Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в рождественском интервью телеканалу «Россия» коснулся темы разрыва евхаристического общения между Русской и Константинопольской Православными Церквями из-за признания Фанаром украинских раскольников и заявил, что в этом вопросе Патриарх Варфоломей поддался давлению США, политики которых хотят разделить православные народы между собой и ослабить мировое Православие.

«Фанар не допустил ошибку, а совершил преступление, я говорю это с горечью. С чужих мыслей и с чужих слов Константинопольский Патриарх совершил то, что совершил. Я неслучайно подчеркиваю: с чужих, потому что обладаю информацией о том, что Патриарх Варфоломей находился под давлением могущественной политической силы, связанной с одной из сверхдержав», — заявил Патриарх Кирилл, отвечая на вопрос журналиста.

Предстоятель признал, что положение Патриарха Варфоломея в Турции «очень сложное, непростое». «Всегда молимся за Патриарха Константинопольского, понимая, что непросто ему осуществлять свое патриаршее служение. Но, тем не менее, в какой-то момент — я ничему не хочу учить своего собрата, но в какой-то момент, может быть, нужно набраться силы, чтобы и самым могущественным силам сказать „нет“. Думаю, этого Патриарх Варфоломей не сказал и включился в конфликт».

Говоря о целях тех, кто «стоял за Патриархом Варфоломеем, кто, собственно говоря, инспирировал этот конфликт», Патриарх Кирилл отметил, что они хотят оторвать «православную Россию от православных братьев и сестер в Средиземноморье, на Ближнем Востоке». «Потому что, по мнению этих стратегов, уж слишком большую роль играло и играет Православие в формировании духовной, культурной общности и, не разорвав православные связи, невозможно было какими-то внешними факторами разрушить эту духовную общность. Поэтому замысел прост: оторвать Русскую Церковь от православных Греции, арабского мира, Ближнего Востока, с тем чтобы послабее стало Православие».

Предстоятель Русской Православной Церкви уверен, что подобные попытки «будут и дальше». «Опять-таки, не хочу произносить никакой критики в адрес своего константинопольского собрата, но, несомненно, все то, что произошло потом в Константинополе, в Стамбуле, свидетельствовало о наказании Божием. Патриарх Варфоломей ввёл раскольников в киевскую святыню, в киевскую Софию, и потерял Софию константинопольскую — она стала мечетью. Вот мне хотелось бы, чтобы люди задумались, что же произошло. Ты отобрал Святую Софию в Киеве у православных людей, у Православной Церкви, ты вошёл туда и привёл туда раскольников, и ты потерял свою собственную Софию. Думаю, более очевидные последствия, исходящие от Божиего повеления, представить себе сложно, и последствия наступили незамедлительно, потому что грех был слишком велик», — отметил Его Святейшество.

Вместе с тем Патриарх Кирилл уверен, что выйти из этого кризиса мировому Православию вполне по силам. «Нужно молиться друг за друга, по крайней мере в личных молитвах, если это сейчас затруднительно в богослужении, поскольку мы не поминаем Константинопольского Патриарха в диптихах. Но молиться нужно друг за друга и делать всё для того, чтоб этот кризис в Православии, навязанный извне, как можно быстрее прошёл. Русская Церковь готова пройти свою часть пути для того, чтобы достичь этой цели», — заключил Патриарх Кирилл.

Русская линия

Президент общества" Наследие Империи" генерал-лейтенант СВР запаса Леонид Решетников, председатель Православного братства «Радонеж» Евгений Никифоров, главный редактор журнала «Русский Дом» Александр Крутов, председатель Союза православных граждан Владимир Лебедев, известный православный публицист Сергей Худиев и многие другие верующие люди выступили категорически против инициативы коммунистов восстановить памятник одному из близких соратников В.И.Ленина и организатору красного террора Ф.Э. Дзержинскому в Москве на Лубянской площади.

В связи с этим на страницах Радио «Радонеж» было опубликовано следующее общение:

«Мы хотели бы обратить внимание на то, что восстановление этого памятника было бы тяжелой как нравственной, так и государственной ошибкой.

Дело в том, что по любым меркам, кроме ортодоксально-коммунистических, В.И.Ленин и его сподвижники — а Ф.Э. Дзержинский особенно — тяжкие государственные преступники.

