В продолжение темы

2 Часть

Итак, перейдем к конкретному анализу книги В. Бешанова «Танковый погром» (1), упомянутой в первой части данной моей статьи. Довольно значительная часть этой книги (2) посвящена сравнению тактико-технических характеристик танков Германии и СССР времен второй мировой войны, а также определению их количества. Это сравнение по мысли Бешанова является «великим открытием», которое должно опровергнуть миф советской пропаганды о мнимом количественном и качественном превосходстве немецких танковых войск над советскими.

Надо сказать, что такой миф действительно был создан коммунистическими идеологами, с целью объяснить сокрушительное поражение советской армии летом и осенью 41-го года. Историки с партбилетами с серьезным видом вещали нам, что де, мол, к 22 июня 1941 года мы имели менее 2000 танков против 4000 немецких, сосредоточенных на нашей границе. А советские художники рисовали картины (в основном кинокартины) на эту тему.

В действительности картина, мягко выражаясь, была несколько иной. На самом деле советская армия перед войной имела в несколько раз больше танков, самолетов и пушек, чем немцы. Бешанов справедливо сравнивает в основном танки, поскольку они в то время были главной ударной силой сухопутных войск. Так вот по его данным выходит, что СССР к 22 июня имел 26 тысяч танков против 6 тысяч у Германии (из них для войны с СССР выделено 4 тысячи). Качественно советские танки в целом также превосходили немецкие. Так Т-34 был всеми признан лучшим танком второй мировой войны, а КВ вообще находился на грани не поражаемого танка. Нехитрый фокус советских историков, занижающих количество и качество своих боевых машин, состоял в том, что они брали в зачет все немецкие танки. А из своих засчитывали лишь вышеназванные КВ и Т-34, коих на тот момент действительно было менее 2000. А все остальные советские танки объявлялись легкими, устаревшими и несовершенными. И чтобы это доказать, сравнивали, например, легкий советский БТ со средним немецким Т-IV, выходило, конечно, не в пользу первого. Между тем, как правильно замечает Бешанов: «Почти половина немецких танков, вторгнувшихся на территорию Советского Союза, были не только легкими, но и устаревшими» (3), Ведь это были не одни только Т-IV, но и, например, легкие Т-I и Т-II, у которых в поединке с тем же БТ было очень мало шансов на победу.

Все это верно, и Бешанов тут прав, только зря он думает, что сделал «великое открытие». На самом деле эти хитрости советских историков уже давно были секретом Полишинеля. Еще в 70 годы прошлого века, например, журнал «Техника — молодежи» из номера номер печатал эти самые сравнительные тактико-технические характеристики наших и немецких танков, а также мимоходом сообщал их приблизительное количество. Из этих сообщений уже тогда следовали те же выводы, которые ныне приводит г-н Бешанов. И не один он в наше время оперирует этими данным. Об этом же говорит, например, и С. Порохин (4), так что, повторяю, великого открытия здесь нет, хотя факт остается фактом.

Впрочем, большая часть «Танкового погрома» посвящена не этому. В. Бешанов достаточно подробно описывает боевую хронику первого этапа Великой Отечественной войны (с 22 июня до начало декабря 1941 года) на всех ее фронтах (5). Надо признать, что делает это он хотя и не очень объективно, но достаточно профессионально. Я помню, когда был еще юношей, то интересовался историей той войны. Читал многотомные фолианты типа «Истории Великой Отечественной», составленной советскими историками, и уже тогда никак не мог понять некоторые вещи. Например, в первом томе этой истории описывается, какой мощной боевой единицей был механизированный корпус Красной Армии. И действительно, по количеству танков некоторые из этих корпусов превосходили иную немецкую танковую группу (т.е. армию), но у немцев было 4 такие группы, а у нас 18 мехкорпусов. И вот читаю вышеупомянутую «Историю»: фашисты вторглись на территорию СССР, прорвались через погранзаставы, но были контратакованы тем или иным нашим механизированным корпусом или танковой дивизией. Болею за наших, жду, читая дальше, что уж теперь то фашистам всыплют. Но… далее в «Истории» следует невнятное бормотание, а затем типичное сообщение, что контратака была неудачной, и наши были вынуждены отступить. Задекларированная боевая мощь советских мехкорпусов в «Истории» загадочным образом куда-то постоянно испарялась.

