Тупики постмодерна, или Добро пожаловать в пустыню реального!

Философия — постижение своего времени в мыслях.
Г. Гегель

Общим для различных национальных вариантов постмодернизма можно считать его отождествление «с именем эпохи „усталой“, „энтропийной“ культуры, отмеченной эсхатологическими настроениями, эстетическими мутациями, диффузией больших стилей, смешением художественных языков. Авангардистской установке на новизну противостоит здесь стремление включить в современное искусство весь опыт мировой художественной культуры путем её иронического цитирования» [1]. (Уж лучше бы прямо назвали «ироническое цитирование» стебом). «Это интеллектуальное течение характеризуется более или менее развернутым отказом от рационалистической традиции Просвещения, установлением независимых от любой эмпирической проверки теорий, когнитивным и культурологическим релятивизмом, который рассматривает науки как „наррации“ или социальные конструкты среди прочих» [2].

В отличие от предшествующей эпохи модерна, когда в области культуры доминировали определенные художественные стили, теперь существуют «мультикультурализм», то есть множество жанров, среди которых (разумеется, только в теории), нет доминирующих гегемонов. [3]

В области философии постмодерн декларирует, что теперь философия «в принципе отрицает возможность достоверности и объективности…, такие понятия как „справедливость“ или „правота“ утрачивают свое значение…» [4].
Что ж, постмодернистская философия действительно не претендует на открытие великих истин. Она не способна, да и не пытается ответить на классические вопросы: Кто я? Откуда? Что я могу знать? На что я могу надеяться? Философия постмодернистов занята лишь, пользуясь фразой Г. Гессе, «игрой в бисер», то есть интеллектуальными играми, не дающих ничего ни уму, ни сердцу. Все модные постмодернисткие словечки типа «деконструкция», «симулякр», «делигитимация», и пр., не могут скрыть того обстоятельства, что такая философия не может объяснить этот мир и предложить ему новую трансцендентальную идею. Соответственно, философ-постмодернист не может предложить никакой альтернативы нынешнему положению вещей. А ведь именно в предложении альтернативы и содержится развитие. «Снятие» противоречия и означает развитие. «Противоречие и есть источник развития», — говорил Гегель. Если же философия признает, что не только не может, но и не собирается «снять» противоречие, то это уже только философия софистов. И в самом деле, как софисты отказывались искать истину, ссылаясь на субъективность восприятия мира (вспомним протагоровское «человек есть мера всех вещей!»), то постмодернисты рассуждают о том, что мы можем только разбирать «тексты», не делая никаких выводов.

Как образно пишет французский философ М. Онфре, «После того, что отныне называется крушением великих дискурсов — христианства, фрейдизма, марксизма, структурализма, — и несмотря на свою собственную предполагаемую смерть, никогда еще философия не чувствовала себя настолько хорошо. И, в то же время, никогда ей не была настолько плохо… Хорошо, поскольку от нее постоянно ожидают смысла, ответов на этические и политические, то есть экзистенциальные вопросы: как думать, жить и действовать без трансцендентных опор в мире, подчиненном только лишь законам рынка? Плохо, потому что, отвечая на этот общий спрос, предложение позволяет посредственностям, торговцам, циникам и оппортунистам толкнуть очередную партии контрабандного товара» [5].

Итак, философия в эпоху постмодерна существует, но не претендует играть роль философии. Философия всего лишь отражает мысль своего общества. Каково общество, такова и философия.

На сегодняшний день человечество пришло к осознанию исчерпанности прежнего варианта развития мира, при отсутствии ясного понимания того, что придет ему на смену. Не случайно в наши дни при определении тех или иных особенностей состояния мира чаще всего употребляют приставку пост-. Западное общество именуется постиндустриальным, постклассовым и постнациональным. Европа считается «постхристианским» континентом. Европейская интеграция, в значительной степени лишившая страны ЕС государственного суверенитета, привела к появлению европейской «постгосударственности». Россия и прежние страны «социалистического лагеря» именуются постсоциалистическими (что совершенно справедливо, ведь называть их капиталистическим и демократическим, не покривив душой, нельзя). Отсутствие идеологических альтернатив также проявляется в постидеологичности современного мира.

