Несколько штрихов к портрету церковного декадента

Православные «ультрас» давно бередят Церковь. Пик популярности «Руси православной», издаваемой г-ном Душеновым, пришелся на 90-е; антиеврейских штудий М. Назарова — несколько позже. С натяжкой к православному радикализму относится последнее: сумбурное бунтовщичество бывш. еп. Диомида. Новое слово — «антиревнительство». Преследование ревнителей с выметанием всюду предполагаемой «диомидовщины» становится писком моды в среде церковного истеблишмента, вдохновленного проектом по выведению улучшенного, высококонцептуального Православия, освобожденного от разного рода религиозных аффектов и неопределенности.

Пример показательного приручения стихий — статья под названием «Несколько штрихов к психологическому портрету современного „борца за чистоту Православия“» свящ. Александра Васютина. Прямота и естественность в исповедании о. иереем собственной нормальности, адекватности, просвещенности, компетентности, развитости и еще многих качеств на фоне болезней и, цитирую, «неразвитости интеллектуальной деятельности головного мозга, компенсируемой многоразличными психическими явлениями» других, честно говоря, подкупили. Ответную реплику я первоначально хотел было озаглавить: «Несколько штрихов к портрету сотрудника ОВЦС», — поскольку автор, опубликовавший свой психотерапевтический экскурс, подписал его в т. ч. именем своей организации: «сотрудник ОВЦС МП». Но передумал. Итак, штрихи к портрету свящ. А. Васютина как одного из выразителей идеи церковности, ничего общего не имеющей с антиэкуменистами, антиглобалистами, апокалиптиками, мистиками, политическими оппозиционерами, искателями чудес и прочими личностями, коим во времена современности, адекватности, межконфессионального диалога, всяческой вертикали, мейнстрима и стабилизации просто не место.

1. С точки зрения антиревнителя отсутствует сам предмет спора. «Ревность о чистоте Православия», «чистота Православия» — чистые эфемерности, взятые из ниоткуда. Мало того, само Православие — то ли оно есть, то ли его нет. Вера, где половина является мучениками и чуть менее «пещерными закопанцами», во всяком случае, не попадала в поле зрения автора, свящ. А.Васютина. О ревнительстве веры свящ. Васютин пишет так, как я бы писал про коллекционеров пивных банок или о противниках псовой охоты на лис. Т. е., условность и чистой воды блажь. Восприятие темы сугубо эмпирическое.

Что для свящ. А. Васютина точно есть, это борцы за чистоту Православия, которой, как мы уже знаем, не существует. Отношение к борцам N, M и L поэтому простое и ясное — как к лунатикам и абсолютному нонсенсу. Эмпирический образ N, M и L — вполне достаточное основание не любить ревнительство и самому не морочиться ни о чем подобном. О. А. Васютин относится к определенному лагерю, и обязан любыми доступными способами его защищать. Вот собственно и вся программа, если не считать риторическое украшательство.

Самое большое, на что свящ. Васютин отвлекается — это дежурные толерантности: «люди вправе иметь разные мнения и убеждения» и «никто не призывает к унификации мышления и не навязывает своих моделей остальным». То, что «модели» бывают не только «своими», а «навязывать» и «человек вправе» — не вполне подходящи к Божественной истине, остается, по всей видимости, вещью невмещаемой с позиции интеллектуальной деятельности головного мозга. Равно как вопросы: «Что же в таком случае является настоящей ревностью?» и «А правильно ли я ревную?» Для свящ. А. Васютина, конкретного сотрудника ОВЦС, это по-видимому вещи, чрезмерно философические.

Если верить написанному, «модели» свящ. Васютиным не унифицируются, «модели» в теории равны. Но одна наверняка равнее. Все уже уяснили: кто со священником А. Васютиным — у того нет «психических явлений»; оставшимся, увы, ничего не гарантировано.

2. С точки зрения антиревнителя нет никакой связи между ревнительством и обстановкой в Церкви и вокруг нее. Ревнительство, в данной версии, — это врожденное. Оно не имеет объективных причин. Ревнители ревнуют практически независимо от того, в каком положении находится Церковь, благоприятны или враждебны обстоятельства для христианства — прививаются ли в обществе нравственность и порядок или плодятся порнография и аборты; благоволят ли власти христианству или норовят всучить нечто малопонятное и ненужное наподобие ювенальной юстиции и ИНН. Я уже писал об этом: в современных условиях оснований к тревоге, сомнениям объективно — хоть отбавляй. Даже не для религиозного сознания только. Весь стиль современности располагает к манипуляции, подлогу, к двойной игре. «Парят» нашего брата отовсюду, грамотно, по науке и все, кому не лень. Спинным мозгом мы обучились уже прозревать: когда президент Медведев говорит: «Деноминации не будет, дефолта не будет», — по всей вероятности, нужно ждать третьего — девальвации. Так обычно оно и бывает.

