Русская линия / Библиотека периодической печати / Прикарпатская Русь под владением Австрии

Оглавление книги

XII. Конституционное переустройство Австрии в 1860—1868 гг. — Введение польской автономии в Галиции и борьба Галицкой Руси за народные права

Абсолютизм Шварценберга и Баха, несмотря на все усилия правительства, не приобрёл сочувствия у населения. В правительственных кругах полагали, что подспорьем им станет католическая церковь, но эта надежда не оправдалась. В Венгрии во главе оппозиции правительственной системе встал Сцитовский, архиепископ Остригомский. В ходе поездок в Венгрию в 1852 и 1857 гг. император старался сблизиться с мадьярской знатью и примирить её с новым устройством государства, объявив амнистию многим лицам, осуждённым за участие в мятеже 1849 г. Но мадьяры, подстрекаемые агентами Кошута, поселившегося в 1853 г. в Лондоне и вставшего наряду с Ролленом и Маццини во главе европейской революционной демократии, негодовали на австрийское управление.

В Чехии феодалы во главе с Клам-Мартиницем и высшее духовенство не могли забыть своих прежних политических преимуществ. Вокруг них, под влиянием европейской демократии, стала образовываться партия младочехов, имевшая приверженцев среди мещан, крестьян, чиновников, учителей и разночинцев и проникшаяся ещё большей непреклонностью к австрийскому абсолютизму. Немцы тосковали по конституции 1848 г., протестанты и православные чувствовали себя обиженными конкордатом, в силу которого католические епископы запретили им хоронить покойников на тех кладбищах, где были могилы католиков. Вообще, мало кто в Австрии был доволен существующими порядками. Ненемецкие национальности — славяне, мадьяры, румыны и итальянцы сетовали на германизацию.

Министр финансов Брук в попытке поднять экономическое благосостояние создал ипотечный банк, кредитное заведение для торговли и промышленности, но эти меры не смогли предотвратить ежегодно повторявшегося дефицита государственного бюджета, и лишь положили начало биржевому мошенничеству, ставшему хронической болезнью Австрии.

При таком положении дел всякая неудача во внешней политике могла обрушить ненавистный государственный строй. В 1859 г. Австрия получила тяжёлый удар от Наполеона III, занявшегося после Крымской войны вытеснением Австрии из Италии с целью увеличения французского влияния в юго-западной Европе. По его инициативе в 1858 г. появилась брошюра «Наполеон III и румынская нация», в которой Австрия представлялась самым ретроградным государством Европы и врагом всех национальностей. «Европа должна быть устроена — как утверждалось в указанной брошюре — по принципу национальному; итальянцы, мадьяры, румыны имеют право образовать независимые национальные государства». В то время Наполеон III договорился с сардинским министром Кавуром относительно войны Франции и Сардинии против Австрии. Одновременно вспыхнули беспорядки в Ломбардии и Венеции, а Кошут, переселившийся в начале 1859 г. из Лондона в Турин, писал мадьярам подстрекательные письма. Напрасно 18 марта 1859 г. Россия предложила созвать конгресс для решения итальянского вопроса. Посредничество Пруссии и Англии также не удалось. Война стала неизбежной.

Чтобы предупредить соединение сардинцев с французами, Австрия не стала ждать заключения союза с Пруссией, о котором хлопотал эрцгерцог Албрехт, но 28 апреля объявила войну Сардинии (см. комм. 139, X гл.), и австрийское войско численностью 180 тысяч человек перешло реку Тесин (Тичино). Однако австрийские полководцы, не предпринявшие решительных действий, не успели до подхода французской вспомогательной армии принудить к сдаче сардинцев. Когда французская армия во главе с Наполеоном III появилась на театре военных действий, австрийцы были разбиты 4 июня под Маджентой. Та же участь их постигла 24 июня в битве под Солферино, в которой австрийскими войсками командовал сам император Франц-Иосиф. (В последнем сражении русский полк Стрыйского округа потерял 488 человек рядовых убитыми). Во время военных действий ушёл в отставку австрийский министр иностранных дел граф Буол-Шауэнштайн, а его место занял граф Рехберг.

Хотя Пруссия в начале июня 1859 г. мобилизовала все свои военные силы и, по-видимому, готова была к войне с Францией, однако Австрия, не доверяя прусской политике, и опасаясь, чтобы прусская помощь не повлекла за собой зависимость Австрии от Пруссии, решила прекратить военные действия. Помимо этих соображений, Австрию побудили к такому решению опасения с одной стороны России, с другой — мадьяр, которых возмущал своими прокламациями Кошут. 11 июля 1859 г. в Вилла-Франка было заключено перемирие, а 22 ноября 1859 г. в Цюрихе подписан мир, согласно которому Австрия отказалась от Ломбардии.

Вскоре после заключения перемирия в Вилла-Франка Бах был отстранён от должности министра внутренних дел и назначен посланником при папском престоле в Риме. Император решился изменить внутреннюю политику своего государства. Для укрепления империи Вене, в первую очередь, было необходимо примириться с враждующими мадьярами. Для этого Франц-Иосифу нужен был человек, который бы смог привлечь на свою сторону консервативных магнатов Венгрии. Император искал в их среде политика, способного принять на себя трудную задачу преобразования Австрии. Однако никто из мадьяр не захотел принять на себя столь тяжкое бремя.

Тогда император обратился к наместнику Галиции, графу Агенору Голуховскому, известному своими католическо-консервативными убеждениями, надеясь с его помощью объединить магнатов Венгрии и Австрии, католическую иерархию и другие консервативные элементы для солидарного труда на пользу государства. Таким образом, Голуховский возглавил правительство, в состав которого входили министр финансов Брук, министр вероисповеданий и просвещения Лев Тун, министр полиции Гибнер, и министр юстиции Надажди. Генерал-адъютант императора граф Грине, влиятельная персона при императорском дворе, считавшийся главным столпом абсолютизма, ушёл в отставку 23 октября.

Голуховский определил первоочередной задачей своего правления строжайшую экономию с целью приведения государственного бюджета в равновесие. Поскольку евреи составляли значительную финансовую силу и могли вредить кредитоспособности государства, Голуховский пошёл им на уступки и в январе и феврале 1860 г. издал постановления, признававшие за ними право приобретать во всем государстве в собственность всякого рода недвижимое имущество с небольшими ограничениями. Согласно закону 18 февраля 1860 г. еврей, закончивший низшую гимназию, низшую реальную школу, торговую или земледельческую школу, или получивший чин офицера в армии, мог купить любое поместье. Евреи, не отвечавшие этим условиям, могли покупать всю прочую недвижимость, такую как сельские хозяйства и дома в местечках и городах, без всякого ограничения. Протестанты, законом от 10 сентября 1860 г. также получили льготы, ибо конкордат с его стеснительными для протестантов ограничениями в правах подорвал австрийские симпатии в северной Германии и стал немаловажной причиной неблагополучного исхода войны 1859 г. Австрия, задабривая протестантов, хотела восстановить в Германии свой прежний престиж.

Из всех законов, принятых правительством Голуховского, самое большое значение для Галиции имел закон о евреях от 18 февраля 1860 г., ибо он дал начало еврейскому помещичьему сословию в крае. Чтобы открыть своим сыновьям доступ в помещичье сословие, зажиточные евреи стали посылать их в средние учебные заведения или определять их на военную службу.

Помимо этих дел внимание правительства Голуховского было привлечено к злоупотреблениям в интендантском ведомстве, вскрывшимся вскоре после заключения перемирия, и к вопросу о новом устройстве государства. Крупные мошенничества, совершённые во время войны за счёт государственной казны, следствием которых стало даже самоубийство министра Брука, заставили новое правительство поспешить с государственной реформой. Императорским постановлением от 5 марта 1860 г. был образован расширенный Государственный совет (Verstärker Reichsrat). Собственно, он был продолжением учреждённого в 1851 г. Государственного совета, который в 50-е годы, во времена абсолютизма, почти не подавал признаков жизни. Голуховский преобразовал его таким образом, что кроме членов императорской фамилии, военных и гражданских высших чиновников, в его состав вошли 38 новых членов, назначенных императором. Одновременно Голуховский намеревался восстановить прежние краевые сеймы с некоторыми изменениями, которых требовали новые обстоятельства. В случае введения сеймов в них должны были избирать 38 членов сроком на шесть лет.