Профессиональные задачи силовиков состоят именно в том, в частности, чтобы пресекать деятельность людей, решивших «делать жизнь с товарища Дзержинского» — то есть тех, кто, как и он в свое время, разворачивает революционную агитацию, формирует экстремистские сообщества, имеющие целью свержение существующего строя, пытается организовать насильственный захват государственной власти и развернуть террор в отношении тех, кто против этого захвата выступит. Будем надеяться, что наши силовики в этом случае окажутся эффективнее царских. Но людям, борющимся с террористами и мятежниками, едва ли стоит ассоциировать себя с одним из худших мятежников и террористов в отечественной истории.

Конечно, в СССР эти действия Дзержинского получали решительно положительную оценку — поскольку предполагалось, что они были совершенно необходимы для того, чтобы достигнуть светлого будущего, предсказанного всесильным, потому что верным, учением марксизма-ленинизма. Через мятеж и измену, через кровь и мучения, через пыточные подвалы и расстрельные рвы, через голод и оскверненные церкви человечество должно было прорваться в светлое будущее, где уже не будет ни войн, ни насилия, ни изнурительного труда за кусок хлеба, ни эксплуатации, но человек человеку будет друг, товарищ и брат.

С другой стороны, царская Россия изображалась государством бесконечно омерзительным и не имеющим права на существование, мрачной тюрьмой народов — так что те, кто трудились над ее разрушением, оказывали немалую услугу человечеству.

Предать такое государство, работать для его ниспровержения, воткнуть ему нож в спину, когда оно напряженно боролось с внешним врагом — как это делали большевики — было делом чести, доблести и геройства.

Но в наши дни обе составляющие этой апологии Дзержинского (и его соратников) едва ли могут быть приняты всерьез. Всесильное учение оказалось просто ошибочным — и хотя на свете нет такой нелепой секты, у которой не нашлось бы преданных последователей, собственный критерий марксизма-ленинизма — практика, обличает его ложность.

Одновременно с признанием этой ложности приходит и осознание ложности коммунистической клеветы на историческую Россию. Российская империя не была раем на земле — рая на земле нет нигде — но она была государством несравненно более справедливым и гуманным, чем сменивший ее большевистский режим. Достаточно ознакомиться со статистикой смертных казней при царе и при большевиках, чтобы отметить огромную разницу.

А это значит, что деяния Ленина, Дзержинского и их соратников теперь предстают перед нами без идеологического наркоза — как злодеяния настолько тяжкие и предательские, что человек, прославляющий их как героев, ставит под вопрос свою гражданскую лояльность.

В самом деле, что означает прославление большевиков со стороны некоторых из наших офицеров? Значит ли оно, что если, не дай Бог, Россия вновь окажется втянута в тяжелый военный конфликт, они будут подражать т. Ленину и выдвигать лозунг «поражения своего правительства», а также «превращать войну империалистическую в гражданскую»? Означает ли это, что они будут, подобно Дзержинскому, формировать боевые отряды для вооруженного захвата власти, а потом, подобно большевикам, подписывать мир на самых капитулянтских условиях?

Если офицеры найдут такое предположение крайне нелепым и оскорбительным (на что мы искренне надеемся), то как понять их желание прославить людей, которые именно это и совершили? Если «офицеры России» полагают мятеж, измену, формирование экстремистских сообществ и вообще усилия по свержению своего правительства, особенно во время войны, делом бесчестным и преступным — то зачем же они желают восстановить памятник видному члену движения, которое этим и занималось? Правда, лично Дзержинского можно было бы освободить от обвинения в предательстве, указав на то, что, будучи по рождению польским дворянином, он и не был обязан (как и Бела Кун, как и множество латышей, немцев, китайцев и прочих интернациональных товарищей) считать Россию своей Родиной, а русских — своими согражданами.

Но в этом случае восстанавливать памятник иностранцу, отметившемуся террором против русских, было бы тем более странным для людей, являющихся верными воинами отечества.

Впрочем, будучи подданным Российской империи, юридически Дзержинский все равно остается изменником и мятежником — и, как бы сейчас сказали, экстремистом.

Понятно, что в случае с силовиками свою роль играют ещё советские традиции — пожилые военные выросли, осеняемые знаменем «Великого Ленина», для них имя Дзержинского — часть корпоративной культуры, которая всегда меняется с огромным трудом, и почему бы не дать советским традициям тихо увянуть, не устраивая лишних конфликтов?

