Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец

Беседа обозревательницы Русской линии Людмилы Ильюниной с настоятелем Свято-Троицкой Сергиевой Пустыни игуменом Николаем (Парамоновым)

Как на Церковь смотрят «внешние»

Людмила Ильюнина: Внимание общества все более и более обращается к Церкви. Вероятно, это нужно назвать отрадным «знамением времени». Но, представляется, что все-таки оценка этого «поворота к Церкви или возврата к вере» не может быть однозначной.

Игумен Николай:Весь вопрос в том, как люди смотрят на Церковь. Что они понимают под Церковью. Приходится признать, что у большинства «обращающих внимание» существует ошибочный, ложный образ Церкви.

Какие взгляды на понятие «Церковь» имеются в современном мире? Их можно перечислить.

При отрицательном отношении к Церкви она будет определяться так: «А, религия? — Ну, это все эти сектанты, попы — понятно!

— Религия? — Ну, это то, что отвечает на вопрос, есть ли что-то там за гробом? — да это фантазии, ничего про это не известно.

— Религия? — Да это обряды, культура…"

Так чаще всего на Церковь смотрят люди либеральных ценностей, они рассматривают ее как конкурентную силу в борьбе за умы. Потому стараются дискредитировать. Я еще перечислил мягкий вариант отзывов, а могут быть и более грубые. Самая характерная установка при грубом неприятии Церкви: «Попы хорошо живут. Они приладились, почувствовали ветер перемен — и хорошо устроились. Они ритуалисты, у них своя кампания, они по-своему дружат с властями, у них свой круг».

При положительном отношении набор образов Церкви будет таков:

Церковь — это: бюро ритуальных услуг (самое распространенное, первое место занимает именно этот образ).

Церковь — это то место, где можно избавиться от сглаза, порчи, и, вообще нужно туда заходить иногда — а то, как бы чего не вышло. А иногда выходит и удача — помолился и получил квартиру или машину. Таким образом, к Церкви относятся как к гаранту безопасности. Пошел, пошаманил — вроде, как обезопасился.

Церковь, как аптека, как пожарная команда, когда горе случилось у человека.

Все названные взгляды чаще всего существуют вперемешку, но, в сущности, их немного.

И последний — Церковь, как хранительница культурного языка — это взгляд интеллектуалов, педагогов.

Взгляд на Церковь в основном определяется потребностями людей: те, кто Церковью не интересуются, она им и не нужна; а те, кто интересуются, у них есть потребности, вот, исходя из них, они и смотрят на Церковь.

Людмила Ильюнина: Так утверждается потребительское отношение к Церкви. Но, в том, что вы перечислили, хотя и на мифологическом уроне, все-таки присутствует признание таинственной мистической природы Церкви. В последнее же время все чаще на Церковь смотрят, как на обычную организацию, подобную всякой другой, ставящей перед собой политические и общественные задачи.

Игумен Николай: Да, это так. Могу привести пример: Недавно выступали в прямом эфире по телевидению игумен Вениамин (Новик) и Яков Кротов. Московская студия. Мирянин вопрос задает: «Ну вот, вы же нормальные люди, по человечески говорите, а то по телевизору кукол каких-то показывают ряженых. Они там все кругами ходят, что-то непонятное говорят. Почему они такие?» Ему понравилось, что о церкви говорят как об организации, члены которой полны недостатков.

Сон разума порождает чудовищ. Чудовища — это неправильные взгляды на проблему. Пользование готовыми трафаретами. Безбожная власть за 70 лет породила неправильный стандарт мышления о Церкви. Или это: попы — умные, хитрые, ловкие жулики (самый распространенный взгляд у коммунистов). Они держат людей в религиозных предрассудках, для того, чтобы жить в роскоши. Это один из сильнейших синдромов. «Смотрите, какие у них машины, а как они живут, посмотрите, какие они толстые — они вовсе не голодные! А эти темные старушки? Как называл их в своей статье один писатель в Псково-Печерском монастыре, в застойное время — богомокрицы и богосаранча — это о тех церковных бабках в черном, которые носятся туда-сюда около монастыря. Они не пропадут, смотрите, им все носят».

Второй стандарт тоже еще действует: в церкви собрались отсталые люди, дикие. «Почему они просвещением не занимаются? Потому что люди начнут разбираться и перестанут к попам ходить, церковь обеднеет и закроется». С этой целью, между прочим, издавали 12 томов толкований на Евангелие, на Библию (шведские издательства). Думали, народ прочитает и не будет ходить в храм, раз все узнает про Библию.

