 |
| Православие и Мир | Игумен Сергий (Рыбко) | 14.09.2005 |
К чему я пришел в юности?
Знаете, ребята, я ощущаю себя скорее человеком вашего возраста. В юности я был большим бунтарем. У вас есть преимущество перед нашим поколением: вы выросли в эпоху, когда можно свободно выражать свои мысли, свободно получать информацию, общаться с любыми людьми, любых взглядов, направлений. А во времена нашей молодости был железный занавес, и железный — мягко сказано, он был бетонный, не пробиваемый ничем; и не только на границе с западом, но и именно здесь, внутри страны. Разговаривая даже с друзьями, нельзя было быть уверенным, что кто-нибудь не «настучит», не донесет на тебя, хотя это были не тридцатые — сороковые годы, а семидесятые — начало восьмидесятых. Но люди все равно активно искали смысл жизни и во многих рождалось неприятие советской действительности.Лет в 14−15 я начал понимать, что в нашей жизни что-то не так, что все разговоры о светлом будущем — это ложь. Мои родители были коммунистами, но толком ничего не могли мне объяснить: ни о своем дремучем коммунизме, ни о чем-то еще. И я начал понимать, что меня обманывают, что в том мире, в том обществе, где я живу, нет правды. Но где же тогда истина? Верующих людей я тогда не знал и не думал, что ответы на вопросы о смысле жизни я найду в религии. Я даже представить себе этого не мог, ведь нам тогда морочили голову, что «Бог» — это дедушка с бородой, который на облачке сидит, что попы-мироеды обманывают народ и так далее. Мы всему этому верили, потому что альтернативы-то не было, ничего другого мы не слышали.
Но когда у меня возник вопрос о смысле жизни, очень важный для меня, я понял, что если не получу на него ответа, жизнь будет бессмысленной, а значит, неполноценной, значит, в ней чего-то — может быть, очень важного, — будет не хватать. И для того, чтобы получить ответ, я был готов на что угодно. Бывало, в электричке мне понравится лицо человека, я подхожу к нему и говорю: «Можно задать Вам вопрос: для чего Вы живете?» Уж не знаю, как это выглядело — наверное, странно-но настолько это было важным для меня.
Эти поиски привели меня к достаточно близкому знакомству с движением хиппи. Не знаю, что оно представляет сейчас, но хиппи конца 70-х — это были достаточно симпатичные ребята. Обычно их обвиняют в наркомании и т. п., но в действительности в среде хиппи того времени наркотики были распространенны гораздо меньше, чем сейчас среди молодежи вообще, когда их можно достать почти в любой школе. Хиппи привлекли меня, прежде всего, тем, что все они были очень ищущими людьми, причем каждый был яркой индивидуальностью; большей частью это были очень умные люди, но больше всего меня поразило то, что все они были верующими. Каждый — по-своему: были йоги, христиане самых разных направлений. Православных мне встретилось человека два, и они в конечном итоге очень сильно на меня повлияли.
Расскажу о моей первой встрече с хиппи, которая была очень интересной. У меня тогда были такие идеи, что надо делать мировую революцию и устанавливать анархистское государство, и я даже составил свой манифест. Я стал искать единомышленников, и мне устроили встречу с хиппи, поскольку среди них были и анархисты. Когда мы встретились, я так сразу все это и выложил. А ребята мне говорят:
— Слушай, а зачем нам революцию делать?
— Как, — говорю я, — чтобы свобода была у человека, а то жить не дают.
— Понимаешь, есть другая свобода. Если ты даже сделаешь революцию, сменишь общественный строй, все равно свободы не будет.
— Как это не будет свободы, если над душой никто не будет стоять?
— Кто-нибудь все равно когда-нибудь над душой будет стоять. Понимаешь, жизнь так устроена. Пока человек сам от себя не освободится, он будет все равно несвободен.
— Да, — говорю, — очень интересно.
А потом в процессе общения выясняется, что ребята — верующие. Я спрашиваю:
— Ребята, вы что, в Бога верите?
— Да.
— Вы, наверное, трёхнутые?
— Ну, трёхнутые-не трёхнутые, а как ты думаешь, Бог — Кто такой? Дедушка с бородой, который на облачке сидит?
Я вспомнил все, что знал о Боге, и пришлось признаться, что я действительно так и думал. Они дружно посмеялись надо мной; меня это как-то задело, и я сказал:
— Так расскажите, в какого Бога вы верите.
А когда они мне стали рассказывать, я просто открыл рот, потому что я таких вещей даже не представлял, даже не задумывался об их существовании. И мне всегда было очень интересно встречаться и общаться с этими ребятами. Я учился в институте, до этого была советская школа. С кем мы общались? Коллектив школы, а когда приходишь домой — во дворе большей частью была хулиганская среда, и мне было там совершенно неинтересно. Тамошние развлечения — выпить, набить кому-нибудь морду — меня совсем не привлекали, никакого удовольствия я в этом не видел. А эти длинноволосые ребята-хиппи говорили о каких-то глубоких вещах, и на свой главный вопрос — в чем смысл жизни, — я постепенно получал ответ: от общения с каждым человеком, по капельке. Сначала я стоял на позициях атеизма, поскольку так был воспитан; мы много спорили, и это были благословенные споры. Всю ночь мы могли просидеть за чашкой чая, выкурить по две пачки сигарет, пока находилась какая-то важная истина. Тогда мне было лет 17−18.
Когда потом они мне дали прочитать Евангелие, это тоже очень сильно меня потрясло. Первое мое Евангелие у меня отобрала милиция: я читал его в метро. Милиционер его отнял, меня привели в милицию, избили, чтобы я больше не читал таких вещей, но это еще больше убедило меня в том, что я на правильном пути. И я опять сумел достать Евангелие. Это сейчас в любом храме можно его купить, а тогда это было совсем не просто.
Так я впервые прочитал Евангелие примерно в вашем возрасте. Читал не отрываясь и был совершенно ошарашен. Сидел и думал: надо же, как же это все удивительно… Особенно меня поразила личность Христа, Его любовь к людям. До этого мне никто никогда не говорил ни о чем подобном; вокруг призывали строить светлое будущее, говорили о борьбе классов и т. д., и т. п. А тут Некто говорит, что смысл жизни — в том, чтобы любить ближнего, а ближний — это любой человек. И любить надо не словом и языком, но делами и истиной, то есть, надо помогать всем, кому можешь, и даже не можешь, и в этом находить смысл жизни. Меня совершенно потрясла сама эта идея. Но и те пути, которыми Христос предлагает этого достигнуть, то есть, Евангельские заповеди — они все относятся к людям, направлены к людям, учат жить с людьми. Это было поразительно.
До этого я начитался у Чернышевского о «теории разумного эгоизма», и, хотя так и не понял, что Чернышевский все-таки хотел сказать, но мне понравилось само словосочетание: «разумный эгоизм». Однако, на самом деле эгоизм не может быть разумным, скорее, его можно назвать безумным. Я считал, что быть эгоистом хорошо: живи себе в удовольствие, и в этом высший смысл свободы.
А после прочтения Евангелия моя теория полностью рассыпалась. Я подумал: хорошо, ну будешь ты эгоистом, а дальше что? Кончится тем, что ты останешься совершенно одиноким человеком, потому что эгоистов не только никто не любит — а это вполне справедливо — эгоист и сам себя не любит в конечном итоге и не уважает, потому что — что тут любить? А когда человек заботится о людях, причем бескорыстно, ничего от них не ожидая, — это удивительно, только таких людей немного. И когда их встречаешь, они сначала удивляют, кажутся чудаками, а потом начинаешь их очень уважать и задумываться, можешь ли сам так поступать.
Прочитав Евангелие, я остался с такой мыслью: не знаю, есть ли Бог, но жить надо так, как учил Христос, во всем и всегда. Потом старался так жить, а впоследствии постепенно стало приходить понимание. Я решил попробовать исполнять Евангельские заповеди, и действительно увидел, что это мне многое дает, что любой труд ради Бога Он щедро вознаграждает. Исполнение заповедей открыло мне Бога.
