 |
| FLB.ru -Агентство Федеральных Расследований | Владимир Семенко | 02.08.2008 |
Сейчас уже общим местом у многих комментаторов стала констатация того вполне очевидного факта, что какими бы мотивами не руководствовался сам (теперь уже бывший?) епископ Диомид, в целом его действия никак нельзя признать просто частной инициативой; такое выражение, как «проект Диомид» (точнее было бы сказать: «операция») стало уже настолько расхожим, что мы, вполне разделяя этот достаточно очевидный подход, решили не выносить данную формулировку в заголовок настоящей статьи. Итак, то, что все действия самого Диомида, его сторонников, противников, апологетов и обличителей, независимо от их личных мотивов, вписаны в какую-то глобальную провокационную спецоперацию, достаточно очевидно. На «проклятый русский вопрос» современности: «кто куратор», однако, с абсолютной точностью пока никто не ответил.
Вместе с тем многое уже вполне очевидно. И главное, что можно с уверенностью констатировать, даже и не обладая всей полнотой фактуры, это, разумеется, вывод, своего рода итог, который всегда очевиден в подобных случаях: кому выгодно? Выгодно ли, например, Святейшему Патриарху и другим членам Синода то, что произошло в связи со всей деятельностью Диомида, а также его искренних и не очень апологетов и неистовых противников? Абсолютно ясно, что нет! Ибо главное, в чем заинтересованы представители высшего священноначалия — это стабильность, покой во всей церковной жизни, отсутствие видимых конфликтов — «тихое и безмолвное житие», о котором молится Церковь. Никакому предстоятелю не могут быть выгодны расколы во вверенной ему юрисдикции.
Выгодно ли то, что произошло, высшему политическому руководству страны, возглавителям светской власти, тем «начальникам», которым, по слову апостола, вручен «меч» государственной власти, чтобы охранять общественный порядок? Ответ, на наш взгляд, не менее очевиден, и он ничем не отличается от приведенного выше. РПЦ для светской власти РФ — один из факторов социально-политической стабильности; кто еще успокоит народ, доведенный до отчаяния и сброшенный в нищету либеральными «реформами», напомнив ему, что «Бог терпел и нам велел», что «всякая власть от Бога» и что главное сокровище, которое призваны «собирать» в этой жизни христиане — «на Небесах», а отнюдь не в накоплении чисто земных благ (и что поэтому не стоит слишком завидовать богатству «олигархов», а следует скорее молиться за этих заблудших, об их незавидной загробной участи, памятуя евангельскую притчу о богаче и Лазаре)? Порой бывает, конечно, что «Вашингтонский ЦК» выражает недовольство излишней «клерикализацией» российского общества, слишком бурным, по его мнению, ростом РПЦ, например, введением религиозных предметов в школе, ну так на это всегда есть достойный ответ. Так, религиозные предметы в наших школах если и вводятся, то в виде безлично-атеистической «истории религий», а архиереев можно частично «выстроить», частично и обмануть: многие из них до сих пор убеждены, что «духовно-нравственная культура», вводимая повсеместно в федеральный компонент образования, есть «то, за что боролись» и наивно поздравляют друг друга и всех заинтересованных лиц со «славной победой». И вовсе не нужно для этого (упаси Бог!) никакого раскола!
Выгодны ли деструктивные действия Диомида, его сторонников и противников, весь этот пресловутый «диомидовский раскол» умеренно консервативному большинству Церкви, православным консерваторам (архиереям, священникам и мирянам), этим верным хранителям церковных традиций? Ну, здесь уж ответ наиболее очевиден. Ибо главный вред, нанесенный и наносимый «диомидовщиной» (и об этом мы писали еще прошлой осенью, в работе «Призрак Второго Ватикана», вызвавшей, что характерно, неимоверную ярость как раз со стороны «благоухающих политтехнологов» — бросовой обслуги либерального лобби, а отнюдь не каких-то дремучих «фундаменталистов») заключается в маргинализации поднимаемых им тем; никаким церковным консерваторам, никаким защитникам Традиции не может быть выгодно, чтобы такие темы, как хранение церковного Предания, монархия, борьба с негативными последствиями глобализации, отстаивание социальных прав простых людей и т. д. в чьем бы то ни было сознании, особенно в сознании высшего священноначалия, связывались с богословскими «ляпами», расколом, непослушанием, нарушением канонов и вообще со смутой. А ведь именно в этом — «сухой остаток» от всей диомидовской эпопеи!
