Прикарпатская Русь под владением Австрии

Глава 16

Оглавление книги

XVI. Духовная жизнь Прикарпатской Руси

Духовную жизнь буковинской и галицкой Руси определяет австрийская школа и политика австрийского правительства и польских руководящих кругов. Народная школа, по мысли государственных и краевых законов, должна развивать способности молодого поколения, научить его писать, читать и считать, наставлять обязанностям человека и гражданина и преподать в общих чертах сведения, необходимые для земледельца и промышленника. Обучение должно быть обязательным и продолжаться 6 лет (с 7 до 12 лет). Однако не во всех сёлах есть школы. Даже в городах, по причине недостатка школ, нет обязательного обучения. В 1893 году в Галиции было 4.047 народных школ. Между ними 383 недействующих по причине нехватки учителей (в 1895 году их количество достигло 456). Кроме этого 2.384 громады не имели никаких школ. В 1894 году школы не посещало около 44% детей школьного возраста. По окончании обязательного школьного образования молодёжь должна ещё 3 года получать дополнительные знания. Это было доступно лишь каждому четвёртому подростку.

В Галиции в 1893 году народных школ с польским языком преподавания было 1.829, с русским — 2.073, с немецким — 34, с польско-русским — 103, с польско-немецким — 7, с русско-немецким — 1; еврейских школ было 203. В школах с профилирующим русским языком обучение польскому языку является обязательным и это занимает много времени в ущерб общему образованию. Некоторые учителя ведут обучение в русских народных школах больше по-польски, чем по-русски. Большая часть евреев посылает лишь девочек в публичные школы. Своих мальчиков они обучают в частных школах, называемых хедерами[252]. Все евреи (по крайней мере, взрослые мужчины) грамотны. 3,7 миллиона человек неграмотных, зафиксированное в 1890 году, выпадает на долю христиан.

Учительский состав пополняется главным образом окончившими мужскую или женскую учительскую семинарии (8 мужских семинарий и 3 женские). Такие учителя хорошо подготовлены к своему званию. В 1894 году было 5.875 учителей (3.850 мужчин и 2.025 женщин). Многие учителя не имеют соответствующей подготовки (в 1895 году их было 1.024). Учителя находятся под непосредственным надзором окружного инспектора, и должны безусловно придерживаться учебных планов и школьных учебников. Многие инспекторы установили для преподавания жёсткий график, от которого учителям нельзя отступать. Такая связанность педагогов предписаниями мешает учебному процессу. Школьники часто болеют, пропускают уроки, а так как учителю нельзя возвращаться к пройденному материалу, то большая часть детей не может достичь желанной пользы от обучения.

Много времени теряется на так называемую наглядность и разговоры с детьми, будто бы развивающие у них наблюдательность и мышление, но в действительности превращающихся в пустую болтовню. Дети поздно начинают читать, читают плохо и, поступая после четырёхлетнего обучения в гимназию или реальное училище, являются в значительной мере недостаточно готовыми. В русской части Галиции мальчики, не имея в руках книжек после окончания школы, вскоре теряют навыки чтения. Давний ланкастерский метод[253] в сельских школах приводил к лучшим результатам. Многие из тех, кто окончил прежнюю немецкую нормальную (четырёхклассную) школу, до сих пор занимают такие административные должности, на которые теперь берут юристов. Они совершенно соответствуют своему званию. Сегодня молодой человек, окончивший четырёхклассную народную школу, не способен к дальнейшей деятельности в духовной или материально-производственной сферах. При этом педагоги постоянно жалуются на скудость материального обеспечения.

Примечательны рекомендации к учебному плану для народных школ за 1893 год. Следуя им, учитель «должен побороть всякие языковые провинциализмы и тривиальные выражения, чтобы воспитать словесное чувство у молодёжи». Для русской же молодёжи, наоборот, предписывается тривиальный простонародный язык с его провинциализмами.

Фундаментом гимназий с восьмилетним курсом обучения (их в Галиции 29) остаются классическая филология, история, география, математика и естественные науки. В течение последних двух лет преподаются основы философии. Закон Божий также обязательный учебный предмет. Преподавание названных предметов двухстепенное, в четырёх младших классах преподаются лишь элементарные сведения, а в четырёх старших эти предметы изучаются научным образом.

Школьная краевая рада предписала наиболее основательно учить польскому языку и польской литературе, чтобы молодёжь глубоко овладевала научными и практическими знаниями своего языка. Однако эта цель не может быть достигнута, так как учебный план польского языка не обращает внимания на старославянский язык, без которого явления в современных славянских языках не могут быть поняты. Современные славянские языки ещё не отдалились от своего общеславянского корня настолько, чтобы могли его игнорировать. Грамматика современного литературного немецкого языка может обойтись без готического и даже древне-немецкого. Но учителю польского языка не справиться со своей задачей, если не уяснить учащимся особенностей этого языка, имеющих корни в старославянском. По этой причине учителя и инспекторы гимназий замечают, что молодёжь Галиции не знает природы своего родного слова и неясно выражает на нём свои мысли. Поляки из России прямо упрекают галицких поляков в незнании польского языка.

Вместо польского, развилась наука о немецком языке, так как галицкое руководство стремились иметь людей, способных к делопроизводству на нём в венских министерствах. Молодёжь, закончившая гимназии в Галиции, знает немецкий лучше, чем в Венгрии, и после 2−3-х месячного пребывания в Вене совершенно правильно и бойко говорит на этом языке. В преподавании латинского языка, несмотря на уделяемое ему большое внимание, не удаётся достичь такого знания латыни, чтобы ученик на выпускных экзаменах мог без помощи преподавателя перевести на родной язык латинского автора и объяснить переведённый текст. Ещё меньшие результаты достигаются в греческом языке.

В научном отношении учителя средних школ хорошо подготовлены для своего звания, но только не в педагогическо-дидактическом смысле, ведь слушатели факультета философии не обязаны посещать лекции по педагогике. Впрочем, кафедры педагогики в университетах устроены так, что их преподаватели обращают мало внимания на потребности гимназий. Сознавая недостаток педагогическо-дидактической подготовки учителей средних школ, правительство приказало при средних школах в университетских городах устраивать практические курсы для кандидатов в учителя. Недостаток педагогической подготовки учителей средних школ приводит к неприятным инцидентам, как, например, это произошло в 1891 году, когда в краевую школьную раду поступило несколько сот жалоб родителей на учителей [Muzeum, 1892-I, 9].

Родители жалуются также на частую смену школьных учебников. За 1888−96 годы школьной радой было сделано 40 изменений в списке рекомендованных гимназических пособий. Часто вместо лучших учебников вводятся худшие.

У учащихся галицких средних школ успехов в обучении заметно меньше, чем в других провинциях Австрии. В Чехии уровень успешного обучения хороший — 85%, в двух австрийских провинциях — 82%, а в Галиции лишь 69,2%. До переэкзаменовки по одному предмету после каникул допускалось на 1890 год в Галиции 14%, в Далмации 18%, в Буковине 13%, а в других провинциях Австрии от 2 до 5%. Переэкзаменовку не выдержали 9% поляков, 4% русских, 18% немцев, 22% чехов. От платы за обучение в 1890 году в Крайне были освобождены 67%, в Сольнограде 65%, а в Галиции лишь 57%, несмотря на бедность населения. Поляков, освобождённых от платы, было 57%, русских 75% (русские ученики чаще оказываются детьми бедных родителей). Стипендиатов во всех средних школах Австрии было в 1890 году 5% всех учеников, и они получали стипендии на сумму 344.400 зр. В чешско-немецких провинциях в некоторых средних школах от 12 до 16% стипендиатов, а в Галиции лишь 2% от общего числа. Поляков, получающих стипендии, было 2%, русских 4,8%. К испытанию на аттестат зрелости подошли в 1890 году 4.000 учеников, 90% из которых успешно выдержали экзамены (в Каринтии 100%, в Австрии 97%, в Галиции лишь 81%). Таким образом, в Галиции 19% учеников не приобрело должных навыков в школьном обучении. В 1892 году 15% не получили аттестат зрелости при 890 подвергавшихся испытанию [Muzeum, 1894,183].

При национально-патриотическом настроении образованного класса польского общества не может быть, чтобы эта черта не передалась бы польской молодёжи. Молодые поляки поют патриотические песни, устраивают разного рода национальные торжества и мечтают о независимости отчизны. Увлекаясь одой Мицкевича «К молодёжи», призывающей молодёжь к подвигам, которые обновят мир, она считает себя вправе иметь собственное мнение по социальным, политическим и экономическим вопросам.

Польская молодёжь воодушевляется мыслью, что её призвание — повести общество по новому пути, и она проникается идеей свободы, которую понимает в значении своеволия. В таком же настроении пребывает и часть русской молодёжи, которая задается мыслями преобразования языка, правописания и социальных отношений во имя свободы, смутно ею понимаемой.

Преступления учащихся средних школ, в зависимости от национальных особенностей, различны. У чешских учеников преобладает злодейство и обман, у евреев и немцев в нижней Австрии и в Буковине — разврат, галицкие ученики разбивают окна своим учителям и всячески стремятся их обидеть. В 1880−90 годах в Австрии было 24 случая оскорбления действием учениками учителей, из них 20 — в Галиции [Muzeum, 1894,660].

В Австрии считают, что распределение научных предметов и учебный план гимназий здесь лучше, чем школьное устройство в Пруссии и не желают коренных перемен в этом отношении. Министерство просвещения, областные учебные ведомства заняты другими проблемами: определением требований, которые предъявляются выпускнику гимназии по классической филологии, улучшением методики преподавания классических языков, лучшей подготовкой преподавателей в методическом и педагогическом отношениях, физическим воспитанием молодёжи и переполненностью гимназий.

В результате ухудшения экономического положения во всей Австрии наблюдается приток учеников в гимназии. Видя неблагоприятное состояние промышленности и торговли, родители отдают своих детей в гимназии, надеясь таким образом обеспечить им будущность. В Галиции особой заботой о своих детях отличаются мазурские крестьяне. Крестьянин-мазур, содержащий семейство из 5−8 человек с надела лишь в 2 морга земли, обучает одного сына в гимназии, покупает ему форменное платье, книжки и т. д. Конечно, в содержание таких гимназистов входит лишь самое необходимое. Отец платит 2 зр. за квартиру и приготовление пищи, съестные же припасы хлеб, муку, масло, сало, крупы присылает из села. Этот ученик ест лишь хлеб, кашу, картофель или мучные блюда. Когда он переходит в старшие классы, начинает сам зарабатывать, обучая других, или получает пособия от поветовых рад и т. п. Обычно он обнаруживает слабые дарования, но бывает очень прилежен.

Если такого отца спросить, почему он не отдает сына к ремесленнику или купцу? — в ответ услышит: «К купцу? Невозможно. Купцу нужен капитал, которого у меня нет. К ремесленнику? Да, я был у сапожников, столяров и прочих, но все сказали мне, что у них нет работы. Лишь один хотел принять моего сына, но потребовал 80 зр. в год за учение. А за 80 зр. я его содержу в школе. У меня лишь 2 морга поля, а детей пятеро, и их нечем наделить». Мечта такого мазурского отца-крестьянина иметь сына ксендзом, потому что в таком случае он становится опорой всего семейства. Если это невозможно, то он хотел бы своего сына когда-нибудь увидеть «подлым ксендзом», то есть монахом, а в крайнем случае — чиновником, учителем. Военный человек — считает мазур — для семьи потерян.

