 |
| Московские новости | Наталия Теряева | 17.03.2006 |
Часто можно прочесть на страницах газет и журналов, что ислам, будучи самой молодой из мировых религий, является самым агрессивным в распространении своего влияния. Но, кажется, в ХХ веке в мире появилась новая и гораздо более воинствующая языческая религия — либерально-демократическая, ставящая права отдельного человека выше прав всего остального человечества. Идолов у этой религии много — равноправие, право наций на самоопределение, свобода слова, свобода совести, свобода самовыражения, гуманизм… Этот список бесконечен, так как все время находятся пророки, вносящие в этот список имя очередного идола. Облик идола тут же застывает в виде иконы, играющей для тех, кто намечен к обращению в новую веру, роль прокрустова ложа. В результате свобода для одних членов демократического общества оборачивается несвободой для других, равенство приводит к неравенству, а братство превращается во взаимную терпимость. Эта религия демократии насаждается, как правило, представителями христианского мира, но к христианству как религии на самом деле не имеет никакого отношения.
Борясь за прихожан, католическая, а особенно протестантские церкви и секты стали прибегать к «демократическим», упрощенным формам общения со своими прихожанами, превращая церковную службу — таинство общения с Богом — в цирковое представление с притопами и прихлопами и заменяя для своей паствы Священное писание его кратким пересказом, который, как рассказывают нам журналисты, является настольной книгой президента самой могущественной державы.
Все эти хохмочки и фокусы привели к тому, что новое поколение христианских стран не только не стремится в массе своей припасть к груди, скажем, католической церкви, но и открыто потешается над религией своих родителей, устраивая в рамках художественных выставок, например, такое зрелище, которое мне летом 2005 года довелось наблюдать в центре Праги, в пассаже дома, выстроенного отцом президента Вацлава Гавела на Вацлавской площади (см. фото вверху).
И никто из христианских верующих Чехии публично не возмутился этим кощунством. Возможно, процесс демократизации католической церкви зашел настолько далеко, что подобные произведения кажутся европейским христианам очень остроумными. Но что общего имеет такая позиция с христианством?
Для решения проблемы внутригосударственного религиозного многообразия французский философ Ж.-Ж. Руссо ввел термин «гражданская религия». Согласно концепции Руссо, «…граждане должны рассматривать свое служение обществу как религиозную заповедь в целях укрепления общего благоденствия, общественного спокойствия.
Вероисповедные отличия при этом отходят на задний план. Гражданская религия становится «главной волей» верующих людей в общественной жизни, обеспечивая моральные основы государственной политики. Руссо не признавал некой трансцендентной силы над «главной волей», — пишет Е.М. Мирошникова в статье «Гражданская религия. Возможна ли она в России?» («Религия и право» N1, 2004 г). И там же: «В этом, кстати, заключается существенное отличие концепции Руссо от американской гражданской религии, в которой признание служения государству высшей ответственностью человеческого существования предполагает тем не менее подчинение государства высшему закону — Богу. Религиозная вера и гражданская ответственность в концепции американской гражданской религии по существу являются зеркальным отражением друг друга».
А что же такое Бог в американской гражданской религии. Известный американский исследователь Р. Белла утверждает, что этот Бог не является Богом какой-то из конкретных религий, что молитвы гражданской религии не являются молитвами какой-либо церкви, что какая-либо религиозная доктрина отсутствует, что гражданская религия не имеет своей теологии, картины сотворения мира, что Бог гражданской религии — Бог закона и порядка более, чем Бог любви и спасения.
Если в дополнение к перечисленным качествам американской гражданской религии вспомнить, что все важные собрания — как школьные, так и политические — начинаются ритуальными молитвами, что американские деньги освящены надписью «Мы верим в Бога» и изображением Всевидящего ока, что американский президент свои обращения к согражданам завершает фразой «Боже, благослови Америку», что над местом судей в Верховном суде можно заметить надпись «Моисей — даритель закона», а правосудие олицетворено символом греческой богини Немезиды, то возникает твердое ощущение, что подобная религиозная деятельность с обрядами, идолами и табу уже встречалась на заре человеческой цивилизации и была обозначена в истории и культуре термином «язычество».
Поскольку гражданская религия, развиваемая в качестве общественной идеологии в США, изначально не определяла имени Бога, которому она поклонялась, продолжая практику теокразии эпохи великих завоеваний древности, то с усилением имперской роли нового Рима усиливалась и языческая природа гражданской религии, многоликий фетиш которой получил имя Демократия, а один из ликов был воплощен в виде статуи строгой женщины с факелом, повернувшей теперь свое безжалостное лицо к Европе.
«Сегодня мы видим явное отчуждение идеи прогресса от большинства человечества — феномен, достойный самого серьезного осмысления. Все, что было втайне, неосознанно для атеистического гуманизма вложено в прогресс христианством, почти полностью испарилось», — читаем мы у русского философа А.С. Панарина.
Сузив поле деятельности демократии по определению и выхолостив из понятия демократии его сущность, государственная и межгосударственная бюрократия превратила демократию в религию. Гражданская демократическая религия, распространяясь европейской бюрократией с миссионерской настойчивостью, возложила на себя мессианский венец, фактически вступив в борьбу с христианством, поскольку отстаивание прав и свобод отдельно взятой личности никак не сочетается с христианским тезисом «возлюби ближнего своего, как самого себя».
В каждой области человеческой деятельности европейца сегодня господствует табуированный демократический идол, непоклонение которому сурово карается. В политике — это права человека, в экономике — рынок, в спорте — борьба с допингом, в бытовой жизни — успех и сексуальная свобода, в искусстве — свобода самовыражения. Учитывая все вышеизложенное, можно с полным правом утверждать, что случившаяся история с датскими карикатурами на исламского пророка отнюдь не является конфликтом между христианством и исламом, как бы, возможно, этого ни хотелось некоторым политикам. Можно сказать иначе. Конфликт был спровоцирован воинствующей религией демократии в борьбе за души мусульман. И это выглядит правдоподобнее.
Защищая права народов на мирную жизнь, проводники религии демократии эту мирную жизнь у них и отнимают, как это происходит в Косово, в Афганистане, в Ираке, на Кавказе. А неофиты, рекламирующие «цветные» революции, стараются в демократических упражнениях подобно фарисеям, запрещавшим в субботу поездку на осле, но разрешавшим в субботу поездку на осле, нагруженном мехами с водой, так как поездка тогда совершалась не на осле, а «на воде».
Все хорошо в меру. И если не превращать свободу слова и права человека в догму, а демократию — в религию, то от демократии будет больше пользы, чем в случае, когда ее насаждают в неокрестовых походах.