Итак, кому же все-таки выгодно? Прежде всего, конечно, немногочисленным (по отношению к общему числу членов Церкви) представителям «либерального христианства», презирающим и ненавидящим церковную Традицию, основанную на Предании, неистовым и фанатичным «реформаторам», упорно стремящимся проникнуть на ключевые посты в административной иерархии Церкви, в «среднее звено» синодальных отделов, в церковные и околоцерковные СМИ. Нетерпение этих людей, явно вписанных в некий глобальный проект, готовых в любой момент начать делить между собой властные полномочия в «обновленной Церкви», где «рулить будут только наши» (не путать с движением «Наши», имеющим лишь довольно косвенное отношение ко всему «проекту») столь велико, что они порой «наивно» проговариваются. Так, один из идеологов этого движения игумен Петр (Мещеринов) недавно прямо заявил: «Диомидовщина» — мировоззрение не кучки маргиналов, а большей части наших православных. (Особый упор при этом сделав на монархизме, монархическом мировоззрении, якобы относящемся к фольклорно-народной вере, а не основанном на Предании — см.: http://www.russia.ru/geroi/peresedov/?507). Значит, вывод — сменить народ?
Кто же тогда является выразителем церковной полноты? Ведь без того, что в богословии называется «рецепцией» (то есть одобрительного восприятия того или иного решения церковной власти всей церковной полнотой) оно, в строго православной логике, и не может считаться истинным! Наверно, церковная полнота для неообновленцев — это сам Мещеринов с кучкой своих диссидентствующих единомышленников… Плохому танцору известно, что мешает, а реформаторам — всегда народ… Собственно говоря, именно этот процесс, связанный с попытками сменить не отдельных маргиналов, а весь народ Божий, программу, теперь уже напрямую, открыто озвученную игуменом Петром, мы фактически и предсказали в упомянутой выше статье. Не от этой ли невольной прозорливости — те ушаты грязи, которые за прошедшие месяцы вылили на нас «благоухающие»? Итак, церковным и околоцерковным либералам «диомидовский раскол» безусловно выгоден. Поскольку маргинализирует церковно-консервативное большинство и создает предпосылки для захвата Церкви либералами, который теперь из ползучего грозит превратиться в прямой, планомерный и открытый.
Кому это выгодно еще? Очевидно — самим «кураторам», «операторам» «проекта „Диомид“», поскольку успех его означает для них и заслуженные награды, и продвижение по службе, да и вообще профессиональный успех — это всегда приятно. Ясно, что, помимо них, вся эта история выгодна тем церковным и государственным чиновникам с разным уровнем властных полномочий (которых, в общем, довольно мало), которые давно «в прикупе» и, погрязнув в «кэше» и в не очень прозрачных финансовых потоках, давно уже в принципе не имеют (да и, в общем, не хотят иметь) собственной субъектной игры.
И, наконец, последняя сила, которая, на первый взгляд, выигрывает от произошедшего — это реальные (очень немногочисленные) раскольники, подобные небезызвестному М.В.Назарову, связанные с радикальными кругами РПЦЗ, противниками политики приснопамятного митр. Лавра, давно стремящиеся встать на место канонической Церкви.
Каков же механизм всего процесса? На политологическом жаргоне то, что произошло и происходит в связи с «делом Диомида» (имеем в виду отнюдь не только его собственные действия, степень самостоятельности которых до конца неясна, но понятно, что она отнюдь не стопроцентна), обозначается общепонятным русским словом «качели». Стоит напомнить общую канву событий, к настоящему моменту уже подзабытых, несмотря на то, что само «дело Диомида» у всех на слуху.
Сначала Диомид выпускает свое первое «Обращение», которое вскоре оказывается вовсе и не обращением, а предисловием к книге, из которого сделали «обращение» Душенов и К°. Реакция церковных властей довольно вялая, никакими прещениями и не пахнет. Да для них нет и повода. Формальное каноническое нарушение, допущенное Диомидом — обращение ко всей пастве РПЦ через голову Патриарха, Синода и Архиерейского собора, а не только лишь к своей епархии, на серьезные прещения явно не тянет. Типичное отношение со стороны церковного большинства — благожелательно-ироническое. Да, признают многие, человек искренний (хотя и не очень умен); в «Обращении» подняты реальные проблемы, но, наряду с этим — богословский уровень довольно низкий, немало всякого рода нелепостей и вполне маргинальной «шизы», в которой реальные проблемы Церкви и внешнего мира подаются в карикатурно-гипертрофированном, искаженном виде. (Однако «благоухающие» уже тогда начинают все больше напоминать борзую свору, почуявшую вожделенный момент травли). Выходит взвешенный богословский ответ на «Обращение» талантливого молодого богослова Юрия Максимова, в котором представлен его аргументированный и сбалансированный разбор. Почти одновременно выходит письмо авторов и читателей интернет-сайта «Русская линия», призывающее Диомида к конструктивному диалогу. Синодалы заняты своим привычным делом — «замыливанием». Митрополит Кирилл в своем публичном комментарии «отделяет мух от котлет», высказываясь в том плане, что «владыка никакого обращения не писал, это предисловие к книге, жаль, что его так используют, а вообще, не надо нагнетать». В общем, острого конфликта пока нет, и дискуссия, порожденная первым «Обращением», не выходит за рамки приличий. Итак, первый размах «качелей», сделанный Диомидом (или кем-то от его имени) не приводит в движение весь механизм деструкции: «шаг» пока еще слишком слабый.