На Руси лишь зажиточнейшие крестьяне отдают своих сыновей в гимназии, также руководствуясь желанием, чтобы они стали священниками, но не рассчитывают на помощь родственникам с их стороны. Русский священник, находясь в плохом материальном положении и обременённый собственной семьей, не может быть опорой для своих родных. Детей русских крестьян в последние годы в гимназиях значительно меньше, чем мазурских — оттого и русской интеллигенции меньше, пополняющейся в основном сыновьями священников. К тому, чтобы русские крестьяне не посылали своих детей в высшие школы, прикладывают руку содержащие корчмы евреи и прочие лица, не желающие допустить усиления русской интеллигенции. Они наговаривают русскому крестьянину, что, якобы, сын его, окончив школу, будет стыдиться отца, что издержки, понесённые на его образование, оскорбляют родню и прочее в том же духе.

Несмотря на то, что русские крестьяне, составляющие около 42% всего населения Галиции, редко отдают своих детей в гимназии, число учеников в последние годы в Галиции столь огромное, что опасаются перепроизводства интеллигенции. По отчёту краевой школьной рады, учащихся средних школ в 1893/94 году было 12.707, в 1894/95 году — 13.235, в 1895/96 году — уже 13.965 человек. В это число входят, кроме мазурских крестьянских сыновей, дети чиновников, польских мещан, средних помещиков, евреев и народных учителей. Чиновнику и учителю трудно отдать своего сына к ремесленнику, проживающему в нужде, в тесной, неопрятной комнате с нездоровым воздухом; обстановка, в которой живут дети интеллигенции и даже физическое их состояние делает их мало способными к ремесленному труду. Лишь труд купца, да некоторые отрасли городской промышленности, а также военная служба и занятия с преобладанием умственного труда подходят для них. Но для всех этих занятий требуется окончить несколько классов средней школы, а лучше всего гимназию. По данным краевой школьной рады, из поступающих в первый класс гимназии едва ли 20% заканчивают весь восьмилетний курс, а это значит, что около 80% гимназистов или остаётся второгодниками, или поступает в различные службы, требующие частичного среднего образования.

Есть ли на самом деле в Галиции перепроизводство интеллигенции, можно заключить лишь по количеству заканчивающих гимназии, так как они становятся священниками, врачами, профессорами, адвокатами, чиновниками, которым необходимо университетское образование. Они действительно будут существовать за счёт полученных в университетах знаний. Но те, кто покинул гимназии раньше, устраиваются на практических поприщах. В начале 1894/95 года в 8-мих классах всех галицких гимназий было 943 ученика, из которых только 656 получили аттестат зрелости. Эти 656 и есть тот материал для судейских и финансовых чиновников, врачей, профессоров, политиков, отчасти священников (так как в латинские духовные семинарии принимают без аттестата зрелости) и всех тех, кому для их трудовой деятельности необходимо высшее образование. Существует ли действительно перепроизводство в данном направлении, могла бы дать ответ только статистика движения в вышеперечисленных званиях. Но, к сожалению, статистических исследований по этой теме нет, потому и трудно сейчас решить, есть ли перепроизводство интеллигенции в Галиции или нет.

Если бы даже перепроизводство интеллигенции в Галиции существовало, то оно никак не касается русского населения. Русские составляют около половины населения Галиции, но русских учеников в гимназиях лишь 18% (1895 год), — столько же, сколько и евреев. Галицкая интеллигенция имеет латино-польский характер, так как польской молодёжи в гимназиях 64%, а с евреями, причисляющими себя к полякам, даже 78%.

Недостаток своей интеллигенции стали сознавать в Галицкой Руси с 1848 года, в особенности, с момента введения новой конституции. Заботой о росте галицко-русской интеллигенции больше других проникся директор коломыйской гимназии Феодор Белоус. В 1860-ых годах он советовал священникам призывать крестьян посылать своих сыновей в высшие школы и устраивать для беднейших из них бурсы. Он и сам основал такую бурсу в Коломые, и разъезжая в свободное от занятий время по сёлам, собирал подаяние деньгами и съестными припасами. Его пример нашёл подражателей, и сегодня русских бурс 11 (во Львове три: Ставропигийная, Народного дома и святого Николая, по одной в Тернополе, Коломые, Станиславове, Бережанах, Стрые, Перемышле, Дрогобыче и Ярославе). Бурсы Ставропигийная и Народного дома содержат своих учеников безвозмездно, остальные — как безвозмездно, так и с доплатой. Вскоре откроются бурсы в Самборе, Сяноце, Бродах и Золочеве.

Феодор Белоус предлагал устраивать ещё и ремесленные бурсы для развития русского мещанства. Но пока возникла лишь одна такая бурса в Угнове стараниями местного мещанина Жуковского. В последнее время Народный дом стал отдавать в обучение к ремесленникам некоторых своих учеников.

Реальных училищ с семилетним курсом обучения в 1895 году было три (в Кракове, Львове, Станиславове), с пятилетним — одна (в Тернополе). Учеников в них 1.553, из которых 75% - римо-католики (поляки), около 16% евреев и лишь 7% русских. Было время (около 1870 года, когда из-за строительства железных дорог обнаружился недостаток технических работников, и им хорошо платили), что молодёжь переполнила реальные училища, и для неё устраивали реальные гимназии. Но когда постройка главных железнодорожных линий закончилась, техники остались без хлеба, потому что в Галиции нет фабричной промышленности. Тогда реальные училища опустели, а реальные гимназии пришлось перепрофилировать в классические. В 1896 году в 7-ой класс во всех трёх реальных училищах Галиции поступили лишь 92 ученика.

В Буковине в четырёх гимназиях (Черновцы, Радовцы, Сереет, Сучава) на 1.756 учеников в 1895 году было 158 русских, 985 немцев (между ними 722 жида), 447 румын, 148 поляков. В черновицкой гимназии в 1894 году из 785 учеников-очников и 17 заочников было 487 немцев (среди них 398 жидов), 123 русских (47 греко-католиков и 76 православных, из них 7 русских православных причислили себя к румынам), 94 румына, 92 поляка, 4 чеха, 1 турок, 1 мадьяр. По вероисповеданию было: 398 жидов, 140 римо-католиков, 54 греко-католика, 13 армяно-католиков (причисляющих себя к полякам), православных — 164, православных армян — 3, протестантов — 26. В православной реальной высшей школе в Черновцах в 1894 году был 471 ученик. По национальности они распределялись: 325 немцев (среди них 236 жидов), 72 поляка, 32 русских и 31 румын. По вероисповеданию было 236 жидов, 135 римо-католиков, 60 православных, 23 протестанта, 15 греко-католиков, 2 армяно-католика.

Число студентов университетов во Львове и Кракове постепенно возрастало с 1875 года. Тогда оно составляло во Львове 808, в Кракове 887. В 1892 году в львовском университете было 1283 студента, в краковском — 1196. В 1880−90 годах число русских студентов в львовском университете постепенно уменьшалось, а в краковском увеличивалось, потому что в него стали поступать русские, желавшие посвятить себя медицине. В 1880 году во Львове русские студенты составляли 36% общего числа, в 1890 году лишь 34%, в Кракове в 1880 году 1%, в 1890 году — 5,5%. Количество русских студентов во львовском университете составляло в 1880−90 годах ежегодно 380−400 человек, среди них около 250 студентов богословского, прочие — юридического и философского факультетов. В Кракове русские студенты — преимущественно слушатели медицины, а когда в 1895 году и во Львове открылся медицинский факультет, русские стали поступать и туда.

Число русских студентов во львовской политехнике всегда было небольшим. В 1880−90 годах оно колебалось между 4−7 на 130−200 слушателей. В 1892 году было 169 слушателей, среди них только 7 русских.

В университете в Вене было в 1875 году 73 русских и 151 польский студент. С тех пор количество русских постепенно уменьшалось, а польских возрастало. В 1891 году поляков было 296 и лишь 43 русских. В политехе в Вене было в 1875 году 160 поляков и 3 русских, с того времени количество поляков уменьшалось до 42 в 1891 году. Русских студентов в венском политехе было постоянно 2−7, но с 1889 года не было уже ни одного. В высшей земледельческой школе в Вене в 1875−91 годах было от 1 до 12 русских, поляков — около 50. Число польских студентов Венской агрономической школы сократилось на половину. Причина в том, что польские помещики всё чаще сдают свои имения в аренду евреям и обходятся без учёных агрономов. В университете в Инсбруке было в 1891 году 11 поляков и 2 русских, в немецком университете в Праге — 5 поляков и 1 русский, в университете в Черновцах — 25 поляков и 43 русских. В горнозаводских академиях, в академии художеств в Штирии, в университетах в Градце и Штирии также иногда встречаются русские.

Студенты университетов и технических академий устраивают между собой общества для самообразования, общения и помощи малоимущим студентам. В 1870 году во Львове возник «Академический кружок», издававший газету «Друг» (1874−77). После объявления «новой эры» это общество за употребление русской литературной речи было распущено и вместо него образовано общество «Друг» (1894). Украинофильская часть львовской университетской молодёжи в 1871 году объединилась в общество «Дружеский Лихвяр», которое затем было переименовано в «Академическое Братство».

После объявления «новой эры» часть молодёжи, которая встала на сторону Барвинского, основала общество «Ватра», которое вскоре перестало существовать и вместе с членами «Академического Братства» составило новое общество «Академична Громада». В Вене студенты основали русское общество «Основа», которое впоследствии было закрыто правительством как русофильское. Но осталось другое русское общество «Буковина» и украинофильское «Сечь», распущенные правительством после аферы в железнодорожном дворце в Вене с митрополитом Сильвестром Семибратовичем в 1893 году[254]. Затем в результате смены правительственного курса оба общества были восстановлены. В Черновцах после открытия университета возникли два общества: русское «Буковина» и украинофильское «Союз». Первое общество после объявления «новой эры» было распущено правительством и вместо него создано общество «Карпаты» (1896). В Кракове также было общество студентов, но в последнее время из-за недостатка членов оно самораспустилось. В 1895 году в Градце возникло общество «Русско-академическо-техническое землячество Русь», а в Леобене — общество «Черногора».

Общее состояние образования в Галиции далеко нельзя назвать благоприятным. Несмотря на большое количество школ и трудности, которые выносит население ради образования своих детей, в Галиции 74% неграмотных. Неграмотность распределяется следующим образом по поветам:

Название района	Количество неграмотных, в %
	мужчины	женщины
Турка	94	98
Леско	93	95
Богородчаны	92	97
Надворна	91	94
Косов	90	95
Борщев	90	94
Рава русская	89	94
Добромиль	88	91
Городенка	88	94
Залещики	87	93
Старое место	83	90
Коломыя	85	92
Толмач	85	91
Подгайцы	84	91
Бережаны	83	90
Долина	83	91
Чешанов	82	88
Яворов, Городок	82	88
Чортков, Снятин	81	88−90

Есть районы, в которых русское население сёл и местечек не умеет ни читать, ни писать, несмотря на существующие там с давних времён школы. Число грамотных в этих местечках состоит из польской интеллигенции, евреев, немцев и католиков латинского обряда. Дальше идут поветы, в которых уже встречаются русские грамотные жители, однако, в незначительном количестве. Это поветы:

Название района	Количество неграмотных, в %
	мужчины	женщины
Снятин, Дрогобыч, Збараж, Рогатин	80	89

Грамотные русские крестьяне чаще попадаются в поветах:

Калуш, Скалат, Броды Перемышляны, Жолков,	79	89
Рудки, Бучач, Гулятин, Золочев	77	85
Сядок	76	80
Самбор	75	81
Бобрка	73	82
Стрый	72	82

Наименьшее количество неграмотных из русских имеют поветы:

Жидачев	60	70
Сокал	63	73
Львов	63	70

Мазурские поветы на ниве народного просвещения выглядят лучше:

г. Краков	26	33
Г. Львов	34	40
Бяла	40	42
Вадовицы	52	53
Хшанов	52	55
Краков (повет)	53	59
Величка	54	56
Живец	55	54
Мысленицы	57	57
Бохня	58	64
Рончицы	72	74
Лиманов, Кольбушов	72	75

Причина отсталости русского народа на ниве просвещения, кажется, в том, что в русских школах много времени уделяют польскому языку, и русская интеллигенция не заботится о своём народе в той же степени, что и польская.

