Московские новости | Дмитрий Пушкарь | 06.08.2003 |
— Кто вы ему?
— Двоюродная сестра, — ответила Елена.
— Отец есть у него?
— Погиб.
— Мать?
— Есть.
— Здесь вам делать нечего. Вам надо обратиться в 124-ю лабораторию в Ростове. Там по генетическому материалу… Для этого надо: написать заявление военкому, который его призвал, но не от вас, а от его ближайшего родственника… Здесь вам делать нечего, — повторил генерал-майор.
МОЗДОК
Самый мирный в мире город — Моздок. Тут тихо и безопасно, тут даже хулиганы хулиганничать опасаются. Можно серьезно нарваться: через Моздок едут с войны и на войну люди, у которых «планка понижена» — ОМОНы, СОБРы, не говоря уже о военной разведке, о которой у корреспондента самые лучшие воспоминания. В Моздоке, если кому-нибудь скажешь грубое слово, оно может самым непредсказуемым образом отозваться в сердцах гостей города.
В беседе с журналистом глава администрации района Вячеслав Паринов о достоинствах поднадзорной территории не произнес ни звука. Из-за неправильного освещения моздокской трагедии в некоторых средствах массовой информации наверху провели совещание и выработали решение: интервью могут давать только полпред Казанцев, зам. генпрокурора Фридинский и ещ+ один облеченный полномочиями человек, до которого так же трудно добраться. Корреспондента же волновал один-единственный вопрос. И не судьба арестованного начальника госпиталя (нашли крайнего: не обеспечил охрану), а совсем другое: сколько же было палаток на территории госпиталя и кто в них находился.
ТЕРРИТОРИЯ
Через сутки после взрыва дорогу к бывшему госпиталю перегораживает БТР, рядом караул. Рядовой Сергей — из Новосибирска. Их перебросили сюда с моздокского аэродрома через десять минут после теракта. Вот здесь, в кювете, в полутораста метрах от руин, нашли оторванную человеческую ступню.
Живут нормально, всем обеспечены. Кухни полевые подогнали, да толку никакого: котелков нет, рассказывал Сергей, не подозревая об итогах совещания.
— Так, чаю попьешь с хлебом…
— А сколько было палаток?
— Да кто его знает… Их просто смело, понимаете.
— А кто там был, в палатках?
— Ну кто в палатках мог быть. Солдаты.
На уцелевших после взрыва одноэтажных строениях — укрепления из мешков с песком.
— Это после взрыва понатаскали? — спросил корреспондент.
— Нет, раньше было. Только там ребята и уцелели.
Взорвавшаяся машина — точно «КамАЗ», больше о нем ничего не известно. От машины остались колеса, коленвал и половина блока двигателя.
ИМУЩЕСТВО
В двухстах метрах от развалин госпиталя — свалка. «КамАЗами» и «КрАЗами» везут туда строительный мусор. Свалка горит в три очага: пожарные гасили-гасили, да так и не выгасили. Тлеющие мокрые матрасы на свежем воздухе воспламеняются. Вокруг свалки ходят люди, выбирают годные в дело кирпичи, трубы, металл.
А больница спасла архив (за исключением неврологического отделения), включая самое ценное: трудовые книжки. Теперь уцелевший медперсонал просто в ужасе: спасенные вещи растаскивают.
— Мы хотели годные кровати подобрать, так нас обвинили в мародерстве! Нам статью хотели пришить! — сказала медсестра свалившемуся на голову медицинскому генералу.
— Посылайте всех! — распорядился генерал.
ГОСПИТАЛЬ
Уцелевшие чудом — у кого отгул, у кого другая смена — медсестры сидели у стены госпиталя на лавочке вдоль одной стороны длинного стола в тени шелковицы.
Явление корреспондента «МН» медсестрам, мягко говоря, не понравилось. Прописали рецепт: насмерть заколоть одноразовыми шприцами. Они сказали, что еще поговорили бы с Митковой. Или с ведущей программы «Здоровье». Или с Доренко — потому что все остальные врут.
— Доренко? — не поверил своим ушам корреспондент «МН».
— Да! Потому что все остальные — желтая пресса! — сказала одна сестричка.