Постепенно я стал приходить к убеждению, что материализм не отвечает на вопросы жизни, что это несостоятельная философия, в которой множество всяких «но», пробелов, нестыковок, где все надуманно и натянуто. Атеисты часто говорят: «слепая вера» — но это вранье, выдумки неверующих. Не бывает никакой «слепой веры». Чтобы поверить, человек должен в чем-то убедиться, что-то узнать. Даже у людей, воспитанных в христианских семьях, рано или поздно должен наступить момент собственного осознания всего того, что им говорилось с детства о вере, того, что они видели и переживали. И тогда либо привитые им взгляды отвергаются и человек становится атеистом — что случалось нередко, ведь многие большевики были выходцами из верующих семей, иногда из семей священников, — либо то, что человек с детства видел и слышал в семье, становится для него сутью, жизненно важным.
Я священник уже одиннадцать лет, мне много приходится общаться с разными людьми. Когда я смотрю на тех, кого я крестил, видно становление человека, перемены в нем. Кто-то отходит от Церкви — ну, что ж, вольному воля, — кто-то, напротив, укрепляется в вере и становится истинным христианином. Существует такое мнение, что человек приходит в Церковь, если он пережил какие-то скорби, несчастья. У меня такого не было. Я просто твердо знал, что не смогу жить, если не узнаю, зачем живу.
Как я уже сказал, среди хиппи мне встретились два глубоко верующих православных человека. Один из них потом кончил семинарию, но не стал священником, ушел в какой-то рок-клуб, а сейчас я потерял его из виду.
А другой был наркоманом, причем с четырнадцати лет. Когда я с ним познакомился, ему было 24 года, и он был совершенно больным человеком. Первым, что он мне сказал, было: «Смотри, никогда не начинай этого, никогда. Видишь меня? Я — развалина, я больной человек. Если ты сейчас себе чего-нибудь себе вколешь, тебе станет весело, хорошо; а я всего лишь приду в нормальное состояние, в котором ты сейчас без наркотиков. Ни о каком удовольствии уже речь не идет; без укола я болен, мне плохо». Это были для меня очень сильные слова, они и его пример, может быть, уберегли меня на будущее от наркотиков.
Этот человек был женат, имел ребенка. Супруга немного меньше его употребляла наркотиков, она иногда была трезвая; а когда он был трезвый, уже трудно было понять. Но при всем этом, когда я приходил к ним, он неизменно сидел и читал Евангелие или рисовал какие-нибудь священные изображения, рисовал Христа. Меня всегда это поражало. Все его разговоры были о Боге, о Церкви. Он говорил, что употребляет наркотики потому, что не видит никакого смысла в обыденной жизни, а стать настоящим христианином — слаб, не хватит сил. Общение с этим человеком мне очень помогло. Он был очень добрый, отзывчивый, последним куском хлеба мог поделиться. Никогда не воровал, жил на пенсию, которую получал по инвалидности. Супруга подрабатывала сторожем. Кроме хлеба и чая у него никогда ничего не было, но он всегда делился последним куском хлеба, и это производило очень сильное впечатление. И в конце концов этот парень нашел в себе силы бросить наркотики, уехал в монастырь, принял постриг, и был рукоположен во иеромонахи. Потом он умер от болезни сердца, поскольку такая юность, конечно, не прошла без следа. Но последние годы жизни он провел в монастыре, был священником, монахом, очень достойным. Его уход в монастырь повлиял на многих его друзей, многие даже взялись за ум после этого.
В те годы нас сплачивало то, что мы были гонимы. Церковь была гонима: ее так преследовали, что, даже не знаю, какой сейчас провести аналог и с чем это сравнить, чтобы вы поняли. Лично меня это еще больше привлекало к Церкви. Я был бунтарем против советской системы. Конечно, если бы я родился сейчас, я начал бы бунтовать против чего-нибудь другого, но то бунтарство было вполне оправдано, оно помогло мне мыслить свободно и в конечном итоге прийти к Богу.
Потом я стал ходить в храм, и мне стал постепенно открываться новый пласт жизни. Мне постепенно открылась другая среда, церковная, открылась Церковь Христова. Одно дело — люди во что-то верующие, но еще ищущие, идущие к Богу, порой своеобразными, противоречивыми путями. А другое дело — Церковь, люди сделавшие выбор, пришедшие к Богу, нашедшие Истину; для них уже остается внутренняя аскеза, внутренний путь очищения. Это уже другая ступенька, другой класс. Здесь начинается совсем другая жизнь, по другим законам, и сейчас я не буду о ней говорить.
Но, опять-таки, церковная среда тоже очень разнообразна. Поскольку я пришел через «хипповские» пути, я познакомился с людьми, которые тоже вышли из этого движения; их психология была мне ближе, и у нас естественным путем сложилось общение. Они помогли мне устроиться работать в храм. Поскольку до этого я играл в рок-группе на ударных, меня устроили звонарем. Я быстро понял, что принципы здесь во многом те же, и очень быстро научился звонить, потом понемножку научился читать по-славянски, изучил устав, то есть, порядок церковной службы, и со временем стал помогать в алтаре. Так, примерно с девятнадцатилетнего возраста, где-то с 1979 года, начался мой путь служения Церкви. Десять лет я был звонарем и псаломщиком в храме, а потом поехал в монастырь.
Так я пришел к Богу в юности, и молодежь всегда была мне очень близка. Хотя, конечно, нынешнее поколение — совсем другие люди, у вас другие проблемы, и, наверное, я не во всем могу вас понять; я уже «старый». Конфликты поколений — это вполне реальная проблема, причем порой они доходят до кровопролития. Например, события 1968 года во Франции, когда восстала молодежь, студенты. Постоянно протестовала против войны во Вьетнаме американская молодежь. У нас в России, оказывается, тоже протестовали. Тот мой друг, который потом стал иеромонахом, тоже участвовал в подобной демонстрации в 1974 году, на площади Пушкина. Он рассказывал, что человек сто собрались там с лозунгами: «Долой войну», и тому подобное. На демонстрантов спустили собак, многих задержали и потом посадили в дурдом. Мой друг рассказывал мне об этом в 1980 году, и по его словам, многие все еще сидели в психбольнице.
Когда речь идет о конфликтах поколений, я всегда больше на стороне молодых людей, потому что на собственном опыте часто видел страшную несправедливость со стороны старшего поколения, полное непонимание по отношению к поколению молодому, навязывание своих взглядов, стереотипов мышления. У меня нет детей — я с 1990 года в монашеском постриге, и до этого моя жизнь мало чем отличалась от монашеской — и мне неведомы муки родителей в воспитании детей. Но мне как священнику часто приходится наблюдать эти конфликты: ко мне приходят и старшие, и младшие, жалуются друг на друга, а мне нужно их мирить.
Большей частью я встаю на сторону младших и доказываю родителям, что они не всегда правы, что ребенку надо дать большую свободу, потому что любой человек есть личность, и даже еще маленькой личности надо дать свободу. Конечно, ее надо направлять, но делать это нужно мудро и осторожно. Если переступить свободу человека, крикнуть, наказать, — это не решит проблему. Нужно найти в человеке светлое, найти положительные качества, которые можно развить, а главное — родители сами должны понять, для чего они живут и чего они хотят, иначе, как же они будут воспитывать детей?
Как найти истину?
Вам по пятнадцать-шестнадцать лет. Это как раз тот возраст, когда человек решает вопрос: для чего я живу? Как вы думаете, в чем первое отличие человека от животных?— Человек имеет разум.
— Правильно. А чисто внешнее отличие — какое? Человек ходит на ногах и смотрит вперед и в небо, а все животные ходят на четырех лапах и смотрят вниз, даже обезьяна, которая наиболее похожа на человека, смотрит вниз.