Новый Государственный совет должен был указать правительству такой способ переустройства государства, который смог бы удовлетворить все национальности и сословия. Когда же 31 мая он приступил к своим заседаниям, обнаружилось что и в нём есть некое разделение. Большинство, к которому принадлежали мадьярские и чешские магнаты во главе с Э. Сечени и Клам-Мартиничем, выступало за устройство государства, основанное на исторических основаниях, т. е. за признание прав венгерской и чешской корон и вследствие этого — за полное самоуправление Венгрии и Чехии. За сохранение единства государства выступало меньшинство. Таким образом, Государственный совет дал начало направлениям, известным впоследствии как федерализм и централизм и ставшими политическими противниками в позднейшем, уже конституционном, венском парламенте и некоторых краевых сеймах. Раздел Австрии на отдельные автономные части казался императору и его правительству опасным для государства, и по этой причине расширенный Государственный совет, за которым было признано право содействия в законодательстве и финансовом управлении державы, 29 сентября 1860 г. был распущен.

С согласия императора 29 октября 1860 г. Голуховский распространил правительственное постановление с императорским манифестом. В манифесте император объявил, что сосредоточение правительственной власти в одних руках является необходимостью для внешнего могущества и внутренней силы государства. Лишь те учреждения и законы могут обеспечить государству внешнее могущество и внутреннюю силу, которые с одной стороны соотносятся с историческими правами и внутренним положением отдельных королевств и краёв, с другой же стороны, оберегают неразрывные связи всего государства. Своим октябрьским обращением Голуховский хотел задобрить и федералистов, и централистов.

Основные положения нового государственного устройства были следующие:

1) Император и его правительство имеют неотъемлемое право принимать, изменять и отменять законы лишь при согласии всех законно (т. е. по поручению императора) собравшихся краевых сеймов или Государственного совета (Reichsrat), в который краевые сеймы (ландтаги) должны направлять известное количество членов.

2) Все дела законодательства, относящиеся ко всем королевствам и краям, должны обсуждаться в Государственном совете и решаться при его содействии; новые налоги, займы и прочее могут устанавливаться лишь с согласия Государственного совета, ему также принадлежит право участвовать в подготовке и проверке исполнения государственного бюджета.

3) Все прочие законодательные акты должны приниматься в краевых сеймах или в согласии с ними, в краях венгерской короны по её прежней конституции, в других провинциях — по принятым для них положениям.

Отдельный императорский декрет определял число избираемых краевыми сеймами членов Государственного совета в 100 человек. Министерства внутренних дел, правосудия, вероисповеданий и просвещения были упразднены, а их дела принял в управление Голуховский в звании Государственного министра. Голуховский сделал также уступку мадьярам и положил начало дуализму государства, выделив из своего ведомства и других министерств все дела, касавшиеся венгерских областей и возобновив венгерскую и семиградскую придворные канцелярии, чин придворного венгерского судьи, прежнее устройство венгерских комитатов с их давними границами и введя мадьярский язык в суде и администрации.

Венгерским придворным канцлером был назначен участвовавший в мятеже 1849 г. граф Никлаш Вай, придворным судьей — граф Чаки, а после него — Аппоньи. (Одно время членом венгерской придворной канцелярии, т. е. своего рода венгерским министром, был наш патриот Ад. Ив. Добрянский). Мадьяры, получив отдельную администрацию с венгерским языком во всех ведомствах и суде, тотчас устранили немецких и славянских чиновников из пределов Венгрии и стали добиваться дальнейших преимуществ. Они составили самую сильную партию в государстве, с которой было вынуждено считаться каждое последующее правительство.

Чехи, к которым Голуховский не был благорасположен, не получили никаких уступок в законодательных правах. Но октябрьский манифест отдавал ясно и определённо во власть Государственного совета лишь финансовые общегосударственные вопросы. О прочих делах императорский манифест выражался обще, декламируя исторические права отдельных королевств и краёв. Поэтому на его основании весьма легко в государстве мог водвориться федерализм, и чехи могли добиться своих прав.

Однако преобразования Голуховского не привели к спокойствию в империи. Мадьяры, которых он отличил перед другими национальностями, не довольствовались приобретениями и даже не хотели повиноваться новому придворному канцлеру. Комитатские собрания объявили, что для них обязательную силу имеют законы 1847 и 1848 гг. Население не хотело платить податей, давать рекрутов, не соблюдало табачную монополию, в городах же ежедневно происходили уличные беспорядки с обязательными возгласами в честь Кошута и повреждением австрийских орлов. Краевые статуты для Штирии, Каринтии, Сольнограда и Тироля, обнародованные в октябре, не устроили либералов, ибо половина сеймовых представителей выпала на долю помещиков и высшего духовенства. Голуховский вынужден был уйти, прежде чем подготовленная им конституция вошла в жизнь. Его место 13 декабря 1860 г. занял министр юстиции в 1849—1850 гг. Шмерлинг, чтобы повернуть намеченную конституцию на путь либерального централизма.

Галицкие поляки возлагали большие надежды на своего земляка Голуховского, и когда он ушёл в отставку, они составили 31 декабря 1860 г. обращение к Шмерлингу, с которым в начале 1861 г. в Вену отправилась депутация. «Жители нашего края, поляки и русины, добровольно соединенные унией, — говорилось в том обращении, — никогда не отступят от своих исторических прав. Мы объявляем об этом министру католического монарха, со светлой династией которого породнились девять королей, сидевших на престоле Пястов. Мы составляем историко-политическую индивидуальность, которой европейские договоры гарантировали национальную жизнь при всех трёх захватах Польши. Мы требуем самоуправления и противимся разделу Галиции на две административные части. Нам необходим сейм, решающий нравственные и материальные дела провинции. Единый центральный парламент с немецким характером встретит в нашем крае сопротивление. В суде, администрации, законодательстве и школе должен быть польский язык. За русским языком мы готовы признать права, соответствующие степени его развития (uzdolnieniu)».

Поляки хотели, чтобы в их депутации принял участие также митрополит Яхимович с виднейшими представителями Галицкой Руси. Однако Яхимович явился в Вену во главе отдельной русской депутации, которая, изъявляя свои верноподданнические чувства, добивалась защиты прав для своей национальности. Галицкая Русь была обеспокоена, ибо императорским решением от 22 апреля 1860 г. оба административных округа, Львовский и Краковский вместе с Буковиной были объединены в одну провинцию. Голуховский, предлагая императору такую меру, в доказательство её необходимости приводил экономию государственных расходов. Однако русское население считало эту меру началом полонизации Галиции и Буковины. В Кракове был оставлен лишь высший краевой суд, краевая финансовая дирекция с прокуратурой и ведомство западно-галицких государственных имений и фондов.

26 февраля 1861 г. Шмерлинг издал новый конституционный закон, как дальнейшее развитие принципов октябрьского манифеста 1860 г. Австрия получила единое представительство для всех её областей, включая Венгрию, названное также Рейхсрат[157], для которого русины выбрали название «Дума державная», поляки — Rada panstwa.

Государственная дума должны была состоять из двух палат. В Верхнюю палату господ входили: все взрослые представители императорской фамилии и главы владеющих недвижимой собственностью в пределах Австрии дворянских семей, которым император даровал такое право наследственно, архиепископы и епископы, а также назначаемые императором члены из высшей аристократии.

В Нижней палате должны были заседать 353 депутата, избранные краевыми сеймами (ландтагами) на шесть лет. Государственная дума должна была обсуждать вопросы и выносить решения в двояком виде: вместе с венгерскими представителями (85 венгерских депутатов) в делах, касавшихся и Австрии, и Венгрии; без венгерских депутатов — в делах, касавшихся лишь Австрии, исключая Венгрию, Семиградие и Хорватию. В последнем случае она должна была называться «теснейшею думою державною». Одновременно были изданы статуты для краевых сеймов. В случае, если бы сеймы отказались от выбора своих представителей в Государственную Думу, правительство могло приказать провести прямые выборы депутатов нижней палаты.