Так вот В. Бешанов вместо невнятного бормотания вполне внятно, конкретно и довольно достоверно объясняет, почему на первом этапе войны многочисленные атаки советских танковых и других соединений, как правило, проваливались, и из-за чего оказалась нивелированной их серьезная боевая мощь. По мнению Бешанова это было следствием неумелого и неправильного использования этих соединений. Основной ошибкой советского командования здесь являлась оценка собственных сил и возможностей. Исходя из материального перевеса советской армии и героизма русского солдата, командованием был сделан неправильный вывод, что Красная Армия превосходит вооруженные силы Германии. Поэтому советские войска бросались в бессмысленные и губительные контратаки. Между тем, не учитывалось, что сила вермахта была не в количественном перевесе, а в качественном: умении тактически грамотно вести боевые действия. Поэтому враг тогда был сильнее Красной Армии. Вот почему эти, зачастую героические, контратаки советских войск, как правило, отражались немцами с большими потерями для наших. Приведу несколько конкретных примеров из «Танкового погрома».

Вот, например, контратака на Западном фронте нашей 30-й танковой дивизии (14-го механизированного корпуса) в самом начале войны (23 июня): «На подступах к Пружанам 30-я танковая вступила в бой с (танковыми) дивизиями Лемельзена и Неринга. Этот бой являлся характерным для первых дней войны. Советские командиры не допускали мысли, что танковые войска могут вести оборонительные действия на определенном рубеже. Правомерными считались лишь танковые атаки. Такие атаки превращались во встречный танковый бой, дуэли танковых экипажей, и немцы здесь были сильнее. Вступать во встречный бой на равнинной местности при господстве противника в воздухе было, конечно, весьма героично, но тактически неграмотно и нецелесообразно. Нашему героизму немцы успешно противопоставляли свой профессионализм» (6).

А вот уже более подробное описание действий14-й танковой дивизии под командованием полковника И.Д.Васильева в начале августа 41-го.

«6 августа части Васильева начали наступление и, не встречая сопротивления, к полудню вышли в район населенных пунктов Тепляки и Панариво, разбив здесь разведывательный отряд противника. После этого из штаба корпуса один за другим, отменяя друг друга, последовали три приказа о дальнейшем направлении удара. При этом „приказы поворачивали дивизию, как роту на строевых занятиях. Мы метались по широкому фронту, били не кулаком, а растопыренными пальцами“. Наконец, поступило подтверждение продолжать наступление на Бешенковичи с рубежа реки Черногостица.

О лучшем подарке от советского командования генерал фон Функ не мог и мечтать. Речка Черногостица узкая и мелководная, но дно илистое, берега заболоченные, а западный берег, в соответствии с законом Кориолиса, обрывистый. Весь вечер и ночь наши танкисты готовили импровизированные переправы из бревен, а немцы им совершенно не мешали. Они в это время на западном берегу вкапывали в землю свои танки и расставляли противотанковые батареи напротив возводимых русскими гатей. Поскольку приготовления обеих сторон велись практически на глазах друг у друга, полковник Васильев и весь его штаб понимали, что атаковать придется в самых неблагоприятных условиях. Однако командир корпуса генерал Виноградов подтвердил свой приказ.

Утром 7 августа 14-танковая дивизия двумя колоннами начала фронтальное наступление через реку на хорошо оборудованную противотанковую оборону немцев. Советские танки преодолевали водный рубеж, поднимались на крутой противоположный берег и падали, сбиваемые перекрестным артиллерийским огнем противника. Над переправой непрерывно висели немецкие пикировщики. Около сотни советских танков продолжали бесперспективную атаку…

В одной этой, естественно, провалившейся атаке дивизия потеряла половину своих танков, часть которых завязла в илистой речке. Погибли командир 27-го танкового полка и три командира батальонов, в иных ротах осталось не более пяти боевых машин» (7).