Это было бы вполне понятным соображением, если бы не требования возврата к этим традициям там, где от них, слава Богу, уже избавились. Можно потерпеть людей, которые по старой привычке почитают государственных преступников — может быть, во всех остальных отношениях они прекрасные люди и великолепные профессионалы. Но вот возрождать памятник государственному преступнику в центре Москвы, и предлагать, таким образом, его деяния в образец для подражания было бы странно.

Говоря более широко — о тех народных артистах и прочих передовиках производства, которые тоже выступают за восстановление памятника, мы должны отметить, что вопрос о памятнике Дзержинскому является не политическим, а мировоззренческим и нравственным.

Разницу стоит сразу обозначить. Одинаково благонамеренные и осведомленные люди могут иметь разные точки зрения на то, как достичь общественного блага. Они могут по-разному смотреть на то, как должно быть устроена управление страной, каковы должны быть налоги, в каких масштабах государство должно вмешиваться в экономику, сколько и каких государство должно принимать иммигрантов, в какие конфликты за пределами страны вмешиваться и на многие другие вопросы общественной жизни — и оставаться, при всех своих разногласиях, добропорядочными гражданами и верными христианами.

При этом они неизбежно должны соглашаться в некоторых нравственных основах гражданской жизни. Нельзя работать на насильственное свержение государственной власти — особенно нельзя помогать при этом внешним врагам. Нельзя устраивать вооруженные перевороты. Нельзя убивать невинных людей — и невинных сограждан в особенности.

Памятник Дзержинскому означает позицию, резко выходящую за рамки такого согласия. Он означает, что уничтожение Российской Империи — которого хотел и добивался Дзержинский и его соратники — было благом. Что благом был красный террор и вообще деятельность ЧК. Что благом было разрушение Церквей и массовые убийства священников, офицеров, предпринимателей — а также тех самых рабочих и крестьян, на которых большевики любили ссылаться. Что создание организации, которую даже нарком внутренних дел Петровский характеризовал как «напичканную преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата» было великой исторической заслугой. Что все это заслуживает памятников от благодарных потомков.

Это не политическое разногласие, но разногласие в самых фундаментальных представлениях о добре и зле. Мы, православные люди, конечно, можем составить гражданское общество с атеистами, иноверцами, и вообще людьми самых разных, в том числе совершенно чуждых нам представлений о мире. Но мы едва ли можем признать нормальной частью политического спектра людей, которые считают усилия большевиков вообще и Дзержинского в частности по уничтожению исторической России вообще и Церкви в особенности достойными памятника в самом сердце страны.

Конечно, нам могут сказать, что многие из тех, кто поддерживает памятник, делают это по причинам, не имеющим отношения к красному террору — 91 год, провал ГКЧП, когда «железный Феликс» покинул Лубянку, были временем рухнувших надежд, нищеты и унижения, и люди не то, чтобы обожают Дзержинского, а скорее выражают неприязнь к «либералам» в риторике которых указания на преступления советской власти использовались для оправдания всего того, что постигло страну в 90-тые.

Возможно, это и так — но психологические мотивы, по которым вы подписываете договор с дьяволом, уже не так важны, как тот факт, что вы его подписываете. Вы можете делать это в шутку, или чтобы досадить каким-то неприятным вам людям, или, напротив, чтобы понравиться каким-то людям, которые вам нужны — факт тот, чтобы вы подписались, и дьявол придет за своим.

Не так важно, по каким причинам вы желаете воздвигнуть памятник мятежнику, яростному безбожнику, террористу и массовому убийце — важно, что вы собственными устами призываете в вашу жизнь дух безбожия, мятежа и убийства. Потому что такой памятник в центре Москвы означает готовность и желание тех, кто его восстанавливает, возложить на себя и пролитую Дзержинским и его сообщниками кровь, и предсмертные проклятия его жертв.

Люди, конечно, не могут каяться в преступлениях эпохи Ленина или Сталина — их тогда не было на свете, и они в этих преступлениях не могут быть виновны. Но вот добровольное сопричисление себя к изменникам, мятежникам, убийцам сограждан и гонителям Церкви, когда к этому никто и не принуждает, более того, когда правда о деяниях большевиков легко доступна — это личный выбор человека, за который он несет ответственность перед Богом.