Вообще распространением грамотности и просвещения среди простонародья в Галиции занимаются различные просветительские общества. У поляков есть «Towarzystwo kolek rolniczych» (Товарищество коллективного земледелия), «Towarzystwo oswiaty ludowej» (Товарищество народного просвещения) и т. д. Немецким школам выделяет пособия «Schulferien» (Союз учащихся). В Галицкой Руси есть два просветительских общества: «Просвита» (см. комм. 250) и «Общество имени Михаила Качковского» (комм. 249).

«Просвита» начало свою деятельность в декабре 1868 года [И. Белей: Двадцать пять лет истории товарищества «Просвиты». Львов, 1894 год] по инициативе студентов-украинофилов из львовского университета. Юл. Лавровский выхлопотал для него в 1870 году пособие из краевых фондов в размере 1000 зр., которое с тех пор исправно выплачивается обществу, иногда достигая 2.000 и 3.000 зр. в год. На основании нового статуса, общество, кроме издания популярных книжек, поставило себе задачей издавать школьные учебники и книжки и газеты для интеллигенции. Для выполнения первой задачи из членов общества образована комиссия по изданию учебников на малорусском языке. Сейм установил ей ежегодное пособие в 2.000 зр., а министерство просвещения консультировало авторов. В 1871−76 годах общество издало 17 школьных учебников в 13.000 экземплярах.

Первые члены «Просвиты», состоявшей в основном из студентов университета, чиновников и учителей средних учебных заведений, не располагали в своей среде такими литераторами, которым была бы знакома языковая культура простого народа. Чтобы иметь своего писателя из простонародья, они в 1872 году пригласили буковинского поэта Юрия Федьковича и заключили с ним договор, по которому тот за 500 зр. обязался предоставлять им ежегодно своих сочинений на 24 печатных листа. Однако между ним и управлением «Просвиты» возникли недоразумения и в 1874 году Федькович прервал с ними всякие отношения, написав прежде для этого общества несколько сочинений, среди которых рассказ «Село Фармазоны» — самый лучший рассказ «Просвиты». В 1872 году «Просвита» завязала отношения с украинскими писателями, однако русское правительство не пустило её издания в пределы своей империи.

С 1873 по 1877 год председателем общества состоял помещик Владислав Федорович. Во время его управления, на сеймовом заседании в 1876 году депутат Поляновский выступил с обвинениями в адрес «Просвиты», якобы она в своих изданиях прославляет православие и подстрекает холопов против панов. Хотя сейм, несмотря на выступление Поляновского, не отказал «Просвите» в дальнейшем финансировании, однако высказывания прочих польских ораторов носили такой характер, что Федорович, как председатель, счёл унизительным принимать выделенное сеймом пособие. Когда управление общества согласилось с его мнением, он сам подарил обществу 12.000 зр., которые составляли его основной капитал. Сразу после этого в «Просвите» начались против него интриги, ему ставили в вину, что общество малоактивно и на следующих выборах он уже не был избран председателем. Федорович совсем отстранился от русской общественной жизни, чувствуя отвращение к русским партийным спорам. Потеря его трудов на пользу Руси была невосполнима, потому что, будучи независимым человеком и располагая обширными связями, он мог принести немало пользы русскому обществу и народу. Благородством своего характера он мог лишь положительно влиять на других членов «Просвиты».

Фонды «Просвиты» увеличились пожертвованием 8.000 зр. Стефаном Качалой (1888), 5.000 зр. Евсевием Грушкевичем и другими завещаниями, из доли которых общество установило стипендии для учащейся молодёжи. В 1891 году, с повышением статуса общества, увеличились его обязанности, а именно: устраивать читальни и ссудные кассы, учить население торговать при посредстве создаваемых сельских лавок и заботиться о развитии земледелия. В 1893 году общество имело 3.415 платящих взносы членов.

Особенная заслуга «Просвиты» состоит в издании школьных учебников на малорусском языке. Изданные ими учебники конечно не самостоятельные труды, а лишь перевод с немецкого и польского. Популярные книжечки (до 1896 года их издано 165) не выдерживают сравнения с подобными изданиями «Общества имени Михаила Качковского», которые народ читает охотнее.

Основанное 7 (19) августа 1874 года «Общество имени Михаила Качковского» (правление находится в Коломые), производит на народ большее влияние. Первый толчок к основанию этого общества дали известный народный просветитель Иоанн Наумович и директор гимназии в Бохне Феодор Белоус. Последний из них уговорил своего брата, типографа Михаила, поселиться в Коломые и завести там типографию, которая взялась печатать газету «Русская Рада» и популярные издания нового просветительского общества. Однако в Коломые не оказалось достаточно образованных людей, чтобы возложить на них управление обществом. Поэтому в 1876 году местопребыванием его правления избран был город Львов. Главной опорой общества имени Качковского был Иоанн Наумович, который в народе считался не просто учредителем, но и душой им придуманного и воплощенного в жизнь союза.

Наумович печатал рассказы и популярные статьи в изданиях общества, названного в честь великого народолюбца Михаила Качковского, и издавал газеты для народа «Русскую Раду» и «Науку» (1871−1876 годы — в Коломые, 1877−86 — во Львове, с 1886 в Вене под редакцией Козарищука). Наумович писал статьи для «Науки», которая была его собственностью, до своей смерти 4/16 августа 1891 года). Как народный писатель, Наумович предоставлял простому люду чтение по всем отраслям человеческих знаний: богословские рассуждения, нравственно-религиозные наставления, рассказы, стихотворения, сведения из отечественной истории, по земледелию, по сельскому и домашнему хозяйству, ремёслам, торговле, технике и т. д. Он умел удивительным образом приспособиться и к мировоззрению простолюдина и трудные, отвлечённые понятия представить способом, понятным для самого неразвитого человека. Если в каких-то местностях среди крестьян обнаруживалось стремление к просвещению и улучшалось хозяйство — заслуга в том лишь Наумовича. Признают это и сами крестьяне.

Наумович настаивал, что для отвлечения крестьян от посещения корчмы, необходимо устраивать повсюду читальни, в которых грамотные и неграмотные в свободные часы могли бы собираться для культурного времяпрепровождения и взаимного обучения. Первую подобную читальню основал в 1870 году в Стронятине под Львовом священник Василий Чернецкий, и вскоре его примеру последовали другие священники, члены «Общества имени Качковского» и «Просвиты». Но как во всей просветительской деятельности русских в Галиции, так и в организации читален был один недостаток, а именно: мало кто думал о том, а умеет ли народ читать? Открытие читальни сопровождалось обычно большим торжеством, затем следовала пространная статья об этом событии в какой-нибудь газете — и на том все кончалось! В селе оказывалось несколько грамотных крестьян, которые заходили в читальню, пока её основатель находился в селе. Но когда он переезжал в другое место или умирал, читальня распадалась. Около 1880 года таких читален насчитывали 400−500, но большая их часть значилась лишь на бумаге, на деле же они не существовали. Казалось бы, забота о распространении грамотности — прерогатива народной школы, управляемой польско-правительственными органами, но они не справляются с этой задачей, свидетельство чему громадное число неграмотных. Русские галичане стали жаловаться на то, что их просветительские общества имеют, в сравнении с подобными у чехов или словенцев, ничтожное количество членов. Но они не принимали во внимание, что там всё население, начиная со школьного возраста, умеет читать и писать, чего на галицкой Руси нет. «Общество Качковского» имеет около 5.000 членов, «Просвита» 3.300, то есть в обоих обществах вместе состоит около 8.300 человек. В том числе, по крайней мере, 2 тысячи, а может быть и все 3 тысячи из интеллигенции, многие из которых состоят одновременно членами обоих обществ. Вряд ли много преувеличим, если скажем, что оба общества имеют лишь около 5 тысяч членов из крестьян и мещан — и что это количество представляет грамотный русский народ в Галиции и Буковине.

Такое безотрадное состояние может изменить только взаимопомощь русских, которые должны, не надеясь на государственную школу, заботиться о том, чтобы грамотный обучал неграмотного товарища. Крестьянин может учиться у крестьянина, мещанин у мещанина. Так делается в западной Галиции у мазуров. Хорошим подспорьем для этого может служить букварь, изданный «Обществом имени Качковского».

Насколько жалким является состояние русского населения в отношении просвещения, видно на примере галицко-русских полков. В них почти нет русских воинов, способных написать письмо на родину. Для русского воина такое письмо пишет еврей, немец или поляк на так называемой regimentssprache (казарменном жаргоне). То есть, смешанным немецким, польским и русским языком. Если же русский воин умеет писать, то пишет письмо к родителям латинскими буквами всё на той же regimentssprache, так как по-русски читать и писать редко кто умеет. Из всего этого видно, что народная школа влияет больше в колонизационном направлении. Если знание русского письма всё-таки распространяется в народе, то в этом заслуга читален, которые, несмотря на свои недостатки, приносят неоценимую пользу на ниве народного просвещения.

На повестке дня стоит теперь в Галиции вопрос женского воспитания — а именно воспитания молодого женского поколения средних классов интеллигенции, то есть, дочерей купцов, чиновников, учителей, промышленников и священников. И поляки, и русские, стремятся устроить такие заведения для юных девиц из перечисленных сословий, чтобы оканчивающие их девушки с одной стороны, были приспособлены к исполнению будущих своих обязанностей в роли жены и матери, а с другой стороны, в случае, если останутся незамужними, могли бы профессиями учительницы или врача и т. п., обеспечить своё существование. В Галиции есть лишь 3 женские учительские семинарии, которые могут удовлетворить этому требованию. Количество воспитанниц в них ограничено. В последние годы в некоторых городах, где есть гимназии (например, в Кракове), открыты приватные высшие женские школы с программой учительских семинарий, в которых преподают учителя гимназий и реальных училищ. К сожалению, русских девушек в таких заведениях почти нет.

Ещё в 1860-х годах галицко-русские патриоты стали обращать внимание на образование женской части своей интеллигенции, то есть, собственно, дочерей священников. Выпускники университета, правительственные чиновники и учителя, а также посвятившие себя адвокатуре и врачеванию молодые русские люди стали брать в жёны дочерей русских священников, чтобы сохранить свою культурно-национальную принадлежность. Те, кто прежде женился на польках, чаще всего отчуждались от своей национальности. К сожалению, как правило, молодые русские женщины этого сословия, давшие начало новому классу русской светской интеллигенции, не соответствовали своей роли, вследствие своей малообразованности. Хотя они отличались многими хорошими качествами, но им недоставало умения обращаться в новой среде, часто настроенной к ним враждебно. Не располагая образованием и, вследствие этого твёрдостью убеждений, они легко подвергались влиянию польского общества, стыдились говорить по-русски, они оказывались не в состоянии придать своей семейной жизни русский характер. Бывали и такие, которые стыдились ходить в русскую церковь, хотя отцы, братья и племянники их супругов были русскими священниками.

