Выборы Патриарха: какие проблемы встают перед Церковью?

Часть 2: «Партия прорыва» и будущее церковного управления

Предсоборная ситуация контрастно высвечивает внутрицерковный ландшафт — столкновение мнений, «матрицы целей», присутствующие в отдельных частях православного сообщества. Одним переход высшей церковной власти представляется в виде перелома духовно-мистического характера, другими же воспринимается прагматически и политически: как перераспределение влияния и формирование новой повестки.

Наиболее заметно заявляет себя в связи с выборами «партия прорыва», ориентированная на митрополита Кирилла (Гундяева). Перспектива избрания его предстоящим Поместным Собором 16-м Патриархом Русской Церкви ею расценивается как давно ожидаемое событие и в широком смысле как шанс.

«Русской Православной Церкви нужен на высшем, патриаршем, посту человек, который мог бы влюблять людей в православие. Который мог бы послать „мэсседж“ молодежи о том, что православие — это не только прошлое, это — будущее России» (диакон Андрей Кураев).

«Задача — выйти за ограду храма, вернуть в Церковь наши народы, наших современников» (К.Фролов).

«Партия прорыва» — течение, объединяющее молодых клириков и мирян, ищущих места и веса в церковных процессах. Возникновение данного течения представляется вполне закономерным: в последние годы митр. Кирилл как глава ОВЦС постоянно коммуницировал с соответствующими группами, беря под крыло разработку «Русской доктрины», программы «Молодое поколение России», созыв молодежного Всемирного русского народного собора, тематику общественно-политических молодежных движений, миссионерства. Немалое влияние оказывает и перемена времени — одобрение в общественном мнении устремлений молодых, установка на успех, самореализацию. Традиционная система социальных связей и управления, основанная на строгой субординации и разделении обязанностей, сменяется новой. Современный тип администрирования в большой степени апеллирует к способностям и амбициям конкретных личностей. Эта модель взята за основу при построении структуры возглавляемого митр. Кириллом Отдела внешних церковных сношений. Считается, что ОВЦС на фоне других синодальных и епархиальных учреждений является новым словом, своего рода пилотным проектом и прототипом к последующим организационным реформам внутри РПЦ.

Программа «партии прорыва», иначе именующей еще себя иногда «новыми православными», представляет таким образом сплав импульсивности разного рода, созревшую внутри определенного круга в Церкви готовность к переменам, пробам, к воплощению своего видения, близко воспринятых идеалов «православного дела», устройства церковной жизни на более совершенных идейных началах. По сути, перед нами младореформаторство, с некоторого момента охватывающее любую традиционную систему — экономическую, политическую, общественную — и служащее выражением общего для современности комплекса квазирелигиозного мессианства. «Новые православные» — типичные мессианцы, напоминающие российских политических младореформаторов 1990-х, с их верой в объективность исторических изменений и собственную способность вносить качественные улучшения. Идеология «православного прорыва», в другом звучании «нео-консерватизма» [1] — массированного миссионерского похода и расширения церковного влияния в России или даже в мировых масштабах дает исключительную почву к подобному энтузиазму.

«Русской церкви необходимо донести неискаженную весть о Христе до всех народов Земли. При нынешней политической ситуации и при современных информационных технологиях это реально можно сделать за время служения одного первосвятителя» (свящ. Даниил Сысоев).

«В основе „кирилловской“ программы лежит именно усиление влияния Церкви в обществе, причем не за счет админресурса, а за счет реального духовного и интеллектуального лидерства, за счет того, что Церковь становится влиятельнейшим общественным институтом» (Е.Холмогоров)

«Мало того, долг православных как носителей Истины думать и реализовывать проекты возвращения латинян, монофизитов, несториан и др. к Истине Православия. И это возможно, если Русскую Церковь возглавит стратегически мыслящий иерарх» (К.Фролов).

Момент выборов нового Патриарха, следовательно, становится ключевым, спусковой пружиной для последующего естественного течения событий, ведущего в лучшее завтра. Этим объясняется крайний ригоризм в отношении роли личности. По сути, если следовать версии «партии прорыва», перелом, новая эпоха для РПЦ открывается уже в силу одной интронизации вл. Кирилла в Патриарха Московского и всея Руси.

«Я мечтаю о том, чтобы Патриарх стал моим коллегой, чтобы он был миссионером, не просто красивым символом, а думал, говорил, убеждал». «Владыка Кирилл — единственный, у кого есть мужество объявить миссионерскую мобилизацию, послать „мэсседж“ в большей степени молодому населению — церковь ваш дом» (диакон Андрей Кураев).