Если бы мы с вами были просто животными, мы бы не разговаривали о высоких вещах; мы бы вообще не разговаривали, а общались бы с помощью нечленораздельных звуков, как обезьяны, или как поросята. Мы бы с вами не решали вопросов о добре и зле. У животных нет понятий о добре и зле, нет понятия греха, потому что у них нет разума, как у человека, а есть рефлексы. Есть очень умные животные: собаки, кошки — но, тем не менее, человек от них всех неизмеримо отстоит, в нем есть нечто такое, чего нет в животных.
Может быть, кто-то из вас читал библейское повествование о сотворении мира, о том, как Бог из персти, из земли создал человека, живого, одушевленного, а потом вдунул в него дух — как бы искру Божию. Нигде не говорится, что, создав животных, Бог что-то в них вдунул: душа животного как бы материальная, а душа человека — духовная. У животных есть душа и тело, у человека есть тело, душа и дух: телесно-душевная природа и природа духовная. Вот эта духовная природа не может жить без Бога.
В чем смысл жизни животного? Родиться, бегать, есть, родить себе подобных и умереть. Неужели и смысл жизни человека в этом же? Мне кажется, это очень скучно. Человек — более высокое и более глубокое существо, ищущее, духовное, в нем есть дух, поэтому у него должна быть какая-то великая цель. Вот, скажем, культура и искусство порой изображают очень глубокие человеческие души.
Дух — это отражение Божественного, вечного, чего-то такого, что над миром. Духовное начало — это то, что Бог вложил в человека. Поэтому животные не думают о смысле жизни, а человек думает.
Человек приходит в этот мир для того, чтобы прожить жизнь во всей полноте. Если все в этом мире создано Богом и даровано Богом человеку, то и нужно прожить жизнь во всей полноте. Многие говорят, что надо взять от жизни все. По букве это правильно, но люди, которые так говорят, на самом деле берут от жизни очень мало. Они пьют, гуляют, развлекаются, но духовные вещи, глубинные переживания им незнакомы. Человек, который действительно хочет взять от жизни все, должен не только заботиться о том, чтобы его тело было сыто, обуто, одето, здорово, были удовлетворены все его потребности, но помнить и о душе.
Душевные потребности — это потребности в чем-то прекрасном: поэзии, общения с другими людьми, в путешествиях, желании видеть другие страны, народы. Но есть еще потребности духовные, они все лежат в области религиозной.
Есть мир видимый, и есть мир невидимый. О том, что есть мир невидимый, говорит даже математика. В основу мира положены определенные математические закономерности. Так что можно рассчитать какие-то вещи, которые мы не видим и не знаем. Астрономы рассчитывают орбиты планет, открывают планеты, и, даже не видя их, вычисляют, что в определенном месте должна быть планета. Потом в это место посылают космические аппараты. Видимой реальности предшествует невидимая реальность. Сначала много просчитывают и высчитывают умозрительно.
Итак, есть мир, лежащих совсем в других областях, живущий по совершенно другим законам. Теория относительности Эйнштейна учит, что если тело по своей скорости приближается к скорости света, то оно попадает в совершенно другое измерение, где жизнь протекает совершенно по другим законам. Эйнштейн доказал множественность миров, поэтому духовный мир полностью доказан наукой. Религия учит, что есть много миров, — их даже не два, а много.
Смысл жизни человека на земле — в том, чтобы понять, что мы не животные и что потребности человека гораздо более глубокие, чем просто забота о поддержании существования; многое из того, что заложено в человека, совершенно не объяснимо, и вообще есть Существо наивысшее, Которое, с одной стороны, похоже на нас, то есть на людей. Ибо человек создан по образу и подобию Божию. Это не означает, что у Бога есть ручки, ножки, глаза и т. д., это тело человека и это не составляет человека, это не самое главное в человеке. Душа, внутренний настрой — гораздо больше, они могут сказать о том, что это за человек.
Возьмем, к примеру, Александра Сергеевича Пушкина, великого русского писателя. Мы знаем, как он выглядел, но мы ценим его не за это. Его переживания, которые он сумел изложить в своих стихах, его душевный настрой — вот то, что мы любим и ценим в Пушкине.
Кстати, многие из его творений были посвящены Богу, религии, можно сказать, сделаны его верой. Ранний Пушкин — это, в общем, безбожный человек, а более взрослый — это человек, глубоко верующий, как и все русские писатели.
Вообще, все люди, которые оставили след в истории, всегда были религиозны, потому что религия научает, в первой же заповеди, — возлюби ближнего своего, как самого себя. И великие люди, одаренные талантами от Бога, рассматривают всю свою жизнь как служение ближним, как долг. Пушкин, например, считал, что его долг — писать стихи. Александр Васильевич Суворов, которого хотят причислить к лику святых, считал, что его долг — защищать отечество. Феодор Ушаков, известный русский адмирал, не проигравший ни одной битвы, который уже причислен к лику святых Православной Церкви, тоже рассматривал свой долг как долг служения отечеству. То же можно сказать о лучших русских людях: инженерах, писателях, ученых, врачах. Они не деньги зарабатывают, нет, у них совсем иной взгляд, и при таком взгляде на общество, при таком отношении к делу, свой труд приобретает совсем другую окраску. Если бы Пушкин писал только ради денег, он бы заработал их — и все, но он писал не для этого, у него была в этом потребность.
Тайна веры не может быть понята сразу. Люди, какими бы умными они ни были, существа ограниченные: ограничены их возможности и даже умственные способности. А Бог Безграничен. И для того, чтобы конечное познало Бесконечное, нужно бесконечное время. Собственно, мы и созданы для вечности. Человек имеет начало, но не имеет конца. Душа его бессмертна. На земле, в земной жизни, есть выбор: человек выбирает либо животную жизнь, и она приобретает смертные черты, и человек смертный умирает, либо он открывает какие-то высшие миры, строит жизнь свою по законам высшим и начинает восходить в вечность: вверх, вверх. Для этого существует Церковь. Господь сказал: иго Мое благо и бремя Мое легко есть, — ничего собственно сложного нет.
Быть христианином не тяжело, и если и отказываться от чего-то, то христианство требует отказа от греха. А грех — это разрушительное начало, он нарушает закон духовный, по которому устроен мир. Грех обещает много, но всегда обманывает. Если сохранять верность закону Божию, то человек получит вечность еще в этой жизни, а главное — поймет то, что вечность не есть абстракция.
Любой христианин может сказать, что для него вечность — нечто осязаемое и переживаемое. То есть уже здесь, на земле, человек приучается жить с Богом и видит Его красоту, чувствует Его любовь и имеет такие переживания, которых не имеет никто другой из живущих на земле.
Таким образом, если кратко сказать, смысл жизни человека на земле — познать, что есть невидимый мир, и понять, как туда попасть, и по каким законам нужно жить, чтобы невидимый мир для нас приоткрылся и стал видимым, ибо он есть сейчас, на земле. Человек также должен узнать о Боге. Откуда он может это узнать? Существует Священное Писание, Божественное Откровение, Ветхий и Новый Заветы, в которых рассказывается, Кто есть Бог, для чего создан мир, для чего создан человек и т. д., а главное — что Бог есть любовь, красота и милосердие. Все лучшее, что есть в человеке, это проявление Божиих качеств. Все лучшее, что есть в этом мире, есть в Боге.
Иногда бывает так, что человек, сам не сознавая того, ищет смысл, ищет Бога, ничем не удовлетворяясь. И когда не находит ответа на этот вопрос, у него не жизнь, а какой-то суррогат: человек начинает пить, употреблять наркотики.
Для чего молодой человек употребляет наркотики? Я думаю, что начинают обычно из баловства. Как раньше курить начинали потому, что, пока не начнут, вроде как и не взрослые. А сейчас другие критерии: пока человек чего-нибудь не вколет себе, вроде как не человек. На самом деле, это ложь, и вслед за баловством приходят более серьезные вещи. Какие-то трагедии бывают, конечно, и в вашем возрасте, но у вас есть родители, и пока они о вас заботятся, многие трагедии ложатся на них, они решают многие ваши проблемы. Когда человеку лет двадцать, он уже сам заботится о себе: кормит, учит и так далее, — ответственности за свою жизнь становится больше, и тогда нерешенные вопросы порождают уже более глубокие проблемы. Здесь уже наркотики становятся некой отдушиной. Человек пытается уйти из этого мира, как бы засыпает, видит сны вместо реальности, но потом возникает страшная наркотическая зависимость и человек становится просто больным.
