«Не наломать бы дров, каясь за дедов»

Беседа с настоятелем Муромского Благовещенского монастыря

Многие знают о Муроме лишь по былинам и древнерусским повестям об Илье Муромце, Петре и Февронии, а потому считают, что город это сказочный и ныне уже не существующий и очень удивляются, когда попадают в него по пути в Дивеево. Удивляются, что такой легендарный град находится так недалеко от Москвы, удивляются, потому что Муром до сих пор многие путают с Мурманском.

На второй седмице Великого поста в граде Муроме побывал корреспондент Русской линии Сергей Чесноков и задал несколько вопросов, посвященных теме покаяния, настоятелю Благовещенского мужского монастыря, в котором покоятся мощи основателей Мурома, игумену Крониду (Козлову).

— Ваше преподобие, отец Кронид, возрождение монастыря проходило в основном при вашем настоятельстве?

— В основном, да. Но вообще-то, я второй по счету настоятель с момента открытия монастыря в 1992 г. До 1994 г. настоятелем монастыря был игумен Сильвестр. В советские же годы на территории монастыря богослужение проходило в Благовещенском храме, который существовал как приходской.

— Вы переживаете в городе Муроме вот уже двенадцатый Великий пост. Есть ли отличия этого поста от предыдущих?

— Великий пост — это вековая православная, а значит, и муромская традиция, которая не прерывалась никогда, и этот пост ничем не отличается от других. Так было столетиями, так будет и дальше. Так же и о покаянии нельзя сказать, что двадцать лет назад оно было одно, а сейчас другое у людей. Покаяние всегда одинаковое, люди каются за свои личные грехи. Человек вечен, его природа как и была, так и будет одинакова у всех людей — одни и те же основные чувства, падения, добродетели. Так и покаяние всегда будет одно и тоже, ведь это потребность изменить свою жизнь, победить себя в чем-то. Просто новые и новые люди к нему приобщаются, входят в эту среду, воцерковляются. Вот почему покаяние — это процесс, с одной стороны, динамичный, а с другой стороны, статичный. Думаю, что сегодня покаяние качественно не лучше и не хуже, чем оно было и ранее.

— Кто приходит на исповедь?

— Люди разного возраста. Пожилых, конечно, больше. Молодежи немного, но постепенно количество ее увеличивается. И это радует.

— Есть ли какие-то особенные современные грехи? В чем нужно нам сейчас каяться?

— Перечень грехов один и тот же. Но общество в одном своем состоянии испытывает давление одних грехов, а в другом — других. Сейчас известные грехи — понятие о нравственности, которое нарушается усиленно и преднамеренно. Но это касается, прежде всего, молодежи. Сексуальная вседозволенность, наркомания, агрессия, и прочее. Пожилые люди, воспитанные в советское время, конечно, не подвержены этому в такой степени. Радует, что молодежь все-таки приходит в церковь. Это какие-то крупицы, конечно, не вся молодежь, но эти крупицы, я думаю, как соль, ее ведь всегда нужно немного. Христиан всегда мало и будет их мало, но, тем не менее, это квасец, который квасит все тесто. В Муроме, как и в любом другом городе, это один человек на тысячу, тот, который регулярно приходит в храм, но он меняет и других уже одним фактом того, что он такой есть.

— Что бы вы посоветовали человеку, который хочет исповедоваться, причаститься в Великий пост?

— Главное, это, конечно, исповедь. Сам пост, воздержание от пищи можно варьировать, потому что не все могут поститься в полную меру, и уставом это предусмотрено. Духовники сегодня, да и всегда делали послабления. Ведь одни люди приучены к посту, другие только входят в церковь, третьи — больные. Вопрос о том, как приготовиться физически, чтобы как-то воздержаться от пищи, надо в индивидуальном порядке решить со своим священником, которому человек доверяет. Но это второстепенное. Главное — это перетряхнуть всю свою душу. Прислушаться к своей совести. Сейчас в светской, мирской среде такого опыта рассмотрения своей совести нет, но надо, тем не менее, этим заняться. Хотя бы перед Причастием выбрать время, посидеть и подумать в одиночестве: в чем нас совесть обличает. Если хоть что-то мы найдем, хоть сколько-то грехов или поступков, или даже мысль греховную, с которой надо бороться — уже хорошо. Ведь не только поступок, но и слово, и даже мысль могут быть грехом. Надо все это зафиксировать, записать и вынести на свет Божий — на исповедь. Это самое главное.