«Патриарх — это не высший церковный сан, это титул, который возник во времени и в связи с социальными задачами. И, соответственно, тот человек, который может занимать пост Патриарха, должен отвечать этим социальным задачам. Я выбираю митрополита Кирилла не потому, что у меня есть какие-то иные кандидаты, из которых я могу выбирать, а просто потому, что это единственный, на мой взгляд, вообще кандидат, который отвечает этой задаче в полной мере» (А.Малер).

Осечка на выборах, напротив, есть поражение, нелепица, дефект истории, сеющий сомнения в своей успешности, правоте, избранности. Выборы на Поместном Соборе поэтому, по сути, безальтернативны.

«Любая борьба с Местоблюстителем играет на руку тем, кто хочет ослабить и расчленить Русскую Церковь» (К.Фролов).

«Синод уже определился со своим выбором. Нужно хранить единство, поэтому Архиерейский и Поместный Собор должны поддержать выбор Синода» (Еп. Венский Илларион (Алфеев)).

Без возглавления митр. Кириллом Церковь лишается основных смыслов и стимулов. В терминах «новых»: «замкнется в добровольное гетто», «упустит исторические возможности». Для большинства активных сторонников митр. Кирилла это аксиома, не требующая доказательств. Жизнь, проходящая мимо, — еще одна сильная фобия, истекающая из теории социализации. Церковь не может себе позволить существовать без связи с процессами, которые понимаются «жизненными». В первую очередь от этого страдают сами православные, погрязающие в невежестве. Митр. Кирилл нужен уже просто потому, что «так жить нельзя» (аналогии с «новым мышлением»).

«В случае избрания жизнь пройдет мимо Церкви. Патриарх будет держаться в золотой клетке, чего требует нынешняя православная психология» (диакон Андрей Кураев)

«Мне уже неоднократно приходилось говорить о страшном религиозном невежестве в Русской церкви» (свящ. Даниил Сысоев).

Несложно увидеть, что под всем этим в конечном итоге скрывается некоторое неудовлетворение Патриаршеством Алексия II и «курсом партии». «Они предпочли бы кого-нибудь „смиренно-серого“ или ограниченно дееспособно по причине возраста и здоровья» (К.Фролов). «Красивый символ», «блюстивый архиерей, богослов, образцовый монах-традиционалист в золотой клетке» (диакон Андрей Кураев). Любопытно, что произносится это также без опасения соотнесения с конкретными здравствующими иерархами и кандидатами, имена которых всеми прочитываются.

«Всё или ничего» — этот девиз «партии прорыва» побуждает отбросить условности и прямо настаивать, назидать, спекулировать на понижение относительно возможности неизбрания митр. Кирилла, делая это по-своему не менее вызывающе, нежели против митр. Кирилла выступает упомянутый Г. Северов.

«Выборы станут проверкой выборщиков, в том числе епископата (? Выборщики = епископат), на их способность к христианскому жертвенному поведению. Голосование будет либо за право на спокойную жизнь, то есть „бояре“ могут избрать такого мягкого „Царя“, либо все-таки наши „церковные бояре“ совершат жертвенный поступок, откажутся от возможности спокойной жизни и поймут, что настало время чрезвычайных усилий» (диакон Андрей Кураев).

«Переложить всю ответственность на жребий, на старца-гуру, на царя-батюшку, на кого угодно. Лишь бы не думать и не отвечать. А если думать и отвечать, то соборянам (т. е. опять же, епископам) придется выбирать личность и его „программу“» (К.Фролов).