— Где вы были, когда нам надо было суточные и боевые платить?!! Пошли вы на х. — сказала одна медсестра, вызвав гомерический смех соратниц.
Этот госпиталь они построили сами, своими руками, с нуля. «С кирпичиков начинали», — сказала бойкая медсестра Вера Григорьевна. Она одна не постеснялась назвать свое имя. «Ну все, или корреспондента уволят, или тебя посадят», — предупредила ее сестричка по имени Гала. Хотя ничего такого Вера не рассказала, что проходит по разряду военных преступлений.
Сказала, что госпиталь начали строить в 1995-м. Вручную. А до этого в 94-м были в Чечне. «За это нам от Родины — большое спасибо вместо суточных и боевых», — сказала Вера Григорьевна, заслуженный медицинский работник. («Точно тебя посадят», — каркала Гала.)
— Можно вопрос? — спросил корреспондент.
— Нет!!! Мы этот госпиталь сами построили, кирпичики таскали, песочек! В 1997-м в корпус зашли. За Чечню пять наших девочек награждены медалью «За боевое содружество»! — яростно говорила Вера Григорьевна.
Некоторое время сестры поспорили, как называть медаль — «За боевое содружество» или «За боевое супружество», но Вера споры пресекла: «У нас ничего такого не было!»
— А сколько было палаток? — вмешался корреспондент.
— Пять, — сказала Вера Григорьевна. — Пять или шесть. Или семь.
— А зачем на территории стационарного госпиталя палатки?
— А зачем в двухсоткоечном госпитале лечились шестьсот человек?!
ПРЕТЕНЗИИ
— Пять наших девочек награждены, а остальные что — поле с кукурузой охраняли?! — говорила корреспонденту «МН» Вера Григорьевна.
Они судились с государством и выиграли. Требовали не «боевых» — гражданскому персоналу «боевые» не положены. Командировочные требовали. Корреспондент «МН» помнит — на первой войне государственные, бюджетные, суточные были 15 тысяч старых рублей в день. Так вот: Вере Родина задолжала 47 тысяч новыми. По суду решено. И г-жа Куделина из Минобороны на письмо ответила: вам не положено. И еще, что их документы в Минфин не поступали. Суд присудил, а денег не дают.
Тут, на войне, многие удивляются. Старый (не старший, а просто старый) прапорщик милиции Дахир Мусаев на первом блокпосту на въезде в Моздок со стороны Ингушетии сказал: «Вот интересно. Если суд решит лишить человека свободы, ему тут же наденут наручники. А у меня есть судебное решение, согласно которому мне за боевые должны (он наизусть помнит) 382 687 рублей и 39 копеек. И почему это решение никто не исполняет?»
А милиционер рядом добавил:
— Нас таких в отделе — 200 человек.
НЕОПОЗНАННЫЕ
Елена плакала внутри себя: глаза мокрые, лицо напряженное, не слышит никого.
— Как мы его сможем опознать? — растолковывал ей медицинский генерал. — У нас одиннадцать неопознанных. На аэродроме в морге вверх спиной лежит женщина без головы… Их будут гнать ночным рейсом в Ростов. Найдете через ДНК, по генетическому материалу.
В этом военном госпитале лечили не только раненных в Чечне солдат, здесь лежали и гражданские. Ветераны Великой Отечественной.
— Нет данных о пришлых, — говорила генералу медсестра Вера. — Которые приходили проведывать.
Представляете? Жили-были старик со старухой. Старик лег на обследование, по-научному — обсервацию. Старуха принесла ему кашку. Старик записан, старуха — нет. И никто их не хватится.
А был человек, которому повезло. Даже честь знамени не посрамлена. Ни один телеканал не передал о ЧП в Вооруженных Силах.
Имени и звания фигуранта корреспондент назвать не вправе, но ситуация была такова. Дембель на заставе под наркотическим воздействием, сами понимаете чего, ночью в деревне огреб пару оплеух, вернулся в казарму, вручную разоружил караул, под угрозой оружия повел их заступаться за себя. На месте происшествия ухлопал пятерых и сдался, израсходовав патроны. Его жестоко ломало из-за отсутствия сами понимаете чего, и он под конвоем был доставлен в военный госпиталь.
А потом оно взорвалось.
Моздок