 |
| Русская неделя | Николай Зотов-Матвеев | 15.04.2006 |
Вспомним слова из Нагорной проповеди «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Много есть толкований этого места. Не самое распространенное, но интересное — у Василия Великого. Он говорит, что блаженны нищие не по нужде, не по обстоятельствам, а те, что свободно приемлют вот это свое состояние. То есть те, что принимают нищету по собственному произволению. Значит нищелюбие возможно и в этом смысле.
Блаженны нищие духом… Кто это такие? Смиренные, одним словом. Те смиренные, которые даже не громыхают такими словами как «духовность», «духовно-нравственное воспитание» и пр.
Как-то одна пожилая женщина услыхала по радио слова о духовности в послевоенное время. Она сказала: «Да мы и слова-то такого не знали, мы просто работали». Мне эта позиция очень симпатична. Я не говорю, что этого слова не надо произносить. Но когда его произносят много и с увлечением, и со значительностью, то мне кажется, что упускается еще один момент духовности вот этих СМИРЕННЫХ.
Я имею возможность наблюдать двух старух в деревне Друганово. По девяносто лет той и другой. Грамотность у них более чем скромная. Живет каждая в своем пятистенном доме, палисадник аккуратный, огород прополот. Ум их ясен, несмотря на возрат, никаких признаков маразма и в помине нет. Они очень деликатны. Я пытался понять для себя их вот эти положительные проявления. Храма у них нет, они не могут ходить на службу. Иконы они, конечно, сохранили с той поры, когда храмы разрушали, иконостасы разбирали. И вот что я важное о них понял — они греха боятся, греха праздности. Они все время работают. К ним сейчас уже приставили такую женщину с совхоза, чтобы помочь им по особенно тяжелой работе. Но, несмотря на это, они все равно постоянно и снег вывозят, и прибираются, все время — в труде.
Я через это для себя даже осмыслил понятие «страх Божий». Обычно в понятии «страх Божий» возникает некоторое неудобство в сознании от того, что вот «из боязни перед Богом я буду стремиться жить по заповедям». Здесь есть с моральной точки зрения какая-то моральная неловкость. Это происходит еще и потому что само слово «грех» исчезло из нашей повседневной лексики. Человек не в силах сказать себе «я — злой», другому он может сказать — «подобрел бы ты, а то какой-то ты злой». А ведь раньше о себе говорили: «Грех-то какой!» Вот, теперь слово из лексики выпало и это имело определенные последствия.
Так вот я вижу, что эти пожилые женщины боятся греха. Эта боязнь устремляет человека к Богу. Вот это и есть страх Божий. И, конечно, у них какое-то свое об этом представление есть. Они не могут быть воцерковленными, потому что живут в деревне. Вспоминается еще костромская крестьянка Надежда Ивановна, ей было девяносто четыре года, когда она умерла. Она была неграмотна вообще, и когда внуки предлагали ей научить грамоте, то она наотрез отказалась, на том основании, что это — грех. Вот еще какие есть «последние из могикан»! Вспомнишь тут Кьеркегора: «В типографской краске поселился дьявол». Ведь она научилась бы в два счета, умная была старуха. Помню, начал ей рассказывать про один диалог из Платона, у нее глазки заблестели, ей так интресно, она все прекрасно понимает. И, Боже мой, как она постилась! Дай Бог всякому так поститься. И она, в отличие от тех старух, в городе жила и поэтому была воцерковлена, очень была верующая, духовная.
А образование ее, вот то, внешнее, о котором мы сегодня толкуем, слава Богу! — минуло. Я, конечно, не хочу проповедовать обскурантизм оголтелый, нет. Но я хочу поставить вопрос о ВРЕДЕ образования для духовности. О его разрушительном влиянии. Cветское образование не тождественно мирскому. Совершенно верно в идеале. Но НАШЕ светское образование продолжает быть тождественным мирскому. Владимир Геннадьевич Богомяков очень хорошо написал в своей книжке, что когда просто православные люди преподают свои предметы в школе и вузе, то уже это прекрасно. Это хорошо, но этого пока нет.
Повторю, современное образование тождественно мирскому. Оно связано с первородным грехом и катастрофой, которая произошла от грехопадения и которая все продолжается.
Человек оказался перед альтернативой: либо исполнить наказание, которое ему было заповедано за грехопадение, то есть трудиться в поте лица своего; либо искуситься грехом. Он выбрал второй путь. И с тех пор он погружается и погружается в этот грех. И я знаю, что пути назад нет и бессмысленно говорить об этом. Даже если образумится человек, назад не попятишься, Апокалипсис не отменишь. Для духовного самочувствия современного человека понимание всего этого было бы хорошо, но он обставился такими аргументами и так превозносит образование, что даже и смотреть-то страшно.