Вскоре после этого для увещевания Диомида посылается епископ Феогност из Троице-Сергиевой Лавры, архимандрит Наум и еще несколько клириков. Во время беседы на все вопросы и увещевания присланных к нему собратьев владыка «просто молчит», не высказывает ни согласия, ни каких-либо аргументов, что убеждает тех, что в своих поступках и распространяемых от его имени публичных заявлениях он явно несамостоятелен.
Если бы дело ограничилось этим, то ни о каком «деле Диомида» не пришлось бы говорить. Однако через некоторое время от имени мятежного епископа выходит еще одно, новое «Обращение», в котором Рубикон уже явно перейден. Здесь уже Диомид не просто ставит проблемы (с какой степенью адекватности — отдельный вопрос), но прямо требует покаяния от Патриарха и членов Синода в приписываемых им многочисленных «ересях», вменяя им, в частности, молебен в Париже, во время поклонения Терновому Венцу Спасителя, считая этот молебен «экуменическим». Другие обвинения Диомида воспроизводить не буду, поскольку они у всех на слуху.
Ясно, что такое поведение уже прямо неканонично и нецерковно: Диомид не ставит вопросы, предлагая их для соборного обсуждения, но предъявляет ультиматум, полагая самого себя как бы высшим выразителем богооткровенной Истины. Фактически — это первый шаг к расколу. Такая принципиальная и поведенческая логика не свойственна епископам РПЦ и вообще никаким православным епископам, даже и не очень умным по жизни. Это — логика обычно довольно многословных, начетнических и демонстративно «бескомпромиссных» сочинений М.В.Назарова, для которого РПЦ (как и воссоединившаяся с ней большая часть РПЦЗ) — есть церковь безблагодатная, апостасийная, и единственный путь спасения — это создание «церкви последних времен» из «верных» осколков РПЦ, РПЦЗ и катакомбников. Что побудило бунтаря с панагией к столь радикальному ответу на увещевания собратьев, без какой-либо попытки вступить в диалог — Бог весть! Можно же отстаивать свои убеждения, свою принципиальную позицию и без явных канонических преступлений, словно бы специально напрашиваясь на прещения! В этой ситуации нам довольно затруднительно поставить себя на место Диомида, чтобы понять его внутреннюю логику, однако вполне очевидно, что после явной неудачи миссии еп. Феогноста церковным властям следовало срочно отозвать Диомида с Чукотки, оторвав его от его окружения и благословить какое-нибудь другое послушание, желательно поближе к центру, держа под постоянным контролем самих синодалов. Этого, однако, сделано не было, причина чего нам также неведома.
Однако, при всей «бескомпромиссности», несмотря на, кажется, уже окончательно сделанный выбор, по мере приближения Архиерейского собора (под который все явно и делалось) Диомид вроде бы начинает понимать, что перегнул. (Вообще, впечатление складывается такое, что когда мятежный епископ действует сам, то его действия гораздо более адекватны и вменяемы, чем когда он испытывает давление (прямое либо косвенное) некоего окружения). И вот, незадолго до собора, когда ряд клириков его епархии, следуя фактической логике второго «Обращения», вдруг перестают поминать Патриарха за литургией, делая первый практический шаг к расколу, Диомид пресекает это самым решительным образом: он запрещает в служении мятежных клириков, а некоторых и прямо изгоняет из своей епархии. Тем самым он как бы демонстрирует принципиальность своей церковной позиции: «Истину отстаивать буду, но в раскол не уйду, евхаристическое общение с Патриархом не прерву». (На что его, собственно и благословляет его духовник, известный православный старец Рафаил (Берестов)).
Подчеркнем, что в данном случае не столь важно, насколько адекватно и богословски выдержано его представление об истине; важно, что на этом этапе он принципиально (и правильно!) отделяет вопросы идейные, содержательные от дисциплинарных! В этот момент Диомид явно не хочет, чтобы его «стояние за истину» у кого-нибудь (и прежде всего у самого Патриарха и отцов собора) ассоциировалось с расколом и превышением им своих епископских полномочий, то есть — с явными каноническими нарушениями и преступлениями. Если бы Диомид до конца выдержал эту линию и, явившись на собор, принес бы покаяние за свои прегрешения дисциплинарного характера, заявив при этом, что не отказывается от выдвигаемых им идей и считает важными поднимаемые им темы, то, во-первых, никакого повода для извержения из сана тогда бы не было. А, во-вторых, идейно-содержательная сторона диомидовского «творчества» оказалась бы в сознании всех решительно отделенной от его канонических нарушений церковной дисциплины, а это, в свою очередь, означало бы, что подлинная цель «операторов» «качелей» не достигнута!