С государственной точки зрения это означает разрушение преданности государству — конечно, люди, которые хотят вновь воздвигать памятники большевикам, хотят не этого, но такой эффект неизбежен.

Прославление большевиков означает, что царская Россия, с которой они боролись, была омерзительна и заслуживала уничтожения, и люди не могут питать к ней уважения и преданности. Но и СССР, который пришел ему на смену — и в рамках официальной мифологии которого эти памятники и ставились — рухнул. Обещания красного проекта не сбылись. В итоге люди отрекаются от исторической православной России — и ради чего? Ради призрака рухнувшей идеологической утопии?

Отталкивают всех, кому дорога историческая, православная Россия, чтобы привлечь кого? Людей, ностальгирующих по несостоятельному идеологическому проекту?

Конечно, апологеты Дзержинского говорят о том, что он боролся с беспризорностью — что носит характер черного юмора, учитывая, куда подевались родители этих самых беспризорников. Но, действительно, можно согласиться, что «железный Феликс» не творил только и исключительно зло — как и ИГИЛ (экстремистская организация, запрещенная в России), там, где его власть утверждалась, не только головы резал, но и налаживал некое подобие упорядоченной государственной жизни.

Лично Дзержинский, судя по описанию людей, его знавших, не был садистом — в отличие от многих своих подчиненных — он был идеологическим фанатиком, который верил в грядущее светлое царство; надо было ради этого царства отдавать приказы о концлагерях и расстрелах — отдавал, надо было налаживать железнодорожный транспорт — налаживал.

Однако его идеология оказалась ложной; светлого царства так и не явилось.

Давайте, наконец, это признаем — и найдем в нашей тысячелетней истории кого-то более подходящего для памятников".

Русская линия

Чиновники Министерства культуры и власти Санкт-Петербурга начали выполнять поручение президента России Владимира Путина о возвращении Благовещенской церкви Александро-Невской лавры Русской Православной Церкви. Ранее этот вопрос российский лидер обсуждал с главой Минкульта Ольгой Любимовой, сообщает Интерфакс.

В декабре 2020 года Смольный передал Музею городской скульптуры помещение в переулке Джамбула. Помещение будет отремонтировано и приспособлено под хранение музейных предметов.

В связи с этим музейная экспозиция «Знаки памяти», располагавшаяся на втором этаже Благовещенской церкви уже демонтирована, сообщает Интерфакс со ссылкой на директора Музея городской скульптуры Владимира Тимофеева.

«Она была демонтирована до новогодних праздников. Она разобрана и в настоящее время хранится на первом этаже Благовещенской церкви», — сказал директор. Перемещённые со второго этажа Благовещенской усыпальницы музейные предметы будут размещены на площадях, уже имеющихся в распоряжении музея.

Отметим, что ранее митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий заявил, что считает возможным по закону вернуть Церкви три храма на территории Александро-Невской лавры — Благовещенский, Тихвинский и Лазаревский. Этот вопрос также обсуждался на личной встрече Святейшего Патриарха Кирилла и Владимира Путина в конце 2020 года.

Русская линия

Популярный среди горожан Рязани паблик «Новости Рязани ВКонтакте» (более 96 тысяч подписчиков) решил в новом году провести опрос на тему возвращения городским улицам их исторических названий, сообщает сетевое издание «Вид сбоку».

Участникам предлагается ответить на вопрос: «Как вы относитесь к идее переименования улиц в Рязани, названных в советские годы в честь революционных деятелей, никогда не имевших отношения к Рязани (например, улицы Маркса, Либкнехта, Каляева и т. п.)?»

На момент публикации новости проголосовало более 4800 человек. 49,54% участников опроса относятся положительно к переименованию улиц, 42,07% – негативно, вариант «нейтрально» набрал 8,39%.

Принять участие в опросе, а также высказать свои предложения можно по ссылке.

Ранее поднимался вопрос о переименовании площади Ленина в историческое название — в Хлебную. Свое мнение высказывал и губернатор Николай Любимов. «Я не против переименования площади Ленина», — сказал губернатор Рязанской области во время «прямой линии» 13 декабря, отвечая на вопрос известного краеведа Игоря Канаева.