Субстанция культуры — религия. Если субстанция поражена в планетарном масштабе, то культура, конечно, обречена на разрушение. Посмотрите на веру респектабельных американцев. Какая это вера? Это так, респект один… Пустой орех, а не вера. Вера настоящая гибнет. И даже мы напрасно обольщаемся, что мы — духовны и богомольны. Дай Бог, чтобы мы смогли преуспеть на этом пути!
Культура гибнет в планетарном масштабе. А образование, раз оно есть, раз оно существует как данность, ну хотя бы оно вспомнило, что значит «образовывать». Что значит «образовывать», ну, допустим «образовывать свой ум»? Значит — образовать его способности к самостоятельной работе, или образовать его способности думать о самом предмете. Вот, например, диссертации защищают, в каждой — библиография гигантская. Человека приучают скрываться за чужими именами и текстами, а он отучается мыслить о предмете самостоятельно. Иван Федорович Ильин замечает: «Дошло дело до чего — пишутся книги о книгах!» Сам не думает человек, но лишь только реагирует на то, что сказано другими. А он должен образовывать свой ум в школе и вузе с целью развить свои способности. Образован в истории не тот, кто начинен знанием событий и дат, а тот, кто имеет в сознании яркий, целостный, органичный образ бытия стран и народов во времени. Физику знает не тот, кто понял монографии или учебники и может толково их рассказать, а тот, кто знает физику самих процессов. А когда учащийся литературу изучает, то это как отработанная ступень ракеты, она (литература) дала толчок, ушла в прошлое, теперь он должен самостоятельно думать о предмете.
Но теперь и этого нет. Кругом одна информация, информация, информация… все словно опьянели от этого слова. В школах детишек нагружают просто варварски. Я смотрю на свою внучку и думаю: «Боже мой, у нее же отняли детство!» Вспоминаю, как я сам в детстве, придя после школы, моментально выполнял домашнее задание и потом шел на улицу гулять, кататься на лыжах… Все по Ушинскому! А сегодняшние школьники — как рабы на галере — все учат и учат.
И я думаю, если всем очевидно, что такое образование вредоносно, почти диверсионно, то нужно прекратить это безобразие. В чем заключается этот вред? Современное образование встраивает человека в культуру. Мне нравится противоположение культуры и цивилизации. Цивилизация есть обеспечение внешней предметной стороны бытия, а культура — область, где созидаются духовные ценности. Потому что субстанция культуры — религия. В сегодняшних рыночных отношениях все обратились к благам цивилизации, культура соответственно потеснена, и вот плодят специалистов, которые встраиваются в цивилизацию.
Чем же наносит огромный вред подобное образование? Началось-то с простейшего разделения труда: размежевались скотоводство и земледелие, ремесло отделилось от земледелия и отделилась торговая сфера, а потом пошел этот все нарастающий вал профессионализации. Плодить уродцев стали, людей совершенно ущербных — пятнадцать тысяч профессий. Узкий специалист- это покалеченный человек.
Вот вам пример. Культура земледельческая была целостной культурой, там были слиты те ценности духа и тех благ, которые давал этот труд. Труд на земле духовен в двух отношениях: во-первых, связь с землей как честный труд, где тунеядство минимально, и, во-вторых, это исполнение заповеди, Богом заповедан труд на земле. От этого ушли. Говорили: «один с сошкой и семеро с ложкой». Сейчас разве семеро? Сейчас целые банды городские, и все с ложкой. О них, городских, конечно можно сказать, что они работают, они высококлассные профессионалы, но на самом деле все это завуалированное тунеядство. Есть, конечно, и завуалированные рабы — он или в государстве раб, или в фирме, где ему могут сказать в любой момент: «Не нравится — увольняйся!». И вся лексика, связанная с этим завуалированным рабством, — унизительна. «Отпуск» — отпустили его на месяц, «получка» — получил то, что ему дали, «жалованье» — назначили некоторую подачку. И люди, как безумные, идут работать за эти подачки. Вместо того, чтобы стать скромным собственником. Нормальному человеку мало телесной оболочки, телесность должна продолжиться домом, оградой, огородом. Вот выходит человек из скромного своего домишки в ограду, говорит: «Я здесь живу»; шагнул в огород: «И здесь я живу». А где живет горожанин, который лязгнет металлической дверью и зайдет в квартиру, где его пол — это чей-то потолок, а потолок — чей-то пол, и стена его квартиры — это чья-то стена с другой стороны. По-существу, у него ничего нет. Мы это называем «быт». Само слово «быт», на мой взгляд, возникло достаточно поздно, когда произошло разделение на узкую профессионализацию. Вот пришел человек из квартиры на фабрику, а там его вот что ждет:
Бесполезно плакать и молиться,
Колесо не слышит, не щадит,
Хоть умри, проклятое вертится,
Хоть умри, гудит, гудит, гудит.