Наверное, все вы видели наркоманов и понимаете, что наркоман — человек опустившийся и, как правило, ради щепотки наркотиков способный на все. Я знал таких, которые были нормальными, хорошими людьми, и потом они просто разлагались, падали. Но я сейчас хочу сказать не об этом. Я хочу сказать, что наркотики не решают проблемы, и, пока человек не поймет, для чего он живет, пока не ответит себе правильно на этот вопрос, у него постоянно будут скорби, несчастья, опустошенность. Потому что, если Бог есть, то Его ничто заменить не может. Пока человек к Нему не придет, он ничем не удовлетворится. А если Бога нет, то жизнь бессмысленна, поскольку все, что в ней есть, слишком мелкое. Кто-то может со мной поспорить, но, думаю, вряд ли среди вас есть атеисты; по-моему, атеизм сейчас не в моде.
Я вообще не верю, что есть неверующие люди. Атеизм — это тоже вера: вера в то, что Бога нет. Но и у атеистов бывают такие минуты в жизни, когда они признают Бога, поэтому на самом деле атеистов не существует. А просто есть люди, которым невыгодно, чтобы Бог был, потому что, если есть Бог, то есть какие-то законы, правила, которые надо соблюдать, то есть, в чем-то себя ограничивать, не дозволять себе что-то делать. Если есть Бог, то есть понятие греха. Еще Федор Михайлович Достоевский сказал, что если Бога нет, то все позволено. Когда у человека Бога нет в душе, он творит все, что хочет. Если Бога нет, то и человека рядом с тобой — ближнего — тоже нет. Существуют только некие объекты для удовлетворения своих пожеланий. Так по сути думают материалисты.
Чтобы человек был человеком, должно быть понятие греха, понятие дозволенного и недозволенного, нравственного и безнравственного. Если Бога нет, то понятие нравственного и безнравственного тоже бессмысленно: кто установил, что это добро, а это зло? А когда человек верит, что есть Бог, он начинает мыслить по-другому: есть Существо, Которое распределило обязанности между людьми и устроило мир по Своим законам. И если человек соблюдает эти законы, то он существует в гармонии с миром и может получить от этой жизни максимум. А если человек не соблюдает этих законов, то сам подпадает под их действие как нарушитель, эти же законы его и наказывают.
Каким образом? Есть, например, правила дорожного движения. Иногда мы можем их нарушить, перебежать дорогу на красный свет, но тот, кто будет делать это постоянно, в конце концов окажется, в лучшем случае, в институте Склифасовского. Существуют также законы природы. Их нарушение приводит к экологической катастрофе. Существуют законы гигиены. Если их нарушать, то можно заболеть. И существуют законы духовно-нравственные, то есть законы бытия, которые заложены Богом в основание мира. Их также нельзя нарушать.
Если Бог есть, если есть вечная жизнь, то есть радости, не зависящие от материальных вещей, таких, как — выпить, закусить, «подкуриться» и так далее. Все материальные вещи достаточно скучны. Должно существовать то, что выше их, тогда есть смысл жизни.
Некоторые говорят, что смысл жизни — в служении обществу, в семье и т. п. Действительно, семья есть большая ценность — когда есть любящий супруг или супруга, дети, о которых ты заботишься, которые тебя тоже любят. Но даже эта ценность без Бога недостаточна. Ведь многие люди имели семьи, и неплохие, любили друг друга, когда создавали семью, но потом кто-то начинал пить или изменять супругу. Получается, что и семья не абсолютна; должно быть что-то еще более высокое и вечное. Когда человек убедится в этом, перед ним встает следующий вопрос: как это найти, как к этому прийти?
Религий много, но Бог один. Каждая вера представляет Бога по-своему, и то, что все религии веруют в одного Бога — это очень большое заблуждение. Бог действительно один, но есть ложные представления о Боге. Есть ложные боги, ложные пути к ложным богам. Поэтому есть ложные религии. Их не может не быть, потому что кроме Бога есть дьявол, антипод Бога. Бог есть совершенное Добро, совершенная Любовь, совершенная Мудрость и совершенная Красота, а дьявол есть совершенное безобразие, совершенная подлость, совершенное зло. Естественно, он хочет сделать все, чтобы у людей отнять Бога, чтобы их обмануть, поэтому Священное Писание называет дьявола лжецом и отцом лжи (Ин. 8; 44).
Итак, как найти Истинного Бога и истинную религию, чтобы избежать ложных путей? Ведь когда человек верит в ложь, как он может познать Истину? Если человек идет по неправильной дороге, он только заблудится. Если есть Истина, как к ней прийти, как сделать, чтобы Бог в нашей жизни стал действительно реальностью, а не некой абстракцией, чтобы не был Бог Сам по себе, а мы сами по себе, независимые от него?
Что было бы, если бы не было солнца? Вот сегодня день пасмурный, и на улице преобладает серый цвет. Выходит солнышко, и все преображается, абсолютно все. Ночью все спит, все черное, темное. Наступает рассвет, показывается солнышко, оживают птички, появляются краски. Также отличается жизнь человека без Бога от жизни с Богом. Я имею право так говорить, потому что я был безбожником и стал верующим человеком, и могу сравнить свою жизнь, когда я ни во что не верил, с той жизнью, когда я обрел Бога и пришел в Церковь. Что изменилось с тех пор, как я стал ходить в храм — причем, раз положено православному человеку ходить каждое воскресенье, я ходил каждое воскресение, — стал соблюдать посты, читать утренние и вечерние молитвы? Во всем этом я стал находить какой-то смысл.
Бог открывается не сразу. Начинаешь что-то понимать с помощью абстракций, но более всего Бог открывается в людях. Один из святых сказал: «Если ты хочешь увидеть видение или чудо, приди, я покажу тебе видение. Нет лучшего, прекраснейшего видения, чем праведный человек», — то есть настоящий христианин, человек, который живет по правде Божией, настоящий раб Божий. Красивее, выше, чище этого видения ничего нет. Я свидетельствую, что когда встретишь настоящего верующего, праведного человека — лучше этого ничего нет в этой жизни. Но, конечно, такие люди встречаются очень редко. Общение с ними — великое утешение. Ничто так не укрепляет человека в вере, ничто так не открывает ему Бога, как встреча с праведником.
Когда вы приходите в храм, а какая-нибудь бабушка на вас набрасывается со шваброй за то, что вы надели короткое платье, вошли без платка или у вас футболка с неприличными надписями, не обращайте на нее никакого внимания; это ее личные взгляды, и в этом нет веры, нет христианства и Христа.
Настоящие христиане, к сожалению, встречаются достаточно редко, несмотря на то, что храмы наполнены людьми. Ведь сейчас такие времена: люди пошли в храм, люди открывают для себя Бога, и они еще неграмотные, то есть как бы «учатся» в первом или во втором классе. А для того, чтобы познать, что такое Христос и христианство, нужно, по крайней мере, встретить человека, который «учится в вузе». Вот он действительно может вам что-то рассказать. А «преподавателя вуза» встретить еще труднее, это еще большая редкость. Далеко не всякий священник даже может рассказать о своем опыте богообщения.
Первое, главное дело священника — совершать службу, молиться, воспитывать своих прихожан. Далеко не каждый священник может найти живое слово, которое коснется сердец других людей, потому что, как сказал один из святых, слово получает свою силу от силы жития. Когда человек действительно трудится для Бога, работает над собой, воспитывает себя, борется со своими страстями, с проявлениями в себе греха, побеждает, и в нем потихонечку начертывается Христос.