По решению правительства избрание депутатов рейхсрата происходило по сословному принципу. Он должен был состоять из сословных курий[158]. Аналогично формировались и региональные сеймы — ландтаги, делегировавшие своих представителей в Рейхсрат.

Сейм Галиции, занимавшей 1364 кв. миль с 4.377.400 жителей, должен был состоять из 150 депутатов: 7 римо-армяно и греко-католических архиепископов, епископов и двух ректоров университетов, 44 депутатов от крупных поселений, 20 депутатов от городов, 3 от Торгово-промышленных палат Львова, Брод и Кракова, образованных в 1850 г., и 74 депутатов от сельских громад и местечек. Сейм Буковины, занимавшей 182 кв. миль с 456.900 жителями, должен был состоять из 30 депутатов: черновицкого православного епископа, 10 депутатов крупных поселений, 7 — от городов и 12 депутатов от сельских громад и местечек. Февральским указом 1861 года Буковина была выделена из Галиции и стала самостоятельной провинцией.

В Галиции, как и в других провинциях Австрии вскоре начались выборы в сеймы. Тогда на территории всех польских земель производилась активная подготовка к мятежу, и создавались революционные организации. Как мы указывали выше, в Галиции — во Львове и Кракове — возникли народно-революционые комитеты. Они делились на департаменты администрации, армии, финансов, полиции и печати. Им подчинялись окружные рады, последним — местные рады под предводительством помещиков. Всё польское революционное управление Галиции насчитывало в 1863 г. 1.600 членов, принёсших присягу о соблюдении тайны и исполнении данных им поручений [63]. Львов и Краков имели подпольных градоначальников. В распоряжении революционного правительства находилась начавшая уже раньше образовываться тайная жандармерия. С такой тайной организацией полякам легко удавалось влиять на выборы.

У русского населения этого не было. Предвыборные дела русской общины взяли на себя три лица, оказывавшие огромное влияние на галицко-русское движение 1860−1870 гг. Это были: М. Куземский, М. Малиновский и И.Жуковский. Двое первых — члены львовского митрополичьего капитула. Во главе выборного движения встал Куземский.

Михаил Куземский, поначалу сельский священник, а после смерти жены — канцлер Львовской консистории (1837г.), с 1842 г. — прелат-схолиарх, с 1856 г. — прелат-кустос, уже в 1848 г. был одним из виднейших галицко-русских деятелей. Он заботился об устройстве народных школ, подъёме науки и просвещения в русской части Галиции, выступал против введения латинской азбуки в галицко-русскую словесность и твёрдо стоял за славяно-восточный обряд и малорусскую национальность.

Михаил Малиновский рукоположен в безбрачии, с 1842 г. — архикафедральный викарий во Львове, с 1849 г. — законоучитель при Львовской академической гимназии, с 1858 г. — крылошанин, приходник и советник Львовской митрополичьей консистории, занимался исследованиями по истории униатской церкви и состоял в сношениях с Тейнером и Копитаром. Малиновский внёс много ценных предложений, и благодаря его стараниям в 1863 г. была издана так называемая конкордия, а в 1864 г. были подтверждены униатские капитулы во Львове и Перемышле. Он также много сделал для распространения трезвости среди сельского населения.

Иоанн Жуковский, воспитанник венского Барбареума, с 1839 г. настоятель прихода св. Петра и Павла во Львове, в 1848—1849 гг. активно занимался пробуждением русского духа среди львовской интеллигенции и мещан, и по этой причине в начале Баховской системы был удалён Голуховским из Львова в сельский приход, однако не переставал из своего нового местопребывания в Подберезцах под Львовом принимать деятельное участие во всех русско-народных делах. В 1865 г. он вступил в состав Львовского капитула.

Эти три мужа представляли собой тип рутенов 1848 г. с этнографическими взглядами, каких требовал Стадион. Малиновский говорит в одном из своих произведений: «Нам, русинам, остаётся жаловаться на правительство российское и на бывшее правительство польское, что оба эти правительства, стремясь к безусловной централизации, на то свою власть потребляли, дабы нашу руску народность погубить, дабы нас русинов вынародовать, дабы нас, то обмосковить, то ополячить… Мы, русины, стараемся быть русинами греческо-славянского обряда, и притом католиками, также о сохранении и расширении нашей церковной унии, дабы так примириться с Западом посредством католицизма, с Востоком посредством греко-славянского обряда, и дабы подъёмом русской народности и русского языка отбить у поляков и россиян охоту и возможность, нас, русинов то ополячивать, то российщить… С этой точки зрения мы приветствуем правительство российское за уничтожение крепостничества и заведение русских школ, но требуем в них руского языка с руским (малорусским), а не российским выговором» [121,847−863].

Подобные взгляды — не входим в то, были они искренними или нет — не могли вызвать у венского правительства никакого опасения на счёт Галицкой Руси, и оно, нуждаясь в её помощи против поляков, сопротивлявшихся намеченной централизации, опять проявило благосклонность к русской народности. Императорским письмом от 10 апреля 1861 г. было приказано всем правительственным властям и ведомствам прежнего Львовского административного округа и Буковины принимать все прошения и доклады, писанные русским письмом и языком, рассматривать их и решать. Всем правительственным властям, магистратам и урядам сельских громад и местечек оставлена была свобода при списывании русских протоколов и принятии решений по русским делам, употреблять русское письмо.

Шмерлинг в своём распоряжения от 24 марта 1861 г. заявил: «Непосредственное влияние на образование и литературное развитие языка не относится к задачам государства и правительства. По этой причине русскому (ruthenisch) народу оставляется свобода самостоятельно развивать свой язык и литературу соответствующим образом, принимая, однако, в особенное внимание общераспространенную простонародную речь. Школьные учебники должны печататься прежним (грамматическим) правописанием». Как видим, всё-таки и Шмерлинг опасался общерусского литературного языка. В следующем 1862 г., императорским постановлением от 23 марта во Львовском университете были образованы две юридические кафедры с преподаванием на русском языке: гражданского, уголовного, торгового и вексельного права, а также судопроизводства гражданского и уголовного, при условии, чтобы люди, занимающие эти кафедры в научном отношении удовлетворяли условиям, требуемым от университетских профессоров.

Правительственным распоряжением от 17 апреля 1863 г. русский язык был допущен для преподавания некоторых предметов в академической гимназии во Львове, при условии, если найдутся русские учебники и учителя, способные преподавать на русском.

Льготы, предоставленные Шмерлингом галицко-русской национальности, доказывают, что он нуждался в её поддержке. По этой причине во время сеймовых выборов правительственные власти вели себя индифферентно. По иному поступала в отношении русского народа польская господствующая партия, во главе которой стоял князь Лев Сапега, переселившийся после 1831 г. в Галицию и подвизавшийся до конституционного времени преимущественно на экономическом поприще. Польская партия пустила в ход все пружины, чтобы не допустить к выборам в сеймовые депутаты русских образованных людей. Если в избирательном округе невозможно было обеспечить избрание поляка, тогда она заботилась об избрании крестьянина. Особенно сопротивлялись поляки выбору образованных русских мирян, обладавших юридическими знаниями. В местах, где такое лицо имело шансы на избрание, поляки выдвигали против него священника, а крестьянские избиратели становились предметом заискивания. Лесничие и прочие служащие помещиков льстили крестьянам, угощали водкой и яствами, давали деньги и дрова из леса и подстрекали против русских священников, ругая их «попами-дерунами». Там, где были какие-нибудь несогласия между священником и прихожанами, поляки старались придать конфликту самый острый характер. Оказалось, что во многих местностях священники, вследствие своего нерадения и ополячивания, отдалились от своих прихожан и не оказывали на них никакого влияния. Кроме крестьян, предметом заискивания были также жены и дочери священников. В домах священников стали появляться помещицы, жены различных чиновников и служащих. Они льстили старому и молодому женскому полу и уговаривали, чтобы «ксендз добродзий» не вмешивался в политику, ибо это повредит всей его семье. Были такие случаи, что когда священник собирался отправиться на выборы, жена его прятала лошадей, и он был вынужден идти на выборы пешком или ехать с крестьянскими избирателями. Вообще выборы имели одно дурное последствие — деморализацию крестьян и священнических семей.