А вот еще одна подобная неудавшаяся атака, на этот раз кавалерии, в ноябре 41-го, во время битвы за Москву: «В тот же день (15 ноября) командующий 16-й армией послал в атаку на окопавшуюся немецкую пехоту и танки 7-й танковой дивизии 17-ю и 44-ю кавалерийские дивизии, прибывшие из Средней Азии… Описание этого боя сохранилось в журнале боевых действий 4-й танковой группы Хепнера: «…Не верилось, что противник намерен атаковать нас на этом широком поле, предназначенном разве что для парадов… Но вот три шеренги всадников двинулись на нас. По освещенному зимним солнцем пространству неслись в атаку всадники с блестящими клинками, пригнувшись к шеям лошадей… Первые снаряды разорвались в гуще атакующих… Вскоре страшное черное облако повисло над ними. В воздух взлетают разорванные на куски люди и лошади… Трудно разобрать, где всадники, где кони… В этом аду носились обезумевшие лошади. Немногие уцелевшие всадники были добиты огнем артиллерии и пулеметов». Что последовало за этим? Последовала повторная атака! Не мог же Рокоссовский (командующий 16-й армией) доложить, что и задание не выполнено, и люди целы. «И вот из леса несется в атаку вторая волна всадников. Невозможно представить себе, что после гибели первых эскадронов кошмарное представление повторится вновь… Однако местность уже пристреляна, и гибель второй волны конницы произошла еще быстрее, чем первой"… В этой бойне 44-я дивизия погибла почти полностью, а 17-я потеряла три четверти личного состава, от нее осталось 800 человек. Теперь можно было докладывать Жукову о своих «ограниченных силах» и просить новых подкреплений. Несколько дней спустя, уже на фронте другой армии, деморализованная 17-я кавдивизия без приказа оставила свои позиции, ее командира и комиссара немедленно отдали под суд» (8).

И так на протяжении почти всех 300 страниц «Танкового погрома», описывающих первый этап Великой Отечественной войны. И хотя его автор описывает события с нашей стороны, но на этих страницах постоянно звучит гимн немецкой военной мысли, тактической грамотности немецких войск, их умению воевать, особенно контрастному на фоне неумелых действий Красной Армии. Однако по мере развития событий, главным образом вследствие перехода лета 41-го в осень, а затем наступления зимы, тон Бешанова несколько меняется. Надо ведь как-то объяснить провал зимнего наступления немцев в битве за Москву. Поэтому в ход идет известная версия «генерал Мороз и распутица».

Вот как озвучивает ее Бешанов: «Гот вспоминал: «…У противника появился союзник, которому удалось сделать то, чего, несмотря ни на какие жертвы, не могло добиться русское командование. Не русская зима, но осенние дожди положили конец немецкому наступлению. Дождь лил днем и ночью, дождь шел непрерывно, вперемежку со снегом. Дороги размокли и движение приостановилось. Недостаток боеприпасов, горюче-смазочных материалов и продовольствия определял тактическую и оперативную обстановку последующих трех недель». К этим воспоминаниям Гота Бешанов добавляет свои рассуждения, пытаясь доказать, что именно метеорологические условия явились причиной провала октябрьского наступления немцев на Москву. Он говорит: «Погода сыграла на руку именно советским войскам. Пока танкисты Гудериана, завязнув в грязи, ловили сбрасываемые с воздуха веревки и напяливали на себя русские шинели, шло драгоценное время, улетучивался единственный реальный шанс ворваться в советскую столицу. Конечно, распутица сказывалась и на советских войсках. Но они были намного менее моторизованы, и оказались в выигрыше. Из-за плохой погоды люфтваффе не могли использовать свое господство в воздухе. Наконец, в распоряжении советского командования была сеть железных дорог, а снабжение группы армий «Центр» зависело от состояния российских грунтовок. Немецким железнодорожникам приходилось перешивать колею на европейский стандарт, пока что они занимались этим на территории Белоруссии и Украины» (9).

Но ведь наступление осени с ее распутицей и зимы с ее морозами на российских широтах — это общеизвестное природное явление, такое же, как, например, закон Кориолиса. И то, что германское командование в своих планах это явление не учло, говорит о его серьезном стратегическом просчете, которым и воспользовались советские войска. Поэтому пообъективнее надо быть г-н Бешанов. Помните, как вы комментируете неудачное наступление 14-й танковой дивизии против обороны немцев на реке Черногостице? «Речка Черногостица узкая и мелководная, но дно илистое, берега заболоченные, а западный берег, в соответствии с законом Кориолиса, обрывистый…». Советское командование не учло эти природные факторы, бросило в наступление свои танки, а немцы, наоборот, использовали эти природные особенности речки, способствующие их обороне, и благодаря этому нанесли поражение нашим. Вы хвалите здесь немцев за их тактическую грамотность и ругаете наших за их безграмотную атаку. Так примените эту же методу к зимнему наступлению немцев под Москвой, где последние также совершили грубейший стратегический просчет, не учтя особенности русской осени и зимы, а наши этим просчетов воспользовались! Надо бы поругать за данный просчет немцев, и похвалить наших, которые воспользовались этим просчетом противника, а не вводить двойные стандарты!