Позволю автоцитату из моей статьи «Фундаментализм, консерватизм и ревнительство в РПЦ»: «Субъективно православное сознание постоянно ощущает на себе агрессивное действие среды. Во множестве практических ситуаций оно наталкивается на недружелюбие, давление мира, испытывающего его устойчивость. Охранительство — реакция консервативного сознания, стремящегося жить внутренним смыслом, свободным от противоречивых и не всегда ясных по своему содержанию вторжений современности». Для антиревнителя, профессионального борца против ревнителей, диспозиция выстраивается по-другому: ревнительство, подобно Карфагену, есть главный противник, и первое должно быть разрушено. ИНН, еврейское происхождение олигархов и теории мирового заговора не так страшны уже потому, что о них говорят оппоненты. Апостасия, эсхатологизм, алармизм (видение опасностей) изощренно высмеиваются. Судя по последним данным, конец света может быть совсем отменен, раз о нем говорят разного рода «маргиналы» и не принято говорить в благородном обществе.

3. У антиревнителя клановое сознание, отрицающее принадлежность к единому церковному целому и, в частности, пастырскую ответственность за оппонентов. Крылатая фраза, пускай и не принадлежащая о. А. Васютину: «Неплохо, чтобы было что-нибудь типа раскольчика. Пусть в него уйдут все зилоты, ревнители, ИНН-исты, геронтофилы, национал-патриоты и прочая публика. Пусть в своей церкви делают, что хотят». Как видим, противоположности сходятся. Не одни зилоты желают обособиться от зараженного апостасией большинства. Антиревнители тоже не успокоятся, пока не обеспечат себе комфортную одномерность, чистоту адекватности с апофеозом мейнстрима и компетентности.

У свящ. А. Васютина этому соответствует постоянное обращение к теме психической патологии, неполноценности ревнительства. Ревновать — это однозначно так дурно, а нездоровье бедняг расцвечивается такими яркими красками, что ни у кого не должно оставаться сомнений: на путь истинный ревнителей может наставить разве что доза галоперидола.

В заключении автор смягчается. Из заключения мы узнаем, что и в нем присутствует человеческое. «Я адресую свои скромные размышления, — пишет о. Васютин, — всем тем, кто молится о единстве Русской Церкви, о ее настоящем и будущем, кто любит всех ее чад, каких бы взглядов они не придерживались». Жаль, что о скромности, любви и молитве автор вспоминает только в конце, да и то для проформы. Какие еще, на беду, любовь и молитва в аспекте: «массовая истерия, групповой психоз»? Подобные диагнозы — однозначное списывание со счетов и отказ от ответственности. [1]

Традиционно православное пастырство включало множество аспектов, включая и попечение над душевнобольными. Я знаю случай, когда на одном из московских приходов пожилая женщина исцелилась от мучившей ее десятилетиями тяжелой шизофрении. Специалисты наверняка располагают большей статистикой подобных ремиссий. Клиническая шизофрения, если кто знает, — это очень серьезно. Многие менее тяжелые расстройства психики находят объяснение в контексте духовных влияний. К сожалению, в последние годы понимание резко меняется. Появляется все больше любителей, чуть что, укладывать собратьев во Христе на кушетку к дедушке Фрейду. Афоризм, обессмертивший имя прот. Г. Митрофанова: «Советую обратиться к психоаналитику на предмет скрытого садомазохизма». Пример эффективных подходов: повесил на исповедальный аналой и будь свободен! [2]

Наглость и ложь подобной околоцерковной «модели» состоит в том, что решение высшего она ставит в зависимость от низшего — решение церковных проблем отдает на откуп вовсе не предназначенным к этому психологии и психиатрии. Для чего же, если не своей простоты и не красного словца ради? Всякий знакомый с современным состоянием обеих дисциплин скажет, что более путанной отрасли, чем психология, на сегодняшний день нет. О конференциях психологов ходят легенды; в общественном употреблении психолог-консультант давно стал чем-то средним между коммивояжером и астрологом-хиромантом. Профанация настигла некогда строгую классическую науку в разного рода массовых методиках достижения успеха, повышения самооценки, психопрограммирования и т. п. Больна и психиатрия, которая по-прежнему в основе своей остается карательной и заложницей официальной идеологии. Православные во всяком разе могут не сомневаться: диагноз религиозного психоза, если обстоятельства сложатся, гарантированно «светит» любому, хотя бы и самому о. А.Васютину.