Канаев предложил переименовать площадь Ленина в Хлебную, вернуть ей историческое название. Он отметил, что нынешнее название площади сочетается только с празднованием 7 ноября, а с другими городскими праздниками — нет.

Любимов подчеркнул, что вопрос необходимо поставить на голосование жителей, в том числе спросить мнение тех, кто живёт на площади Ленина. «Если горожанам интересно будет это обсуждать, мы организуем. Если большинство будет за переименование, я думаю, что город примет такое решение в пределах своей компетенции», — сказал Любимов.

Вопрос о переносе памятника Ленину и переименовании площади возник в публичном пространстве с началом реконструкции площади. В этом году ремонт шёл как раз возле памятника. На пресс-конференции губернатора в августе журналистка газеты «Благовест» предложила перенести памятник Ленину и установить здесь часовню, тогда губернатор уклонился от ответа.

К руководству города обращался зампредседателя Думы Дмитрий Панкин. Он предлагал памятник Ильичу перенести в другую часть города или район области, а на этом месте установить опять же часовню или памятник «духовному покровителю» Рязани благоверному князю Олегу Рязанскому и переименовать площадь Ленина в площадь Олега Рязанского. Замглавы Владимир Луканцов в официальном ответе сообщил, что перенос памятника Ленину и переименование площади считает нецелесообразным.

Современная площадь Ленина имеет более чем 300-летнюю историю. C конца XVIII и до начала XX века на этом месте находилась городская торговая площадь. В разное время площадь называлась Хлебной, Новобазарной, Базарной. Второй этап реконструкции площади Ленина запланирован на следующий год.

Нынешний опрос о возвращении Рязани исторических названий улиц носит неофициальный характер, но он свидетельствует, что данный вопрос, действительно, волнует горожан.

Русская линия

5 января 2021 года исполнилось ровно 77 лет со дня закрытого решения Ленинградского Горкома ВКП (б) о возвращении исторических названий 20 центральным улицам Ленинграда: Невскому вместо проспекта 25 Октября, Садовой вместо улицы 3 июля, Литейному вместо Проспекта имени Володарского, Дворцовой вместо площади имени Урицкого и пр.

Пунктом 2 решения поручалось Исполкому Ленсовета «оформить это постановление в советском порядке». Исполком это и сделал, но уже 13 января — дата считается официальной для этого блокадного возвращения. Фактически же необратимое решение было принято 5 января, сообщает телеграмм-канал «Возвращение России».

Рассматривали советские власти в 1944 году и переименование так называемых Советских улиц. До революции в Санкт-Петербурге было 10 Рождественских улиц: от 1-ой Рождественской до 10-ой. Названы они были по собору Рождества Христова, построенному ещё в XVIII веке. Храм советской властью был уничтожен, улицы переименованы в Советские. В 1944 году власти признали, что это название неудачное, однако до переименования так и не дошло.

Сегодня в Санкт-Петербурге уже восстановлен храм Рождества Христова, однако Рождественские улицы по какому-то недоразумению до сих пор носят наименование Советских.

Сохранение российскими властями идейной и культурной чересполосицы (прекращение антирелигиозной борьбы и восстановление храма, с одной стороны, и оставление в силе решения о переименования Рождественских в Советские, с другой) порождает такие фантастические ансамбли как Рождественский храм посреди 10 Советских улиц. Это что-то по типу: «Освенцим — закрыть. Гитлер-штрассе — оставить. Это же наша история!»

Хотелось бы верить, что Санкт-Петербургу вскоре всё же вернут Рождественские улицы.

Русская линия

Элладская Православная Церковь подала официальный иск в Государственный совет Греции с требованием отменить постановление властей, запрещающее верующим посещать храмы Божии, сообщает портал «Русские Афины».

5 января 2021 года, накануне Крещения по новоюлианскому календарю, в Высший административный суд страны были поданы два заявления об аннулировании мер, запрещающих участие верующих в богослужениях. Заявления были поданы со стороны Афинской Архиепископии и 81 епархии.

Все заявители выступают против совместного министерского решения от 02.01.2121 о чрезвычайных мерах по охране здоровья населения от COVID-19, потому что оно отменяет исключительную возможность коллективного богослужения в день Крещения.