Этого, увы, не произошло. Диомид сделал прямо противоположное: он отказался приехать на собор под явно надуманным предлогом болезни (да при этом еще вместо настоящего бюллетеня представив некую справку из больницы г. Анадыря), а буквально накануне дал свое знаменитое интервью, в котором продолжил нападки на Патриарха, присовокупив заявление, что все гонения на него (которых на тот момент явным образом еще не было, если не принимать во внимание графоманско-публицистическое творчество «благоухающих политтехнологов», вообще не представляющих официальную Церковь) — проявление личной мести со стороны митрополита Кирилла. Таким образом, размах «качелей» со стороны Диомида (или, что скорее всего, манипулирующих им сил) стал максимальным, что автоматически вело к тому, что ответный «шаг» становился неизбежным.
Здесь необходимо сделать одно небольшое пояснение. Когда целый ряд комментаторов вполне справедливо заявляют, что сторонники и противники Диомида, яростно сражающиеся друг с другом в виртуальном пространстве — две руки одного субъекта, эту мысль нельзя примитивизировать расхожими представлениями о какой-то «агентуре». То есть последняя, в том или ином виде, конечно, всегда присутствует, но главную роль играет отнюдь не она! Технология «качелей» предусматривает, что «раскачиваемые» субъекты, «акторы» политической игры, которые становятся объектами политтехнологической манипуляции, ставятся в такое положение, когда, принимая по видимости свободные решения, в условиях формальной внешней свободы, они действуют по заранее прочерченным «лекалам»; их поступки можно спрогнозировать и вписать в заранее подготовленный план. Такая технология, с ее разнообразными модификациями, давно находится в арсенале спецслужб и называется «управление по тенденциям». Вот, например, митрополит Кирилл. Как, спрашивается, он должен реагировать и может ли не реагировать вовсе, если про него публично говорят, что он-то и есть главный злодей, изверг рода человеческого, а его любимый Отдел следует попросту разогнать? То есть абстрактно-теоретически он может, конечно, не реагировать или реагировать с ангельской кротостию, но тогда… Нет, это решительно невозможно! Или, скажем, Святейший Патриарх. Может ли он оставить без внимания заявление действующего епископа вверенной его предстоятельскому попечению церковной юрисдикции, из коего следует, что он, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий — еретик, христопродавец и вероотступник, вождь всех еретиков и апостасийников? В обоих случаях мы намеренно несколько утрируем формулировки, но ведь суть диомидовских заявлений, сделанных, подчеркнем (им ли — отдельный вопрос), непосредственно перед собором, заключается именно в этом! Вполне понятно, что оставить без внимания таковые слова своего «заклятого оппонента» эти люди никак не могли. Они и среагировали. Как могли, то есть — с максимальной жесткостью.
Однако вначале — еще немного о технологиях. Если целью является церковный раскол, причем по схеме: «оголтелые, невежественные и неадекватные фундаменталисты против современных, вменяемых и адекватных либералов („нашей Церкви“)», то раскачивать «качели» без участия «общественности», народных масс — не совсем правильно, контрпродуктивно. В предсоборный период «политтехнологи» решили, что «дело в шляпе», и можно уже «поднимать народ». Противостояние двух групп «православных демонстрантов», свезенных в организованном порядке на автобусах из разных географических точек необъятной России, вблизи зала церковных соборов — «диомидовцев» и «наших» — настолько топорно срежиссированный спектакль, получивший столь широкое освещение в прессе, что подробно останавливаться на его описании просто бессмысленно. Необходимо подчеркнуть лишь следующее. В отличие от «диомидовцев», державших плакаты с выражением поддержки Диомиду, на плакатах «наших» значилось «Мы с Патриархом, мы с собором». Ясно, что эти последние, по замыслу политтехнологов, должны были играть роль послушных чад Церкви, в отличие от «фундаменталистски» настроенных бунтарей. Однако всякому непредвзято настроенному наблюдателю, особенно знающему и понимающему церковные реалии, во всей этой «мизансцене» бросалось в глаза явное несоответствие замысла и исполнения, формы и содержания. Еще бы! Ведь если на минуту предположить, что Патриарху и отцам собора угрожала бы реальная, а не виртуальная опасность, то действительно церковная демонстрация, созванная по воле самого священноначалия, выглядела бы совсем иначе! Обычные прихожане с похожими крестами и хоругвями, пришедшие защищать своего Предстоятеля и свою Церковь, по внешнему виду мало чем отличались бы от «диомидовцев» и вполне могли бы по-братски и с любовью сказать тем: «Что же вы, братья и сестры, бузите? Мы не меньше вашего монархисты, не меньше вашего не любим ереси экуменизма и ничуть не меньше обеспокоены негативными последствиями глобализации. Но зачем же ваш Диомид так говорит о Патриархе и вообще смуту устраивает? Это нехорошо, не по-христиански это! Надо друг к другу с любовью, надо молиться, а раскол — это очень нехорошо! Так что давайте жить в мире и давайте лучше вместе помолимся». И т.