В человеке есть злая, греховная природа и есть доброе начало, образ Божий. Человек — есть образ Божий, но этот образ Божий в нем погребен, засыпан мусором. Этот мусор надо с себя счистить, чтобы образ Божий начал блистать и отражать лучики Божьего света. Таков праведный человек. А праведных людей, повторю, очень мало, потому что быть христианином — это очень большой труд. Многие люди симпатизируют христианству и христианам, но когда посмотрят, что для этого нужно делать, их первый порыв сразу угасает; они думают: «Сколько всего надо: и поститься, и в храм ходить, того нельзя, этого нельзя…»
Но этот взгляд — ложный. Во-первых, в христианстве все делается постепенно и ничего не делается невозможного, непосильного. То, что требуется от монаха, не требуется от вас, даже то, что требуется от человека, который постоянно ходит в храм, не требуется от вас. От вас требуется совсем немного: хотя бы для начала просто жить по совести.
На пути к Богу должен соблюдаться закон постепенности. Например, можно ли из первого класса сразу перейти в десятый? Теоретически вроде бы можно, ведь есть вундеркинды, для которых это легко. Но когда встает такой вопрос перед каждым из нас, то это оказывается непосильной задачей. Да и нужно ли это? Так и в духовной жизни должна быть постепенность: первый класс, второй, третий и так до десятого, а потом — институт.
Первое начало познания Бога — жить по совести, потому что совесть — светлое начало, голос Божий в человеке. Если во всем всегда слушаться своей совести и всегда во всем поступать согласно ей, то, прежде всего, человек вступит в противоречие с окружающим миром, поскольку достаточно много людей бессовестных, которые даже не понимают, как можно жить по совести. Таким образом, человек сразу вступает в борьбу. И когда он будет продолжать бескомпромиссно во всем следовать своей совести, своим убеждениям, своим взглядам, очень многое будет ему открываться. Такой человек обязательно придет к Богу, поверьте мне. Если человек не приходит к Богу, значит, он не всегда живет по совести, допускает компромиссы, позволяет себе лгать самому себе, тем более, лгать окружающим.
Люди очень многое отрицают в Церкви и вере только по причине своего незнания и невежества. Вот начинаешь спорить с атеистом, спрашиваешь его: «Каков, по-твоему, Бог, в Которого ты не веришь?» Он долго рассказывает, в какого Бога он не верит, а я ему отвечаю: «Знаешь, а в такого бога я тоже не верю, я верю совсем в другого Бога». Тут уже он с интересом спрашивает: «А в какого Бога ты веришь?» И потихонечку начинаешь ему открывать, в какого Бога веришь. Я сам с этим сталкивался.
Очень многие не верят в Бога, потому что они просто не верят в какие-то свои отдельные представления, не ходят в церковь потому, что не правильно понимают, зачем туда надо ходить.
Евангелие читается жизнью
Когда человек находит смысл, настоящий подлинный, высший смысл жизни, это, как и любое знание, накладывает на него определенные обязанности. Ведь мало знать и понять что-то, надо еще жить в соответствии с этим.Например, вы, наверное, понимаете пользу высшего образования. Но одно дело понимать пользу образования, понимать, как это может повлиять на вашу дальнейшую жизнь, а другое дело — получить его. Наверное, некоторые из вас хотели бы поучиться в каком-то вузе, а получится или нет — еще неизвестно; нужно потрудиться, и достаточно много. Так же и в духовном: вера в Бога — это не только знание, что есть Бог, не какая-то отвлеченная философия, мировоззрение, но система ценностей, которую исповедует человек и согласно которой он живет. Существуют Евангельские заповеди. Собственно, все Евангелие, все Христианство сводится к двум заповедям, самым важным: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душою твоею и всем помышлением твоим (Мф. 22; 37). А вторая заповедь, как говорит Евангелие, подобная первой, равноценная, равносильная: возлюби ближнего своего как самого себя (Мф. 22; 39). Эти две заповеди неразрывны.
Если Бога нет, то ближнего любить, как самого себя, незачем, это очень тяжело. А если есть Бог, то ближний — это великая ценность, равной которой нет вообще на земле. Отними Бога — и эта ценность сводится к телу с двумя руками, ногами, ушами и глазами. Поэтому в нашем советском атеистическом обществе человек совершенно не ценился. Это было пушечное мясо, которое можно было в бою послать на прорыв, на верную смерть, сгноить в лагерях; это было нечто животное, что в лучшем случае годилось на строительство Беломорканала. А когда признается Бог и духовная природа человека, уже страшно поднять руку на ближнего; человек при каждом своем шаге уже оглядывается, зная, что есть Кто-то, Кто видит и оценивает его поступки, и в зависимости от свойства этих поступков будет складываться его жизнь.
Кто такой ближний. Ближний — это тот человек, который живет рядом с нами. Нужно делать ему добро, помогать ему, если это не очень хороший человек, мы должны терпеть какие-то греховные проявления, не уподобляясь ему в этом. Нужно терпеть в надежде на то, что он потихонечку может исправиться. Иногда допустимо и прекратить общение с ним.
Мы должны знать, что такое вера, знать, как должно жить, чтобы быть христианами — т. е. людьми, жизнь которых приятна и угодна Богу. Поэтому заповедь есть закон духовного мира, который нам предписывает жить праведно, чтобы, живя так, мы достигли блаженства не только где-нибудь и когда-нибудь, а здесь, на земле — об этом говорит Евангелие. Кто правильно живет, тот уже здесь, как мы уже сказали, входит в другой мир, и начинает жить по его законам и чувственно видеть присутствие Божие.
Есть такое понятие — судьба. Оно скорее суеверное, принятое среди людей нецерковных. В Православной же Церкви есть понятие Промысла Божия, управляющего миром, и понятие свободной воли каждого человека, поскольку Бог всегда оставляет человеку свободу выбора между добром и злом. Человек сам творит свою судьбу: если он плохой, то и жизнь у него соответствующая, если он хороший человек, то и жизнь у него будет хорошая.
Опять-таки, что считать хорошей и плохой жизнью? Есть сколько угодно подонков, которые живут припеваючи, имеют мерседесы, коттеджи, виллы на Гавайях, счет в Швейцарском банке. Но я такой жизнью жить не хочу: мне это скучно и ненужно. За город выехать, пособирать там грибы — это еще куда ни шло, или можно съездить куда-нибудь на Гавайи ненадолго, или съесть кокос, а все время прохлаждаться — мне это скучно. А есть много людей, действительно хороших, удивительно добрых, при этом постоянно терпящих несчастья, но эти несчастья не выбивают их из колеи: они делают человека еще краше. Потому что, вообще, счастье и несчастье — это внутреннее понятие, оно зависит от человека; ведь можно быть богатым, все иметь, и при этом быть несчастнейшим из людей.
Кто-нибудь из вас хочет быть Сталиным, или Гитлером, или Лениным? Они все имели, однако при этом не были свободными людьми, впрочем, и людьми-то они тоже не были. Но это, может быть, крайние примеры. Думаю, что найдутся среди вас те, кто хотели бы быть «новыми русскими».
Оказывается, можно быть богатым человеком и при этом очень порядочным. В августе 2000 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви канонизировал, то есть, причислил к лику святых, преподобного Серафима Вырицкого, который был почти что нашим современником: умер в 1949 году. До революции он был одним из пяти богатейших людей России: торговал мехами, и торговля шла очень успешно. Но будущий старец Серафим — тогда его звали Василий Муравьев — с детства был глубоко верующим, благочестивым человеком (от слова «благочестие», то есть, почитающий благое). Он происходил из бедной семьи, работал где-то приказчиком, но его удивительное благочестие нельзя было не заметить. И вот один купец, видя его добрую душу, честность и порядочность, отдал свою дочь за него замуж и передал ему сначала половину своего состояния, а в конце концов — все свое дело. Таким образом, Василий наследовал достаточно большое богатство, и начал дальше умножать этот капитал. Поскольку он всегда вел дела с безупречной честностью, всегда был человеком слова — кого-то обмануть ему и в ум не приходило — ему все очень доверяли, и поэтому дела шли очень хорошо.