В 1860-х годах священник Лука Цыбик и директор гимназии Феодор Белоус подали мысль учреждения пансионов для русских девочек. Оба определили для этой цели свои дома — первый в Бучаче, второй в Коломые. Из-за недостатка средств их благое намерение так и не осуществилось. Лишь монахи ордена святого Василия Великого в Яворове содержали пансион, в котором помещалось несколько девочек.

Делом учреждения пансиона для русских девочек занялось духовенство перемышльской епархии, и в первых рядах — клирошанин перемышльского капитула Лев Кордасевич. Капитул, а скорее член его Антон Юзычинский, выхлопотал у правительства разрешение на устройство лотереи, доходы от которой пошли на устройство в Перемышле в 1894 году пансиона, в котором теперь (1897) содержатся 36 воспитанниц.

Кроме двух названных пансионов существуют ещё два, воспитанницы которых посещают публичные школы, а именно: пансион кардинала-митрополита и Народного Дома под управлением инокинь ордена святого Василия Великого во Львове и пансион Общества русских дам также во Львове.

Для увеличения образованности среди русских женщин существуют «Общество русских дам» во Львове, «Клуб русских женщин» во Львове, «Товарищества русских женщин» в Станиславове и Перемышле, «Русский женский кружок» в Коломые и «Общество русских женщин» в Черновцах. Последнее — самое деятельное и организованное на рациональной основе, занимается судьбой девочек из низших сословий. Наталья Кобринская попыталась привлечь русских женщин к литературной работе, и её стараниями изданы два альманаха, в которых помещены труды авторов-женщин.

Из научно-образовательных учреждений Галицкой Руси можно назвать две классические гимназии с малорусским языком преподавания (во Львове и Перемышле), параллельные классы при гимназии в Коломые, ещё две кафедры на богословском факультете (пасторского богословия, катехитики и методики), две кафедры на юридическом факультете, кафедру малорусского языка и кафедру истории Восточной Европы во Львовском университете.

Общества, имеющие научно-литературные цели.

1. Галицко-русская «Матица»[255] (существует с 1848 года), прежде была весьма деятельна, но в последнее время, из-за недостатка материальных средств, ограничила свою деятельность. Она издала, кроме школьных учебников, много книг научного и литературного содержания, между ними «Сводную летопись» Петрушевича, содержащую материал по истории Прикарпатской Руси XVII века.

2. Ставропигийский институт[256] — наследник прежнего львовского ставропигийного Братства[257] — обладает типографией и книжной лавкой. Он долго ограничивал свою деятельность изданием церковных книг, молитвословов, а также содержанием своей церкви и бурсы, но новый его руководитель И. Шараневич старается сделать из него очаг научного движения, издавая архивные документы большой важности для истории духовной жизни восточной Европы. Шараневич устроил при этом же институте археологический музей, открытый для публики. Институт ежегодно издаёт календарь (Временник), в котором, кроме календарно-информационной части печатаются рассказы, стихотворения, научные работы, что вместе составляет немаловажный вклад в австро-русскую словесность. Расходясь большими тиражами, этот календарь пробуждает интерес к науке и литературе в широких слоях населения.

3. Народный Дом[258] имеет библиотеку, содержит бурсу и издает «Вестник народного Дома», в котором А. Петрушевич опубликовал свои исторически-археологические рассуждения.

Названные учреждения управляются людьми из старорусской партии, и потому не получают из краевых фондов никаких пособий. Они содержатся на деньги, пожертвованные народом. Эти средства, вследствие обеднения австро-русского народа, не могут быть большими. Прежние управляющие этих заведений полагали, что сделают лучше, если на собранные деньги закупят каменные дома во Львове и таким образом обеспечат постоянные доходы институтам. Но в настоящее время различные подати, страхование и содержание домов вкупе с другими расходами на эти цели поглощают 60%-70% дохода. Из-за истощения средств этим учреждениям не удаётся в полной мере выполнить своего предназначения. Народный Дом с большим напряжением материальных сил закончил постройку своей церкви, и никак не может наладить работу своей библиотеки притом, что Ставропигия и Народный Дом заведуют также различными завещаниями и стипендиями для учащейся молодёжи.

4. Товарищество имени Шевченко[259] основано в 1873 году Михаилом Жученко и Стефаном Качалой на средства, привезённые с Украины Елизаветой Милорадович. Первоначально его устройством занимались доктор Корнилий Сушкевич, купец Михаил Дымет, доктор Александр Огоновский, Лонгин Лукашевич, Евгений Желеховский, Михаил Коссак, Дамиан Гладилович и другие. Задача Товарищества — помогать украинофильскому движению в Галиции в литературной и политической сферах. Хотя у Товарищества имени Шевченко была своя типография и фонды, в литературном отношении оно долгое время проявляло мало активности. Только после объявления «новой эры» Товарищество начало издавать «Записки», в которых печатаются учёные труды тех русских австрийцев, которые сочувствуют малорусскому национальному сепаратизму.

Галицкий сейм ежегодно выделяет некоторую сумму на благотворительные и просветительские цели. Так в 1896 году было отпущено 217.954 зр., из которых на русские издания и учреждения пошло лишь 13.850 зр. Русский театр получил 7.250 зр. (польские театры 48.250 зр.), Товарищество имени Шевченко — 2.000 зр., общество «Просвита» — 2.000 зр. На 1897 год сейм выделил для «Просвиты» на 1.000 зр. больше, но под условием, чтобы оно в своих изданиях употребляло фонетическое правописание, которое, по мнению галицко-польских политиков отдалит галицко-русский народ от великорусского народа и языка и обеспечит национальную, литературную и политическую отчужденность от остального русского народа. Сейм поддерживает лишь те заведения, и лишь те печатные издания, которые стараются отдалить галицко-русский язык от русского литературного. Старорусские учреждения и печатные издания не получают никаких пособий, они ограничены своими фондами и поддержкой населения, и не располагая нужными средствами, не могут успешно развивать свою деятельность. За ними зорко наблюдают, чтобы они не получали пособий из России, и если бы такое случилось с каким-нибудь старорусским обществом, оно несомненно было бы закрыто. Польское большинство Галицкого сейма корректирует, таким образом, язык, литературу и вообще духовную жизнь Галицкой Руси в направлении, соответствующем целям польской политики.

Не менее зорко следят в Галиции, а в последние годы даже в Черновцах и Буковине за тем, чтобы учащаяся молодёжь, живущая в крайней нужде, не получала какой-нибудь помощи из России. Хотя у всех народов благотворительность по отношению не только к друзьям, но и врагам, считается благим делом, и лишь немногие племена дикарей съедают своих врагов, но здесь, если бы русский ученик, получив поддержку из России, спасся от голодной смерти, противники России забросали бы его камнями. Принимать милостыню, конечно, не слишком приятная необходимость, и счастлив тот, кто без неё может обойтись. Но мир наш, к сожалению, так устроен, что бедствия и злоключения могут настигнуть человека, ни в чём не повинного. Все верования, в особенности же вера Христова, вменяют милосердие в обязанность человеку. Но ненависть к австро-русскому народу достигла той степени, что ему даже в нужде не позволяют пользоваться помощью русских. Чтобы угодить противникам России, некоторые из русских галичан и буковинцев не стесняются публично бессовестно ругать тех, кто хотел подать руку помощи нашей учащейся молодёжи. Среди них есть одно лицо, которое само обязано «рублям»[260] своим воспитанием и местом, которое занимает в свете. Смал Стоцкий, профессор Черновицкого университета, как сын бедного крестьянина, а точнее, дьяка, не добился бы положения университетского профессора, если бы его не содержала во время обучения Ставропигия, основанная на средства молдавских государей и московского царя, присылавшего «рубли» на её устройство.

В Буковине русские не имеют ни одной средней школы с русским языком преподавания. В черновицком университете есть кафедра малорусского языка и литературы и кафедра славянского языка. Учреждений для поддержки и развития наук у русских буковинцев нет. Ещё более в худшем положении находится угорская Русь, лишённая всяких средств к развитию своей науки и литературы. Буковинцы и угро-руссы обречены пользоваться только той духовной помощью, которую предлагает им Галиция. Но мадьярское правительство всеми силами стремится, чтобы галицкие старорусские издания среди русского населения в Угорщине не распространялись. Оно предпочитает закордонные русские издания, которые, по его мнению, меньше угрожают мадьяризации населения, чем старорусские галицкие.

На литературном поприще в Галиции со времени польского мятежа 1863 года произошёл разлад. Одни, убедившись в национальном и культурном единстве всей Руси, стали стремиться к соединению галицко-русской литературы с общерусской. Другие же, выдумывая новые слова и формы, пытались образовать новый язык для малорусской национальности, которую они называли «русско-украинской». Последние стремятся в разговорной речи не использовать словесных оборотов и выражений, укоренившихся в Галиции с 1848 года. Вместо «моё почтение» одни говорят: «моя шана», другие: «моя шаноба», третьи: «мое поваженье». В письмах они пишут титул: «Вельми шанобний пане» или «добродей» — вместо прежнего: «Почтенный господин». Письма у них непременно начинаются так: «Прошу уклинно..» (смиренно прошу) и т. д. Чем больше новых и чудовищных слов появляется в их словарном запасе, тем более «самостийным» они считают свой слог. В. Ильницкий, директор львовской академической, то есть русской, гимназии, став членом краевой школьной рады, велел себя титуловать «ксендз-радця» (отец-советник). Студенты университета называли себя «слухачами». В целом у части галицко-русской интеллигенции возник новый язык, соблазняющий старшее поколение, давшее начало русскому движению в 1848 году.

Галицко-русская словесность с момента появления в 1863 году журнала «Мета»[261] разделилась на два литературных направления: старорусское и младорусское или русско-украинское. Задача первого направления — утверждение некоторых особенностей этимологического правописания и употребление таких слов и оборотов, которые свойственны были общерусскому литературному или польскому языкам, и стремление к сближению галицко-русской словесности с общерусской. Писатели этого направления, вышедшие из немецкой школы, обнаруживали в своём творчестве влияние немецкого языка. Они плохо знали общерусскую литературу, и своё мировоззрение черпали из немецкой науки и литературы. То что они, несмотря на незнание русской литературы и великорусского языка, всё-таки стремились к литературному сближению с великороссами и сознавали племенное и культурное единство всей Руси, можно объяснить влиянием немецкой науки, которая приучает ум вникать в суть явлений, не скользить по их поверхности, но сравнивать и обобщать. На основании немногих и отрывочных сведений из родной истории и частичного знания великорусского языка, они всё-таки смогли придти к умозаключению, что может существовать лишь одна русская национальность, один русский литературный язык и один русский народ. Старорусская партия усвоила себе от немцев склонность к порядку в мыслях и действиях, к последовательности, исправности в исполнении своих обязанностей и стремление к познанию правды и добра. В практической деятельности эта партия сделать могла очень мало, так как наступили времена, когда началось открытое противодействие её влиянию на народ и любым, даже наилучшим её начинаниям.