д. Однако такая «картинка» (а оба «митинга» очевидным образом делались под «картинку») никак не устроила бы политтехнологов. Где же тогда был бы искомый конфликт? И где же было бы искомое сращение церковного «мейнстрима» с либеральным «прикидом»? Поэтому «митинговая» часть пресловутых «качелей» устраивалась вообще отдельно от самого собора. И если «диомидовцы» имели, в общем, вполне «традиционный», «фундаменталистски-пещерный» вид, то «наши», обозначавшие «собственно Церковь», смотрелись настолько чужеродно и неорганично, что это не могло не броситься в глаза всякому, кто наблюдал все действо. Если «диомидовская» часть спектакля хоть внешне смотрелась «естественно», то среди «наших» отличие безразличной, мобилизованной тусовки от «руководящих товарищей» было видно буквально невооруженным глазом. Парочка «наших», раздававшая отпечатанные на мелованной бумаге цветные листовки «антидиомидовского» содержания (неповторимо безграмотный и неподражаемо графоманский стиль которых выдавал руку К. Фролова), была буквально доведена до слез ласково-благоуветливыми расспросами моего друга-журналиста, интересовавшегося: откуда они приехали, как давно в Церкви, в какой приход ходят, кого из известных духовников знают, кого из святых отцов удосужились прочитать и самое главное: чем им не нравится Диомид и что они вообще про всю эту историю знают? Было абсолютно понятно, что эти, в общем, довольно симпатичные ребята — просто мобилизованные исполнители. «Страшная кровавая драка», якобы начавшаяся в результате нападения «диомидовцев» на «наших», в которой якобы «участвовало несколько сот человек», «потребовавшая вмешательства ОМОНа» — настолько скучная материя, что не хочется о ней и говорить. Уже проведены журналистские расследования, в которых доказано, что все это — не более чем газетная «утка». То есть какая-то мелкая стычка, конечно, была, но была она настолько ничтожной, что несколько скучающих милиционеров легко развели альтернативные «митинги» по разным точкам окрестностей. Один из милиционеров в ответ на вопрос корреспондента даже заметил: «Спокойный контингент, не то что футбольные „фанаты“ или посетители рок-концертов…» На фоне регулярно происходящих в той же Москве довольно острых столкновений на этнической почве с применением холодного и огнестрельного оружия (как, скажем, сравнительно недавняя вооруженная «стрелка» в Марьино) это привлекшее непропорционально ажиотажное внимание прессы явно «постановочное» событие — просто детский сад! В общем, сработано было топорно до несусветности.
Теперь о самом соборе, точнее о той его части, которая касается «дела Диомида». Прещения в отношении мятежного епископа были вполне ожидаемы, однако для нас в данном случае важны два нюанса. Во-первых, каноническо-дисциплинарная сторона дела (которая, собственно, непосредственно и рассматривалась Собором). Собор принял достаточно уникальное в церковной практике (особенно новейшей) «отложенное» решение, согласно которому Диомид запрещался в служении и извергался из сана, однако вступить в силу это решение должно было лишь в том случае, если тот не принесет покаяния в течение двух недель, остававшихся до ближайшего заседания Синода (которое обычно проходит 18-го июля, в день памяти преподобного Сергия Радонежского). Однако на следующий день утром после закрытия Собора было проведено телефонное голосование членов Синода, которым Диомид отстранялся от управления епархией и в СМИ стал именоваться уже «бывшим епископом» и, таким образом, соборные решения были отчасти все-таки введены в действие! Мотивы таких странных действий церковных властей нам неведомы, но получается, что покаяние Диомида вроде бы и не предусматривалось? Сложилась ситуация настоящего канонического абсурда. Отменить решения Собора может только Собор, Синод, как нижестоящая инстанция церковного управления, этого сделать, согласно действующему Уставу Церкви, никак не может (откуда и возникла идея «отложенных» решений). В силу этого, кстати, многие владыки на Соборе и выступали за более мягкое наказание бунтаря с панагией. Однако если Синод уже (хотя и частично?) ввел в действие соборные прещения, то получается, что даже в случае покаяния Диомида отмена этих решений на отложенном заседании Синода уже невозможна, требуется ждать следующего Собора (который вряд ли будет вновь специально созван по такому поводу, ждать придется четыре года) и тогда, стало быть, возможное покаяние «Сергея Дзюбана» имеет для него лишь индивидуально-моральное, душеспасительное значение, а весь смысл «отложенности» просто теряется, обессмысливается принципиальный подход, связанный с «отложенным» решением! Тогда непонятно, зачем же было откладывать? И почему нельзя было сразу решить вопрос на заседании Собора?