Особое свинство — использовать психологический и психиатрический аппараты в идейных дискуссиях и притом дилетантски. Читатель ничего не знает о компетентности о. Васютина в постановке диагнозов. Почему же с такой непререкаемой уверенностью им произносится: «То, что происходит в изучаемых нами кругах, можно квалифицировать по-разному: массовая истерия, групповой психоз»? В содержательной части «квалификация» вызывает множество вопросов. Во-первых, кто квалифицирует? Во-вторых, не создается ли этим новый соблазн искать психопатологию во всем, что не нравится? Далее, кому нужны в Церкви, как пишет автор, «не голословные, носящие логический характер дискуссии», когда «идиот» и «маньяк» становятся ординарными? Не поэтому ли Писание запрещает говорить «рака», т. е. безумный, своему ближнему? И, наконец, критика: «Но в Церкви как Теле Христовом не должно быть места для клеветы, лжи и истерии, ибо этого нет и не может быть во Христе», — кого, если не о. А. Васютина, данная критика описывает?

Каковы окажутся критерии экспертизы о. А. Васютина, видим по приведенному им примеру. «К знакомому священнику подходит в храме женщина и спрашивает, как могло получиться, что Патриаршим Местоблюстителем был избран митрополит Кирилл? Батюшка интересуется, в чем конкретно она с ним не согласна. Та отвечает, что вообще-то ни в чем, но „ведь он какой-то… не такой“». Да, что тут скажешь… Если человек не умеет выразить сомнений и говорит: «что-то не то», — это, конечно, повод для пастыря Христова надмеваться на тему «неразвитости интеллектуальной деятельности головного мозга, компенсируемой многоразличными психическими явлениями, зачастую перерастающими в фобии, навязчивые состояния, манию преследования». Особенно, когда «не такой» касается твоего прямого начальства по ОВЦС. Тут уж для ревности нет границ, диагнозы смело можно раздавать пачками.

Гипотеза насчет того, что твои противники — просто неполноценные, психически больные, так увлекательна и так хорошо успокаивает, что реализм антиревнителям совершенно отказывает. Борцы с Церковью, такие как Душенов, Назаров, Лурье и др. — вообще-то, далеко не самые глупые люди. Которые, возможно, посмеются опусу о. Васютина; многим незадачливым суждениям автора о «головном мозге», «широких массах населения» и «не таком» Местоблюстителе. Если зилотам нету прохода от глобалистов, экуменистов, масонов, то антиревнителей одолевают идиоты и истериками. Право же, картина мира, проще не бывает! Бери трафарет и прикладывай, на что угодно. Например, как полагаете, чем был русский раскол XVII в. Правильно: коль по о. А. Васютину, то тоже типичной психопатологией. И вот, кое-как шатаясь из массовой истерии в коллективный психоз, мировая история тяжелыми депрессивно-маниакальными тропами достигла, наконец, до своего настоящего смысла и результата: сотворения ОВЦС и васютинской адекватности.

4. Борьба против ревнительства — отражение кризиса веры. Придирчивого внимания к Чукотке и «дураковской пещере» наверняка не было бы, не вмещай оно в себя большего — неудовольствия как таковыми Церковью и верой. Будем говорить честно, сегодня часть мирян и священства разуверилась. Парадоксальная вера, что, как сказал один игумен, «молиться и поститься — непродуктивно», обозначает весьма специфическую и радикально настроенную позицию: декадентство. То, что снедает нас на самом деле, есть декадентская самоненависть. В ревнителях с удовольствием высмеивается, выставляется в психопатологическом свете многое относящееся к церковным традициям и консервативному исповеданию. Для выправления одной кривизны используется другая. Рассуждения, напоминающие о. А. Васютина, все чаще извлекаются из подвалов, из тайных, тщательно отгоняемых помыслов, из дневников и сиюминутных настроений на уровень того, что не только не скрывают, но чем даже кичатся, что с особенным удовольствием выдается на публику. Я смог! Стало быть, я не тварь дрожащая, я право имею.