Несмотря на сильную агитацию со стороны польских помещиков, русский комитет Куземского провёл на выборах более сорока сеймовых депутатов, так что в сейме, собравшемся 3 (15) апреля 1861 г., русские располагали 49 голосами. Они составляли только третью часть от общего числа участников сейма, и, конечно, не могли влиять на решения, ибо против них стояло большинство польских голосов. Крестьяне с радостью приступали к избранию своих представителей, лишь в жмигородском повете 24 села не хотели и слышать о конституции, вследствие чего начальник повета приказал начальникам громад голосовать за депутата. Мазуры выбрали нескольких крестьян. Среди русских депутатов на сейме были крылошане: Куземский, Малиновский, Петрушевич, Гинилевич, Юзычинский, Ант. Добрянский, Павликов и Шведицкий, директор полиции в отставке Иоахим Хоминский, директор гимназии Белоус, советники суда Качковский и ІОлиан Лавровский, священники: Наумович, Иос. Лозинский, Гушалевич, Ан. Могильницкий, Качала, Н. Устианович и многие другие священники, а также краевые школьные инспекторы Яновский и Кульчицкий и несколько селян.

Заседания сейма открыл вице-президент наместничества (после отставки ставшего министром Голуховского, нового наместника Галиции ещё не назначили) Кароль Мош, объявив, что император назначил маршалом сейма князя Льва Сапегу, а вице-маршалом епископа-суфрагана Спиридиона Литвиновича. На первом заседании граф Потоцкий призвал присутствующих депутатов-помещиков торжественно заявить, что подаренная панами свобода от панщины никогда не возвратится, и, обратившись к крестьянским депутатам, уговаривал их влиять на народ, дабы он не давал себя подстрекать и жил в мире и согласии с панами.

На это русский крестьянин, депутат от Буска, Загоройко, возразил: «Что споры существуют, в том виноваты паны. Они говорят, что свободу от панщины даровали. Но это не всё. Где леса? Где пастбища?» [152,1861,1]. Леса и пастбища составляли ось, вокруг которой вращались речи депутатов-крестьян.

На втором заседании сейма крылошанин Гинилевич требовал, чтобы протокол был прочитан не только на польском, но и на русском языке, и чтобы маршал делал объявления по-польски и по-русски. Во время прений по этому предложению граф Лешек Борковский назвал галицко-русский язык диалектом, недостойным официального признания сеймом. Земялковский воспротивился чтению протоколов на «русинском» языке, а князь Адам Сапега (сын маршала) утверждал, что в сем деле должно решать большинство сейма, а меньшинство должно с тем согласиться, ибо так делают повсюду в мире [152,1861,46]. Польское большинство не допустило русского языка для употребления в протоколах, вследствие чего в начале каждого заседания, после чтения протокола по-польски, депутат-крестьянин Ковбасюк кричал: «Не понимаю, сижу как в тумане…»

Первым делом сейма было проверить выборы депутатов — и тут опять русские столкнулись с поляками. Против избрания большей половины русских депутатов были внесены протесты, не имевшие оснований, но, несмотря на это, серьёзно обсуждавшиеся, особенно по тем русским, которые были несимпатичны польскому большинству сейма. К ним принадлежали: бывший директор полиции Иоахим Хоминский, крылошанин Малиновский, священник Шведицкий и др. Против избрания Малиновского 15 лиц внесли протест на том основании, что священник Бучацкий из Яргорова уговаривал двоих избирателей голосовать за Малиновского, что тот же Бучацкий хмурился, если кто голосовал за другого кандидата и проявлял радость, если голос был за Малиновского. Против Шведицкого поднесён был протест за то, что за него агитировал священник Жуковский, указывавший во время проповеди в церкви на Шведицкого как на того, кого желает митрополит видеть депутатом сейма, и что сам Шведицкий обещал селянам леса и пастбища. По этому случаю Земялковский произнёс пламенную речь против использования храма Божия и амвона для политических целей, против провозглашения коммунизма и подстрекательств к вражде и сословной ненависти и требовал строгого наказания виновных властями. Но другие польские депутаты были того мнения, что агитация в известных пределах при выборах неизбежна. Помещики также оспаривали выбор некоторых мазурских крестьян, особенно польского крестьянина Сивца, о котором один немецкий чиновник в своём докладе выразился, что он хороший австриец и враг der Umsturzpartei (т. е. шляхетско-польской партии).

Самые горячие споры возникли при вопросе о сервитутах. Как известно, в 1848 г. была устранена панщина, и специальные комиссии должны были определить степень вознаграждения помещикам за убыток дарового селянского труда. В силу австрийских законов, а именно указа от 10 февраля 1789 г., крестьяне стали собственниками занимаемых ими земель, которые помещики не могли у них отнять. На крестьянских землях тяготел лишь определенный правительством сервитут труда в пользу помещика. Взамен за это крестьяне имели сервитут на помещичьем имении, ибо помещик обязан был доставлять крестьянину из своих лесов известное количество топлива и строительного материала и, сверх того, позволять пасти крестьянский скот на своих пастбищах. Задачей комиссий было определить лишь цену крестьянского труда в пользу помещика и цену крестьянского сервитута на помещичьих лесах и пастбищах, и путём ответного вознаграждения освободить имения крестьян и помещиков от взаимных повинностей.

Цена крестьянского труда[a] в Львовском административном округе была определена на сумму 56 033.037 зр., в Краковском округе — на 37,762.240 зр. — затем во всей Галиции на 93,795.277 гульденов. На эту сумму помещики получили процентные ценные бумаги (индемнизационные облигации), которые должны были ежегодно подвергаться индексации. На поместьях Галиции тяготело в 1858 г. 300 миллионов польских злотых или 67 миллионов австрийских гульденов (польский злотый = 22 ½ кр.) ипотечных долгов, что составляло половину их цены [84]. Принявши, таким образом, цену всех галицких поместий в 134 мил. гульд., правительство установило индемнизационную цену панщины около 70% от этой суммы, т. е. владелец поместья стоимостью в 100.000 зр. получил 70.000 зр. индемнизации. Всем было ясно, что отмена панщины соединялась с большим взыском в пользу помещиков, и не удивительно, что они ей не сопротивлялись.

Иначе вознаграждались крестьяне за свои сервитутные права, тяготевшие на помещичьих лесах и пастбищах. Топливо для одиночного домохозяина исчислялось, например, в 8 ½ крейцера и даже меньше в год, к тому же количество имевших право пользоваться лесным сервитутом подавалось неверно. Например, в селе Каменка волошская, вместо 1050 лишь 319 домовладельцам признали вознаграждение за три воза топлива по 22 ½ кр.

Всюду крестьяне жаловались на укорочение своих прав [121,601]. Указом от 5 июля 1853 г. и распоряжением от 19 ноября 1857 г. помещику предоставлялась свобода вознаграждать крестьян наличными или землей. Сверх того закон постановлял, дабы в случае, если отягощённая сервитутом земля помещика не давала столько дохода, чтобы из неё можно было, без ущерба для культуры поместья, удовлетворить притязания крестьян, последние довольствовались и меньшим вознаграждением. За крестьянскими землями закон не признавал такого преимущества. Помещики часто злоупотребляли этим законом, всегда отговариваясь малой доходностью своих земель. Крестьяне требовали за свои сервитутные права землю, помещики же давали им ничтожные суммы наличными. Цена помещичьих сервитутных прав исчислялась по современной цене труда и плодов (цена труда, хлеба и всех плодов земли во время Крымской войны и после неё была высока), а цена крестьянских сервитутных прав исчислялась по цене 1835−1845 гг., когда хлеб, топливо и лес были весьма дёшевы. В правительственном распоряжении было даже сказано, что сервитутное право помещика можно оценить по выгодам, которые оно могло бы принести ему в будущем!…

После указа от 1853 г. сервитут церковных приходов и школ не мог быть отменён. Однако в Галиции областная администрация, по поручению Голуховского, исключила из этого постановления греко-католические русские приходы, и помещики могли за лес и пастбище определять русским священникам какое им было угодно вознаграждение. Многие помещики, понимая несправедливость такого постановления, не пользовались им.