Этим, однако, странности, связанные с «делом Диомида», отнюдь не исчерпываются. Дело в том, что архиереями — участниками Собора, по крайней мере подавляющим большинством, «дело Диомида» воспринималось как чисто дисциплинарное. (Главный упор на этой стороне сделан и в соборном «Определении»). Всем было понятно, что «Диомид» — это какой-то бунтарь, и с ним надо что-то делать". Кроме того, серьезным аргументом против Диомида было просто то, что он ссорит Церковь с российским государством, с ныне действующими мирскими «начальниками», что в Православии вообще в принципе не приветствуется. Идейно-содержательная сторона диомидовских «обращений» всерьез на Соборе не рассматривалась. Однако сразу же после голосования по Диомиду в виртуальном пространстве был распространен и стал доступен для всех желающих некий весьма странный документ под названием «Богословско-канонический анализ писем и обращений, подписанных Преосвященным Диомидом, епископом Анадырским и Чукотским», авторы которого заняты именно этой содержательной стороной. К счастью, к настоящему моменту обнародовано уже немало работ, содержащих подробный разбор этого «анализа» (см., например: http://www.pravaya.ru/faith/15/16 163). Это избавляет нас от необходимости дублировать работу коллег. Все-таки «пауза Джулии» — очень удобная вещь! Для всех богословов, канонистов, просто грамотных людей абсолютно очевидно, что богословский уровень этой «сопроводиловки», как говорится, «ниже плинтуса», количество очевидных «ляпов» просто зашкаливает, и мыслящие заинтересованные люди сегодня развлекаются, соревнуясь, кто больше таких «ляпов» найдет. Если диомидовские «обращения» хотя бы по форме напоминают что-то богословское (хотя и очень уязвимое для серьезной критики), то в данном случае складывается впечатление, что к документу приложили руку какие-то «не вполне богословы». Какая уж тут «Богословская синодальная комиссия»! Впору вскричать словами Макбета: «Кто это сделал, лорды?» Как деликатно выразился порой бывающий довольно резким В.Л.Махнач, «этот анонимный богословский комментарий, где нет ни одной подписи — я не знаю кто это писал. Некая группа, может быть, православных христиан, а может быть, и нет». Формально данный документ никак не может считаться документом Собора, таковым в «деле Диомида» является лишь соборное «Определение», за которое голосовали отцы собора. Что же касается вышеупомянутого «анализа», то, в отличие от участников «круглого стола», на который мы только что сослались, мы вполне точно знаем, что, в отличие от других документов, архиереи всерьез и не вникали в него, да и не имели такой возможности, поскольку он был роздан им незадолго до голосования. Таким образом, налицо самая настоящая манипуляция: архиереи голосовали за прещения в отношении «бунтаря против Патриарха», рассматривая дело как дисциплинарно-каноническое; между тем «прицепом» к вполне обоснованному по сути решению пошел документ, содержащий фактическую ревизию Предания и церковных документов, принятых Собором 2000 года! Имеем в виду, разумеется, прежде всего «Основы социальной концепции» РПЦ — предельно взвешенный, глубокий и сбалансированный документ, являющийся базовым, исходным в социальном учении нашей Церкви. По нашему мнению, именно в этом и заключался изначальный замысел политтехнологов. Мы глубоко убеждены в том, что Диомид как проект с использованием не очень умного и «упертого» человека изначально был задуман как тот самый паровоз, к которому цепляют пресловутый «пломбированный вагон» с его революционным содержимым — сменой церковного «центра» с умеренно-консервативного на либеральный!
Как известно, ОСК в своей ключевой, III главе, содержащей учение о власти, учат об иерархии форм власти, среди которых наивысшей называется судейство, то есть непосредственная теократия, более низкой — монархия (две эти формы власти прямо и недвусмысленно определяются в «Основах» как богоустановленные) и, наконец, третья, самая низкая — демократия, которая определяется как установление чисто человеческое, как дело рук человеческих. То, что Церковь не навязывает обществу духовно более высокой формы власти, осознавая, что это невозможно без духовного возрастания людей, отнюдь не означает, что все перечисленные выше формы власти тем самым уравниваются. Данное учение о власти сформулировано в ОСК абсолютно четко и недвусмысленно, на что справедливо обращают внимание комментаторы. Между тем пресловутый «анализ» фактически подвергает ревизии эту важнейшую часть «Основ», ибо, цитируя соответствующее место этого основополагающего церковного документа, просто-напросто купирует ключевой отрывок! Не намереваясь вдаваться в дальнейший анализ этой, в общем-то, вполне ясной ситуации (что, повторяем, во многом уже сделано коллегами), подчеркнем, что утверждение анонимного документа о безразличии Церкви к форме власти, существующей в государстве, прямо противоречит церковному Преданию, ибо у святых отцов древних и новых веков нет ни одного высказывания, в котором бы отрицалась богоустановленность монархии, а вот высказываний прямо противоположного содержания, а также обличений республиканско-демократического строя (особенно у церковных писателей XIX в., в том числе и канонизированных Церковью) можно привести сколько угодно! [1] Не менее странно выглядят и другие положения «не вполне богословского» и «не вполне канонического» «анализа».