— А из муромской истории могли бы вы привести назидательные примеры покаяния?

— Ну, муромцам свойственно особое покаяние, т.к. на протяжении веков они слыли особыми бунтовщиками — «святогонами». Они изгнали нескольких своих святых, начиная с князя муромского Константина, который крестил город. Было несколько бунтов, в результате которых погиб сын святого — князь Михаил, почитаемый вместе с отцом и братом Феодором как мученик. Их мощи у нас в храме. Потом знаменитые Муромские чудотворцы блгв.кн.Петр и кн. Феврония, тоже были изгнаны из города. Святитель Василий Рязанский, который в итоге уплыл против течения, встав на мантию — известное чудо. И в советское время были бунты. В общем, какая-то специфика города. Восстание, нетерпение. Но, соответственно, и покаяние. Поскольку и святых очень много здесь для такого небольшого города. Посудите сами — пятнадцать святых для города населением в сто с лишним тысяч человек — это немало.

А как именно каялись муромляне?

— Ну, это история не донесла, но, видимо, покаяние носило церковные формы. Мы сейчас можем только предположить, что это было. На примере общенародного покаяния в XVII веке за смерть Патриарха Ермогена, за убиение царевича Димитрия Угличского. Пост накладывался на несколько дней, читалась молитва во всеуслышание Патриархом. Обыкновенные формы покаяния.

— По вашему мнению, нечто подобное имело место и в Муроме?

— В житиях и летописях можно прочесть кратко, что после изгнания князей и святых начинались нестроения, но потом весь город вставал на колени, посылал своих послов, умолял.

— Да, интересно было бы спросить историков, может быть есть какие-то конкретные тексты и чинопоследования…

_ Думаю, что это уже невозможно найти, поскольку все документы уже достаточно подробно разработаны и хорошо известны.

— А как вы считаете, в чем был грех?

— Грех против власти. В Муроме бунт против власти.

— Осуждение властей предержащих?

— И больше чем осуждение. Для муромлян характерно неприятие власти какой бы то ни было, хорошей и плохой, это у них в крови. В других местах, может, это совсем по-другому.

— В связи со сказанным, хотелось бы коснуться и вопроса о покаянии за цареубийство. Святейший Патриарх Алексий II неоднократно высказывался, что грех этот народом нашим до сих пор нераскаян. Как вы понимаете эти слова Святейшего?

— Не только Патриарх, до нас периодически доходят разнообразные воззвания, обращения.

— И основатели вашего города и, пожалуй, самые почитаемые святые Петр и Феврония — князья, то есть то, о чем вы говорили, это тоже царская тема…

— Да. У нас монастырь же тоже царский — его царь Иоанн Грозный основал.

— А в Муроме самом имеется почитание Царственных Мучеников?

— Да, существует. Только многие православные не считают, что нужно каяться в цареубийстве Николая II, поскольку это делал не русский народ, не единоверцы. Идут споры, ломаются копья.

— А каково ваше мнение — есть ли такая опасность «перекаяться»? Тем более, что среди убийц Царской Семьи было немало и чистокровных русских…

— Спорить с этим тоже сложно, лишний раз покаяться не повредит. Мы же знаем, что русские люди предали Царя. Конечно, какая-то доля вины русских людей и в цареубийстве тоже есть. Это может быть не личная вина, твоя или моя. Но вина предков все равно есть.

— А как каяться за предков?

— Такие прецеденты, как я уже сказал, были в истории: за смерть Патриарха Ермогена каялись же. Формальной вины, конечно, нет, но чувство причастности налицо — ведь это же были наши отцы, наши деды, мы — часть их, а они — часть нас.

— А в чем может выражаться покаяние за дедов и прадедов?

— Исправление ошибок их — это самое главное. Не то, что формально сказать на исповеди. На исповеди мы должны за себя каяться только. А покаяние за предков — это исправление их ошибок. Но, исправляя их ошибки, надо тоже не наломать дров, быть крайне осторожными. Ведь то, что иногда нам кажется ошибками, это на самом деле могут быть правильные вещи. Надо еще разбираться и разбираться. Покаяние за предков — вещь очень тонкая. Только уж если мы видим безусловное зло, как, например, убиение Царской Семьи. Ведь цареубийство — это и как отцеубийство — бесспорное зло. Но есть и другие моменты, которые нам кажутся злом, а на самом деле несут в себе глубокий смысл.