Целью младорусской или русско-украинской литературы стало распространение правописания, известного под названием кулишовки — нового языка, представлявшего смесь малорусского и польского. Для неё было характерно словообразование, несходное с духом ни польского, ни малорусского языка и мировоззрение, заимствованное из польской литературы и украинских писателей. Так как к украинофилам примыкала молодёжь, выходившая из школ, полонизированных ещё в 1868 году, то влияние польского мировоззрения всё больше отражалось на Галицком украинофильстве. Однако у украинских писателей было много родного, проистекавшего из особенностей русского духа, а именно: простота, добродушие, нежность чувства, отсутствие гордости, недостаток аристократизма, любовь к простонародью, уважение семейных добродетелей и пренебрежение роскошью. Эти черты отразились на галицко-украинофильской словесности. От поляков галицкие украинофилы переняли понятия о государственности и личной свободе и, как следствие этого, теперь они отрицательно относятся к государственному устройству России. Кроме того, применяя польский патриотизм к своему 20-миллионному народу, они, наподобие поляков, стали нетерпимыми к великороссам и даже к своим землякам из великорусской партии. Из великорусской словесности они читали и распространяли лишь писателей так называемого обличительного направления, то есть, описывающих тёмные стороны русского общества.

Украинская словесность в России развивалась и укреплялась с 1832 года под влиянием социального движения, охватившего тогда русскую молодёжь и выродившегося впоследствии в нигилизм. В социализме надо различать две стороны: положительную, поскольку он старается обеспечить материальное состояние каждой личности в обществе и установить справедливое отношение труда к капиталу. И отрицательную, поскольку он всё своё внимание сосредотачивает на земных благах, пренебрегая высшими идеями, связывающими общество — религией и национальностью. Девизом социалистических кружков в России в 1870-х годах были слова «благоденствие, благосостояние». Даже Костомаров напечатал в своей «Истории России» следующее изречение: «Истинное величие исторических лиц должно измеряться степенью благотворного стремления доставить своему народу возможно большее благосостояние и способствовать его духовному развитию» [Костомаров Н.И.: Русская история в жизнеописаниях, т. I, стр.304]. Костомаров на первом месте ставит благосостояние. Это выглядит так, как если бы кто-нибудь сказал: «Хорош лишь тот отец, который своим детям оставит много денег» и т. д. И в самом деле, не редко какой-нибудь отец и стремится к этому, употребляя незаконные, вредные для ближних средства, но подобное поведение нельзя почитать заслугой. Если бы все пустились в погоню за благосостоянием, тогда один хотел бы жить за счёт другого. Между ними всегда возникала бы борьба, так как один стремился бы употреблять труд другого в свою пользу. Попробуйте спросить купцов и промышленников, добившихся честным трудом громадного имения, думали ли они в течение своей жизни о благосостоянии? Каждый ответит, что никогда и не помышлял о нём, лишь руководствовался любовью к своему призванию, отказывал себе в удовольствиях, умел ценить свой труд и труд других, и он сам не знает, каким образом он пришёл к благосостоянию. Те, кто мечтает о благосостоянии, у нас в Австрии играют в лотереи и обычно живут в нужде.

Если для отдельного человека необходимы принципы, во имя которых он должен трудиться, то тем более необходимы они для целых обществ. Если эти принципы разумны и общество применяет их в жизни, тогда благосостояние придёт само собой. Такое благосостояние будет прочным, если люди будут усматривать в нём не средство для удовлетворения изменчивых прихотей, а основу физического существования и путь, ведущий к достижению высших целей.

Под влиянием односторонне понимаемого социализма украинофильство лишилось высших идей, а если они в нём и находятся, то в неясном виде. Лишь под направляющим и одухотворяющим влиянием идеи может господствовать у человека порядок в мыслях и действиях, постоянство и последовательность. Этих свойств у галицких украинофилов нет. Некоторые из них были вчера православными или атеистами, а ныне они стали католиками. Другие были вчера горячими поклонниками демократизма, а ныне — на службе у панов.

Обе галицко-русские партии, различающиеся между собой не только литературными взглядами, но и мировоззрением, долго отрицали, или, как говорят украинофилы, «нехтовали» друг друга. То есть, старорусская книга или газета не упоминала ни словом о появлявшихся литературных произведениях украинофилов. И наоборот, украинофильская газета так же поступала с печатными произведениями старорусской партии. Лишь иногда, особенно на страницах политических газет, разражалась борьба между литераторами обеих партий о языке, правописании слов «русский» и «российский», букв «ять» и «ер». Во Львове и Станиславове литераторы обоих направлений при встрече на улице обходили друг друга стороной; если украинофил замечал перед собой «кацапа» (староруссина), то переходил на другую сторону улицы. Но в провинции «кацапы» и «украинофилы» жили дружно и сидели за одним столом.

Энциклопедичность — черта характерная для обоих галицко-русских литературных направлений. Принадлежащие к ним литераторы писали обо всем. Большая часть из них сочиняла стихи, писала рассказы, пускалась в философские и богословские рассуждения, печатала научные изыскания, и при этом учила, как сажать картофель, сеять пшеницу, разводить табак и пчёл. Галицко-русский литератор был в одном лице поэтом, богословом, историком, естествоиспытателем, техником, агрономом, врачом и т. д. Такими были В. Ковальский, И. Наумович, таковы А. Барвинский, И. Верхратский и другие. Подобная энциклопедичность обусловлена была окружающей их обстановкой. Русским галичанам трудно было пользоваться произведениями общерусской классической литературы, а современная жизнь требовала больше знаний для народа. Ввиду того, что делателей на ниве просвещения было мало, то один и тот же человек вынужден был доносить до народа знания по самым разным направлениям. Галицко-русский литератор — обычно священник, чиновник или учитель — вполне был занят своими должностными обязанностями, потому у него оставалось мало времени для литературных занятий. Более того, за труд свой он не получал никакого гонорара, ибо галицко-русские печатные издания не окупались. Такой галицко-русский писатель не был в состоянии купить себе какую-нибудь научную книгу, мог лишь занять её у кого-нибудь или взять в публичной библиотеке. Жил он в нужде, редко куда-то выезжал из своего дома, а если делал это, то на небольшое расстояние, и потому ни научным, ни практическим путем не мог расширить свой кругозор.

Хотя среди австро-русских писателей и учёных есть, несомненно, даровитые, однако в целом австро-русской литературе недостаёт содержания, житейского опыта. В ней есть много риторики, переходящей иногда в пустословие. Но вместе с тем, есть в ней патриотизм и самопожертвование тех, кто трудился для своего народа, а также стремление к правде и добру. Иначе и быть не могло, потому что от австро-русских литераторов требовали продукции, невзирая на отсутствие у них материала. Возьмём, например, такого литератора, который состоит учителем, депутатом сейма и Державной думы и сверх того, управляет несколькими общественными объединениями. Будет ли у него время для самообразования и обстоятельного обдумывания каждой темы, которую он намерен литературно обработать? Но и такая литература, ввиду особенных отношений в австро-угорской Руси, необходима, так как с её помощью поддерживается национальное самосознание и, по крайней мере, какие-то, пусть и скудные, знания в народе распространяются.

Самая лучшая часть австро-русской словесности это простонародная литература нравственно-поучительного характера. Популярностью у крестьян пользуются статьи с практическими советами по земледелию; но по другим отраслям сельского хозяйства сочинений почти нет. О ремёслах и технике в австрийской Руси книжек нет совсем.

На поэтическом поприще после 1860 года подвизались Т.К. Блонский, Исидор Воробкевич (Данило Млака), И. Гушалевич, Лука Данкевич, А.В. Духнович, Б.А. Дедицкий, Ю. Федькович, Н.А. Устиянович и др. Первенство между ними, несомненно, принадлежит И. Гушалевичу. Как писатели-прозаики снискали известность: В.И. Хиляк (Иероним-Аноним), В.Д. Залозецкий, И. Калитовский, И. Франко, В.С. Ильницкий и другие.

В научном отношении после 1860 года, кроме Я. Головацкого, переселившегося в Россию, отличились трудами по истории края Д. Зубрицкий, М. Малиновский, И. Шараневич, А. Петрушевич и А. Добрянский. Пробовала свои силы в этой сфере и молодёжь, составляя монографии и отдельные сочинения. Младорусская партия до последнего времени довольно мало работала на научном поприще, только когда «Общество им. Шевченко» стало издавать свои «Записки», оживилась и её научная деятельность. В сфере языковедения зарекомендовал себя как знаток старославянского языка профессор Черновицкого университета Е. Калужницкий.

Е. Огоновский, профессор Львовского университета, издал «Историю русской литературы», содержащую в себе много ценного материала по украинофильскому движению в Австрии и России. Однако сочинение его не было признано критикой строго научным из-за партийных взглядов автора. Вообще вся австро-русская литература ждёт ещё того критика, который взглянул бы беспристрастно на каждого австро-русского писателя, оценил его произведения по достоинству и составил верный образ духовного развития Прикарпатской Руси. Пока что отличной справочной книгой в этом отношении может послужить лишь «Галицко-русская библиография XIX столетия» И. Левицкого, перечисляющая все печатные произведения австрийской Руси до 1886 года.

Жизнь по новым конституционным законам вызвала, как во всей Австрии, так и в Галиции, интерес к занятиям политикой. Политические газеты стали определять и духовные потребности населения. Но влияние политической журналистики имеет, однако, и свои пределы. Политическая газета обращается к читателю с уже готовыми принципами, которых изменить она не в состоянии. Читатель оплачивает лишь такую газету, которая соответствует его мировоззрению и политическим взглядам. Он считает её как бы орудием, важным для защиты интересов своей партии, и, таким образом, самого себя. Если газета считается оппозиционной, то позиция её редактора самая опасная. Сторонники партии присылают в газету жалобы на преследования и редактор, печатая их, берёт на себя ответственность перед судом. Он ежеминутно может подвергнуться судебному преследованию и попасть в тюрьму. Так как старорусская партия с 1880 года считается ненадёжным элементом, то редакторы её политических органов переживают смутное время.

Редактор «Слова» В.М. Площанский попал в 1882 году в тюрьму и потерял всё своё трудом нажитое имущество. Поэтому в 1887 году он вынужден был прекратить издание газеты. Органом старорусской партии стала «Червонная Русь» (1888) под редакцией Иосифа Маркова, издававшего в 1881 и 1882 годах «Пролом» и в 1883−87 годах «Новый Пролом» (см. комм. 218 гл.13). «Червонная Русь» стала издаваться в ту пору, когда для старорусской партии настали самые тяжелые времена. В конце 1890 и марте 1891 года митрополит издал приказ, запрещающий духовенству выписывать «Червонную Русь». Вместо «Червонной Руси» с 4 (16) апреля 1891 года стала выходить «Галицкая Русь», а после и её запрещения митрополитом в конце 1892 года, появился под редакцией того же И. Маркова «Галичанин». Как «Червонная Русь», так и её преемницы под руководством И. Маркова не только твердо отстаивали права Прикарпатской Руси и заступались за обиженных, но также, помещая у себя беллетристические и научные сочинения, помогали развитию австро-русской словесности. И. Марков поощрял тех, у кого были дарования к литературному труду, снабжал их книгами и научными пособиями. Издавая литературные сочинения отдельно, и выпуская брошюры, И. Марков помогал пробуждению русско-национальной жизни в более широких кругах. Он руководил и руководит органом старорусской партии в то время, когда она на каждом шагу встречает противодействие, когда против неё ведётся самая настоящая война и потому его заслуги особенно ценны. Сегодня, когда мы это пишем, обстоятельства немного изменились, но всё-таки старорусской партии приходится жить весьма тяжело.

Младорусская партия сосредоточила свои силы около литературно-политического журнала «Правда» (1867−80, комментарий 179), в который писали также украинофилы из России. С 1880 года её политическим органом стала газета «Дело»[262]. Эта газета публиковала также фельетоны, рассказы, стихотворения и научные (преимущественно исторические) рассуждения, способствуя, таким образом, расширению кругозора своих читателей и оживляя литературное движение. Сверх того она издала несколько десятков томов различных повестей, переведённых с иностранных языков на малорусский.