Помимо того помещики, видя новое направление поземельных отношений и надеясь на повышение цены земли, опять стали захватывать крестьянские участки. Такие захваты совершались и прежде, со времён Иосифа II, и для подобного рода тяжб был сначала установлен нормальный (т.е., доказывающий право собственности) год 1786, потом год 1820. После устранения панщины эти захваты усилились, ибо у многих помещиков имение было уже до половины цены обременено долгом, и он был вынужден, желая получить новый заём, доказать увеличение своего имения. Особенно часто отнимали у крестьян участки, расположенные среди лесов. Если вблизи панского леса крестьянские луга поросли корчами, пан считал их принадлежащими лесу.

Отмена сервитутов произвела коренной переворот в экономических отношениях Галиции. Прежде, во время панщины, крестьянин пас свой скот в панском лесу и на панском пастбище. Таким образом, он мог не только лучше прокормить свою семью, но также продавать скот и на вырученную сумму оплачивать налоги. Вдруг ему или совершенно отказали в пастбище, или потребовали высокую плату за выпас каждой единицы скота. В 1851 г., после неточного статистического исследования, в Галиции насчитывалось 487.693 волов. В 1857 г., при более точном исследовании, их было лишь 473.516, хотя население увеличилось, и скотоводство должно было бы возрасти. В 1869 г. волов было ещё меньше — 345.305, в 1880 г. 312.786, в 1890 — 337.459. В 1851 г. было насчитано коров (приблизительно) 947.133, в 1857 г. уже 1,026,083. Но это увеличение числа коров едва ли пришлось на долю крестьянских хозяйств, ибо именно тогда помещики стали развивать молочное хозяйство и держать большие стада рогатого скота. В 1851 г. овец было 955.908 — в 1857 г. лишь 810.831, в 1880 г. 609.253 [141]. Ныне живущие священники и крестьяне могут подтвердить, что во многих окрестностях после отмены сервитутов в одиночных хозяйствах число рогатого скота уменьшилось. В новейшее время дошло до того, что в крестьянских хозяйствах, особенно в Подолии, нет даже одной коровы, так что малые дети не знают молока и растут слабосильными.

Владельцы больших имений, получив индемнизацию, улучшили своё хозяйство, завели у себя стада рогатого скота лучших пород, покупали земледельческие машины и стали вести сельское хозяйство более рационально. Но крестьянин был вынужден уменьшить количество своего домашнего скота и тем самым уменьшил количество навоза и ослабил производительную силу почвы.

Крестьян огорчило то, что, когда помещик требовал от них за воз дров 2−3 гульдена, тот же воз дров был зачислен крестьянину при отмене сервитутов лишь за 8 ½ кр. и менее. Крестьяне стали жаловаться на несправедливость. Помимо того, прежде их способ ведения хозяйства был натуральным. Наличными крестьянин платил лишь государственный налог, за лес и пастбище отрабатывал у помещика, даже священнику за похороны и свадьбу платил телятами и коровами. Вдруг от него со всех сторон стали требовать денег: государству плати удвоенный, и вскоре затем утроенный налог; помещику плати за дрова, лес и пастбище; учителю плати также наличными.

Галиция почувствовала крайний недостаток капиталов, и еврейская лихва развилась в ней до необыкновенных размеров. Вследствие недостатка путей сообщения вывоз сырых плодов был затруднён и крестьяне, нуждаясь в деньгах, продавали хлеб и скот за ничтожную цену. Тогда-то стали одни жаловаться, что отмена панщины не принесла им добра, другие стали добиваться права дальнейшего пользования помещичьими лесами и пастбищами. Отнятие пастбищ повергло в нищету жителей карпатских гор, особенно гуцулов, о чём во львовском сейме говорил также друг польского большинства, о. Софрон Витвицкий.

Желая спасти себя от разорения, крестьяне начали тяжбы с помещиками, и таких процессов возникло около 32.000. Крестьяне поодиночке и громадами отправлялись пешком в Вену с жалобами к императору, и возвращались, не добившись аудиенции. Появилось громадное количество писарей, которые, пользуясь неопытностью крестьян, навязывались им в советники и руководители и жили за их счёт припеваючи. Многие из них нажили на сервитутских процессах хорошее состояние. Были громады, которые без малейшего успеха в подобных процессах издержали 2−3 тысячи гульденов. Судебные постановления на подобных процессах были неясными и запутанными. Сначала, после 1848 г., они принадлежали гражданскому суду, затем политической власти, наконец, снова гражданскому суду, который должен был в этом деле совещаться с политической властью. Каждый процесс стоил дорого. Считается, что крестьяне и помещики израсходовали на них около 30 миллионов гульд., большая половина которых выпадает на долю крестьян. Так крестьяне, лишённые леса и пастбищ, кроме индемнизационного долга за панщину (93 миллиона), обременялись ещё долгом за процессы приблизительно от 15 до 20 миллионов.

Мы должны были привести эти обстоятельства, чтобы объяснить восклицание: «Леса и пастбищ!» раздавшееся на первом заседании львовского сейма. 24 апреля мазурский крестьянин Сивец внёс предложение [152,1861,298] для решения споров о сервитутах учредить особые суды присяжных из трёх лиц, избранных сельскими громадами и трёх, избранных помещиками. Эти шесть судей должны были выбрать себе старшего судью, который выносил бы решение в случае равенства голосов. Такой суд присяжных был бы апелляционным для всех процессов, а его решения должны были иметь характер неотменяемых. Этому предложению воспротивились помещики, и депутат Кшечунович заявил: «Человеческая справедливость, происходит ли она от правительственной власти, или от мирового суда, или от суда присяжных, не может быть совершенной. Один Бог справедлив». Юлиан Лавровский предложил, чтобы все комиссии в сервитутных делах и спорах о землевладении приостановили свои действия и уступили краевому выделу все процессы для дальнейших действий. Это предложение дополнил Земялковский проектом, дабы краевой выдел подготовил новые законные постановления для урегулирования подобных тяжб и предложил их на утверждение сейма. Предложение Земялковского было принято, но не выполнено.

Заседания первого галицкого сейма продолжались недолго. Он смог лишь в общих чертах определить организацию краевого выдела, как своего исполнительного органа, избрать его членов и решить несколько дел, касавшихся самоуправления провинции. Из русских в члены краевого выдела были избраны Юлиан Лавровский и Михаил Куземский (последний от курии помещиков). Сейм был закрыт 26 апреля, но прежде были избраны 36 депутатов в державную думу, 18 из селянской курии, 7 из курий городов и торговых палат и 11 из курии помещиков. Некоторые крестьянские депутаты отговаривались от такой чести и не хотели принять своего избрания. Мазур Виталис говорил: «У меня слабые силы, я стар и не могу пойти в Вену; сверх того, я к такому делу неспособный и у меня нет на то разума». Русский крестьянин Карпинец говорил: «У меня есть хозяйство, моего сына призывают на военную службу, прошу меня уволить от той обязанности». Крестьянин Тарчановский также ссылался на своё слабое здоровье. Сейм не внял их просьбам и приказал им быть депутатами. Русских депутатов было избрано 12. Среди них епископ Спиридион Литвинович (от курии помещиков), и священники Куземский, Антоний ІОзычинский, Антоний Могильницкий, Иоанн Негребецкий и Полевый. Прочие — крестьяне, среди них Николай Ковбасюк, надоевший в сейме шляхте своими беспрестанными требованиями о лесах и пастбищах. Избирая Куземского в краевой выдел и Литвиновича в державную думу, шляхта надеялась расположить их для польского дела.