Впрочем, слово пост-вполне применимо и к современному состоянию науки. Действительно, можно сказать, что прежние «классические» научные системы, рожденные в XIX веке, уже не могут претендовать на то, что способны объяснить все особенности развития природы. XIX столетие было веком создания универсальных научных систем. Ньютоновская физика, таблица Менделеева, теория Дарвина, наконец, философия и экономическая теория Маркса — все они вместе предлагали логичную и убедительную картину природы и общества. Но вот уже более столетия эта картина не может считаться научной. Современная физика не может дать определение материи или поля. Аналогичным образом, медицина не дает определения жизни. Дарвинизм немного способен дать для объяснения клонирования.

Но все это не означает появления более или менее устоявшихся четких альтернативных теорий классике. В этом смысле, сейчас в науке действительно наступила эпоха «постклассики». И философия в итоге также оказывается в состоянии «постмодерна».

Итак, в наше время философский «постмодерн» есть всего лишь констатация того факта, что человечество зашло в тупик, но при этом не знает ни того общества, в котором живет, ни того, как найти выход из тупика.

Думается, что «пост-эпоха» должна скоро закончится. В мире господствуют западные державы, неспособные, однако, дать человечеству великую идею. Ранее Запад для незападной (то есть большей) части человечества вызывал ассоциации с железными дорогами, пароходами, газетами, парламентами, христианством, университетами. Теперь же западные ценности сводятся к «бигмакам» и правам сексуальных меньшинств. Подъем религиозного фундаментализма в этих условиях вполне объясним. И означает это только лишь то, что полутысячелетнее господство западной цивилизации подходит к концу. В XXI веке ведущую роль будут играть такие страны, как Китай, Индия, Бразилия, Нигерия, и некоторые другие страны недавней политико-экономической периферии.

Ну, а сам Запад? Он вступает в постзападную эпоху. В наши дни Запад уже совсем иной по сравнению с 50−60-ми годами XX века, когда и заговорили о постмодерне. Низкая рождаемость и высокая продолжительность жизни привели к тому, что западные нации стали превращаться в нации пенсионеров. При этом надо учитывать, что даже молодое поколение нынешних европейцев и белых американцев, это — «поколение единственных детей». Выросшие среди изобилия, воспитанные телевизором инфантилы в странах победившей сексуальной революции вряд ли способны на решительные и обдуманные действия.

Ослабленные гедонизмом жители Запада теряют способность к борьбе. Это особенно показательно в отношении военной службы. Гибель одного солдата во время миротворческой миссии вызывает немедленную истерику с требованием «вернуть мальчиков» домой. В 1993 году, после гибели 18 американских спецназовцев в Могадишо, американские войска покинули Сомали. Впрочем, европейцы уже давно не проявляют и такой боеспособности. Интересно, что в 2007 году НАТО пыталось увеличить на 8 тысяч человек свой контингент в Афганистане, но так и не смогло этого добиться. В странах НАТО, где уже насчитывается 28 государств, проживает около миллиарда человек, но найти 8 тысяч человек, способных сражаться за западные идеалы (неважно, какие), уже не найти. И это означает, что Запада уже нет. Вместо него имеется лишь определенное количество государств, в которых существует определенный политический режим и определенная социальная система. Наций на Западе уже тоже нет, есть лишь совокупность различных меньшинств.

Еще недавно именно Запад был (наряду с СССР) основой мирового промышленного и научно-технического развития. Но теперь это в прошлом. В наши дни реальное производство сосредоточено в Китае и прочих странах «Юга». Сам же Запад превратился лишь в потребителя. Когда начиналась вся эта глобализация, на Западе надеялись, что производить товары будут где-то на Востоке или Юге, а потреблять их будут на Западе. Но эти убеждения были основаны на песке. Конечно, рано или поздно, те страны и территории, которые производят товары, потребуют соответствующий доли мировом распределении.