Сейчас не смогу процитировать, но как-то в ответ на одну из моих публикаций С. Чапнин написал, дескать, знаем мы этот традиционализм, который только рядится в ревность о вере, а сам является постмодернистской игрой. Возможно, традиционных оснований для жизни нам вправду не хватает. Но хуже любых ошибок и заблуждений неверие, что традиционное исповедание сегодня возможно. Примеры искренней жизни по вере, труда, подвига, молитвы, самоотречения несомненно остаются. Каждый, благодаря Богу, знает настоящих благочестивых христиан, лучших себя. Такие христиане и особенно пастыри являются спасительной ниточкой, а заодно и укором о настоящем исповедании.

Вопрос о чистоте веры, о том, таким образом, сохраняет значение, хотя и не в том крайнем ригористическом духе, что у радикалов. Сколько не иронизируй над апокалиптикой «пензенских сидельцев», сказанное в Писании остается: «Бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет» (Мф. 24: 42). Лишенное эсхатологической памяти, исповедание веры представляет собой не менее жалкое зрелище декаданса и увлечения социальным оптимизмом, преувеличенно радостного окунания в общий театр абсурда.

Нужны не «модели», которые всякий плодит на свой вкус. Нужны эталонные образы, проверенные и освященные авторитетом, которым ревностный христианин может следовать. Таковы настоящие скрепы церковности, никакая не «адекватность».

Кошмар декадента: несмотря ни на что, на уверения се6я в адекватности, а оппонентов — в неполноценности, в конце оказаться чужим. «Опасность в том, — констатирует о. А. Васютин, — что в один прекрасный день „борцами“ могут стать широкие массы». Беда…

СНОСКИ:
1. Для сравнения, о том же из моей статьи: «„Ревновать“ — выражает упрощенную трактовку исповедания веры в условиях гонения на нее. Единственной актуальной задачей для верующего становится сохранение образа мыслей и жизни, не зависящего от козней современности, фактически же анти-современного, выводимого из противопоставления ей. Современность — концепт массового общества, политики, экономики, следует признаться, способствуют распространению подобных суждений. „Православие или смерть“ — девиз греческих зилотов из афонского монастыря Эсфигмен — более всего отражает самосознание и мироощущение человека, на каждом шагу сталкивающегося с притязаниями современности на мысли, чувства, выбор, способы совершения привычных действий, ограничения в основных жизненных возможностях.
В таком своем виде ревнительство продолжает оставаться церковным явлением. Несмотря на особенности стилистики и ригоризм, оно имеет корнями традиционную православную эсхатологию, учение о последних временах, мартирологию, учение о мученичестве, а также дидактику отречения от мира монашества. В православном паттерне присутствует это: резкое сжатие проблематики до евангельского „да, да“, „нет, нет“ в ситуациях решительного выбора веры и отречения. Средний православный — латентный ревнитель. Перемена стратегий от повседневного благочестия к исповедничеству теоретически может происходить мгновенно.
Остро критической, сверх-консервативной, реакция на современность становится при том, когда подозрения в заговоре или уклонении от учения касаются Церкви, а в особенности иерархии. Православная идентичность неразрывно связана с представлением о церковности. Нарушение чувства церковности влечет за собой самые тяжкие последствия. Ревнительство здесь переходит в исступленную, фанатичную фазу. Доминантой его оказывается анти-церковная, раскольничья деятельность. Девиз зилотов „Православие или смерть“ — от противостояния внешним обращается на войну по уничтожению внутрицерковных оппонентов, в попытки обособиться от зараженного апостасией большинства и основать свою юрисдикцию.
В традиционных эсхатологии и экклезиологии ситуация с предательством церковной иерархии не решена. В отличие от индивидуального исповеднического выбора: отречься или остаться со Христом — она не имеет четких критериев и рамок. Измена иерархии не является принципиально невозможным событием, и исторические аналогии этому есть. С другой стороны, за Церковью в разные времена следует большое число сектантских „истинно православных“ сообществ, балансирующих на грани самосвятства и ереси. В любом конфликте находятся желающие обращать на себя экклезиологические прецеденты Максима Исповедника и Марка Эфесского».

2. Из свежего: «Помимо этого, отметил о. Георгий Митрофанов, сегодня многие приходят в православный храм не „духовной жаждою томимы“, а в поисках разрешения своих житейских проблем, и разговор с хорошим психотерапевтом или работником социальных служб избавил бы их от необходимости отнимать время у священника». http://kiev-orthodox.org/site/churchlife/1896/