всяких развратных картин насилия и т. д. Они вызывают в душе соответствующий отзвук, разрушая изнутри душу человеческую. Поэтому мне кажется, задача православной журналистики заключается в том, чтобы показывать действительно правильные, верные, я бы сказал, исполненные красоты образы — образы человека. Только без сладких слюней, чего так слишком много, потому что когда эти слащавые картины создаются, то они многих скорее отвращают, нежели привлекают. Христианство всегда трезвенно. Святые отцы подчеркивали и говорили о трезвенности христианства. Никакого такого лживого благочестия, этого сюсюканья, этой сладости — ничего нет. Стоит почитать творения святых отцов древних, — это удивительно трезвые люди. Так вот и здесь нужно предлагать образы, положительные образы, как наши хорошие иконы. В них отсутствует то, что мы именуем страстями, злыми страстями человеческими. Вот если бы мы чаще показывали эти образы святыни, эту красоту, то невольно бы у людей изнутри возникали соответствующие импульсы, резонансы, и они, действительно зачарованные этой красотой, обращались бы к образу нового человека, к этой красоте, к этой святыне, к этой истине. Вы знаете, вот увидит человек что-то красивое, других зовет — «Посмотрите, посмотрите!». Почему? Потому что красота обладает удивительной, магической, если хотите, силой. Вот если бы эту красоту смогла показать журналистика — красоту христианства, нового человека, я думаю, тогда она достигла бы своей цели.

— Существует ли официальная точка зрения Русской Православной Церкви на вопрос: «Что принимать за долготу дня творения: 24 часа или тысячу лет?». Этот вопрос связан с тем, что сейчас некоторые церковные издания в своих предисловиях берут на себя смелость говорить, что те, кто считает один день творения мира равным 24 часам, — безбожники.

— Конечно, такие резкие суждения, которые вы привели, это просто абсурд. Безбожник тот, кто так считает. Сожалею, об этом приходится сожалеть. Сейчас очень много литературы бесконтрольной, выпущенной без какой-либо консультации с компетентными людьми, и отсюда мы встречаем массу самых невероятных суждений. Увы, не приходится удивляться и этому. Ну, краткую справку вам скажу в отношении термина «день», который употребляется в Библии. Речь идет о стоящем там еврейском слове «йом». В переводе оно означает период, час, день, эпоха, неопределенный период времени, т. е. нет одного значения. Первое значение — «день», но там еще множество значений. Дело вот в чем: если говорить о 24 часах, то мы прекрасно понимаем, что поскольку солнце и звезды были сотворены в 4-й день, с которого можно уже говорить о сутках, то до того, как были солнце и звезды, мы о таких сутках говорить не можем. Не было того, по чему мы измеряем наше время. Поэтому в данном случае, я думаю, правы те, которые говорят о 24 часах, ибо, начиная с 4-го дня, не исключено, что можно говорить о 24 часах творения 4-го дня. Что касается первых дней творения, то мы не имеем никакой возможности говорить так поскольку время, связанное с нашим пониманием времени, связанным с солнцем, круговращением земли, его просто нет. Мне кажется, здесь нужно отнестись очень спокойно к этим вещам. Это не затрагивает ни доводы, ни нашу жизнь, ни каноны, ни наше духовное настроение — оттого, что кто-то будет думать, что это 24 часа, а кто — 124 часа, кто — 124 года, это не имеет никакого отношения к нашей вере, к нашей жизни и, самое главное, к нашему спасению.

«Йом» — неопределенный период, можно перевести как 24 часа, 12 часов, как сутки — 24 часа, как период, не знаю сам, может, тысяча лет. Что пишут пророки: «У Бога тысяча лет как один день и один день как тысяча лет». Ангел в Апокалипсисе, помните, встав одной ногой на сушу, а другой на море клялся именем Бога Всевышнего, что времени больше не будет. Времени не будет, даже представить трудно! Но нам ясно одно, что вечность — это не бесконечное время, это совершенно другая категория, которая, к сожалению, сейчас не доступна нашему восприятию, поэтому лучше это предоставить свободному пониманию человека, и никого не обвиняйте, тем более, не называйте безбожником.

— Алексей Ильич, дело в том, что предыдущий вопрос затрагивает и другой сложный аспект полемики между сторонниками эволюционизма и креационизма. Сторонники эволюционного развития говорят: «Как может день быть равен тысяче лет, когда в третий день Бог создал растения, как же они могли тысячу лет расти без солнца? Одни сутки они могут расти, а тысячу лет нет — они бы погибли». Что Вы можете сказать?

— Но я могу успокоить вас тем, что из тех же самых посылок можно взять и прямо противоположное время о том, что никакой теории, никакой эволюции не было, а было творение из тех же самых посылок. Поэтому, если кто-то делает выводы эволюционистские, ну что ж, мы не можем ему запретить, но точно так же, даже больше — с теми же логическими основаниями, даже большими, мы можем сделать вывод именно о креационности, т. е. о творении и мира, и всех видов нашего мира, и человека в том числе.

Поэтому не стоит этим смущаться, для нашей веры что наиболее важно, что Бог является Источником всей тварности, а мы хотим пролезть и узнать: «А ну-ка, Господи, сейчас мы подсмотрим, как Ты творил: постепенно или как? Сразу, по отдельности, по отдельным видам, по нескольким видам?» Хотим пробраться к тому, что не доступно сейчас нашему познанию и что ничего нам ровным счетом не даст в вопросе нашей вечной жизни. Вот мы умрем очень скоро, и все увидим, как было. Нет, мы хотим сейчас узнать! Не стоит этим заниматься, оставим эволюционистам, Бог с ними, это их дело. Впрочем, я вам напомню, что говорил Серафим Саровский в беседе с Мотовиловым: «Адам, до того времени, как Бог вдохнул в него душу живую, был подобен всем скотам полевым». Представляете, какие вещи! Но эта точка зрения преподобного Серафима, является его и только его. И мы говорим, что это мнение авторитетного нашего отца, но это не есть учение Церкви. Видите, как осторожно, — и мы не осуждаем ни Серафима Саровского за это и не говорим, что это учение Церкви. Поэтому не стоит обращать на такие вещи такого уж серьезного внимания, не в этом цель христианской жизни.

Д. Т. Ахалашвили

Интернет-журнал «Русская неделя»