Державная дума (Рейхсрат) была торжественно открыта императором 1 мая тронной речью, в которой он назвал новую конституцию неприкосновенным основанием государственного строя. Венгерские, хорватские и венецианские депутаты не прибыли, и, вследствие этого, собранная 5 июня державная дума была объявлена теснейшею, т. е. её решения были обязательными лишь для краев, приславших своих депутатов.

Решительный перевес по составу в собранной думе имели немцы-централисты. Чехи и поляки образовали федералистскую партию и восстали против февральской конституции и правительства Шмерлинга. Русские депутаты, под предводительством Литвиновича, примкнули к правительственной партии немецких централистов, опасаясь полонизации Галиции, в случае осуществления федерализма. Централисты были довольны отсутствием венгерских, хорватских и венецианских депутатов, ибо при этом они получали перевес над федералистами в парламенте. Федерализм был бы непременно осуществлён в Австрии, если бы в парламент явились мадьяры, хорваты и итальянцы. По этой причине немецкие централисты, дабы сохранить венский централизм, по крайней мере, в одной половине государства, стали всё с большим сочувствием относиться к требованиям мадьяр и к водворению дуалистического строя государства, с верховодством немцев в одной, а мадьяр в другой половине.

Русские депутаты, поддержанные петициями русского населения и рассчитывая на благосклонность правительства Шмерлинга, в своих речах и в обращениях настаивали на решении двух основных проблем, жизненно важных для Галицкой Руси, а именно: упорядочение сервитутов и раздел Галиции на польскую и русскую половины с отдельными сеймами и областными управлениями. Видя материальное разорение крестьян, русские депутаты дважды, в прошениях императору от 4 мая и 1 августа 1861 г., указывали на проволочки при исполнении законных постановлений по сервитутным делам и на несправедливость многих постановлений. Русские депутаты по предложению, внесённому в сейме Лавровским, просили о приостановлении действия существующих сервитутных комиссий и принятии новых, более справедливых постановлений. Они указывали на неоправданно высокое вознаграждение, назначенное помещикам за панщину, на оставление за помещиками монопольного права производить и продавать алкогольные (пропинацию), и на право исключительно им сооружать мельницы, вследствие чего помещики приобрели много материальных выгод, когда, напротив, крестьяне, лишённые лесов, пастбищ и во многих случаях даже части своей земли, попали в нужду и находятся в опасности опять попасть в крепостную зависимость за топливо и выгоны [121,593−637]. Но хлопоты депутатов оказались напрасными. Львовское наместничество распорядилось только приостановить решение всех споров из-за сервитутов и захватов крестьянских земель.

Во время заседаний первого сейма русские депутаты убедились, что на основании краевого статута от 26 февраля 1861 г. их народ ни материально, ни духовно развиваться не сможет. Хотя они располагали в сейме одной третью голосов, однако всё-таки составляли меньшинство, предложениями которого шляхетское большинство пренебрегало. Ядро польского большинства составляли помещики, избранные от курий больших поселений и от мазурских крестьян. С ними заодно выступали польские священники и депутаты из городов, большей частью адвокаты, ведшие процессы помещиков по сервитутам и связанные с интересами шляхты. В сейме обнаружилась противоположные позиции шляхетского большинства и русского меньшинства в национальных и социально-экономических делах. Русские депутаты убедились, что при статуте от 26 февраля 1861 г. все выгоды конституции будут для них иллюзорными. Они будут выбирать депутатов, эти депутаты будут произносить короткие или длинные речи, будут вносить предложения — но результата от их речей и проектов не будет никакого. Большинство будет выносить решения по вопросам языка и обязанностей русского народа, будет произвольно налагать дополнительные налоги и тем определять экономическую жизнь русского народа. Русский опять не будет хозяином на своём участке и не будет употреблять доходы от него в свою пользу. Шляхетское большинство во время первых заседаний сейма не дало доказательств, что печалится о благе сельского населения, из которого большей частью состоит русский народ.

Уже сразу после закрытия сейма это стали понимать все. Во всех слоях галицко-русского народа — среди духовенства, крестьян и мирской интеллигенции укрепилась мысль необходимости разделения Галиции в административном отношении на две половины с отдельными сеймами. Помимо этого, Галицкая Русь требовала изменения порядка избрания, а именно уменьшения числа депутатов от городов, ссылаясь на то обстоятельство, что Галиция — земледельческий край и её города не являются, как в западных провинциях, центрами промышленности и торговли, а лишь политическими средоточиями одиночных окрестностей и часто имеют даже земледельческий характер. Представители Руси указывали на необходимость особого порядка избрания предполагаемого нового восточно-галицкого сейма, основанного на справедливом принципе, соответственно налогам и крови, принесённым в пользу государства. Даже если встать на почву исторического права — говорили они — то Галиция занята была как русское королевство, к которому Венгрия имела свои притязания, и, следовательно, русский характер должен быть сохранён за восточной её частью. Лишение Галиции русского характера противоречит словам императора в дипломе, вводящем конституцию, по которому новое устройство государства должно учитывать историческую и национально-политическую индивидуальность народов. Без раздела Галиции и отдельного русского сейма все конституционные права останутся для русских галичан мёртвой буквой. Живущие в восточной Галиции поляки, немцы, армяне и евреи, в случае признания её русской провинцией, не потеряют своей национальности, ибо в вероисповедальном, языковом и школьном отношениях они будут иметь равные права с русским населением [121,807].

Возможно, при правительстве Шмерлинга Галицкая Русь добилась бы столь вожделенного раздела Галиции, но упомянутое правительство не могло преодолеть накопившихся затруднений и ушло в отставку 27 июля 1865 г. Мадьяры стали всё больше волноваться, их сейм 1861 г. пришлось даже распустить[159]; чехи и поляки также были недовольны Шмерлингом. Австрия занята была тогда делами немецкого союза[160], в котором к лидерству активно стремилась Пруссия. Чтобы иметь свободу действия во внешних делах руководящие круги Вены постарались примириться с мадьярами, чехами и поляками, и по этому правление было отдано графу Белькреди. Новый глава правительства оставил мысль о централизации государства и повернул на путь федерализма, стараясь прежде всего приобрести симпатии чехов и мадьяр. Ещё раньше, 27 октября 1864 г., ушёл в отставку министр иностранных дел гр. Рехберг, и его место занял наместник Галиции, генерал граф Менсдорф-Поульи. Этот генерал стоял во главе военного и гражданского управления Галиции с 1861 г. Известия о приготовлении к мятежу в Конгрессовце и тайной революционной организации в Галиции потребовали сосредоточения имперской военной и гражданской власти в провинции в одном лице. Польский мятеж также стал причиной роспуска львовского сейма, собравшегося в начале 1863 г. По назначении Менсдорфа министром, его место в Галиции, с такими же полномочиями, занял генерал Паумгартен, остававшийся в своей должности до 1866 г.

Белькреди, получивший свой портфель 16 августа 1865 г., задумал примирить с государством оппозиционные стихии посредством децентрализации, ибо именно централизм Шмерлинга возмущал влиятельных в Австрии мадьяр, чешских феодалов и польскую шляхту. Чтобы им угодить, император по совету графа Белькреди издал 20 сентября 1865 г. указ, приостанавливавший февральскую конституцию и действия центрального парламента. Австрия должна была получить федеративное устройство, основывающееся на «исторических правах» каждой провинции. По этой причине державная дума была фактически распущена, и конституционная жизнь перенеслась в краевые сеймы.

Галицкий сейм вновь собрался 23 ноября 1865 г., и его совещания продолжались до 28 апреля 1866 г. Это была его третья сессия, которая имела для Галиции громадную важность, ибо на ней были решены все дела, касавшиеся самоуправления Галиции. Эта сессия, как и следующая четвертая (с 19 ноября по 31 декабря 1866 г.) определили будущую судьбу Галицкой Руси.

