 |
| Православие и Мир | Наталья Лосева | 30.11.2006 |
Конечно, я уже посмотрела «Остров». Дома, закрывшись в комнате, засунув за диванные подушки телефон и пульты. Хотелось сделать это скорее, пока фильм не назначат официальным православным кино, и тогда мне будет стыдно не посмотреть его.
Кроме сюжета меня, некритически мыслящего потребителя, волновали лишь два персонажа: Сухоруков, обнаруженный гением после фильма «Павел I», и Петр Николаевич Мамонов — человек из деревни, без зубов и грима. Говорят, перед премьерой, в закулисном буфете, когда вся съемочная группа готовилась к выходу аперитивом, Мамонов прятался за кадкой с фикусом. Говорят, что когда снимали сцену с бесноватой, он плакал так, что работать было почти невозможно. Смешно говорят, как будто бы все это что-то значит. Мирские люди обсуждают, будто последнюю светскую интригу: он молился или играл? Наверное, лучше думать, что — не молился. Потому что иначе — страшно.
Теперь уже ясно, у «Острова» не будет ни покоя, ни мирной славы. Ни своих, ни чужих. Лунгина обвинят в конъюнктурщине и продажности. «Продался мракобесам ни за грош», — скажут ему. «РПЦ вторгается в интеллектуальное пространство», — напишут честные и думающие атеисты. Искатели прямых соответствий обвинят в фактических ошибках: не тот корабль, не та форма, да и монастырей в 76-м году не было на севере, а тем более старцев. Не зафиксировано там чудотворцев. Слышите, не было… Не поверят толстой тетке, у которой муж теперь в Париже, посмеются беременной девочке в платке, сравнят чудеса с «Дозорами». Снизойдут оценить финал: ну это клюква, старик, не дожал…
Православные критики вообще разойдутся лагерями. Одни сочтут «Остров» фильмом-миссией, другие жестко осудят: слишком много прямолинейной житийности, скажут сложно и непонятно. Упрекнут в елейных аллюзиях и злоупотреблении цитатами. Не поверят сухоруковскому отцу-настоятелю, что-то строго и сухо объяснят про экзорцизм…
Два нецерковных человека взяли и сделали фильм-юродивый. Ни в свет, ни в поле. Один прочитал биографии святых и написал во ВГИКе дипломную работу, другой посмотрел сценарий и ничего не понял. Отказался… и снова позвонил молодому, никому не известному сценаристу Соболеву. Критики даже не будут искать в этом промыслительности…
И те, и другие станут обсуждать, кого все же играл Мамонов, и играл ли вообще. Первые понимающе скажут: ну, что с него возьмешь, он и двадцать лет назад… того… Вторые найдут технические и догматические ошибки. Впрочем, сойдутся в одном — фильм держит Мамонов, пронзительной настоящестью, мистическим притяжением. Так забирает на себя спектакль случайно выбежавшая на сцену собака… или гении.
Проблема и удача «Острова» в том, что он гораздо больше событие, чем фильм. Лунгин называет это диалогом с Богом, разговором о людях; Соболев говорит, что исследовал проблему покаяния. Ошибка же в том, что продвигают фильм, то ли не понимая его, то ли обманываясь. Рекламируют мистическую сказку, а показывают тележку с углем, которая символ бесконечной расплаты, неисчерпанной вины. Зазывают чудесами, а дают — Чудо, но в чудеса верят в книжках и фильмах, а Чудо ждут в жизни… Я вот так и не знаю, как правильно отнестись к Исповедальне — разделу на сайте фильма, в котором вам предлагают покаяться. Верующих он коробит, кажется неумной попсой и отчасти богохульством. Но вдруг для кого-то путь к первому настоящему покаянию начнется именно отсюда? Бог весть… «Остров» будут не просто судить, его отхлещут. За слишком церковность в светском прокате, за неожиданную и кричащую интимность молитв и непростоту отношений, за то, что больных на голову нужно лечить в психиатрической лечебнице, а не возить к старцам. За то, что головешка под ноги слишком просто списана из жития то ли Феофила Печерского, то ли Севастьяна Карагандинского. За вторжение в душу со спины, откуда не ждали. За «прозелитизм» и «спекуляции на православной моде».
Даже когда фильм соберет полтора десятка наград отечественных и зарубежных фестивалей, его не простят. Останутся те, кто скажет: опять конъюнктура, рашен-деревяшн, православная клюква. Такая вот будет у «Острова» судьба.
«Остров» — тоска по юродству. По тем, кого боялись и над кем смеялись, к кому шли спросить будущее или, напротив, скрывались в ужасе и смятении от недайбогправды. Юродивый — неправильный по рождению и по смерти, признанный никогда или не на этом свете, правда, от которой бежать — не сбежать. За рамками канонов и требований жюри. «Острову» так и не подберут надлежащий формат. Люди, которым фильм понравится, проиграют тем, кто его отвергнет, — не числом, а аргументами. Потому что толпа знает: предсказуемый финал — это аргумент, а после фильма хочется молиться — блажь. Но, странная штука, и те, и другие первые после финальных кадров минуты почему-то будут молчать. Просто молчать. А потом как будто очнутся, и кто-то скажет: «о, милиционер родился», а другой подумает: «наверное, ангел пролетел». В этом все дело…
ПРИМЕЧАНИЕ:
1 — Застольная примета-присказка в России: когда замолкают неожиданно несколько человек, то кто-нибудь обязательно воскликнет: «о, милиционер родился». Прежде в таких случаях говорили: «ангел пролетел!»