Однако он очень тяготился таким огромным материальным богатством, и лет с тридцати желал уйти в монастырь. (Это для вас, наверное, покажется странным, потому что представление о монастырях в нашем безбожном обществе у людей как правило складывается по фильмам, в которых изображены с очень плохой стороны католические монастыри, а они во всем отличаются от православных). Душа молодого купца стремилась к Богу. Красота и радость богообщения — вот чего он желал, а богатство налагает на человека слишком много обязанностей.
Была одна телепередача, в которой у одного главы фирмы спросили: «Какое у Вас самое большое желание?» «Мое самое большое желание, — ответил он, — отвязаться от всех этих дел и на даче выращивать капусту. Но я этого в одночасье сделать не могу, потому что если все бросить, все мое большое дело просто рассыпется и люди пострадают. Вообще предпринимательская деятельность часто людей затягивает: появляется азарт, денег хочется все больше и больше, постепенно становишься машиной, неким придатком своей фирмы, и в один прекрасный момент с ужасом сознаешь, что ты не можешь взять и выйти из дела».
В Православии есть такое понятие — духовный отец, духовный наставник. Это, как правило, священник. У Василия Муравьева был духовный отец — известный старец Варнава Гефсиманский, человек святой жизни. Он жил в в Гефсиманском скиту, рядом с Сергиевым посадом (сейчас скит возобновлен). Он не благословлял Василию уходить в монастырь, говоря: «Ты должен быть в миру. Трудись так, чтобы все богатство тратить на бедных людей, на храмы, монастыри. Придет время, когда Господь укажет, и твое желание исполнится».
Василий открыл несколько благотворительных обществ, содержал множество больниц, множество бедных семей, помогал всем, кому мог. Это тоже колоссальный труд, тем более, что достаточно много людей, которые могут помочь «расстаться» с деньгами, и нужно много думать и заботиться обо всем этом. В 1916 году, когда старец Варнава уже умер, Василию было Божие вразумление. Он раздал все свое огромное богатство бедным, в монастыри, в храмы, в богадельни и ушел в монастырь, в Александро-Невскую Лавру. Там он принял монашеский постриг с именем Серафим и начал подвизаться.
В годы гонений монастырь притесняли и в конце концов закрыли, арестовали монахов, но о. Серафима, поскольку он был очень слабого здоровья, за несколько месяцев до закрытия монастыря отправили за город, на станцию Вырица. Его не арестовали, потому что была большая неразбериха и, видимо, было не до того.
Последние годы своей жизни о. Серафим провел в Вырице; был очень больным, практически не вставал с постели, к нему приезжали сотни людей. Он пережил и немецкую оккупацию, и органы НКВД его несколько раз хотели арестовать. Однажды энкаведешник пришел арестовывать старца, но, поговорив с ним, вышел со словами: «Если бы все попы были такими, то мы бы давно стали верующими. Что хотите делайте, а я его арестовывать не буду».
Когда о. Серафима хотели арестовать немцы, произошла подобная история. Он обратился к одному германскому офицеру на чистейшем немецком языке — поскольку, когда был купцом, бывал в Германии, и вообще был человеком очень образованным, закончил в России экономический институт — и напомнил кое-что из жизни этого немца, о чем никто не мог знать. Немец понял, что это необыкновенный человек, и спросил, скоро ли они возьмут Ленинград. Преподобный Серафим ответил, что Ленинград они не возьмут никогда, а этому немецкому офицеру предсказал: «Если ты от сюда не уедешь в ближайшее же время, то умрешь в Варшаве». Вырица в то время была аккупирована Румынским полком, воевавшим на стороне Германии; румыны были православными и не обижали население. После войны, в 1970 году, солдат этого полка приехал туда и рассказал, что тот офицер действительно погиб в Варшаве, во время Варшавского восстания. Он при нем находился и сам это видел, и так слова старца сбылись.
Преподобный Серафим Вырицкий был великим утешителем, светочем для всех. Хотя он и был очень богатым человеком, но при этом сохранил редкую порядочность, потому Господь и благословил его богатством, а когда пришло время, богатства не стало, но человек получил большее. Понимаете, бросить все и уйти в монастырь можно только когда человек нашел там нечто лучшее и большее. И сейчас такие случаи бывают: люди достаточно богатые бросают все и уходят в святые обители. Монастырей, кстати, уже около пятисот, а при советской власти, до перестройки их было шестнадцать. Как вы думаете, откуда они взялись и кто в них живет? Откуда берутся все эти люди? Такие же люди, как и вы, выросшие в таких же школах; кто из богатых семей, кто из бедных. В монастыри приходят разные люди.
Но вернемся к вопросу о счастье. Можно быть очень радостным человеком. Бывает, что человек, живя среди людей, носит в себе какую-то особую радость, мир, а у него самого с точки зрения человеческой все плохо, но при этом он имеет радость и другим ее передает и она касается других людей, и это удивительно.
Я таких людей встречал, конечно, в основном среди верующих. Это в свое время на меня сильно повлияло, дало мне импульс к поиску Бога; да и сейчас очень сильно утешает, потому что жизнь священника достаточно тяжела. Если бы мне десять лет назад об этом рассказали, я бы не понял тех трудностей и скорбей, которые приходится переживать священнику. Поэтому встречи с такими светлыми людьми просто необходимы. Они сами даже не догадываются, насколько одним своим присутствием утешают, радуют и облегчают труд других людей. Такому человеку может быть восемьдесят лет, а может быть двадцать, семнадцать или пятнадцать. Есть совершенно святые люди пятнадцатилетнего возраста; я таких видел.
В целом, конечно, с годами человек набирается жизненного опыта; наступает его зрелость. Старец Варнава, о котором я сейчас рассказывал, сказал удивительные слова: «Вы считаете, что лучший период жизни — это юность. Но это совсем не так: зрелость лучше, а старость-еще лучше».
Но старость лучше для тех людей, которые действительно живут полноценной жизнью. Когда же человек живет без Бога, тогда юность позволяет ему есть, пить, веселиться, он здоровый, веселый, красивый, все впереди и жизнь кажется прекрасным праздником. Однако с годами постепенно открывается другая сторона жизни: появляются трудности, проблемы, несчастья, болезни, порой приходится переживать предательство близких людей.
А когда человек живет с Богом, то, наоборот, со временем земная жизнь становится на свое место: начинает уходить на второй план. По мере внутренней зрелости человека, по мере возрастания его в добре, по мере его приближения к Богу, приближается небесное царство. В Евангелии есть такие слова: царство Божие внутри вас (Лк. 17; 21). Оно постепенно в нас открывается, конечно, только в тех, кто трудится ради этого раскрытия, что-то для этого делает. Такой человек начинает постоянно молиться, постепенно приобретает благодатные опыты богобщения, начинает что-то делать по Богу для людей, начинает понимать, что в этой жизни нам никто ничего не должен, а мы достаточно много должны, прежде всего, тем, кто рядом с нами. И что удивительно: чем больше мы отдаем окружающим, тем больше получаем, тем больше обретаем в душе радости, мира, света.
Как я пришел к монашеству
— Как Вы пришли в монастырь, как к этому готовили себя?— Многие думают, что в Церковь люди приходят от плохой жизни, от несчастий, а в монастыри — и подавно, уходят не иначе как от несчастной любви и т. п. Так вот в нашем монастыре не было ни одного брата, который пришел туда по таким причинам. Изредка действительно уходят в монастырь от несчастной любви, но такие люди бывают самыми слабыми и нетвердыми в монашеской жизни, и часто, если случается какая-то скорбь, они снова возвращаются в мир. Это происходит потому, что решение прийти в монастырь должно быть выстрадано, выношено всей жизнью. Человек должен иметь твердое желание встать на этот путь.
Я был пострижен в монашество в Оптиной пустыни. Когда началась перестройка, открылось два монастыря: Оптина пустынь и Толгский женский монастырь в Ярославской области, и поэтому множество людей стали приезжать туда. В первый раз я приехал в Оптину в 1988 году, незадолго до торжественного открытия монастыря. Кто только не побывал там: от Булата Окуджавы до Бориса Гребенщикова. И сама братия монастыря тоже была очень интересная.