Вывод промышленности в страны с дешевой рабочей силой привел к масштабной деиндустриализации Запада. Своего рода символом этой деиндустриализации стал анекдотический случай, когда Джордж Буш-младший, узнав, что над Белым домом гордо реет звездно-полосатый флаг, сшитый в Китае, распорядился найти настоящий флаг, сшитый на земле Америке. Как ни странно, в этой стране еще осталось немного легкой промышленности, и национальный флаг, сшитый на территории США, действительно удалось найти. Только на фабрике, где он был сшит, работали нелегальные иммигранты из Азии.

Избрание президентом США Барака Хусейна Обамы является классическим примером того, как уходящая со сцены страна выбирает своим вождем молодого варвара. Так было в Римской империи времен упадка. Тогда императорами становились уроженцы отдаленных провинций, а затем и вовсе выходцы с варварской периферии. Так и современный Запад предпочитает выбрать лидерами то ли потомков выходцев с коммунистического востока (что автоматически означает признание того печального факта, что на самом Западе уже не может быть идейных борцов) наподобие Николя Саркози или Ангелы Меркель, то ли представителей этнических меньшинств, вроде британского премьера шотландца Гордона Брауна. В США, где существуют различные расовые меньшинства, в сумме составляющие уже большинство населения, президентом может стать только представитель старого меньшинства, полностью укоренившегося в стране, в отличие, например, от латиноамериканцев.

Основную массу трудящихся в странах современного Запада составляют уже не рабочие, а офисные работники. Невероятно разросшаяся сфера услуг дает основную часть ВНП западных стран. Зато вот реальный сектор экономики, создающий материальные ценности, все более сокращается. Только стратегическими соображениями объясняется то, что военная промышленность западных стран еще не перенесена в Азию или Латинскую Америку. Но все эти обстоятельства делают весьма затруднительным выход из кризиса путем расширения внутреннего спроса, как рекомендовала теория Кейнса и как выходила из Великой Депрессии Америка Рузвельта.

В 60-х гг. Г. Маркузе и другие мыслители «новых левых» возлагали все надежды как на силу, способную изменить мир, на студенческую молодежь, а также на расовые, этнические и пр. меньшинства. Однако после событий 1968 году правящий западный истеблишмент сумел превратить бунт аутсайдеров системы в игру. Властями предержащими были успешно применены: артизация, то есть увод протеста в плоскость шоу-бизнеса, поп-искусство и т. п.; наркотизация, то есть вывод протеста из реального мира в мир грез; религизация, то есть насаждение среди протестующих разных мистических культов, что должно было переключить интересы с изменения действительности на вопросы «загробной жизни»; карнавализация, то есть навязывание представления о политической деятельности как об игре, развлечении, празднике, что, естественно, превращает эту деятельность в политически безопасную. Уличные демонстрации превратились в флеш-мобы. Властями была развернута работа по созданию «молодежного гетто», по поощрению, изобретению и насаждению молодежных субкультур. Тогда же стали насаждать толерантность и мультикультурализм — чтобы обеспечить внутренний мир, избежать повторения массовых выступлений меньшинств. Тогда же на Западе началась «реформа» образования, когда под видом «демократизации» стали внедряться примитивизация и профанизация образования. В результате на Западе уже выросло целое поколение людей, неглупых и по-своему образованных, прекрасных узких специалистов, но имеющих весьма мозаичное, лишенное цельности, представление о мире и человечестве. Понятно, что философия по определению не годится для примитивизации масс. Стало быть, ее надо свести к набору разрозненных эзотерических текстов.