— Вкратце не могли бы рассказать о себе? Вы родом из Мурома?

— Я из Владимира. В церковь пришел в 1987 году. Причем привели меня не родители, а бабушка, как и у многих. Крестился я лет в двенадцать. Перелом произошел, когда я еще в школе осознал то, что советская идеология и русская культура ничего общего между собой не имеют. Осознание этого разрыва меня потрясло. Я выбрал русскую культуру. А ее фундамент — Православие. Я думаю, что это путь многих в то время.

— Не могли бы вы рассказать о новостях в вашем монастыре? Ведь возрождение монастыря тоже можно назвать делом покаяния всех муромлян?

— У нас нет какого-то богатого покровителя, который бы нам все сделал. Фактически монастырь восстанавливает народ, паломники, которые едут в Дивеево. Власти помогают, конечно, но специального человека нет. И это хорошо, потому что бывают проблемы со спонсорами, когда жертвователь начинает себя считать хозяином в церкви. Начинает командовать делами, которые вовсе его не касаются. Я знаю такие случаи, которые заканчивались конфликтами.

— Не всякую копейку принимаете?

— Ну как не всякую? Мы же не знаем, что это за деньги, которые нам жертвуются в ящик. Принимаем-то мы от всех людей. Но у нас нет отдельного человека, который бы нас контролировал.

— Вы возрождаете монастырь на лепту вдовицы?

— Да. И, между прочим, дело, хотя и не так быстро как где-то, но движется, на месте не стоит. У нас вот все эти корпуса сейчас свободны. А ведь еще совсем недавно они были заселены народом, и выселить его не представлялось возможным. И вдруг ни с того ни с сего люди стали сами собой расселяться.

— Власти помогли?

— И власти, и сами они быстро разъехались.

— По доброй воле, без конфликтов?

— Я думаю, что Господь на Себя взял их расселение. Церковная экономика развивается по своим законам. Здесь действует Господь. Он ведь ревнует о Церкви Своей. Кого-то допускает, а кого-то и не допускает. И когда у жертвователя торгашеский дух, то Господь отвечает ему таким же образом — зачем ты Мне нужен. Жертвенность и любовь — это другие категории, здесь нет места деловым отношениям.

— А вот наш Нижний Новгород — город купеческий, и у нас другие традиции были…

— Другие купцы были. Они Бога не покупали. А наши современные пытаются, только вот не получается.

— Вы хотите сказать, что современные предприниматели исповедуют протестантский, или даже католический подход, воспринимая жертву то ли как «баш на баш», то ли как индульгенцию?

— Я бы не стал сравнивать, ибо это оскорбительно даже для инославных. Это вообще аморально и безнравственно. Хуже материалистического подхода.

— А каково ваше отношение к нижегородской инициативе всеобщего покаяния, получившей название «Покаяние — путь к Победе»? Готовить его постепенно по образу, явленному как в XVII веке?

— В чем конкретно предлагаете каяться?

— В цареубийстве как корне многих наших общественных зол, в убийстве нерожденных младенцев, что в последнее время носит массовый характер (аборты). Это только самые тяжкие из грехов, которые довлеют надо всем народом нашим, и потому носят общественный характер, ибо со всеми этими искушениями современному человеку сложно справиться по одиночке.

— Какое всеобщее покаяние? Народ каяться в этом пока не может, поскольку просто не осознает даже, что это грех.

— А каково ваше мнение — нужно ли это дело готовить?

— Нужно не готовить покаяние тех, которые никакого отношения к Церкви не имеют, а просто воцерковлять людей, каждого человека, конкретного, вводить его в церковную ограду. А уж там он и будет каяться. В этом смысл.

А собираться и читать молитвы за весь народ, притом, что сам-то народ может и не заметить этого? Это просто профанация получится — мое мнение такое. Никакого смысла во всеобщем покаянии я пока не вижу.

— Спаси Бог, батюшка, за беседу. То, о чем вы говорите, это и есть наша главная задача — проповедь Православия, чтобы те восемьдесят процентов нашего населения, которые номинально считают себя православными, стали таковыми на самом деле. Как это называть — покаянием или проповедью — это совершенно другая тема.
Записал Сергей Чесноков