Газеты, не имеющие за собой многочисленной партии, не могли и удержаться. Таковы были: «Русь» (в 1867 и 1887 года), «Основа» (орган Лавровского, 1870−72), социалистические — «Громадский Друг» (1878) и «Свит» (1881−82). Из-за своей малочисленности радикально-социалистическая партия долго не могла начать издание своего журнала. Только после 1890 года, когда во время новоэрского хаоса социалисты заново организовались, стали выходить журналы «Народ», «Хлибороб» и «Жите и Слово», а в последнее время — «Громадський Голос».

В угорской Руси в 1867−71 годы в Ужгороде выходил «Свет», «Новый Свет» (1871−72 гг.), а после его прекращения — «Карпат» (1873−86). С 1885 года в Ужгороде выходит «Листок» под редакцией отца Евгения Фенцика.

В Буковине, в Черновцах с 1885 года выходила «Буковина», руководимая сначала молодорусинами и ставшая после 1890 года их официальным органом. Партия Барвинского стала в 1897(?) году издавать политическую газету «Руслан». С 1891 года правительство издаёт во Львове русское приложение «Народна Часопись» к официальной «Львовской газете», которую сельские общины должны обязательно выписывать.

Старорусская партия мало заботилась об издании литературно-беллетристических журналов и на этом поприще её далеко превзошла молодорусская партия. Она в период после 1860 года издавала лишь «Галичанин» (приложение к «Слову», 1867−70, комм. 156 гл. 11), «Буковинскую Зорю» (1870), «Золотую Грамоту» (Вена, 1864−67), «Боян» (1867), «Друг» (1874−76), «Родимый Листок» в Черновцах (1879−82), и «Беседу» с 1887 г. (сначала как приложение к «Страхопуду», с 1894 г. как самостоятельное издание). Между тем молодорусская партия издавала «Вечерницы» (1862−63), «Ниву» (1865), «Русалку» (1866), «Правду» (с 1867 года), «Денницу» в Станиславове (1882), «Друг» (сначала старорусского, затем и молодорусского направления, в 18−77), «Зорю» с 1880 года.

Вообще, молодорусская партия с 1862 года имела, можно сказать, свой постоянный литературно-беллетристический журнал и таким образом влияла на мировоззрение молодого поколения, постепенно ослабляя старорусскую партию.

Об активном движении на педагогическом поприще свидетельствуют многочисленные педагогические газеты, появлявшиеся после 1860 года: «Дом и Школа» (Львов, 1863−64), «Школа» (1865), «Учитель» в Ужгороде (1867), «Учитель» во Львове (1869−74 и 1890), «Школьный Листок» (1875), «Газета школьна» (1875−79), «Народна Школа» (Коломыя, 1875), «Приятель детей» (Коломыя, 1881−83), «Школьная часопись» (с 1880 г.), «Ластовка» (1869−81, для молодёжи) и «Давинок» (для молодёжи, выходящий и ныне).

Даже у галицких поляков педагогическая литература не обходится без пособий из краевых фондов, тем более без них такая литература не может появиться у русских галичан. Польское сеймовое большинство помогает, однако, лишь таким галицко-русским изданиям, которые в языковом и национальном отношении стоят на позиции малорусского сепаратизма. Старорусская партия, неспособная издавать педагогическую газету, потеряла влияние на воспитание молодого поколения.

Активная деятельность украинофильский партии на поприще воспитания заметна также из того, что большинство изданий различных библиотек и для молодёжи, и для зрелого возраста исходило от неё. Так, она издавала: «Библиотеку новых драматичных сочинений» (1878−84), «Библиотеку Зори», «Библиотеку повестей», как приложение к газете «Дело» (с 1881 г.), «Библиотеку руску» произведений украинских писателей И. Онишкевича (1877−84), «Библиотеку руску в издании этнографическо-статистического кружка» (1884), «Библиотеку историчну» Барвинского (выходит с 1886 г.), «Библиотеку руского педагогического Общества» (с 1886 г.), «Библиотеку руско-украинску» (1884), «Библиотеку дрибну» (1878).

Старо-русская партия издавала лишь «Славянскую Библиотеку» (Вена, 1865−69 годы, в четырёх выпусках) и «Библиотеку русских писателей» (с 1885 года).

Для женщин в 1868−70 годы под редакцией Сев. Шеховича во Львове издавалась «Русалка», однако не смогла долго удержаться.

Старейшей юмористической газетой является «Страхопуд» (выходил 1863−69 в Вене; 1872, 1873, 1880−82 и с 1886 до сего времени во Львове). Кроме того, появились: «Дуля» (1864 во Львове), «Кропило» в Коломые (1869), «Лопата» в Черновцах (1876), «Зеркало» (Львов, 1882−86).

Выходили и церковные газеты «Руский Сион» (1871−85) и «Галицкий Сион» (1880−82). Теперь издаётся во Львове «Душпастырь». Богословская часть карпато-русской литературы, не считая проповедей, слаба.

О неудавшихся пробах упрочить существование какого-нибудь экономического журнала мы говорили прежде.

После 1860 года русские галичане старались издавать газеты для народа, однако, их усилия разбивались о неграмотность крестьян и мещан. Первые народные периодические издания просуществовали лишь короткое время. Такими были: «Дом и Школа» (1863−64), «Неделя"(1865−66), «Письмо до Громады"(1863−88), «Слово до Громады» (1869, 1870). Только отцу Иоанну Наумовичу удалось приобрести для своей «Науки» (с 1872) постоянную публику среди крестьян и мещан. Также держится популярная газетка «Русская Рада» в Коломые, основанная также И. Наумовичем. Другие такого рода издания, как: «Друг Народа» (1876), «Кирилл и Мефодий» (Ярослав, 1886), «Приятель Народа» (Черновцы, 1878−79), «Письмо из Просвиты» (1877−79), «Вече» (1881−83) прекратили издаваться. Когда грамотность между населением распространилась более широко, народные газеты могли рассчитывать на читателей и таким образом устоялись: «Батьковщина» (см. комм. 217 гл. 13) Романчука, переименованная в 1897 году в «Свободу», «Русское Слово» и «Просвещение» Купчанка, издаваемое в Вене.

Центрами духовной жизни Прикарпатской Руси являются Львов, Коломыя и Черновцы, и здесь печатаются почти все русские литературные произведения. Для угро-россов такое же значение имеет Ужгород (Унгвар). Распространению грамотности и вообще просвещению между карпато-россами мешает недостаток книжной торговли. На всю Прикарпатскую Русь есть лишь одна русская книжная лавка Ставропигийного Института во Львове, но и она весьма ограничивает свой круг действия. Польские книгопродавцы не хотят брать в распродажу русских книжек. По этой причине русские книжки не расходятся, и находит читателей лишь напечатанное в газетах и периодических изданиях, рассылаемых почтой. Таких газет и периодических изданий выходило в Прикарпатской Руси в 1896 году 38, из них 14 старорусского направления, прочие других партий.

Старорусского направления были: 1) «Беседа», 2) «Русская Библиотека», 3) «Вестник Народного Дома», 4) «Галичанин», 5) «Издания Общества им. Качковского», 6) «Русское Слово», 7) «Страхопуд», 8) «Русская Рада», 9) «Православная Буковина», 10) «Буковинские Ведомости», 11) «Селянин», 12) «Листок», 13) «Наука», 14) «Просвещение».

В направлении, приближённом к воззрениям старорусской партии, издавались: 1) «Душпастырь», 2) «Львовские архиепархиальные Ведомости», 3) «Вестник перемышльской епархии», 4) «Миссионерские книжечки», 5) «Посланник», 6) «Вестник станиславовской епархии», 7) «Библиотека для молодёжи» (Коломыя).

В направлении партии Романчука, Барвинского и радикально-социалистической издавались: 1) «Батьковщина», 2) «Выданья Просветы», 3) «Громадський Голос», 4) «Дело», 5) «Давинок», 6) «Зоря», 7) «Жите и Слово», 8) «Народна Часопись», 9) «Правда», 10) «Правнича Часопись», 11) «Руска исторична библиотека Барвинского», 12) «Учитель», 13) «Громада», 14) «Библиотека универсальна», 15) «Буковина».

Старорусская партия издавала четыре газеты для народа, а партии украинофильского направления лишь две, из которых народ собственно читает лить одну («Батьковщину»). Зато педагогическая периодическая печать находится в руках партий Барвинского и Романчука. Церковные газеты стоят посередине между старо- и молодо-русской партиями.

Помехой для подъёма печатного дела в Австрии является газетная пошлина (штемпельный газетный сбор), установленная законом от 6 сентября 1850 года. От каждого экземпляра газеты платятся 1 кр., от календаря — 6 кр. Для старорусской печати дамокловым мечом является цензура. Хотя основные законы гарантируют свободу печати, но на основании подзаконных постановлений каждое печатное произведение может быть конфисковано, причём — в случае уголовного процесса — к судебной ответственности привлекается автор, редактор и директор типографии. В старорусских изданиях никогда не было ничего противогосударственного, но старорусские сочинения конфисковались за одно отождествление слов «русский» и «российский» и упоминание национального единства Руси. Этот приём задерживал у нас развитие исторической науки. Но в последнее время цензура поступает более благоразумно и за провозглашение исторической правды не подвергает русские печатные изданя конфискации.

В 1891 году в Галиции было 127 периодических изданий, из них 88 польских, 20 русских, 18 еврейских и одно немецко-еврейское. Штемпельным газетным сбором было обложено 8.503.660 экземпляров политических и социально-экономических газет, из которых 6.104.460 польских, 2.303.900 русских, 42.000 еврейских. Евреи читают много немецких газет, выходящих в Вене и за границей. В 1892 году пошлина была взята лишь с 7.863.340 экземпляров. Во Львове вышло в названном году 4.133.470 экземпляров польских, 2.339.050 русских и 47.000 еврейских газет. В провинции 256.000 польских, 34.200 русских, 57.600 еврейских. Общее число экземпляров польских газет уменьшилось в Галиции, число же русских и еврейских поднялось.

Русские интеллигенты, несмотря на свою малочисленность и плохое материальное состояние, более охотно выписывают свои русские газеты, чем поляки — польские. У поляков лишь помещики, ксендзы, ведомства, клубы, рестораны, кофейни и высшие чиновники выписывают газеты; низшие же чиновники читают их обыкновенно в клубах (касинах). Русские низшие чиновники и учителя считают патриотическим долгом выписывать, по крайней мере, одну газету. Многие сельские священники держат даже по несколько газет. Так как это превышает их материальные возможности, то они платят нерегулярно, остаются часто в невозвратимом долгу и делают убытки редакциям.

Карпато-русская словесность вообще может предложить простонародью лишь литературу нравственно-поучительного характера. Сочинений о сельском хозяйстве у нас немного, да и те дают лишь отрывочные сведения о земледелии и скотоводстве. О ремёслах, торговле и промышленности никаких сочинений нет. Карпато-русская интеллигенция читает охотнее всего политические газеты, ибо её внимание обращено преимущественно на внутреннюю и внешнюю политику государства. Молодёжь читает украинских поэтов и писателей, но, так как они своим шаблонным описанием украинской сельской жизни, любознательности молодого возраста удовлетворить не могут, и к тому же их мало, то молодые люди предаются чтению произведений польской и немецкой литератур, особенно влияющих на их мировоззрение. В новейшее время галицко-русская молодёжь стала знакомиться с великорусскими поэтами и писателями, пишущими более разнообразно, нежели украинские, но этому влечению ставят препятствия руководители учебных заведений и учителя, отнимая у учеников великорусские книжки. Впрочем, великорусскую книжку в Прикарпатской Руси редко можно встретить, ибо в книжных магазинах нет малорусских изданий даже на складе, их можно приобрести, лишь выписав непосредственно из России. Из иллюстрированных закордонных русских журналов одна «Нива»[263] начинает приобретать большое количество подписчиков.