Так не распустились гроздья гнева, и общество стало существовать, не отягощаясь великими идеалами, зато надолго свободное от потрясений.

Все это самым непосредственным образом отразилось на философии. Если ранее Ж.-П.Сартр провозглашал, что интеллектуал не может не быть ангажированным, то теперь политическая ангажированность для философа становится дурным тоном.

В политике эпоха постмодерна привела к печальным результатам, подорвав интеллектуальный уровень не только противников системы, но и истеблишмента.

Политические лидеры эпохи постмодерна делаются с помощью телевидения. В наши дни вряд ли стал президентом Ф. Д. Рузвельт, который, как известно, ездил в инвалидной коляске. Зато хорошо смотрящийся на голубом экране обаяшка типа Клинтона или Блэра, лишенный остальных качеств, и становится лидером нации. То, что мэрами Парижа и Берлина стали открытые гомосексуалисты, лесбиянка стала премьер-министром Исландии, а прежний мэр Лондона не скрывал, что когда-то употреблял наркотики, в наши дни же никого на Западе не удивляет. В этом смысле никакой реакции не вызвало то, что по результатам выборов 27 сентября 2009 года в Германии человеком № 2 стал открытый гомосексуалист Гидо Вестервелле, лидер партии свободных демократов, без которой невозможно формирование правительства. Но ведь это и есть политическая элита современной Европы.

Начало XXI века войдет в историю как время безвременья. Никаких великих идей, никаких великих подвигов, даже никаких великих преступлений.

Еще недавно в мире господствовали великие идеологии, предлагавшие свои альтернативы существующему порядку вещей. Сейчас же каких-либо внятных идейных альтернатив не видно. Различные экологические, феминистские и антиглобалистские организации и не претендуют на создание глобальных позитивных теорий. И это не те идеи, за которые можно отдать жизнь.

То, что происходит в мире, печально. Западная цивилизация, при всех ее бесчисленных минусах, все же обеспечила феноменальный подъем человечества. Теперь же африканские и восточные традиции, которые будут доминировать в мире нового века, вряд ли способны обеспечить его дальнейшее развитие. Похоже, что падение западной цивилизации будет напоминать аналогичное падение античного мира, которого сменили «темные века».

Россия же в постзападном мире может занять ведущее место, если только не забудет, что является евразийской страной, имеющей свой путь развития.

Однако есть возможности избежать нового средневековья. Человечество должно перейти к своего рода «неомодерну». Необходимо отбросить нынешнюю западную модель развития, как ставшую тупиковой, и вернуться к истокам развития. В области философии, если она хочет остаться философией, необходимо возвращение к диалектике.

Необходимо вспомнить и критически оценить философские достижения западных диалектиков, например, Франкфуртской школы, Г. Маркузе, Ж.-П. Сартра, Э. Геллнера, Э. Хобсбаума, Н. Хомски, И. Валлерстайна, А. Негри, С. Жижека. Вспомним достижения отечественной философии, которая не ограничена идеалистами из бывших марксистов «серебряного века». Из отечественной философской мысли необходимо обратиться в первую очередь к творчеству славянофилов, обосновавших отличие русской цивилизации от западной Романо-германской. Надо вновь вспомнить вдохновляющие мысли русских космистов, если мы хотим дать обществу, да и всему миру в целом, завораживающую идею.

Итак, хватит играть в постмодернизм! Да здравствует диалектика! Назад к Гегелю! Вот что должно стать основой философского мышления наших дней.
Сергей Викторович Лебедев, доктор философских наук, профессор (Санкт-Петербург)

Примечания:

1 — http://culture.niv.ru/doc/aesthetic/lexicon/220.htm
2 — http://www.scepsis.ru/library/id_1055.html
3 — Jencks Ch. What is post-modernism. NY., 1989., p.47
4 — Брайсон В. Политическая теория феминизма. М.: Идея-пресс, 2001. С. 12.
5 — www.censura.ru/printing/miseregrandeur.htm