Лед тронулся. Ставки на перемены из-за этого более перспективны, по-видимому, нежели на консерватизм. «Конечно, имеются и недовольные этой кандидатурой, как и у всякого крупного деятеля у митр. Кирилла достаточно недоброжелателей и даже врагов. Обычно они так или иначе связаны с консервативными кругами духовенства, которые подозрительно относятся к социальной активности главы ОВЦС». Интересно, что говорит это никто иной, как Е. Холмогоров, известный до сих пор своей апологией консерватизма. Под будущее Патриаршество Кирилла I тем временем подводится актуальная теоретико-историческая база: «В предыдущее Патриаршество была заложена мощная база для всемирной миссии Православия. Особая заслуга здесь нынешнего Местоблюстителя. Сотни зарубежных приходов Московского патриархата — это реальный плацдарм для надлежащего наступления Церкви» (свящ. Даниил Сысоев). «Нашумевшее этим летом дело Диомида было в значительной степени аппаратной атакой на митр. Кирилла и эта атака была им успешно отбита» (Е.Холмогоров). Опять-таки примечательно, если учитывать факт, что недавно от связи с бывш. еп. Диомидом и его взглядами официально отрекся заштатный еп. Ипполит (Хилько) — последний из тех, кого прочили в мифический «чукотский раскол». Таким образом, аппаратная атака на митр. Кирилла с самого начала выглядела странно. В течение двух месяцев не могли разобрать, было или не было «Обращение» и что и при каких обстоятельствах подписывал либо не подписывал вл. Диомид. Организовавший неудачный «промоушн» иг. Илия (Емпулев) накануне июньского Архиерейского Собора оказался отправлен Диомидом за штат, вместе с другими подписантами, из-за чего Чукотско-Анадырская епархия сразу лишилась половины настоятелей. Наконец, делами епархиального управления в Анадыре и, соответственно, мятежом ведала, по разным сведениям, то ли секретарша, то ли келейница владыки. Именно с этой «аппаратной атакой», которая не имела и не могла иметь сколь бы то ни было серьезной поддержки, приходилось бороться, и окончание борьбы теперь, разумеется, необходимо преподносить как заметный успех Местоблюстителя.

Специфическая мифология «новых» во многих моментах прямо отказывается от связи с реальностью. Так, по-видимому, вне поля зрения стоят вопросы о том, насколько ждут и хотят слышать миссионеров в жизни, которая «идет мимо Церкви»; какие принципиальные препятствия не позволяли «православному прорыву» совершиться в бытность митр. Кирилла главой ОВЦС и почему после принятия им Патриаршего белого куколя «мэсседж» окажется намного убедительнее. В январе 2007 г., на XV Рождественских чтениях по теме «Вера и образование: общество, школа, семья в XXI веке», как бы предваряя будущие сомнения, Святейший Патриарх Алексий II открыл своё выступление с вопроса: «А для чего нужно учить?» И ответил словами свт. Василия Великого: «Учить не затем, чтобы только знали, но наипаче для того, чтобы и жили сообразно с учением». Сегодняшнее миссионерство редко касается этого: введения новых членов в глубинную жизнь Церкви, освоения устойчивого христианского праксиса, а ограничивается более «технологичными» обращением и начальной катехизацией. Усиливается пристрастие к внешним акциям, своего рода миссионерскому конвейеру. Отсутствие здравой самокритики не позволяет оценить силы, увидеть, что естественные пределы церковно-общественной работы достигнуты, и если что требуется, то качественное, а не количественное усиление — не прорыв, но терпеливое самовоспитание и копание вглубь. Несмотря на подъем миссионерской тематики в последние годы, главный объем работы по-прежнему совершается старыми кадрами — теми, чьи имена стали известны еще в 1990-е. Риторика прорыва, социализации, «политического Православия» в итоге не дала нам ни второго Кураева, ни сильных интеллектуалов, ни новых имен в культуре, ни смены молодых священнослужителей и монашествующих. Кому, как не сотрудникам ОВЦС, известны препоны, вставшие на пути церковно-государственного сотрудничества: введения ОПК, [2] института войскового священства, государственной аккредитации духовных школ, снятия отсрочек от воинского призыва с учащихся семинарий, возврата церковных ценностей, контроля за телевидением. Многие из упомянутых проблем «виснут» годами, так что произносить их вслух кажется неприличным.

Поверхностный активизм идет мимо этого. Наивное мистифицирование его сводится к тому, что «православный прорыв» совершится вслед за аппаратной победой в РПЦ миссионерской идеологии. Между тем, уже ближайший после Собора период покажет относительность ожиданий успеха — «интеллектуального и духовного лидерства», «донесения вести о Христе через современные информационные технологии» и т. п. вещей. Внешние неудачи заставят «партию прорыва», как за более простую и доступную для себя, приняться за переделку внутрицерковных процессов и связей. Это было показано ранее — почва к растождествлению себя с «психологией большинства», со «страшным религиозным невежеством в Русской Церкви» среди младореформаторов вполне подготовлена. Подобно пресловутому социалистическому «ускорению» средины 80-х, провал которого официально никем так и не был признан, энергия столь вожделенного «церковного прорыва» конца 00-х окажется перенаправлена в реформаторское русло. Причины тупика станут усматриваться в несоответствии епархиальной жизни и синодальных институтов требованиям момента. Обструкции подвергнутся традиционные формы, пересмотр затронет церковную историю, практическое наставление, акценты в приходской работе. На ключевые посты в управлении, медиа и пр. придут выдвиженцы из числа «новых». Церковь охватит кампания за внедрение миссионерских форм, «очищение от мифов» и «против маргинализма». Масштаб противоречий многократно вырастет, что в каждом конкретном случае даст повод объявлять об усилении диомидовских тенденций и о восстающем призраке «пензенской пещеры».