В 1993 году в Отпиной пустыни произошло страшное убийство. На Пасху сатанист убил трех иноков, заколол их ножом, на котором было написано: «666». Одним из этих убитых был иеромонах Василий (Росляков), я его очень хорошо знал. Мы с ним приехали в монастырь практически одновременно. Он учился на факультете журналистики МГУ, был мастером спорта по водному поло. К слову сказать, он мог бы этого сатаниста одним ударом сбить с ног, но не стал этого делать, потому что он был монах и священник: он стоял и не сопротивлялся. Это, наверное, не всем понятно. Мне понятен этот поступок, но я так не смогу, я, наверное, не буду стоять и смотреть, когда меня будут убивать. Отец Василий смог так поступить, поскольку был уже высоко духовным человеком.
Он ушел в монастырь, потому что туда стремилась его душа. Это происходил на моих глазах: он приезжал, уезжал, возвращался, и говорил: «Без Оптиной я больше недели не могу».
Все, что ты переживаешь в монастыре, все встречи, вся обстановка, — это ни с чем не сравнимо, в других местах так не бывает. Я много где побывал в свое время, но монастырь нельзя сравнить ни с чем.
Меня привела к монашеству неудовлетворенность тем, что считается счастьем: образование — я в институте учился, но бросил его, потому что понял, что это не для меня, — дача, машина, семья, богатство, карьера — все это было не то, все было скучно. Моя душа искала чего-то иного. Сначала я стал просто ходить в храм, потом стал работать при храме, но и этого для меня оказалось мало. Моей душе понадобился монастырь, я хотел глубины общения с Богом, когда никто бы не мешал молиться. Именно это, а не какие-либо несчастья, безответная любовь и т. п., привело меня в монастырь. И когда я пришел туда, я понял, что нашел то, что искал, ощутил глубокие светлые переживания.
Словами очень трудно передать, что человек чувствует в монастыре, что чувствует, когда его постригают; трудно передать, как монах смотрит на мир. В монастыре прошло пять лет моей жизни, это были одни из самых светлых лет. Потом волей Божией я оказался в Москве, в большом городе, но стараюсь проводить такую жизнь, к которой привык в монастыре.
Из храма я практически никуда не выезжаю. У нас есть за городом небольшое подсобное хозяйство, и я бываю только там и при храме. У меня никогда не возникало желания ходить по ресторанам, например, или даже в гости. Кому надо, приходят ко мне сами: в основном, в храм, и там мы с ними разговариваем; и у меня очень большой круг общения.
А самое главное и самое радостное для меня — это богослужение. Я очень люблю Божественную Литургию. Нет ничего выше, красивее, глубже, светлее, чем служение Литургии. Когда ты предстоишь пред Богом, то, что поют и как поют, становится второстепенным; главное — то, что ты переживаешь. Эти переживания не сравнимы ни с чем на этой земле. Служба Божия, которую я совершаю, — это то, для чего стоит жить.
— Может ли человек уйти в монастырь, если у него есть семья?
— По канонам, то есть по правилам Церкви, семейный человек не может уйти в монастырь, если на то нет согласия супруги, причем, если такое согласие есть, как правило, требуют, чтобы супруга тоже принимала монашество.
Когда преподобный Серафим Вырицкий, о котором я вам рассказывал, уходил в монастырь, его супруга тоже была пострижена; это было сделано по взаимному согласию, но это бывает в семьях единодушных. Можно часто видеть, что семья распадается, когда один из супругов начинает стремиться к Богу, а другой считает его фанатиком, не понимает его, и, в конце концов, бросает. Однако, есть и такие люди, которые умудряются сохранить семью, несмотря на разницу духовных интересов, и тогда более слабый в духовном отношении начинает следовать за своим более сильным духовно супругом, и они вместе идут по духовному пути, вместе растут духовно. Но еще раз хочу сказать, что без согласия супруги по правилам Церкви запрещено постригаться. Также и супруга без согласия своего супруга не может уйти в монастырь. Если у них есть дети, супруг обязан этих детей вырастить, поставить на ноги, обеспечить, дать образование.
У меня семьи не было. Я получил благословение на монашество, когда мне было двадцать лет. Это достаточно интересная история. У меня был духовный отец, старец, архимандрит Серафим (Тяпочкин). Он двадцать один год отсидел в лагерях за веру в Бога. Меня познакомили с ним в 1980 году, когда ему было уже 82 года, и он был очень болен. Но это был удивительный человек, святой, вне всякого сомнения. Он жил в селе Ракитное Белгородской области. Когда, бывало, выходишь из автобуса, уже чувствуешь, что попал в какое-то совершенно удивительное место, светлое; там почему-то всегда легко дышалось.
Невозможно передать словами, что переживаешь, встречаясь со святым человеком. Рядом с батюшкой было очень хорошо; я ему во всем доверял. В нем было что-то выстраданное, то, что явилось результатом его жизни, страданий, жизненных поисков. В нем была какая-то сила, которая заставляла пойти за ним куда угодно, потому что этот человек не подведет, не обманет, а, скорее, сам вместо тебя готов пострадать. Отец Серафим был очень уважаемый человек, к нему приезжало множество людей.
И вот передо мной, тогда молодым человеком, мне еще не исполнилось двадцати лет, встал вопрос о выборе жизненного пути. Естественно, я хотел жениться: о монашестве я даже не помышлял. Оно было мне симпатично, глубоко интересно, я читал книги о монашестве, но я считал себя недостойным, считал, что у меня не хватит сил для этой жизни, что это очень тяжело и я вряд ли это вынесу, что только какие-то особые избранные люди, ангелы во плоти могут стать монахами. И я пытался и найти себе невесту, но — удивительное дело: после первого знакомства все девушки куда-то исчезали, причем, таинственным образом.
С последней моей «невестой» мы общались дольше всех, наверное, месяца три. Я уже успел к ней немножко привязаться, она успела немножко в меня влюбиться, но, конечно, еще было далеко до каких-то глубоких чувств. Наше общение было вполне целомудренным: мы даже не целовались, не считали возможным это делать.
И вот я поехал к батюшке, отцу Серафиму, и сказал: «Батюшка, у меня есть девушка, она учится в институте культуры, и если это тот человек, с которым можно связать жизнь, мы будем брать у Вас благословение на брак. Сейчас у меня будет отпуск, а у нее каникулы, благословите, мы съездим вместе на море: ведь, одно дело — иногда встречаться, а другое дело — поближе познакомиться, пожить рядом недели две; тогда станет ясно, что это за человек». Батюшка на меня посмотрел, благословил и сказал: «Только пальцем ее не трогай», — да я этого и не собирался делать.
Но после того, как я получил благословение, я эту девушку больше и не видел никогда: она исчезла. То я прихожу ее нет, то она приходит — меня нет, то я опаздываю на автобус, то опаздывает автобус; и это продолжалось месяца полтора, меня это совершенно измотало, я не мог найти никакого объяснения этому. Она тоже со мной пыталась встретиться, и ничего не получилось. Последний случай меня просто убил: девушка жила в Коврове, за Владимиром, я поехал туда на электричке (а зарплата у меня была 60 рублей, на нее много не наездишься). Прихожу к ней домой, говорю: «Здравствуйте, а Оля дома?» А мама ее отвечает, что Оля два часа назад уехала в Москву. Так нам и не удалось встретиться.
Мой отпуск уже приближался, и тогда я, поскольку взял у старца благословение ехать на море, решил поехать туда один. Я знал, что в Кавказских горах жили пустынники, отшельники, я давно хотел с ними познакомится и пообщаться, так как читал и слышал о них. В общем, так получилось, что вместо путешествия с барышней на Черное море, я попал в горы, к пустынникам. Попасть туда было не так-то просто, но меня к ним провели, так как мне дали своего рода рекомендацию. В одном подпольном монастыре, в Гудауте, жил отец Симеон, который ко мне как-то расположился и дал мне в провожатые монахиню, которая привела меня к пустынникам.
