Кашира. Ильин день

Из цикла «Родные берега»

Дедушка Ростов

Тихий омут: Гороховец-на-Клязьме

Русский и водка: Серпухов

Больно место хорошо… Город Мышкин

Когда-то, еще в детстве, я то ли прочла где-то, то ли услышала от кого-то, что если накануне Ильина дня не поспеть к тропарю в церковь, то весь год слезы будут литься, как дождь, от века положенный на Ильин день. А дождь в августе всегда после грозы.

Небо 2 августа было светло и чистое, как будто его как следует вымели и вымыли. Не жарко. И мы, не долго собираясь, поехали в Каширу.

Муж и сын — не большие любители русской провинции. Один — тот вообще западник. Другой в силу возраста, возможно, предпочитает пульс большого города тихой размеренности уезда.

За окном электрички — дачи, подсолнухи, березовые рощи, все мимо, мимо… Наконец, Ока, великая русская река, переехали мост и — вот на тебе, Кашира.

Улицы Ямская, Белова (интересно, кто такой Белов?), обязательная Красноармейская, непременная Советская, Пушкарная, Большая Посадская, Весенняя, Летняя, Осенняя, Зимняя, Колодезный переулок…

Центральная улица до половины называется Советской, а дальше переходит в Стрелецкую. Так и в нашей жизни, что в частной, что в общественной, все до конца не разрешено, все серединка на половинку. Проклятая раздвоенность — сознания, бытия.

Город появился на месте впадения реки Каширка в Оку, на левом пологом берегу. Сначала это было село, отданное в дар московским князем Иваном II Красным своему сыну Димитрию. Дело было где-то в 1356 году. Во всяком случае, впервые тогда упоминается Кашира в духовной грамоте Ивана II. Хотя еще за год до этого, в 1355 году, епископ Коломенский Афанасий титуловался «Каширским». После многочисленных напастей и бед, выпавших на долю города, — набегов, эпидемии чумы и самых разнообразных войн — Кашира запустела. А после нашествия хана Девлет-Гирея и эпидемии чумы 1571 года Каширу перенесли на правый берег Оки и вскоре, в 1629 году, возвели вокруг земляной вал с деревянной крепостью, служившей одним из опорных пунктов Большой Засечной черты.

По кривым улочкам старых уездных городов России хорошо бродить без цели, просто так, никуда не спеша, не торопясь, оказываясь то на крутом берегу Оки, то на Хлебной площади возле свежевыкрашенной высокой колокольни Введенской церкви начала XIX века с 56-метровой колокольней и действующими часами, то на Соборной площади перед ампирным Успенским собором с обвалившейся штукатуркой. Никто не хочет здесь, в провинции, ускорить время. Оно не течет даже, а капает, как варенье с ложки, медленно, тягуче. Из приоткрытого окна дома (каменный низ, деревянный верх) слышна музыка. Шаляпин. В Москве такого не услышишь. Окна чисто промыты, до блеска, до прозрачности и на подоконниках на специальных подставках в виде скамеек стоят фиалки и герань.

Какое слово лучше всего подходит к глубинной России? Может быть, задумчивость? Об этом «тысячелетии задумчивости» писал Достоевский в «Дневнике писателя». Или, скажем, Замятин, сравнивавший Русь с бором, дремучим, кондовым, с берлогами медвежьими, с седыми лохматыми мхами. «Видал и железные шеломы княжьих дружин, и куколи скитников старой, настоящей веры, и рваные шапки Степановой вольницы, и озябшие султаны Наполеоновых французишек. И — мимо, как будто и не было; и снова — синие зимние дни, шорох снеговых ломтей…» Ильин же называл это континентальной замедленностью. Но иногда минуты, лениво переваливающиеся с боку на бок, ускоряются.

Хотя в городе сохранилась строгая планировка эпохи классицизма, улица, ведущая к Оке, та самая Советская, оказавшись Стерелецкой, начала закладывать крутую дугу — мимо палисадников и заборов, яблоневых садов, бревенчатых домиков за гроздьями покрасневшей рябины, мимо петухов и кур, золотых шаров, синих колонок, из которых местные жители по старинке качают воду, крутой овражистой тропой мы почти бегом уже, вприпрыжку спускались к Оке.