Если такое произойдет, фактически, придется признать начало затяжного и острого противостояния между «партией прорыва» и остальной Церковью. Противостояния, в котором конфликты зачастую будут рождаться по третьим поводам, а взаимные обвинения содержать весь спектр аргументов: от канонических и богословских до скандально-бытовых. На уровне многих епархий откроется сопротивление, гласное или негласное.[3] Из среды клира и прихожан, оппозиционных местным преосвященным, сформируются региональные группы и отделения, «государево око» — зачатки новой, ломающей традиционную, управленческой вертикали. Выволочки за недостаточную общественную активность и миссионерство по разнарядке станут привычными инструментами достижения цели. Уже сегодня, за месяц до Поместного Собора и выборов некоторые наиболее откровенные приверженцы «идеологии прорыва» рассуждают публично о подобного рода «эффективном менеджменте» будущего. Священник Даниил Сысоев, настоятель московского храма Апостола Фомы на Кантемировской (цит. по сообщению Интерфакс, 17 декабря): «Кроме того, по его мнению, надо признать тот факт, что Церковь остро нуждается в создании „четкой вертикали духовной власти: решения Святейшего и Синода должны выполняться на местах, а для этого необходимо создать реально действующую ревизорскую службу, которая осуществляла бы реальный мониторинг состояния в епархиях и приходах“».

Т. е., читай, гоголевское. Младореформаторство не склонно отзываться на предупредительные сигналы и при наличии свободы действий идти на компромиссы, останавливаться на половине пути. «Всё или ничего». Выступать против «прорыва» в интерпретации «новых» автоматически значит пониженное: «не думать и не отвечать», «бороться за право на спокойную жизнь». Напротив, единственно оправданны и благородны «чрезвычайные усилия», состоящие в «выборе личности и его „программы“». Хотя, имеются большие сомнения как в части кадрового резерва подобных реформ, так и в правильности видения. «Партия прорыва», «новые» пока еще очень мало чем положительным зарекомендовали себя, комсомольский же наскок одновременно рождает естественные вопросы: не стоит ли уважаемым ревизорам подождать и поучиться, по крайней мере, с десяток-другой лет. Надеюсь, подобные мысли приходили либо приходят в голову многим, в т. ч. вполне ответственным лицам.

Маловероятным кажется то, что пресловутый «прорыв» представляет идею и плод размышлений самого убеленного сединами Местоблюстителя митрополита Кирилла. Едва ли прямыми сигналами из ОВЦС руководствуются кипучая деятельность Фролова, эпатажные выходки диакона Кураева или откровения в ЖЖ барышень без комплексов. Однако заряженное и оставленное без попечения ружье стреляет. Не исключено, что символический «час Ч» начала активных действий пробьет для «новых» уже по результатам Собора. И таким образом церковное управление, критическая масса младореформаторства внутри коего нарастает, с самого начала будет втянуто в череду провокаций.

Ранее мы говорили о доктринальной неопределенности последних лет в РПЦ, в свете которой спокойная, догматически выверенная позиция нового Патриарха окажет умиротворяющее действие. Скажем теперь и о том, чем реально конституируется церковное согласие и исполнение иерархических решений. Слабость и недостоинство нас как неключимых рабов Божиих и худых составов в Теле Христовом восполняется единственно приверженностью лично Святейшему Патриарху, а в своем месте — епископу.

Итак, благо, если Патриархом станет тот, приверженность коему лично, без заметных препятствий проявит максимальное большинство Церкви.

СНОСКИ:
1. Подробней особенности неоконсервативного течения автор анализировал здесь.
2. В 2001 г. на пленарном заседании IX Рождественских чтений митр. Кирилл под овации собравшихся произнес: «Мы добьемся введения ОПК в школы, во что бы то ни стало».
3. Ср. у диакона А. Кураева: «Я не знаю наших епископов, которые ложатся спать с мыслью: что бы еще сделать для молодежи? Я не знаю ни одного епископа, который бы делал выговор священникам за то, что в храме нет книг для студентов».

Окончание следует