Русская неделя | Иеромонах Варлаам (Горохов) | 08.04.2006 |
Мирча Элиаде «Очерки сравнительного религиоведения».
Мирча Элиаде (1907−1986 г.) — известный румынский мыслитель, ученый-религиовед, писатель. Годами он жил и работал в Бухаресте, Калькутте, Лондоне, Лиссабоне, Париже, Чикаго, читал лекции во многих университетских городах Европы, общался с широкими научными и культурными кругами. Умер в Чикаго 23 апреля 1986 года.
Его творчество, в частности, главный труд жизни ученого «Очерки сравнительного религиоведения» (1949г.), привлекает к себе как широтой намеченной проблематики (истоки религиозности, прамонотеизм, возникновение культов небесных светил и плодородия, культы плодородия и религия Яхве, основные мифы первобытного сознания), так и глубиной поднимаемых вопросов.
В начале тематического обзора творчества выдающегося ученого сразу хочется отметить, что двадцатый век, в котором он жил и работал, был веком, одновременно, небывалого триумфа и крушения мировоззренческих мифов Нового времени — редукционизма и эволюционизма, в том числе и в религиоведческой науке.
Так, популярные в начале столетия надуманные схемы «линейного эволюционизма» Г. Спенсера (1820−1903 г.), рассматривавшего культ предков как основу религии, и «анимизма — минимума определения религии» Э. Тэйлора (1832−1917 г.), сводившего основания всех религий к первобытным представлениям о душе и духовных сущностях, якобы, возникших в ходе размышления над такими явлениями, как сон, видения, болезнь, смерть, а также из переживаний транса и галлюцинаций, оказались на самом деле научным тупиком.
Исследования, проведенные А. Хауиттом (1830−1908 г.) в Австралии, показали, что туземцы признают существование высших богов, хотя, согласно теории Э. Тэйлора, их верования должны были находиться на уровне примитивного анимизма. Очень серьезные теоретические аргументы против анимистической концепции Э. Тэйлора были сформулированы шотландским писателем и поэтом, литературным критиком и переводчиком Э. Лэнгом (1844−1912 г.).
В своей работе «Становление религии» (1898 г.) Э. Лэнг ставит два важных вопроса: 1) Какова природа видений и галлюцинаций, которые, согласно Э. Тэйлору, лежат в основе представлений о душе? и 2) Связана ли идея Бога, даже в ее самых ранних формах, с первобытными представлениями о духах и духовных сущностях?
Давая отрицательный ответ на второй вопрос, Э. Лэнг приходит к выводу, что главным источником религии является «вера в могущественное высшее Бытие, Творца всех вещей, Отца морали и Судию людей"1
Этот вывод в дальнейшем был развит католическим священником, миссионером, этнологом и лингвистом, создателем Венской этнологической школы Вильгельмом Шмидтом (1868−1954 гг.), посвятившим обоснованию концепции первобытного монотеизма свой двенадцатитомный труд «Происхождение идеи Бога».
Взгляды В. Шмидта оказали значительное влияние на представление М. Элиаде о месте Высшего Существа в первобытных верованиях.
Ученый проводит обширный исторический обзор религий древних народов и цивилизаций, свидетельствующий об изначальности монотеизма для всего человечества на заре его истории. Мирча Элиаде, в частности, пишет: «Не вызывает никаких сомнений практически универсальное верование в Небесное Божественное Существо, Которое сотворило мир и которое обеспечивает плодородность земли, посылая на нее дождь. Это Существо наделено даром безграничного предвидения и мудрости. Оно установило моральные законы.
Вера в Верховное Небесное Существо обнаруживается в наиболее архаичных из нынешних первобытных обществ (у пигмеев, австралийцев, огнеземинцев и т. д.).
Анализ различных стадий австралийской религии ясно показывает, что на самой первой ее стадии Небесное Божество занимало центральную позицию в религиозной жизни».2 Раскрывая религиозную природу прамонотеизма, М. Элиаде делает акцент на естественном богопознании первобытного человека: «Очевидно, — поясняет он, — что Небо есть воплощение трансцендентности, мощи и святости. Простое созерцание небесного свода уже дает первобытному разуму религиозный опыт.