Но окончательно Бешанова «заклинивает», когда он подводит итоги 41-го года (10). С одной стороны, по его словам немцы достигли громадных успехов: было убито, ранено и взято в плен около 8 млн. советских солдат; уничтожено или захвачено 26 тыс. советских танков, 101 тысяча орудий и минометов; громадные потери понесла наша авиации. Немцы захватили территорию, на которой до войны проживало 40% населения СССР… А с другой стороны, надо же объяснить, почему же мы при таких потерях все-таки победили? Поэтому следует интересный нижеследующий пассаж:

Бешанов против Бешанова

«Фюрер германской нации недооценил способность коммунистического режима к всеобщей мобилизации. Уже в 1941 году в Советском Союзе мобилизация людских ресурсов для нужд армии и военного производства была более тотальной, чем в Германии в 1944-м, на пике ее военных усилий. Достаточно сказать, что в «фатерлянде» вплоть до 1943 года сохранялось значительное производство товаров для нужд населения. Еще важнее была готовность Сталина и его генералов забрасывать противника трупами красноармейцев. В бой бросали всех мужчин, способных носить оружие, а их место в тылу занимали женщины и дети… Народу у нас много… Поэтому не жалели не людей, ни техники. Одну из фронтальных атак в августе под Киевом, предпринятую 36-й армией Власова, запечатлел немецкий офицер в письме к родным: «С расстояния 600 метров мы открыли огонь, и целые отделения в первой волне атакующих повалились на землю… Уцелевшие одиночки тупо шли вперед. Это было жутко, невероятно, бесчеловечно. Ни один из наших солдат не стал бы двигаться вперед. Вторая волна тоже понесла потери, но сомкнула ряды над трупами своих товарищей, павших в первой волне. Затем, как по сигналу, цепи людей начали бежать. С их приближением донеслось нестройное раскатистое: «Ура-а-а!"… Первые три волны были уничтожены нашим огнем… Натиск четвертой волны был более медленным: люди прокладывали путь по ковру трупов… Количество, продолжительность и ярость этих атак совсем истощили нас и довели до оцепенения. Не буду скрывать, они испугали нас». Подобные атаки, призванные истощить врага, завалить его трупами атакующих, были обычным явлением в 41-м и в 42-м годах и позже. Зачастую толпы призывников гнали в бой, даже не выдав им форму и оружие» (11).

Объяснение победы СССР в Великой Отечественной войне следствием того, что, как говорит Бешанов и многие другие, немцев «забросали трупами красноармейцев» меня всегда удивляло. Ведь обычно трупами забрасывают могилы, а не врага. Любому человеку, мало-мальски разбирающемуся в военном деле, совершенно очевидно, что такие атаки с «забрасыванием трупами», т. е. с громадными потерями — это идеальный способ бессмысленно угробить свою живую силу и боевую технику. Таким образом, это прямой путь к сокрушительному поражению, но никак не к победе. Но в «Танковом погроме» это обстоятельство выглядит особенно контрастно. Ведь более чем на 300 его страницах Бешанов, как выше уже было показано, доказывает именно этот факт: то есть, что именно эти бессмысленные контратаки Красной Армии, сопровождающиеся громадными потерями, и привели ее к сокрушительному поражению летом-осенью 41-го года! И вдруг совершенно неожиданно в конце своей книги он делает диаметрально противоположный вывод: якобы, такие атаки были причиной Победы (?!).

Ведь спрашивается, чем тактически отличается, например, вышеупомянутая атака кавалерией в ноябре 41-го во время битвы под Москвой (с.486−487) от только что приведенного примера с атакой, предпринятой армией Власова под Киевом, когда и там, и там наши целыми атакующими волнами погибают под плотным огнем врага? Абсолютно ничем. Обе эти атаки закончились безрезультатно, прорвать оборону противника не удалось. При этом наступающие советские войска понесли громадные потери, а обороняющиеся немецкие — минимальные, если, конечно, не считать легкого испуга и «оцепенения». Но, описывая первую атаку, Бешанов вполне резонно считает ее (как и в другие подобные атаки 41-го, описанные на протяжении 300 страниц его книги) основной причиной нашего поражения летом-осенью 41-го. А вот совершенно аналогичная атака армии Власова вдруг загадочным образом становится у Бешанова залогам и причиной нашей победы. Очевидно, этот историк противоречит сам себе. Так где же Бешанов говорит правду, а где лжет?

Откуда у лжи растут ноги?