Того, кто пришел на фабрику, его нет, он — лишь придаток машины. А вернулся домой: «Азъ есмь!»
Женщина в таких условиях начинает эмансипироваться, потому что быт для нее, видите ли, дело рутинное. А хорошо для нее — в НИИ служить, листать модные журналы, бегать в универмаг. О таком быте сказано поэтом: «Любовная лодка разбилась о быт» — любовная лодка эмансипированной бабы.
И со всем этим связано образование. К нему люди привыкли. И привыкнуть можно ко всему: к табаку, к водке и к тому, что образование застит все.
Какие грехи связаны с образованием прямо? Я считаю, что образование есть от-влечение, (от-волочение от чего-то главного), раз-влечение (раз-волочение на части), у-влечение (у-волочение за чем-то одним). Образование вовлекает в грех. Здесь и похоть очей — любознание: праздность — грех, но и любознание непомерное — тоже грех. Грех праздности, связанный с косвенными формами тунеядства, тоже очевиден. Грех гордыни.
Вот, взгляните на отличника, он — талантливый, одаренный, отфильтрованный различными олимпиадами, вот он — король, остальные так — шушера. Грех властолюбия. Вспомним как духовник посоветовал одному молодому хирургу сдать экзамен на двойку, чтобы тот не возносился над ближним. Грех опьянения творческим возбуждением. Грех высокоумия и грех тщеславия, честолюбия, гордости, зависти. Вы скажете, что и в других сферах это есть, но образование очень располагает к культу этого рода грехов. Может показаться, что ситуацию смягчает гуманитарная струя в сфере образования. Напротив, она только все усугубляет.
Вот в начальной школе читают «Серую шейку» Мамина-Сибиряка, «Кавказского пленника» Лермонова, «Детей подземелья» Короленко. Дивные вещи! Это вам не массовая культура. Признак массовой культуры не в широкой распространенности. А затем в школе начинают читать светскую литературу — романы, и в том числе «Анну Каренину» Толстого. «Анна Каренина» входит в тройку лучших романов мира, но по всем критериям, это массовая культура. Роман талантлив и тем более опасен, потому что внимание читателя приковано к прелюбодейной паре. Произведение делает привлекательным грех. И большая часть литературы вокруг этого вращается, детям вдалбливается идея, что любовь — это сверхценность. И потом человек настолько к этому привыкает, что когда ему уже за пятьдесят, он пишет:
А я-то думал, что седые
не любят, не тоскуют, не грустят,
Я думал, что седые, как святые,
на женщин и на девушек глядят,
Что кровь святых, гудевшая разбойно,
как речка, напоившая луга,
Уже течет и плавно, и спокойно,
не подмывая в страсти берега.
Нет, у седой реки все то же буйство,
все та же быстрина и глубина.
О, как меня подводит седина,
не избавляя от земного чувства.
Смотрите, стихи звучные, талантливые, хорошие, но человек-то одурманен! Массовая культура почти тождественна средствам массовой информации. Корней Чуковский сказал так: «Вместе с газетой в литературу вошла сволочь, и окрасила ее (литературу) собою сверху донизу». Об этом же читайте прекрасную статью Константина Петровича Победоносцева «О печати».
Сегодня мы ставим вопрос о взаимоотношении образования и духовно-нравственного воспитания. Я смотрю на эти вещи мрачно, потому что образование воздействует на духовно-нравственное воспитание вредоносно. То, что было для науки и техники прогрессом, стало глубоким регрессом для человеческого бытия, взятого в признаки целостности. То, что стало мудростью с точки зрения ценности образования, явилось на поверку безумием перед Богом. И конечно, духовно человека образовывает не вуз, духовно образовывает семейное воцерковление, когда дети идут с родителями в храм.
Д.ф.н., профессор Николай Дмитриевич Зотов-Матвеев
Интернет-журнал «Русская неделя»