Женская часть молодёжи Прикарпатской Руси не находит в украинских писателях никакого удовольствия. Черты сельского быта, с его простыми, часто даже грубыми нравами, не привлекают молодых русских женщин и девиц. Суровая казацкая жизнь не соответствует нежности женского сердца. Те из женщин, которые умеют читать по-русски, охотно берут в руки книги великорусских писателей и, преодолевши первые трудности в понимании неизвестных им выражений и слога, с лёгкостью читают Толстого, Тургенева, Данилевского, Пушкина, Лермонтова и т. д. Но таких женщин в Прикарпатской Руси мало; большинство здешних русских женщин читает польские романы и под их влиянием, употребляя польский разговорный язык, отчуждается от своей национальности. В Прикарпатской Руси замечается вообще, что посредством украинской или австро-русской словесности у женского пола национальное сознание трудно возбудить. Это могло бы осуществиться лишь посредством общерусской словесности и общерусского литературного языка. Только общерусская словесность, располагающая богатой литературой по женскому образованию, женскому труду, женскому домашнему хозяйству, женской гигиене может поднять умственный уровень женского пола в Прикарпатской Руси.

Как мы выше сказали, карпато-русская словесность с 1862 года — двойная по своему языку и направлению: старорусская и молодорусская или украинофильская. Староруссы, хотя признают национальное единство всей Руси, не пишут, однако, на чистом русском литературном языке, а только на приближённом к нему. Но и за это они принуждены выносить от молодорусской партии укоры. Последняя говорит староруссам: «Если вы не хотите руководствоваться оппортунизмом и соображаться с требованиями поляков и правительства, то почему вы не распространяете общерусской словесности на нашей Руси и не пишете на чистом литературном русском языке? Ваша австро-рутенская словесность так же слабосильна, как и наша австро-украинофильская. Из вашей литературы молодёжь не почерпнёт ни основных познаний, ни нравственной силы для житейской борьбы, и сверх того она посредством ваших изданий попадёт под гонения, которых не сможет перенести. Вы говорите, что мы коверкаем язык, но и вы также коверкаете литературный язык, так как не пишете ни по-литературному, ни по-народному».

Эти укоры, как и сознание невозможности поднять и укрепить духовную жизнь Прикарпатской Руси посредством местной литературы, заставили младшее поколение староруссов приняться за изучение великорусского языка, чтобы писать на нём не только для интеллигенции, но и для простонародья, а также за распространение великорусских книг между всеми слоями общества. Их назвали «нео-москвофилами».

Идея эта не нова. Она защищалась прежде Д. Зубрицким и защищается Адольфом Ив. Добрянским, а также Сев. Шеховичем. Последний, видя крушение своего начинания и угнетённый нуждой, предлагал (в 1871 году) школьной краевой раде введение польского алфавита в русские школьные учебники. Также и мысль Иосифа Николаевича Ливчака посредством издания «Славянской Зари» (Вена, 1867−68) сделать литературным в Прикарпатской Руси общерусский язык не осуществилась. Главной преградой этому была непримиримая позиция австрийского правительства и поляков, которые в распространении общерусского литературного языка среди прикарпатских русских усматривали опасность для государственных интересов. Это опасение отчасти и теперь ещё руководит действиями власти, поэтому и закрываются студенческие общества за употребление общерусской литературной речи. В настоящее время на общерусском литературном языке издаётся лишь два раза в неделю «Беседа» во Львове.

Пока у прикарпатских русских единого литературного языка нет. Каждое издание имеет свой язык и свою орфографию. Так, есть один особый язык «Дела», другой — у «Галичанина», и так в каждом из печатных изданий. Желая соблюдать языковое однообразие в своём издании, редакции исправляют присылаемые им рукописи на свой вкус, так что напечатанное не всегда представляет язык автора. В школьных учебниках язык также периодически изменяется. Такое состояние вредно для духовной жизни Прикарпатской Руси. Устоявшийся, грамматически правильный язык — немаловажное дело. Посредством него население привыкает к порядку, правильности в мыслях и делах, и подчинению личной воли и личных устремлений общему народному благу. Пётр Великий, воспрещая употребление простонародных говоров в литературе и требуя употреблять один общий литературный язык, привил своему народу любовь к государственному порядку, систематичность в мыслях и действиях и общинный дух. Как в литературе, так и в публичной и частной жизни Прикарпатская Русь поступает одинаково, то есть порознь, без порядка и плана.

Всякий порядок, рассчитывающий на уважение со стороны общества, должен быть разумным, то есть основываться на естественных, неоспоримых началах. Литературный язык лишь тогда будет всеми признан народным достоянием, если он адекватно выражает народную мысль, происходящую из всей истории данного народа, а не является результатом произвола отдельных партий или личностей. Языком, изображающим форму, в которой проявлялась народная мысль Малой Руси, может быть лишь настоящий общерусский литературный язык, признаваемый сегодня украинцами, как сам Драгоманов утверждает, своим родным. Драгоманов стремился к его устранению в Южной Руси лишь по той причине, что он усматривал в нём залог противного ему государственного порядка. Драгоманов оценивал общерусский литературный язык лишь с политически-социальной стороны. Он, как и нигилисты, желая разрушения нынешнего гражданского порядка в России, хотел книжную литературную речь заменить простонародными говорами. Драгоманов мечтал лишь о какой-то «украинской политической простонародной литературе».

В церковной области Прикарпатская Русь заботится о своём славяно-восточном обряде. Униаты в Галиции защищают себя от латинизации, венгерские русские — от мадьяризации своей церкви. В неотрадном положении находятся православные русские буковинцы, в приходах которых поставляют румынских священников, не владеющих русским языком. Сверх того, им недостает церковных богослужебных книг, ибо униатских им употреблять нельзя, из России ввозить таковые запрещено, сами же они не в состоянии издавать церковные книги.

Карпато-русская интеллигенция легко отчуждается своего обряда; народ держится его крепче. Духовные пастыри селян и мещан поощряют своих прихожан строить новые церкви и украшать их, и в этом отношении карпато-русский народ обнаруживает немало жертвенности. К другим вероисповеданиям униаты и русские православные относятся дружелюбно. Карпато-русский униат не проникся католической нетерпимостью, он заходит в латинский костел, но посещает и православную церковь и, если может, отправляется на богомолье в Почаев, хотя этому всеми силами препятствуют австро-польские власти.

Догматическое различие между унией и Православием русскому народу в Австрии безразлично; он выше всего ставит церковный обряд и христианскую нравственность. В своём обряде, в церковном пении он видит превосходство над латинским богослужением. По поводу этой преданности восточному обряду латинская иерархия опасается, чтобы Прикарпатская Русь при случае не возвратилась в Православие.

Товарищеская жизнь Прикарпатской Руси имеет семейный характер. На селе сборным местом является корчма, где собираются старшие для разговоров, а младшие для увеселения посредством танцев под музыку. Так как этот обычай сделался главным источником пьянства и деморализации, то священники стараются учреждать читальни и сделать из них место товарищеских сходок для поучения и развлечения. Во всех городах, даже в маленьких местечках, интеллигенция заводит клубы для поддерживания товарищеской жизни. В городах восточной Галиции, где есть достаточное количество русской интеллигенции или мещан, учреждаются отдельные русские клубы, чтобы товарищеской жизни придать русский характер. Такие клубы есть во Львове, Перемышле, Самборе, Стрые, Коломые, Станиславове, Тернополе, Черновцах, Сяноце и т. д. К сожалению, литературно-языковая рознь отражается вредным образом и на товарищеской жизни русских во Львове, Станиславове и Перемышле, где староруссы и молодорусины ходят в свои отдельные клубы.

Нравственное состояние населения Галиции представляется на основании статистики, в сравнении с таким же состоянием населения других провинций Австрии, следующим образом: процессы в краевых и окружных судах по гражданским и торговым делам составляли в 1887−90 годах ежегодно 19−22% процессов во всей Австрии, меньше, чем процентное отношение населения (26−16%). Супружеских споров было в этих судах 12% всех таких же споров в Австрии, предъявлений кредиторов — 14% от всех в государстве. В поветовых судах споры составляли 26−27% всех споров в Австрии. В мелочных судебных делах (Bagatellverfahren) было 39−43% всех жалоб в государстве. В названных делах в 46−49 случаях спорящие стороны помирились перед судьей. Из этого следует, что население Галиции любит спорить из-за мелочных дел. Случаев разлучения супругов и разводов было в 1800 году 23% из всех таких же случаев в государстве. Они касались преимущественно евреев; у римо-католиков было лишь 20 таких случаев, у греко-католиков всего 8. Разводы у евреев объясняются тем, что они заключают брак по воле родителей на 16−17 году жизни (ритуальный брак), вследствие чего позднее между супругами обнаруживается несходство нрава. Уголовные преступления и нарушения закона совершаются 85−86% мужчин, 13−14% женщин, 88−90% католиков, 9−11% евреев. Только нарушения уголовного закона допускают 19−25% евреев. Следующие нарушения уголовного закона являются в Галиции большими, чем в других провинциях Австрии: подделка напитков и пищи (69% всех случаев в Австрии), оскорбление публичного чиновника или публичной стражи и беззаконное вмешательство в действия чиновников и стражи (46−50% всех случаев в Австрии), преступление обязанностей публичного чиновника (62% всех случаев в Австрии), телесные повреждения из-за неосторожной езды или неисполнения предосторожностей при постройках (49 до 58% всех случаев в Австрии), нарочное калеченье (74% всех случаев в Австрии), телесные повреждения в драках (56% всех случаев в Австрии), небрежность с огнём (68%), намеренное повреждение чужой собственности (50%), нарушение чести другой особы (68% всех случаев в Австрии), прелюбодейство (48%), распутство как средство заработка (83%), сводничество (37%), пьянство (90%; закон, карающий пьянство от 19 июля 1877 года обязателен лишь в Галиции и Буковине), бродяжничество (86%), нарушение закона о падеже скота (52%), нарушение тайны переписки (46%), нарушение домашнего права (65%), нарушение свободы личности (56%). Лишь в таких нарушениях закона, как преступления малолетних, продажа мяса неосмотренного скота, воспрещенные игры, нарушение закона об обществах и собраниях и недобросовестность в кредитных операциях, процентное отношение в сравнении с другими провинциями Австрии бывает меньше; во всех прочих преступлениях оно выше процентного отношения населения. Нравственное состояние Галиции можно вообще назвать запущенным. Процентного отношения между русскими и другими национальностями Галицкой Руси статистика не подаёт.

Для характеристики галицкого судопроизводства замечательно то обстоятельство, что из решений краевых и окружных судов 36−49% изменяется второй инстанцией, 32−35% же совершенно отменяется. Из решений второй инстанции изменяется третьей инстанцией 13−17%, совершенно отменяется от 38 до 42%. Из решений поветовых судов в спорных делах вторая инстанция изменяет 27%, совершенно отменяет 27−30%. Из решений второй инстанции третья инстанция изменяет 44%, совершенно отменяет 50−59%.