Совершенно очевидно, что правду он говорит в первом случае, правильно оценивая причину нашего поражения в 41-м. Здесь он выступает как серьезный исследователь истории Великой Отечественной войны. А вот когда Бешанов пытается назвать причину нашей Победы, то, не зная ее, пользуется идеологическим штампом, который используют и другие многочисленные историки-либерасты и просто либерасты, пытающиеся объяснить Победу с помощью процесса «забрасывания трупами», — как мы видели, объяснение совершенно неосновательное, лучше сказать, полностью противоположное действительному положению вещей! Но возникает интересный вопрос: а откуда же взялся сам этот идеологический штамп «забрасывания», который, как мы видели из анализа «Танкового погрома» с точностью до наоборот «соответствует» реальному способу достижения победы?

Выскажу следующее предположение. По всей видимости, этот штамп является специально разработанным на Западе, точнее именно в США, орудием психологической войны. Анализируя историю второй мировой западные аналитики, конечно, не могли пройти мимо феномена героизма и самоотверженности русского солдата, русского народа и других народов России, дружественных ему, проявившемуся в той войне. В военном деле этот феномен называется способностью к мобилизации. И у СССР она была значительно выше, чем у стран Запада. Естественно, последние учитывали эту нашу способность, стараясь ее всячески подавить при планировании операций холодной войны, которая в значительной степени носила характер войны психологической. Для этого использовались и используются различные средства, но наиболее действенным, на мой взгляд, является вышеупомянутая провокация, имеющая целью направить русский героизм по ложному следу, т. е. попытка изобразить заведомо проигрышные, хотя и героические действия советских войск на первом этапе войны, как причину нашей Победы.

Выскажу и предположение, откуда на Западе, а точнее в США взяли саму идею такой провокации. По моему мнению, их аналитики и специалисты в области психологической войны действовали по аналогии, исходя из опыта войны с Японией, с которой по преимуществу воевали именно американцы. Японцы ведь также проявили очень высокую способность к мобилизации, не меньшую, чем русские, однако войну с треском проиграли. Почему? Ответ на это дает Мартин Кайдин в предисловии к американскому изданию книги японских военных специалистов, рассказывающей о роли авиации в войне на Тихом океане.

Приведу одно очень интересное замечание из этого предисловия: «Вся их (японцев) военная доктрина строилась вокруг понятия «атака». Они не могли представить себе, что может возникнуть ситуация, когда они не будут иметь преимущества. Вынужденные обороняться, они растрачивали силы в безумных контратаках, когда плотный огонь буквально выкашивал их ряды. Если складывалась неблагоприятная ситуация, довольно часто их командиры теряли способность рассуждать здраво и совершали грубейшие ошибки. Японцы проиграли не потому, что их офицерам и солдатам не хватало отваги. Они не умели разумно использовать эту отвагу» (12).

Насколько эти «безумные контратаки» японцев, губительные для них самих, похожи на наши атаки в 41-м! Поэтому и хотят западные специалисты ведения психологической войны, действующие по аналогии, внушить нам провокационную мысль, что именно эти губительные, хотя и героические, атаки послужило причиной нашей Победы. Несколько перефразируя слова М. Кайдина, можно сказать: они, несмотря на все свои старания, до сих пор не могут подавить отвагу наших солдат и офицеров. Поэтому они хотят, чтобы мы не умели разумно использовать эту отвагу .

Итак, на вопрос, поставленный в начале этой главы, откуда у данной лжи насчет «забрасывания трупами» растут ноги, достаточно определенно можно ответить: они растут из американской «задницы», хорошо продумавшей данный элемент психологической войны и навязавший его в качестве своего «умного» продукта многим нашим горе-историкам и просто либерастам разных мастей. Которые, как попки (попугаи) Запада, все время нудно повторяют и пережевывают эту ложь, имеющую цель дискредитировать героизм нашего солдата времен Великой Отечественной и опорочить Победу. Повторяют эту ложь к месту и не к месту, повторяют, как Бешанов, даже тогда, когда она полностью противоречат фактам, ими же самими приведенными.
(Продолжение следует)

Ссылки:

1. В. Бешанов «Танковый погром 1941 года», Минск Харвест Москва АСТ, 2001
2. 44 страницы (стр.76−119).
3. Там же, с. 86
4. http://www.desyatina.ru/sv-nomr/06−07/fenomen.htm
5. стр.203−506.
6. В.Бешанов. Цит_соч. с.255
7. Там же, с.290−291.
8. Там же, с.486−487
9. Там же, с. 456, 457
10. Там же, с.507−522.
11. Там же, с.509−510, 511
12. Д. Хорикоши, М. Окумия, М.Кайдин. Японская авиация во второй мировой войне. М., 2000, с. 17