Едва началась третья сессия сейма, тотчас проявились пагубные последствия несправедливого решения сервитутных дел. Сейм начал свои совещания под впечатлением всеобщей нужды. Правительство было вынужденно выделить для голодающих полмиллиона из своих средств, но чтобы помочь всем нуждающимся, необходимо было по крайней мере три миллиона. Сейм должен был взять заём в 2.500.000 зр. под 7%. Несмотря на то, что помещики получили чуть ли не 100 миллионов индемнизации, в крае не было наличных, и пришлось прибегать к помощи иностранных капиталистов. Отчасти так произошло потому, что мятеж 1863 г. обошёлся галицкой шляхте весьма дорого и поглотил много миллионов.

Везде обнаружился недостаток корма для скота, который вследствие этого падал от различных болезней. Правительственный комиссар довёл 18 февр. 1866 г. до сведения сейма, что в 1861−65 гг. пало 21.800 голов скота. Депутат Голеевский объявил (11 января), что в Коломыйщине свирепствует сыпной (голодный) тиф. Русские депутаты рисовали потрясающие картины крестьянской нужды: в восточных округах можно купить корову за 10 зр., морг самой лучшей земли за 12 зр. — на торгах в Золотом Потоце и Бучаче продают лошадей по 80 крейцеров!… Рабочего на целый день можно получить за 5 кр.[b].

Среди такой нужды разрослась жидовская лихва. Многие жиды нажили лихвою столько капиталов, что впоследствии могли покупать целые поместья. Они брали с одного гульдена лихвы по 5−10 кр. в неделю, т. е. до 500% годовых. Крестьянин, взявший у жида весной корец зерна, отдавал осенью два корца. Гуцулам, по словам депутата Ковбасюка, жиды одалживали корец кукурузы, стоивший 5 зр., за 18 зр. и сверх того ещё брали себе лихву. Жиды брали с крестьян векселя, сами произвольно вписывали должную сумму и вместо уплаты долга, устраивали дело так, чтобы крестьянин не мог явиться для своей защиты в суд. Например, на векселе крестьянина из окрестности Львова они вписывали местом уплаты Черновцы и требовали уплаты через черновицкий суд. Для львовского крестьянина путешествие в Черновцы, в отсутствие железной дороги, было просто невозможным. Таким образом, не один должник, занявший 6 зр., должен был уплатить 200 — 300 зр. [152,1865−1866, 949]. В 1865 г. в суды в Галиции было подано 45.000 вексельных жалоб, из которых 11.000 выпадало на крестьян. Прочие 34.000 должников были чиновниками, ремесленниками и промышленниками, ибо вследствие обеднения крестьян, падения скотоводства и земледелия вздорожали все продовольственные изделия, такие как хлеб, мясо, и нужда распространилась также среди городского населения. Мазурский депутат Цихорж представил петиции от крестьян западной Галиции о приостановлении рассмотрения вексельных жалоб и введения нового вексельного закона. 12 марта 1866 г. сейм решил просить правительство, чтобы оно оставило право выставлять векселя лишь на купцов, торговцев и промышленников и приказало бы судам и нотариусам не подтверждать подписи неграмотных векселедателей.

Один из польских депутатов сказал: «Край наш купался в молоке и мёде, теперь же люди при незначительном неурожае, мрут от голода. Прежде наш край кормил другие земли, теперь же мы вынуждены просить у иностранцев 2 ½ млн. гульденов чтобы спасти народ от голодной смерти…» [152,1865,460]. Лешек Борковский выразился об экономическом положении Галиции следующим образом: «Одновременно с отменой панщины у нас увеличили налоги и ввели различные новые подати, к примру, на покупку и продажу и на наследство. Смерть собственника является одновременно разорением его имения, ибо наследник должен дорого заплатить за своё наследство. Помещикам осталась лишь тень их собственности, крестьянам лишь тень освобождения — и бездонная пропасть Данаид поглощает доходы великих и малых имений и плоды будто бы свободного труда» [152,1865,177].

Реальная причина крестьянской нужды заключалась в неразумном способе отмены сервитутов. Львовское наместничество 18 ноября 1862 г. препоручило подведомственным властям обращать внимание, чтобы отмена сервитутов и сам способ этой отмены привели хозяйства помещиков и крестьян к невозвратимым убыткам. Правительство затем приняло в соображение благо крупного и мелкого землевладения, но не видно, чтобы исполнительные органы печалились о том, падёт ли хозяйство крестьян, или нет. Крестьянское право сервитутов находилось в неразрывной связи со скотоводством, составлявшим главный источник пропитания крестьян после земледелия. В гористой части Галиции скотоводство было единственным занятием населения. Когда у крестьян отняли пастбища, они потеряли самый важный источник своих доходов, не подвергавшийся такой неопределённости, как земледелие, которое часто может страдать от переменчивости климата. Когда доход селян уменьшился, удвоили и даже утроили налоги на их землю, велели им учреждать школы и содержать учителей и ввели другие, прежде неизвестные платы. Когда после 1860 г. от них потребовали строить новые церкви, крестьяне в некоторых приходах грозили переходом в латинский обряд, чтобы лишь освободиться от непосильного бремени.

Тогда то и плата священнику за церковные требы стала крестьянину в тягость. Депутат сейма Ковбасюк с другими депутатами-крестьянами выдвинул 29 января 1866 г. предложение, чтобы сейм призвал правительство к восстановлению такс за церковные требы, определённых указом Иосифа II от 1785 г. Эта мысль особенно понравилась депутату Голеевскому, возобновлявшему её неоднократно в сейме, чтобы уколоть русских священников. Но другой польский депутат, граф Владислав Бадени (отец Казимира и Станислава), указал на неприменимость иосифского указа из-за изменения цены денег; ведь тот указ определял носильщику фонаря 2 кр., носильщику креста — 4 кр., а за такое вознаграждение никто на селе, не говоря уже о Львове, службы при похоронном обряде исполнять не будет.

Выступая от имени русских депутатов крылошанин Гинилевич на заседании 30 декабря 1865 г. обратил внимание правительства на беспрерывные споры крестьян с помещиками об одиночных участках земли, из-за которых во многих сёлах и местечках дошло до кровавых столкновений. Такого рода споры обходятся крестьянам весьма дорого. К примеру, местечко Нараев заплатило чиновнику, являвшемуся дважды для следствия, одних комиссионных расходов 148 зр. Правительственный комиссар ответил на это, что в силу императорского постановления от 20 октября 1860, с начала 1861 г. все споры о земле решают гражданские суды сокращённым порядком и этого отменить нельзя.

Какие же меры приняли сейм и правительство, чтобы помочь всеобщей нужде? Правительство убедилось, что население Галиции было не в состоянии вынести все налоги, возложенные на край. Императорским распоряжением от 13 октября 1857 г. государственной кассе было приказано отпускать ежегодно на оплату индемнизационного долга 2.500.000 в виде пособий. В 1866 г. это государственное пособие составило уже 28 млн. гульденов. Однако здесь возник юридический вопрос: считать ли это пособие возвратным, или невозвратным? В указе от 17 апреля 1848 г. было сказано, что вознаграждение помещикам за панщину должно быть выплачено из государственной казны, а в указе от 7 сентября 1848 г. — что эта обязанность лежит на каждой провинции отдельно и государство должно лишь посредничать в оплате. На этом основании в 1862 г. Рейхсрат потребовал от Галиции возвращения пособия в размере 22 млн. Но император не утвердил этого решения, и державная дума была вынуждена в 1865 г. признать за Галицией право получения пособий из государственной казны для оплаты индемнизационного долга.

Для решения споров о земле между помещиками и крестьянами правительство намеревалось в 1862 г. ввести мировые суды, составленные из представителей помещиков и крестьян, но оставило этот проект вследствие постановления императора от 4 ноября 1864. Просьбы русских депутатов осуществить первоначальное намерение правительства удовлетворены не были.