Откуда возникает «проблема Церкви»? Когда возникает какой-то вакуум вокруг и в умах людей. Начинаются поиски альтернативы, идеологии, мысли, призванной руководить людьми.

Людмила Ильюнина: Отец Николай, все-таки мне представляется, что описанная вами реальность отходит в прошлое. Вернее адептов описанного вами идеологического отношения к Церкви становится все меньше. Люди сейчас в основном приходят в Церковь, как в лечебницу, за утешением. Потому что душа скорбит.

Игумен Николай: Происходит естественная смена поколений. Идеологически настроенных людей действительно становится все меньше. А то, что люди сейчас ищут везде, где только можно (и нельзя) утешения, это правда. Дай Бог, чтобы все-таки они получали утешение в церкви. А это уже зависит от пастырей.

Людмила Ильюнина: Для большинства «внешних» Церковь действительно остается «миром непознанных возможностей», но так ли уж далеко ушли от них и постоянные прихожане наших храмов? Можно ли сказать, что все мы уже обладаем правильным православным мировоззрением или церковным сознанием?

Игумен Николай: На этот вопрос можно найти ответ в статье монахини Марии (Скобцовой) «Типы религиозной жизни». Различия, которые мать Мария видит в религиозной жизни людей в целом, относятся и к отношению к Церкви. Она выделяет следующие типы: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический и евангельский.

Человек с синодальным типом религиозности видит в Церкви оплот своего патриотизма, оплот государственной мощи России. Быть в Церкви для него — это значит быть русским, следовать традиции.

Уставщический тип смотрит на Церковь как на самодостаточную структуру. Для таких людей важно получить «определенные и конкретные директивы, — как веровать, за что бороться, как себя вести, что говорить, что думать». Церковь — это организация, которая дает директивы и важно научиться неукоснительно их исполнять. И быть полноправным членом «уставного сообщества».

Человек эстетическоготипа религиозности и внутри Церкви выделяет «малое стадо», которое способно к глубоким «духовным переживаниям» и «толпу недостойных, находящихся за церковной оградой», а иногда и внутри ее, умеющих только бить поклоны, ни о чем не рассуждая, не умеющих оценить эстетическую и философскую глубину «храмового действа как синтеза искусств».

Аскетический тип религиозности, как и все вышеназванные, рассматривается матерью Марией, в его искаженном виде. Когда «аскетизм из средства достижения высших духовных ценностей становится самоцелью». Церковь такой человек воспринимает не как полноту жизни, а как «арену аскетических подвигов».

Последний — евангельский тип религиозности, включая в себе все положительные стороны вышеназванных трех типов, дает единственно правильный взгляд на Церковь. В центре церковной жизни для такого человека «стоит жертвенная, самоотдающаяся любовь Евхаристии». И приобщение к этой жертве вызывает жажду «охристовления жизни», всей жизни, так чтобы можно было сказать: «Уже не я живу. Но живет во мне Христос». И следованию по этому пути нет пределов и границ.

Людмила Ильюнина: Определения м. Марии дают возможность слишком расширительного толкования Церкви. Границы между Церковью и миром таким образом размываются. И, признавая меткость ее наблюдений над «церковной реальностью», с ней можно и поспорить. Причем в качестве оппонента можно привлечь того, кто был с детства ее учителем и другом — К.П.Победоносцева. Глубоко знавший и любивший реальную церковную жизнь (за что и оклеветанный либералами) обер-прокурор Св. Синода в статье «Церковь» доказывает, что идеалы, провозглашаемые м. Марией, как евангельские, правильнее назвать протестантскими: «Смотрите, — говорят протестанты, — я не терплю лжи, обмана, суеверия. Я привожу дела в соответствие и разум в соглашение с верой. Я освятил верою труд, житейские отношения, семейный быт, верою искореняю праздность и суеверие, водворяю честность, правосудие и общественный порядок. Я учу ежедневно, и учение мое близкое к жизни, воспитывает целые поколения в привычке к честному труду и добрых делах».

Игумен Николай: Победоносцев скорее подтверждает, а не опровергает мысль м.Марии. Особенно последней фразой, ключевое слово в ней — «привычка». То есть рационализм и формализм.

А как Победоносцев определяет православный взгляд на Церковь?

Людмила Ильюнина: Позволю себе длинную цитату. Потому что-то, о чем пишет Победоносцев актуально.