Прежде чем перейти к завершающей части нашей работы, позволим себе еще одно принципиальное замечание. Когда участники вышеупомянутого «Круглого стола» (в частности, уважаемый В.И.Карпец) говорят о необходимости «рецепции» соборного решения архиереев «народом» (то есть мирянами), то, с позиций православного богословия, это, строго говоря, не совсем точно. Критерием истины в Православии действительно является то, что в богословии называется «принципом рецепции» (то есть то или иное решение законной, канонической церковной власти считается истинным, если с течением времени оно воспринимается в качестве такового всей полнотой Церкви). Однако здесь не следует совершать распространенную ошибку и противопоставлять иерархию и народ, «клириков» и «лаиков». По православным представлениям, Патриарх, Синод, соборы (не говоря уже о священниках и мирянах) — вполне могут быть погрешимы! Что же имеется в виду, когда мы говорим о непогрешимости Церкви? Вся Церковь в целом, вся церковная полнота. Итак, любое решение церковной власти, обладающей апостольским преемством, правом «вязать и решить», подвергается рецепции непогрешимой церковной полнотой, единой Церковью, в которой существуют разные служения — епископов, священников и мирян, причем служения эти связаны между собой не «равенством», а иерархическим подчинением! Это то, чего никогда не могла понять западная богословская мысль. Поэтому представление о соборе епископов как непогрешимом «коллективном папе» — есть явное следствие влияния католицизма!
Однако чрезвычайно важно, что в данном случае, с учетом вышеизложенного, пресловутый «Богословско-канонический анализ…», это убогое творение «богословов в штатском», нуждается еще в «рецепции» самими отцами Собора!
Послесоборное время, первые две недели июля, было самым опасным и смутным с точки зрения наиболее реальной опасности раскола. Многие вполне компетентные богословы, впервые увидевшие вышеупомянутый документ, были просто в шоке. «Благоухающие политтехнологи» напоминали борзую свору, почти уже загнавшую зайца. (Впрочем, для них это теперь уже, пожалуй, постоянное состояние). Многие вполне вменяемые люди (и клирики, и миряне), никогда не отличавшиеся склонностью к расколу и непослушанию, в личных беседах прямо говорили о непризнании ими решений Собора. При этом из весьма элитных экспертно-аналитических кругов приходили слухи, настолько сенсационные, что мы не решаемся их озвучить. (Тем более, что ситуация уже все равно изменилась). Формальное управление Чукотской и Анадырской епархией было передано архиепископу Хабаровскому и Приамурскому Марку. Между тем на Чукотку двинулась «группа захвата», в которой главную роль играл известный «миссионер» иеромонах Агафангел (Белых). Стиль захвата напоминал действия ВЧК-ОГПУ в ранние годы большевистских гонений. «Благоухающие» бесновались. Духовные люди по этому поводу говорили: «Одесская чрезвычайка вновь торопится натянуть свои кожаные тужурки». [2] Словом, как пишут в газетах, «напряжение возрастало».
Но здесь произошли два события. Во-первых, заседание Синода было перенесено на 2-е сентября. (Что все расценили как определенную «милость» по отношению к Диомиду — тому давали больше времени, чтобы одуматься и решиться на покаяние, что, конечно, в его положении, в которое он, по сути, сам себя загнал, уже довольно непросто). Однако было уже поздно — заведенный механизм «качелей» действовал теперь без сбоев. Увидев презрительную отписку в виде «слегка богословского» анализа, Диомид среагировал так, как можно было предвидеть, но реакция эта, пожалуй — самое странное во всей разбираемой цепи событий. Вначале он еще раз вступил в контакт со своим духовником отцом Рафаилом (Берестовым) и подтвердил свою обычную позицию: «На своей правоте настаиваю, но в раскол не уйду». Но буквально на следующий день, вместо того, чтобы встретить архиепископа Марка и, наконец, вступить в непосредственный контакт с официальным представителем Церкви, неожиданно отправился в самую отдаленную точку Чукотки, где есть поселения и православный храм — на мыс Шмидта, одновременно предав анафеме Святейшего Патриарха, митрополитов Кирилла и Филарета, объявив их кафедры «вдовствующими». Причем, что характерно, эта информация впервые появилась не где-нибудь, а на раскольничьем антицерковном сайте «Кредо.ру», руководимом двумя абсолютными циниками — А. Солдатовым и Г. Лурье, что даже побудило некоторых официальных лиц РПЦ посчитать эту информацию недостоверной. Одновременно Диомид все время повторял, что готовится перебраться в Москву или Подмосковье, где уже «есть участок земли для строительства храма».