Это вовсе не подразумевает поклонение небу как части природы. Для первобытного разума природа никогда не является «просто природой». Небесный свод — нечто, далее всего отстоящее от ничтожного человека и его крошечного срока жизни. Символизм его трансцендентности проистекает уже из одного осознания его бесконечной высоты. Такое созерцание можно приравнять к откровению"3
Осмысляя переход архаического сознания от прамонотеизма к политеизму (или полидемонизму), Элиаде останавливается на проблеме соотношения духовного и материального, на некоем упоении первобытного человека, как и современного, одними земными ценностями и перспективами. Элиаде замечает: «Один из главных факторов принижения Бога в глазах человека — это все возрастающее значение жизненных ценностей и жизни как таковой в менталитете человека практики. Люди вспоминают о небе и о Верховном Божестве, лишь когда им непосредственно угрожает опасность с Неба; в остальное время их набожность уходит в повседневные нужды, а религиозные действа и поклонение направлены на те силы, которые этими нуждами «владеют""4
В полидемонизме или по-другому в язычестве есть свои мифы, комплексы, стереотипы сознания. Хотя М. Элиаде и не был полностью свободен от симпатии к ним в своем творчестве и философии, но он подробно и правдиво излагает их на страницах своих трудов, и в этом ценность его трудов и для православного мировоззрения.
Стереотипы языческого мышления интересны для нас, главным образом, в их неразрывной связи с появившимся во второй половине двадцатого века неоязыческим и оккультным движением «Нью-Эйдж"(Новая Эра), которое в наши дни стремительно становится социокультурным феноменом массового сознания, и с возрождением в наше время, казалось, позабытого уже язычества. Заметим, что идеология «Нью-Эйдж» не содержит в себе ничего нового, являясь древним язычеством, лишь слегка приукрашенным наукообразной фразеологией для большего обмана цивилизованных слушателей.
Основными стереотипами, определяющими миропонимание как древних, так и современных язычников, является монизм (все является единым) и пантеизм (все есть бог). Элиаде называет это мифологической моделью Coincidentia oppositorum (совпадение противоположностей). «В какой бы форме ни являло себя божество, — поясняет он, — оно есть последняя реальность, абсолютное могущество. Эта реальность, это могущество не допускают ограничения себя какими бы то ни было атрибутами (добро, зло, мужское, женское и т. д.)"5
Как мы видим, логика Coincidentia oppositorum приводит к обожествлению зла и устранению всех нравственных ориентиров.
Между тем, совпадение противоположностей является архетипической моделью языческого религиозного опыта и может достигаться человеком всевозможными путями. Другим лейтмотивом языческой культуры является миф о «вечном возвращении» или «возобновлении» — представление о цикличности времени и жизни.
У мифа о «вечном возобновлении» есть и свое ужасное следствие. М. Элиаде указывает на «человеческие жертвоприношения, которые практиковались некоторыми народами центральной и северной Америки, кое-где в Африке, на нескольких тихоокеанских островах и у части дравидийских племен в Индии"6
Стараясь понять некий «сакральный смысл» этих жертвоприношений для языческого сознания, ученый обращается к первобытной теории периодического возрождения сакральных сил. Так как «космогонический миф включает в себя ритуальную (т.е. насильственную) смерть изначального великана, из тела которого были сотворены миры и выросли растения, — рассуждает Элиаде, — то принесение в жертву людей ставит своей целью «воспроизвести» акт творения, впервые давший жизнь зерну"7
Языческий мир — мир без Бога в высшем понимании — становится миром поистине страшным для человека, где он стенает и мучается, не находя выхода из нагромождений жестокой бессмыслицы. Отрадным островком посреди моря всеобщего религиозного одичания был избранный Самим Богом иудейский народ.
Именно с его религиозной историей М. Элиаде связывает выход из тупика языческого мировосприятия.
«В этой борьбе, — заключает ученый, — между Ваалом, с одной стороны, и Яхве — с другой, в поле зрения человека вновь были привнесены небесные ценности, противостоящие земным (деньгам, плодородию, власти), равно как и критерий качества (взращивание внутри себя веры, молитвы и любви), противостоящий критерию количества (физическому акту жертвоприношения, всезначимости ритуальных жестов)"8
Окончательный же выход из трагикомедии языческих мифов видится только во Христе Спасителе, Который в подвиге Божественного самоумаления, Своею смертью на Кресте и Воскресением упразднил средостение греха и вновь открыл перед человеческим взором духовную реальность Божественной Любви и богообщения.
Каким же безумием и предательством по отношению к Богочеловеку Христу является отказ многих наших современников, гоняющихся за восточной «мудростью», войти через раскрытую перед всем человечеством Дверь-Христа к Богу!
Те «силы», на которые они надеются и уповают, уже обманули человечество однажды, поработив себе; обманут и теперь.
Только Христос способен избавить человека от рабства демоническим силам и сделать его свободным чадом Небесного Отца.
1. Лекции по религиоведению: Учебное пособие /Под ред.проф. И.Н. Яблокова -М.: Изд-во МГУ, 1997.-С.13.
2. Элиаде М. Избранные сочинения. Очерки сравнительного религиоведения. Пер. с англ. — М.: Ладомир, 1999.-С. 50, 64−65.
3. Там же, с. 50.
4. Там же, с. 130,60.
5. Там же, с. 383.
6. Там же, с. 316.
7. Там же, с. 318
8. Там же, с. 112.