Русский островок в кукурузном море

К визиту президента Владимира Путина в Китай

Всего двадцать километров от Харбина по скоростной бетонке, резкий поворот направо вверх. И попадаешь в город мертвых. Городское китайское кладбище, с ровным рядами памятников, некоторые из которых «тянут» на музейное произведение искусства. Чуть дальше — ухоженные и огороженные добротным забором захоронения граждан еврейской национальности.

К этому «благополучию» сиротливо притулился русский погост — с заброшенными могилами, заросший травой забвения. Последний приют людей русских с каждым годом становится все меньше. Китайским крестьянам не хватает почему-то именно этой земли… Островку русской земли на маньчжурской сопке без малого полвека. Эту землю под русское православное кладбище китайские власти выделили после того, как было принято решение о сносе старого Успенского кладбища. Харбин рос и требовал новых территорий под строительство. Материальное свидетельство о том, что Харбин — как город, центр КВЖД — создали «русские эксплуататоры царской империалистической страны» жизнерадостной китайской коммунистической власти было не нужно. Тем более, было у кого поучиться — «старший брат» вел себя не менее варварски. На месте Успенского кладбища возник парк культуры и отдыха, некоторые пешеходные дорожки в котором до сих пор вымощены распиленными могильными плитами русских. Идешь по ним и читаешь: «Спи спо…».

Основная часть захоронений нового городского кладбища «Хуаншань» датируется временем после 1958 года. Немного здесь могил с Успенского кладбища — только те, что рассеянные по белу свету родственники смогли спасти из-под ножа бульдозера и перенести сюда.

Отдаленный участок кладбища: редкие «грешницы"-осинки с вечно трясущимися листьями, меж которых заросшие сухой, в человеческий рост полынью, почерневшие, косые кресты.

На одном из них жестяная табличка, с пляшущими, явно написанными не русской рукой буквами: «Мечкидяева Александра Еримеевна». Хорошо помним эту невысокую, кроткую женщину, с испуганными глазами и трогательной кудрявой чёлочкой. Шуру, как все ее звали, привезли в Харбин годовалым ребенком, она на родительских руках прошла знаменитый «Ледовый поход» вместе с несломленными каппелевцами. Всю жизнь прожила набожным, пугливым человечком, до последнего вздоха боясь ареста за «белобандитские» корни. Гордилась тем, что имела российское подданство. Власти не раз предлагали ей получить гражданство Китая, на что Шура искренне возмущалась: «Как я могу, я же русская!..»

Недалеко — рядок могил с разбитыми памятниками (поблизости от кладбища располагалась колония для малолетних китайских преступников, которые в качестве трудотерапии куражились над русскими могилами). Здесь лежат русские студенты, убитые в далекие тридцатые годы, на одной из ночных улиц Харбина. Ребята навеки остались двадцатилетними. Их могилы — одни из самых оскверненных на погосте, как будто мертвых их еще раз добивали.

Харбинское православное духовенство покоится недалеко от часовни в честь Рождества Предтечи Господня Иоанна. Эту часовню власти Харбина разрешили построить во второй половине 90-х гг. прошлого века. Ряд могил начинается с захоронения протоирея Михаила Барышникова. Отец Михаил был очень известен в Харбине и многими любим. Рядом могила иерея Стефана, китайца по национальности, зверски замученного «хунвэйбинами» в году пресловутой «культурной революции». Замученного, но не отрекшегося от веры православной, «якоже первомученик Твой Стефан…». Дальше — безымянный холмик схимонахини Рафаэлы. Теперь только куст сирени напоминает о том месте, где нашла свой вечный приют последняя Христова невеста русского Харбина.

Вот у самой кромки всепоглощающего кукурузного поля могилка Маргариты Антоновой. Память сохранила ее озорной, неунывающей, любившей в русской компании пропустить рюмку водки, которую она ласково называла «ханушка».

Покосившийся крестик, с выцветшей фанеркой на перекладине. Едва различима фамилия: Савицкая. Это могилка Настеньки Савицкой — одной из самобытнейших поэтесс русского Харбина. Настенька Савицкая — прожившая жизнь свою в чудовищной материальной нищете, оставившая после себя рукописи дивных стихов, которые через много лет после ее кончины вернулись в мир изданной в Америке книгой.

Развороченный памятник легендарному харбинскому доктору Казем-беку смотрит на мир немым укором: пустой «глазницей» сколотой фотографии и разбитым распятьем. Врача бессребреника хоронил весь город. Он умер, заразившись дифтерией от 3-хлетней девочки, которую спас. На народные деньги поставили памятник. Короток век человеческой памяти. Тот, на кого и за кого молились, спустя всего несколько десятилетий лежит в оскверненной могиле.

…Два воинских обелиска времен Русско-японской войны 1904−1905 гг. В Харбине в то время помещался тыловой госпиталь…

Совсем еще недавно, когда в Харбине крошечной лампадкой теплилась все же русская жизнь, на нашем погосте на Радоницу и Успение звучали заупокойные молитвы. Старики, пока были живы, по силам своим прибирали могилки. Жил в Харбине одинокий поляк пан Стокальский, человек огромной физической силы, который — прямо как в послушание — заботился о родном погосте. С ранней весны до поздней осени практически ежедневно пешком ходил туда и безустанно приводил захоронения в порядок. Окрестные крестьяне побаивались пана, захват кладбищенской земли под кукурузу шел не такими стремительными темпами.

Умер пан Стокальский. Нет больше в Харбине русских стариков. Сегодня русские могилы навещает в основном только холодная луна. Да летом неуспокоенной душой прокричит дикая птица.

Судьба подарила нам удивительные годы общения, с нашей землячкой, Тамарой Николаевной Федоровой. Рожденная в Благовещенске, она десятилетним ребенком покинула «революционную Родину». Долгую жизнь прожила в Харбине. Будучи человеком абсолютно одиноким «Мадам» (как ее на китайский манер называли) как-то взяла с одного из авторов слово, что после ее ухода он будет молиться за нее и «приезжать к ней в гости…». Прошло десять лет, как этой женщины нет на свете, слово стараюсь держать…
Рядом с ней лежит ее муж, Георгиевский кавалер, не отрекшийся от единожды принятой присяги Царю и Отечеству. Двадцать метров наискосок — и еще цела, слава Богу, могила Нины Давиденко, последнего русского главного бухгалтера империи купца Чурина. Именно ее подпись стоит под актом о передаче Чуринского универмага из русских рук в китайские. А вот и Михаил Мятов, последний православный молитвенник канувшей в Лету русской Атлантиды. Он так скорбел об умирающем погосте. Мечтал упокоиться только на нем: «Ты знаешь, тут жизнь прожита, в этой земле столько милых сердцу людей лежит, куда я поеду, к каким племянникам?..»

Чуть больше века назад русская энергия ключом били на этой китайской земле.
Сегодня погост этот скорбный не нужен никому.
Китайское кукурузное поле подминает под себя нашу скорбь. Летом на брошенном погосте заметили странную закономерность — практически в любую погоду на каменных надгробиях выступают крупные капли влаги…
Александр Ярошенко (Благовещенск)
Дмитрий Напара (Пекин)
Фото Юрия Мостославского (Благовещенск).