— А где тут Нижняя набережная, — поинтересовались мы у загорелого мужика.

— А вы на ней стоите.

Нижняя набережная оказалась просто проселочной дорогой, огороженной с обеих сторон глухими заборами. И мы стали подниматься снова на холм коротким путем — по заросшей лопухами тропке все в горку, в горку, снова к Успенскому собору. Отсюда открывается вид на другой берег Оки и Белопесоцкий монастырь. Он основан в конце XV века. Впервые упомянут в 1498 году в грамоте казанского царя Магмет-Амина. Построил его выходец из бояр Владимир на месте, называемом Белые пески. Первоначально монастырь был мужским. А вдохновил игумена Владимира на возведение храма, по преданиям, сам прп. Сергий Радонежский, который, направляясь из Серпухова в Коломну, проходил через Белые пески. Святой подивился здешней красоте, вековым соснам, белому песку на Оке… Он освятил бьющий из-под земли источник, водрузил здесь крест и сказал: «Быть тут монастырю». В 1380 году на этом месте останавливались русские полки, идущие в Коломну — пункт сбора войск перед Куликовской битвой.

Основав обитель на важнейшем южном рубеже Московского государства, преподобный Владимир Белопесоцкий получил самую широкую поддержку столичных князей. Московские государи были заинтересованы в укреплении южных границ, поэтому небольшая пустынь вскоре превратилась в монастырь-крепость. В 1564 году был заложен Троицкий собор, а к 1578 году почти все монастырские строения были уже каменными.

Обитель не раз разоряли крымские татары, ведь, повторюсь, она стояла форпостом на пути к Кашире и, что главное, к Москве. А в Смутное время монастырь совсем запустел. Границы государства отодвигались все дальше, к югу и обитель постепенно утрачивала свое значение как оборонительный рубеж и становится заштатным, как и сама древняя Кашира.

Перед революцией в монастыре проживало 50 насельников. В 1918 году монахов вывели из Святых ворот и расстреляли у восточной стены. В середине 30-х в келейных корпусах устроили общежитие для рабочих, строивших мост через Оку. Осенью 1941 года монастырь оказался в прифронтовой полосе. 29 ноября, в день, который, согласно летописи, считается днем рождения обители, было остановлено наступление немецкий танковых соединений. Их разбили и отбросили от Москвы.

В конце 80-х монастырь начали реставрировать, а в 1993-м, в неделю жен-мироносиц, он был возобновлен как женский.

С правого берега открывается удивительный вид на Оку и стоящий на ней Белопесоцкий монастырь. Все строения обители сосредоточены у южной стены, выходящей на Оку. Древние зодчие позаботились, чтобы монастырь красиво и достойно смотрелся именно с реки. Во время весеннего половодья вода, говорят монахини, кольцом окружает обитель. Тогда монастырь оказывается еще больше отрезанным от остального мира.

С левой стороны горизонта на город наплывала огромная серая туча, беременная, как ощущалось, непомерным ливнем. Она толстела на глазах, распластавшись брюхом по небу. Полыхнула, задула ветром, разродилась немилосердными потоками воды. Мы забежали укрыться в местный ресторан «Садко», да и время уже было обеденное. «Сегодня не обслуживаем», — оторвав телефонную трубку от уха, сказала женщина-администратор времен глухого застоя. «А где здесь еще можно поесть?» — «В Кашире-2», — и она продолжила свой нелегкий разговор. Мы еще пробовали постучаться в заведение «У Татьяны» на Хлебной площади, но безрезультатно.

— Я больше не поеду в старый русский город, — сказал сын.

— А мне нравится, — отозвалась я, дожевывая пирожок из привокзального буфета.

Муж промолчал. И мы замолчали. Дождь лупил по запотевшим окнам электрички, скрывая от нас дачи, подсолнухи, березовые рощи… Он лил и лил, как будто опрокидывали ведро за ведром.