«Кто русский человек — душой и обычаем, тот понимает, что значит храм Божий, что значит церковь для русского человека. Мало самому быть благочестивым, чувствовать и уважать потребность религиозного чувства; мало для того, чтобы уразуметь смысл церкви для русского народа и полюбить эту церковь как свою, родную. Надо жить народною жизнью, надо молиться заодно с народом, в одном церковном собрании, чувствовать одно с народом биение сердца, проникнутого единым торжеством, единым словом и пением. Оттого многие, знающие церковь только по домашним храмам, где собирается избранная и наряженная публика, не имеют истинного понимания своей церкви и настоящего вкуса церковного, и смотрят иногда равнодушно или превратно в церковном обычае и служении на то, что для народа особенно дорого и что в его понятии составляет красоту церковную.

Православная церковь красна народом. Как войдешь в нее, так почувствуешь, что в ней все едино, все народом осмыслено и народом держится…. Счастлив, кого с детства добрые и благочестивые родители приучили к храму Божию и ставили в нем посреди народа молиться всенародной молитвой, праздновать всенародному празднику. Они собрали ему сокровище на целую жизнь, они ввели его подлинно в разум духа народного и в любовь сердца народного, сделав и для него церковь родным домом и местом полного, чистого и истинного соединения с народом".

Константин Петрович невольно указывает здесь на главную причину современного ошибочного взгляда на Церковь. Таково духовное состояние нашего общества, — люди не воспринимают жизнь в единстве, она для них существует во фрагментарном виде. Отдельно — жизнь профессиональная, отдельно — жизнь семейная, отдельно — жизнь в Церкви, отдельно — жизнь государства, и отдельно — жизнь народная. Так и для тех, кто смотрит на Церковь со стороны, но, увы, так и для большинства из нас — постоянных прихожан.

Игумен Николай: Да, как говорится «Россия крещена, но не просвещена». Та же проблема была до революции. Была очень узкая прослойка богословов, и чиновническая реальность — огромное количество всяких бракоразводных дел, крестин, отпеваний — ритуализм был распространен, обрядоверие. А широкого массового просвещения народа христианским мировоззрением не было. Были люди, пытавшиеся этим заниматься: священномученики Вениамин, Серафим, Философ Орнатский, митрополит Антоний Храповицкий, — но было уже слишком поздно.

Спасение в просвещении?

Все проблемы общества есть и в церкви. Если один кто-то будет биться как рыба об лед, ничего не будет; он умрет, а дело его погаснет. Должна быть образовательная система и ей должна заниматься официальная Церковь — создавать образовательные курсы. А в Петербурге до сих пор нет духовного училища!

Людмила Ильюнина: По вашему мнению, поставить все на свои места может только просвещение? При чем не только миссионерски направленное, но и внутрицерковное? И одним из пунктов просветительства должно быть научение правильному отношению к Церкви? Но ведь умозрительными лекциями тут ничего не достигнешь.

Игумен Николай: Да, действительно существовала и существует ошибка любых школ, где идеей образования, знания хотели решить проблему опыта. Думали — дадим им знания, а опыт они сами приобретут. Антоний Храповицкий сказал на Соборе 1917−18 года, что надо не только разрушить наши Семинарии и Академии, но даже срыть фундамент, где они стоят, а построить их в местах христианского благочестия, там, где, действительно, в монастырях есть духовно опытные старцы, чтобы человек получал и образование, и знание, и опыт доброделания. Это уже был глас вопиющего в пустыне.

Перед революцией образование хотели перестроить на святоотеческий лад. После революции этим пытался заниматься последний ректор Академии архиепископ Феодор Поздеевский.

В Духовной Академии не было и нет такого предмета — аскетика. Сейчас у нас богословские школы, как за комсомолом, задрав штаны, бегут за Университетом. Сама учебная программа поставлена так, чтобы человек вообще о духовной жизни не думал. Думал бы о богословии, о филологии, об истории, а о том, как спастись, как избавиться от страстей, какое понятие надо иметь о христианской природе — этого нет. Даже один профессор МДА мне жаловался, что непонятно, куда мы идем. Студентов многопредметность заела, а самого «насущного на потребу» нет. Такая жалкая картинка. А что говорить о просвещении мирян. Образование, если будет носить такой случайно-непредсказуемый характер и святоотечески-непродуманный, приведет к той же трагедии, что и до революции.