Пустынники жили подпольно, милиция и КГБ периодически устраивали на них облавы, отыскивая их с вертолета. А где-то в 70-х годах их прямо с вертолетов расстреливали. В восьмидесятых годах, когда я там был, монахов уже не убивали, но продолжали ловить и бросать в тюрьмы.
И вот я попал в эту чудесную обстановку, к настоящим отшельникам. Все было настолько удивительно: лес, Кавказ, кедры. Идем мы с одним монахом, а у нас под ногами пробегают медведица с медвежонком. Там была ореховая роща, пасека. Монахи жили в основном за счет того, что периодически ходили в Сухуми продавать мед, и покупали там себе хлеб, спички, соль, крупу. Питались, вообще, очень скудно. Правда, была своя экзотика: сидишь, перед тобой кружка меда, и грецкий орех падает на стол; почистишь его и положишь в кружку с медом; потом падает другой, третий.
Там был удивительный душевный мир, такая радость, как будто в раю находишься. Так я там пожил, посмотрел, и невеста из моей головы испарилась — так захотелось этой чудесной жизни. Не хотелось никакой цивилизации, никакого города, никаких машин, самолетов. Так я провел свой отпуск, пробыв там недели три, а потом решил ехать к отцу Серафиму брать благословение на лесную жизнь с отшельниками.
Приехав, я никому ничего не говорил о своих намерениях, а с батюшкой последний раз мы виделись несколько месяцев назад, когда я брал благословение ехать с девушкой на море. Но, когда я зашел к нему, сказал: «Батюшка благословите», — он благословил, посмотрел мне в глаза, и вдруг, усмехнувшись, сказал: — «Ну, что — монашество?» Никто не мог ему об этом сказать — такой прозорливый был батюшка. После этого у меня уже не было никаких сомнений в том, какой избрать путь. Правда, в горы меня батюшка не пустил, сказав: «Я не благословляю Вам туда ехать; это слишком тяжелая жизнь для Вас. Вы пока оставайтесь в Вашем храме (я работал псаломщиком — пел и читал в храме), придет время — все будет». И действительно, после этого (был 1981 год) — я провел несколько лет при храме, а в 1988 году поехал в монастырь.
Я очень благодарен Богу за то, что жизнь у меня сложилась так, как она сложилась. Жизнь монаха очень непростая, но это непонятно человеку, живущему в миру, даже церковные люди часто не догадываются об этом. Тем не менее, я никакой другой жизни себе не желаю. Если бы я сейчас начал жить заново, то стал бы жить так же, только, может быть, сделанных ошибок старался бы не допустить. Монастырь — это рай на земле, вне всякого сомнения.
Сначала я считал, что нужно «от жизни получить все», а потом, когда нашел смысл жизни, оказалось, что это «все», как ни странно, находится в церкви, и еще в большей степени — в монастыре. Если человек хочет от жизни получить все, действительно все самое высокое, на 100%, надо уходить в монастырь. И сейчас меня никто в этом не разубедит.
Я пришел в монастырь тринадцать лет назад, и действительно получил все, что искал, и даже много того, о чем и не догадывался. Монашеская жизнь, служение Богу, служение Церкви — это всегда служение людям, общение с очень многими людьми. Причем, люди открываются перед тобой с самой красивой, светлой стороны, открываются их искания, их стремление к Богу.
Люди открываются и, наоборот, со стороны греховной, когда исповедуются перед священником. С кем я только не разговаривал: и с генералом, который Белый дом штурмовал, и с рецидивистами, с мафиози. Спрашиваю:
— Ты когда последний раз убивал?
— Вчера.
— Ну, а зачем?
— Иначе меня бы убили, у нас там война идет.
Вот такие вещи приходится слышать.
Что значат иконы и крест?
— В Библии сказано: «Не сотвори себе кумира». Картина — это не Иисус Христос, почему молятся перед картинами?— Икона — это как бы напоминание о Боге, и когда человек молится перед иконой, он молится не доске, а Богу или святому, который на иконе изображен. У вас дома, наверное, есть фотографии ваших родственников или друзей. Фотография или портрет — это не человек, а его изображение, но оно нам дорого как память об этом человеке. Наверное, вы не сможете бросить или разорвать фотографию вашей мамы, потому что для вас эта фотография дорога и ценна. Так же для меня близко изображение Божией Матери, изображение Спасителя. Но их почитают как изображение, а не как Бога. А идолов язычники почитали самими богами и молились им, и приносили жертвы. По откровению Божиему первые священные изображения были созданы в Ветхозаветном храме — там были два Херувима, то есть Ангела. Люди не молились этим изображениям, они просто там стояли для благоговейного почитания. Мы молимся Богу и веруем в Бога, мы молимся не иконе, но икона помогает сосредоточиться на молитве. Тому, что нельзя молиться перед иконой, учат протестанты, сектанты.
— Мне сказали, что нельзя носить крестик с распятием Иисуса, что ты как бы кланяешься распятию Христа.
— Нет, мы кланяемся не распятию Иисуса Христа, а Его добровольному подвигу, тому, ради чего это распятие произошло. По учению Церкви, Христос искупил наши грехи на Кресте. За любым злом следует расплата, наказание, то есть, если от человеческого правосудия иногда можно убежать, то от Божественного правосудия вы не убежите.
Если вы читали «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевского, там как раз показано, как человек от человеческого правосудия убежал, а Господь его нашел. Его мучила совесть, его преследовали обстоятельства какие-то, потому что есть Бог, Который накажет любое преступление. А если нас наказывать за все, в чем мы виноваты, то вряд ли мы сможем жить, и поэтому Господь, Сын Божий Иисус Христос, Богочеловек на Себя взял грехи всего мира, то есть вместо нас взошел на Крест, вместо, чтобы нас наказывать за наши грехи, Он сказал: «Отец Мой Небесный, накажи Меня», — и вместо нас потерпел все эти страдания. Поэтому, когда мы носим крестик, мы почитаем подвиг Спасителя, Который вместо нас перестрадал, и мы теперь можем жить и спасаться.
Крест имеет такую силу что, когда человек с верой ограждает себя крестным знамением, это помогает ему в разных несчастьях и испытаниях. Когда попадете «в переплет», вспомните мои слова, перекреститесь, а там увидите, что будет.
Я надел в первый раз крестик прочитав Евангелие, из уважения к личности Господа Иисуса Христа, хотя был еще собственно говоря неверующим человеком. И с тех пор его ношу всю жизнь не снимая.
Один раз крестик явно спас меня от смерти. В юности, во время своих религиозных исканий я оказался в Средней Азии, желая узнать, что такое мусульманская религия, посмотреть своими глазами. И посмотрел: ели ноги унес оттуда. И где-то в Бухаре я отстал от своих друзей — мы ездили вчетвером — и оказался один посреди города. Меня поймали какие-то криминальные элементы, очень страшные, и, возможно, хотели уже продать в рабство или еще что-то подобное сделать. Судя по их поведению, они были под действием наркотиков. Они стали меня обшаривать, нащупали крестик, дернули и крестик упал. Я говорю: «У меня крестик упал». Они спрашивают: «Золотой?». «Нет, — отвечаю, — алюминиевый». «Нет, — говорят, — ты врешь, золотой, ищи». Я начал искать крестик: смотрю, они меня выпустили, не держат, думаю: это единственный шанс остаться живым; подхватил свою сумочку и помчался оттуда с криком о помощи. Убежал. Крестик на следующий день приходил искать, но не нашел. Так вот, если бы не крестик, я бы сейчас с вами не разговаривал. Это, конечно, можно счесть совпадением, но тогда все что угодно можно счесть совпадением.
Ребята, я рассказал вам немного о своем пути к Богу и своем опыте жизни в Церкви. Эта жизнь удивительна и разнообразна. Желаю всем вам живых поисков Истины, которые откроют вам все непонятное, приведут вас к Смыслу и Радости в здешней жизни и к блаженству в вечности.