Если принять во внимание сказанное нами в последних главах, то невольно представляется жалкий образ падения Прикарпатской Руси во всех отношениях: политическом, экономическом, просветительном и нравственном. Хотя дух и тело человека находятся в связи и взаимно друг на друга воздействуют, однако здоровый дух, то есть одарённый разумом, может если не устранить, то по крайней мере уменьшить недостатки тела. То, что, приступая к оздоровлению безотрадных сфер жизни Прикарпатской Руси, необходимо главное внимание уделить просвещению простонародья, не подлежит ни малейшему сомнению. Хотя просвещение на основании общерусского литературного языка и общерусской литературы, бесспорно, дало бы ощутимейшие результаты, но в нашей ситуации всякий духовный труд, на каком бы наречии и каким бы письмом он ни был писан, принесёт пользу, если только его содержание стремится в привитию у населения начал правды и добра.

Самую большую нравственную силу даёт вера, во имя которой святые мученики шли на смерть. Карпато-русский народ, кроме православных буковинцев, исповедует греко-католическую или униатскую религию. Существо церковной унии состоит в признании Папы главой церкви и католических догматов о происхождении Святого Духа и чистилище, с сохранением в неприкосновенности восточного обряда. По правилам человеческого разума, который признаётся даром Божьим, униат должен стоять за свои догматы и за восточный обряд. Что же мы видим на деле? Со времени введения Брестской унии обряды в униатской церкви постепенно подвергаются изменениям, приближающим их к латинскому. На униатских иерархов, по-видимому, налагалась и налагается обязанность мало-помалу подрывать доверие к восточному обряду у своей паствы. Однако эти иерархи, принимая должности духовных лидеров унии, принимают на себя также обязанность защищать восточный обряд. Если они поступали и поступают иначе, то уподобляются пастырю, который, вместо того чтобы беречь вверенную ему паству от гибели, сам эту паству губит. Такое противоречие в унии действует вредным образом на униатских иерархов, а вслед за ними на духовенство и всех приверженцев унии. Оно портит нрав униатов и лишает их той стойкости и последовательности, которые необходимы для жизни. На таком основании могут развиваться лишь слабохарактерные люди, пренебрегающие нравственными законами, ибо, если можно разрушать одну основу веры, почему этого не сделать с другой, третьей и т. д.

Сказанное нами подтверждает история униатского духовенства в Прикарпатской Руси, которое до тех пор было неподвижным, мало мыслящим и мало действующим сословием, пока его не оживляла национальная идея. Национальная идея 1848 года, как бы её не оценивать, всё же была идеей, и она одушевила униатское духовенство и заставила его трудиться для блага народа. И сегодня у нас на Галицкой Руси хорош лишь тот священник, который держится национальной идеи, всё равно, понимает ли он эту идею в форме так называемого рутенизма, или Руси-Украины, или Руси вообще. Конечно, это справедливо только в том случае, если его национальный взгляд не притворный, проистекает из внутреннего убеждения, а не вызван расчётом и личной выгодой.

Недостаток национального сознания у угрорусского униатского духовенства вызывает самые печальные явления. Угрорусский народ находится в крайней материальной и духовной нужде с тех пор, как мукачевский униатский епископ Панкович своими происками убил в угро-русском духовенстве национальный дух. Священник Раковский, один из сподвижников Ад. Ив. Добрянского, до самой смерти, которая последовала в 1885 году, употреблял всевозможные усилия, чтобы воспротивиться угасанию среди духовенства русско-народного чувства [55,1894,271]. Его преследовали, таскали по судам и тюрьмам, но, несмотря на свои преклонные годы, Раковский не падал духом. Он объезжал сёла, говорил проповеди, пробуждал у духовенства любовь к отечеству, выписывал из Галиции русские брошюры и газеты, раздавал их народу, возбуждал в нём самосознание, сам учил стихи и декламировал их перед молодёжью. Накануне своей смерти он призвал своего друга и, простившись с ним, отдал ему последние гроши, умоляя его передать их тому, кто с искренним желанием примется за издание народной газеты. Хотя денег было весьма мало, однако нашёлся один из друзей покойного, священник Евгений Фенцик, который в 1886 году взялся за издание газетки под заглавием «Листок»[264], около которого постепенно сложился небольшой кружок угрорусских патриотов.

Русь в Венгрии сегодня исподволь исчезает [11,1894,61] и, хотя среди простого народа мадьяризация ещё не имеет больших успехов, зато угрорусские священники, даже в семейном кругу, говорят лишь по-мадьярски. Чиновники, профессора и учителя кичатся своим мадьяризмом. Ремесленники в угорской Руси — мадьяры, немцы и, иногда, словаки; купцы — евреи. Русской гимназии в Венгрии нет, угро-русс иногда всю свою жизнь не видит ни одной русской книги, кроме разве что церковной. Даже священники лишь с трудом читают по-русски, с ошибками произносят в церквах возгласы и ектеньи, мало понимают речь своей паствы и испытывают большие затруднения, когда им приходится говорить по-русски проповеди. У угорских румын есть две свои гимназии, у сербов тоже есть свои учебные заведения, у угро-руссов ни одного. Мадьярский официальный язык навязан даже консисториям, приходским властям и народным приходским школам. Духовенство и учителя ведут официальную переписку на мадьярском языке. Когда в конце 1870-х годов на повестку дня пештского сейма пришёл законопроект о замене в народных школах языка на мадьярский, креатуры мадьярского правительства, русско-униатские епископы Иоанн Пастелий и Николай Товт заявили, что они считают не только полезным, но даже и необходимым обязательное обучение мадьярскому языку в народных школах. После проведения в жизнь этого закона народные школы сделались рассадником мадьяризации; на изучение родного языка там не обращают никакого внимания, и всё направлено на то, чтобы ученики выучились мадьярскому языку. За успехи в мадьяризации учителя ежегодно получают награды 20−30 гульденов [11,1894,276]. Чтобы получить такую награду, они всерьёз не учат ничему, кроме мадьярского языка.

Помимо таких приходских школ есть в больших сёлах также правительственные народные школы. Учителями в них назначаются мадьяры, не знающие ни слова по-русски. Преподаёт такой учитель весьма оригинально. Он входит в класс; ученики не знают по-мадьярски, он не знает по-русски. Тогда пускаются в ход мимика, жесты, указание на предметы и т. д., одним словом, идёт преподавание, как в заведении глухонемых [11,1894,277]. В такой школе, как и в приходской, дети научатся говорить несколько фраз по-мадьярски, но, оставив школу, вскоре и эти фразы забывают и употребляют свой родной язык, к которому примешивают мадьярские слова, вынесенные из школы.

Видя медленные успехи мадьяризации посредством школ, мадьяры стали заводить «культурные мадьярские общества» и детские приюты. В немадьярские селения настоятельницами детских приютов назначаются коренные мадьярки, которые среди русских, румынских и словацких детей не должны проронить ни одного немадьярского слова.

Культурно-просветительные заведения у угро-руссов следующие: 1) интернат святого Иоанна Крестителя в Пряшеве; 2) духовная семинария в Пряшеве; 3) духовная семинария в Ужгороде; 4) интернат сирот-мальчиков и пансион для священнических сыновей в Ужгороде; б) пансион священнических сирот-девушек в Ужгороде; 6) препарандия для народных учителей в Ужгороде. В этих заведениях всем предметам, даже Закону Божию, учат по-мадьярски, в них не услышишь ни одного русского слова. В женском пансионе начальницами и учительницами могут быть только мадьярки, девушки обязаны молиться по-мадьярски.

Воспитанники угрорусских духовных семинарий слушают лекции по-латыни и по-мадьярски; лишь пастырское богословие преподается им в одной части по-русски. Проповеди произносят они также в большей части по-мадьярски. Также и священники проповедуют большой частью по-мадьярски, а этого языка народ не понимает, неверующая же псевдо-либеральная мадьярская публика подвергает эти проповеди, равно как и священников, насмешливой критике [11,1894,279]. О крайней нужде угрорусского народа уже не упоминаем, ибо она общеизвестна. До такого состояния довела угро-руссов слабохарактерность униатских епископов, не сознававших своих обязанностей, которые они добровольно на себя приняли. Мукачевский епископ Юлий Фирцак не постеснялся 4 ноября 1893 года издать пастырское послание, призывающее паству усвоить себе мадьярский язык, «чтобы в течение первых десяти лет второго тысячелетия существования нашего (мадьярского) отечества сотнями тысяч увеличился контингент сограждан мадьярского языка». И действительно, когда в 1896 году праздновалось тысячелетие мадьярского государства, мадьяроны выступили с проектом заменить славянский язык в униатском богослужении на угорской Руси мадьярским, чему, однако, воспротивилась римская конгрегация пропаганды. Единственная угрорусская газета «Листок» едва держится. За её редактором следят государственная прокуратура и епархиальное начальство; подписчики выписывают и читают её тайно.

«В целом мире, — говорит В. Гнатюк, — нет несчастнейшей земли, чем угорская Русь. В некоторых сёлах земплинского комитата остались одни бабы и дети — ибо мужчины разбрелись по свету за хлебом. В мараморошском и угочанском комитатах народ готов бежать в Бразилию, но у него нет средств на дорогу. Лица у мужиков запавшие, одежда ветхая, многие жалуются на голод. Дети не знают молока. Сборщики податей (нотариусы) и биры (громадские начальники) забирают последнюю корову, последнего телёнка, последнюю козу, свежесобранное жито и даже свежесрезанную капусту. Хлеба селянам достаёт лишь до Рождества Христова, потом они живут на заработок, если же заработка нет, то голодают» [40,28−31]. О благосостоянии мадьярских крестьян правительство заботится гораздо больше.

Народная партия сейма, состоящая из представителей немадьярских народностей, издала в 1896 году на русском языке кириллицей политическую брошюру, требующую равноправия национальностей. Угро-руссы охотно её читают.

«В Угорщине, — говорит дальше Гнатюк, — есть мадьяризационный фонд. Вот русско-униатские священники и говорят проповеди по-мадьярски и не стыдятся за такие свои труды требовать вознаграждения по 10−15 зр. из мадьяризационного фонда. Интеллигентные угро-руссы самые большие трусы. Они боятся ехать в Галицию, или выписать из Галиции книжку или газету. Венгерские униатские епископы получили из Львова приглашение на юбилейное празднество брестской унии. Консистории спрятали приглашение и никому не показывали, ибо оно было написано не по-мадьярски» [40,38].

Общество святого Василия ограничивает свою деятельность изданием русского месяцеслова. Управляющий совет этого Общества решил с 1897 года кроме русского календаря издавать также мадьярский.

Чтобы как-нибудь пробудить угрорусскую интеллигенцию к жизни, одно лицо, неизвестное по фамилии, решило переводить на мадьярский язык такие украинские книжки, которые в мадьярском правительстве не могут возбудить никакого подозрения, как например «Порабощаемый народ» (брошюра, рассказывающая о «гонении» малорусского наречия в России), новеллы И. Франка, рассказы Федьковича и Марка Вовчка [40,39].

Гнатюк предлагает для пробуждения национального сознания среди угрорусской интеллигенции следующие меры: 1) устройство галичанам поездок в Закарпатье для учебы и развлечения; 2) устройство ими концертов, где только возможно; 3) завязывание связей с тамошними жителями; 4) основание бурсы для угрорусской молодёжи, посещающей гимназии или университет, с тем чтобы она, по окончании учёбы, возвращалась на родину, или приём угрорусских учеников в существующие бурсы бесплатно. Меры эти имели бы, наверно, успех, если бы не встречали самого сильнейшего препятствия со стороны мадьярского правительства.