Более неадекватного поведения невозможно себе представить. Если бы Диомид реально хотел встать во главе раскола, он должен был бы в этот момент все время максимально долго и назойливо находиться в информационном пространстве, всячески подчеркивая свою роль лидера. Кроме того: если речь идет о создании параллельной юрисдикции (которая, конечно, не есть Церковь), то как бы то ни было, необходима какая-то оргработа (вербовка сторонников, регистрация общины и т. д.). Как же лидер может так демонстративно выпустить все из-под контроля? Кроме того. Как справедливо было замечено, на мысе Шмидта нет церковной библиотеки, нет подобающих источников, при помощи которых можно составить довольно длинный, изобилующий ссылками и цитатами начетнический документ. В этой ситуации уже всем стало ясно, что Диомидом манипулируют.
И что же? А — ничего! Не так давно некоторые люди пугали нас украинской автокефалией. Особенно отличились в этом нагнетании страстей «благоухающие политтехнологи», чье «политическое православие» было осуждено Архиерейским собором УПЦ МП. «Окончательное объявление автокефалии» (не очень понятно, что это означает с канонической точки зрения) назначалось ими на вполне определенные сроки, которые все время переносились. Однако закончившиеся только что торжества в Киеве по случаю 1020-летия крещения Руси окончательно показали: несмотря на все старания украинских властей, никакой «автокефалией», никаким новым расколом на Украине и не пахнет! Подтвердилось именно то, о чем все время говорили именно мы, оппоненты этих лжепророков! Патриарх Варфоломей дипломатично уклонился от весьма настойчивых и прозрачных просьб Ющенко благословить «незалежну церкву», в которой часть приходов канонической РПЦ МП объединялась бы с раскольниками, Патриарх Алексий и вся московская делегация были триумфально встречены тысячами верующих, а сами раскольники даже не участвовали в официальной части празднеств! Подобным же образом закончилась, похоже, и наша история с попытками политтехнологов сформировать новый раскол, поделить нашу Церковь на «диомидовцев» и «сильную независимую церковь», управляемую кураторами со Старой площади (а по сути — из куда более отдаленных мест). После «анафемы» Патриарху стало ясно, что «проект „Диомид“» лопнул как мыльный пузырь, и никакие церковные массы в «диомидовский раскол» не пойдут! Церковь снова устояла, как стояла она во все времена.
В чем же здесь дело? А дело в том, что Церковь — это совершенно особая реальность, недоступная рассудочно-циничному сознанию политтехнологов, ибо в ней действует Дух Святой, сила Божия. Маловерие, недостаточное чувство этой духовной реальности Церкви порой подводит многих людей, даже вполне честных и порядочных, склонных панически впадать в нездоровый эсхатологизм. Русские массы не поддались на «разводку» политтехнологов, потому что в них это чувство живо!
Расскажу в заключение совсем недавний эпизод, как нельзя лучше иллюстрирующий тщетность жалких потуг политтехнологов сконструировать «цивилизованную» и «просвещенную» церковь, выкинув из нее то, на чем она стоит, то есть Предание. На недавнем заключительном заседании очередного Всемирного Русского народного собора в Екатеринбурге, посвященном 90-летию со дня кончины святых царственных мучеников, присутствовало довольно много народа — зал вмещает полторы тысячи человек, а на концерте люди еще стояли в проходах. Когда во время заключительного концерта оркестр заиграл один из последних номеров — увертюру П.И.Чайковского «1812 год» и дошел до темы (!) «Боже, царя храни», весь зал встал в едином порыве. Исключение составили лишь те, кто в этот момент уже был на ногах, направляясь к выходу. Встали все — архиереи, священники, московские и питерские интеллигенты, другие участники собора, жители Екатеринбурга, пришедшие на концерт, старики, юноши-семинаристы, молодые матери с детьми, словом — буквально все, находившиеся в зале. Не встать не посмел никто. Вот вам и ответ! Не картонная анафема Диомида страшна политтехнологам. Угрюмое молчание русских миллионов, того самого народа, который безмолвствует, слушая волю Божию — их кошмарный сон. Ибо знают, что русский православный народ умеет и говорить. Умеет он и действовать. Как единый народ и как единая Церковь. И тогда… Впрочем, народ пока безмолвствует. Молится и приносит покаяние перед лицом Христа. И просит себе Царя. Ибо он — народ Божий.
Страницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | Следующая >> |