Людмила Ильюнина: Еще до революции лучшие преподаватели Духовных Школ говорили о том, что просвещение должно быть ориентировано на святоотеческое наследие. Именно святые отцы и являются в первую очередь носителями православного мировоззрения. В их трудах мы находим том числе и правильное учение о Церкви.

Игумен Николай: Прежде всего я бы посоветовал читать отца последнего времени — священномученика Иллариона (Троицкого), его книгу «Христианства нет без Церкви» и другие его труды, все они посвящены церковности.

Но начинать, во главу угла надо ставить все-таки Священное Писание.

Есть 89-ое правило для приходских священников (дореволюционное), по которому он обязан после литургии заниматься воскресной школой, преподавать Слово Божие.

Как проходят, например, занятия у баптистов? Они дают задания, люди готовят отрывки из Священного Писания, берут книжки, по ним занимаются, — так происходят у них беседы. Каждый сообщает то, что он узнал за неделю. Вот так, самодеятельным путем они изучают Слово Божие. У них есть взаимопомощь и много чего интересного. А у нас батюшка — это все: и токарь, и пекарь, и бухгалтер, и строитель. А приход у нас в основном живет так: пришел — помолился, ушел — прохожане. Я не говорю о том, что у баптистов хорошо, а у нас плохо. Я говорю о том, что так ярко выразил Победоносцев, в процитированном вами отрывке. Церковь надо любить, к ней надо относится как к родной матери. И тогда ты начнешь видеть и понимать то, что, глядя со стороны, или относясь к ней потребительски пользуясь ею (и Таинствами в том числе) — никогда не увидишь.

Людмила Ильюнина: И все-таки можно ли говорить о том, что у каждого человека «свои отношения с Церковью»? Ведь бывает словами и не выразить какие они.

Это даже относится и к воцерковленным людям. Кто-то буквально заставляет себя регулярно ходить в храм в воскресный день и по праздникам. А кто-то бежит в церковь и готов проводить там целые дни. Кто-то в Церкви переживает молитвенное единение со всеми «предстоящими и молящимися». А кто-то, даже постоянно причащаясь из одной Чаши с собратьями, все же чувствует себя одиноким. И часто такие состояния существуют помимо воли человека. Есть ли все-таки какой-то общий рецепт, как полюбить Церковь, как обрести это чувство: «Кому Церковь не мать, тому Бог — не Отец»?

Игумен Николай: Надо признать, что настоящей общинности в церкви нет. Вместо общины во главу угла жизни Церкви поставлен священнослужитель. Гоняются за популярными священниками. По пословице: «В России, если березовый чурбак одеть в фелонь, рясу, и епитрахиль, — тут же найдутся поклонники». «Мироносничество» — такое движение есть только в России — это обожествление конкретного человека. Вывод опять-таки очень простой: у нас полностью отсутствует правильное религиозное образование и миросозерцание. Как выбирают священников? Одни — выбирают построже, потому что он — продвинутый батюшка, который проталкивает своего безвольного питомца, — вилами в рай заталкивает, потому что он все знает. «Послушание выше поста и молитвы» — бездумное повторение этой фразы свидетельствует о механическом взгляде на спасение. Доверься «крутому священнику» — и ты спасен. Другие — наоборот: чуть-чуть попостились, чуть-чуть помолились. Батюшка — либерал. «Все мы грешные, нет святых в пределах московской окружной дороги». Естественно, люди пастыря ищут по себе.

И часто от любви, от обоготворения батюшки переходят к ненависти. Если батюшка вдруг что-то по их мнению не так сделает, тут же бумажку — архиерею, а тот священника готов сослать на Соловки. У нас сейчас мирянин может сделать все, что угодно со священником. Его можно как хочешь оклеветать. Верить будут мирянину, хотя он — пришел-ушел, и все. Заказчик всегда прав, а попробуй этого заказчика попросить что-то сделать для храма. Он скажет: «Слушай, друг, я пашу целую неделю, а ты мне пытаешься указывать. Я должен придти, расслабиться, получить обусловленное удовольствие — и все. Я копеечку заплатил — и все». Ритуализм. И священники боятся — место потерять очень просто. А бывает и так: если человек долго в церковь ходит, он говорит: «А зачем мне вмешиваться? Пойдут всякие искушения, нестроения. Я уже пытался, в одном храме помогал — там такая война началась! Я теперь в другой хожу и ни во что не вмешиваюсь». На кого священнику опереться в приходской, общинной работе? Проблем у нас тьма.

Нам еще немало времени потребуется для того, чтобы восстановить формы и содержание истинной церковной жизни.