Как упоминалось в заявках об аннулировании, власти Греции нарушили конституционные принципы пропорциональности, разумного управления и законного доверия граждан к администраторам, а также явно превысили свои полномочия.

Церковный иск в суд пока никак не повлиял на решение властей о закрытии храмов. Более того, Крещение Господне в Греции уже отпраздновали, и при этом многие греческие архиереи и прихожане были оштрафованы властями за «нарушение карантина». Если суд рассмотрит иск Элладской Церкви и сочтёт запрет властей неправомерным, у верующих появится возможность опротестовать эти постыдные штрафы.

Русская линия

Сегодня день памяти видного военного и общественного деятеля, одного из заметных национальных теоретиков Ростислава Андреевича Фадеева, который скончался 29 декабря 1883 г.

Р.А.Фадеев родился в Екатеринославе 28 марта 1824 г. в старинной дворянской семье. Его мать — урожденная княжна Долгорукая; Отец — занимал ряд важных административных постов, в 1840-х был саратовским губернатором, затем — управляющим государственными имуществами на Кавказе. Ростислав с юности предназначался к военной деятельности и был отправлен учиться в артиллерийское училище, но окончить его «из-за живости характера» не смог, тем не менее, дослужившись со временем до чина генерала. Провоевав с 1844 по 1859 гг. на Кавказе, вместе с Наместником Кавказа князем А.И.Барятинским принимал капитуляцию Шамиля, чье личное знамя Наместник Кавказа подарил Фадееву. В дальнейшем Р.А.Фадеев написал книгу «60 лет Кавказской войны», содержавшую не только военно-исторический, но и ценнейший этнографический материал.

Из-за несогласия с военной реформой Д.А.Милютина в 1866 г. вышел в отставку и посвятил себя публицистике и научным занятиям. Выступил с рядом статей по славянскому вопросу со славянофильских позиций. Важное теоретическое значение имеют его работы «Чем нам быть?» (1874) и «Письма о современном состоянии России» (1880). В 1875 г. отправился в Египет, где стал командующим армией хедива (правителя), надеясь подготовить ее к войне с турками. Разочаровавшись в арабах, в 1876 г. прибыл в Сербию, где в это время вспыхнуло восстание против турецкого ига. Во время Русско-турецкой войны 1877−78 гг. был официальным представителем России в Черногории. После злодейского убийства террористами Императора Александра II Фадеев оказался среди инициаторов создания тайной контрреволюционной организации «Священная дружина», прообраза русских монархических союзов 1905—1906 гг.

Сегодня мы также вспоминаем и видного правого государственного деятеля, члена Государственного Совета, сенатора Александра Семеновича Стишинского, скончавшегося в изгнании 11 января 1922 г.

Он родился 18 июня 1851 г. в семье офицера, со временем дослужившегося до звания генерал-майора. Образование получил на юридическом факультете Московского университета, в котором вместе с ним учились и его двоюродные братья — Н.В.Муравьев (будущий министр юстиции) и А.С.Ермолов (будущий министр земледелия). Стишинский прошел все ступени государственной службы, став крупным сановником Царской России. С 1904 г. состоял членом Государственного Совета, в котором стал одним из самых активных деятелей правой группы и состоял в «Бюро для взаимной осведомленности и совместных действий правых деятелей», под председательством князя А.А.Ширинского-Шихматова. Стишинский также состоял членом старейшей монархической организации — Русского Собрания, а также — членом Совета Общества ревнителей русского исторического просвещения в память Императора Александра III и председателем его исполнительного отдела.

Александр Семенович считался знатоком земельного вопроса, одно время возглавлял ведомство земледелия и землеустройства. В 1916 г. помимо присутствия в Госсовете назначен сенатором, а также председателем Особого комитета по борьбе с немецким засильем. 1 марта 1917 г. сразу после февральского переворота Стишинский был арестован и заключен в тюрьму, в течение 9 месяц он томился в Петропавловской крепости. После освобождения в декабре 1917 г. уехал в Полтаву, затем на Кубань. Несмотря на обширные познания и огромный опыт, ему удалось чуть ли не тайно получить у генерала А.И.Деникина мелкую должность по Государственному контролю из-за того, что он имел репутацию «реакционера». В 1920 г., после поражения Белого дела на Юге России, Стишинский был вынужден бежать в Константинополь, где и умер от воспаления легких.

Русская линия