Чтобы облегчить кредит для крестьян, мазурские депутаты предложили в 1865 г. завести ипотечные книги для крестьянского землевладения. Крылошанин Павликов предлагал заводить в селах пожичковые (кредитные) кассы. Среди лихвы, распространившейся в тогдашнее время, странным представляется предложение Смольки отменить закон о лихве от 22 декабря 1803 г. и устранить всякое ограничение указанного в законе процента! Знамением времени и доказательством подъёма значения евреев было предложение Голуховского (28 декабря 1865 г.) о признании за евреями права неограниченного владения поместьями. Гушалевич внёс противоположное предложение — об ограничении права землевладения для евреев.

Русские депутаты обратили внимание на соль, имеющую столь большую важность для пропитания и скотоводства. Лавровский предложил заводить краевые склады соли под управлением краевого выдела, чтобы население могло ими свободно пользоваться. Этот проект осуществился только в новейшее время. Крестьянские депутаты требовали, чтобы воду солончаков можно было употреблять для скота, ибо вследствие недостатка соли скот подвергается болезням. Это прошение не было удовлетворено, и до сих пор финансовые власти каждый появляющийся солончак в Карпатах забивают или прикрывают землей, если он непригоден для устройства солеварни, и весьма редко случается, чтобы правительство позволило употреблять солончаки для скота.

Тягостной для населения была также мельничная монополия помещиков. Помещики толковали существовавший тогда промышленный закон таким образом, что право заводить водяные, ветряные и конные мельницы является их монополией. Более того, они требовали от селян своего поместья, чтобы те мололи лишь на их мельницах. Русский депутат Борисикевич представил вредные для краевого хозяйства последствия мельничной монополии: цена за помол устанавливается помещиками произвольно высоко, а крестьяне, не имея чем платить, мелют на своих домашних жерновах и едят плохой хлеб, у крестьян отнимается единственный промысел, к которому они способны.

Это были предложения, связанные с экономическим состоянием крестьян. Все они имели характер проектов и были переданы краевому выделу для рассмотрения. Но и шляхта не позабыла о своём благосостоянии. После отмены панщины самым жизненным вопросом для неё являлась пропинация[161], признанная за помещиками указами от 19 августа 1775, §. 8 указа от 16 июня 1786, указами от 21 марта 1788 г. и 28 января 1832. Большое количество подобных указов доказывает, что право пропинации было оспариваемо. Распоряжение 21 марта 1789 г. указывало уменьшить количество шинков. По закону от 22 ноября 1798 г, в вольных городах право пропинации принадлежало мещанской громаде.

В законе от 4 октября 1850 г. в §. 1 ст. 3 содержался намёк на должное появиться впоследствии определение относительно производства и продажи горячительных напитков. Кроме того, промышленный закон от 20 ноября 1859 г. предоставил гражданской правительственной власти, давать разрешение на изготовление напитков из солода. На основании давнейшего закона коронные торговли могли продавать напитки всякого рода в полуквартовых бутылках. Эти постановления помещики считали изъяном в их пропинационном преимуществе, и по этой причине шляхетские депутаты сейма на предложение Жука-Скаржевского потребовали от правительства защиты своих пропинационных преимуществ и упразднения всех постановлений, ограничивающих в чём-нибудь их пропинационное право. 23 февраля 1866 г. правительственный комиссар дал в сейме торжественное обещание, что правительство примет под защиту пропинацию. Правительство сдержало данное обещание, ибо 1 января 1867 г, до сведения сейма был доведён факт, произошедший в селе Чагаровец, когда крестьянин того села, купивший бутылку водки в другом селе, был начальником повета наказан штрафом 7 зр. 80 кр. в пользу местного арендатора-еврея. Помещики понимали своё пропинационное право таким образом, что крестьянину их поместья нельзя покупать горячительные напитки в другом месте.

Но всё-таки помещики опасались устранения своей привилегии. Тягостными были также налоги на водку, постепенно увеличившиеся в 1836 — 1862 гг. на 75%. Сверх того, после мятежа 1863 г. у помещиков обнаружился недостаток капиталов. От индемнизации за панщину у них не осталось и следа. Чтобы доставить помещикам новые капиталы, депутат Голеевский выдвинул 10 февраля 1866 г. предложение, дабы край выкупил право пропинации и объявил изготовление и продажу напитков свободным промыслом. Весь доход от пропинации составлял тогда 3.991.637 зр., из чего на долю городов падало всего 688.860 зр. Таким образом, за помещиками оставалось 3.302.777 зр., что соответствовало капиталу (принимая по 6%) в 66.065.540 зр. Столько нового капитала должно было прийти в обращение. Но так как в Галиции было совершенное безденежье и даже два с половиной миллиона для голодающих нужно было занимать за границей, то депутат Кароль Губицкий предложил для выкупа пропинации создать краевой банк, который привлёк бы заграничные капиталы и занялся бы ведением финансовых операций, соединенных с выкупом. Предложение было передано краевому выделу для обсуждения. Большинство шляхты склонялось в сторону выкупа пропинации, ибо после нового административного закона полицейский надзор над корчмами должен был принадлежать сельской громаде. «Прежде — говорила шляхта — мы сами стерегли наше препинационное право, теперь будет его стеречь сельская громада, конечно, не всегда в нашу пользу».

Польский депутат Смаржевский дважды, в 1865 и 1866 годах предлагал в сейме проект отмены закона о неделимости селянских земельных участков. Эта неделимость была введена в 1785 г. и возобновлена в 1850 г. Последний закон требовал даже разделенные крестьянские грунты соединить снова. Смаржевский, в оправдание своего проекта, привёл следующие доводы: крестьянин не может платить своим родным; закон оказался невыполнимым, ибо крестьяне всё-таки делят грунты; пример Франции доказывает, что неограниченное право деления земельной собственности поднимает экономическое благосостояние. Проект был принят польским большинством сейма, и впоследствии соответствующий закон 1868 г. получил подтверждение правительства.

Отмена неделимости крестьянских земель вредно отразилась на социальных отношениях. Прежде крестьянин, определяя одного сына наследником в хозяйстве, старался каким-то образом пристроить и других, отдавая их учиться ремеслу, в школу и т. д. Теперь все сыновья оставались дома, и крестьянский участок делился до бесконечности, вследствие чего жители сёл должны были превратиться в нищих. Прежде местечки и города обновлялись свежим приливом русского населения из сёл, и хотя значительная часть его ополячивалась и латинизировалась, то всё-таки русские ремесленники и купцы в них находились. Теперь русское население или оставалось на селе, или приходило в города в качестве пролетариата, исполнявшего службу подёнщиков, дворников и водовозов. В городах русские ремесленники и купцы, так сказать, исчезли, и их место заняли немцы и евреи — пришельцы из западной Галиции. Единственную выгоду от нового свободомысленного закона получили помещики, ибо вследствие увеличения населения в сёлах цена работника подешевела.

Столько сделал сейм 1865−1866 гг. на экономическом поприще. Более важной была его деятельность в политической области, ибо правительство предложило ему проекты законов об устройстве громады, о поместьях, о поветовой репрезентации, о постройке и содержании дорог, о постройке церквей и школ, о введении ипотечных книг для мелкого землевладения и о политическом делении провинции. Вообще, сейм должен был заложить основание автономии Галиции.

В этом отношении сейм должен был начать с устройства громады в соответствии с государственным законом от 5 марта 1862 г. Среди сеймовых депутатов обнаружились три взгляда на вопрос нового устройства. Одни были за то, чтобы крестьянам и помещику оставить свободу объединиться в одну громаду или образовать две громады; другие требовали, чтобы крестьяне и помещик со своей прислугой составляли одну громаду; третьи предлагали, чтобы несколько небольших громад и поместий соединять в одну большую административную (gmina zbiorowa). Первая точка зрения, за которую выступали также русские депутаты, победила. Новое громадское положение, утвержденное императором 12 августа 1866 г., различало сельскую громаду и поместье (obszar dworski), как две отдельные административные единицы. К поместью закон причислил всех лиц, оседлых на помещичьей земле (семью помещика, прислугу, еврея в корчме, мельника и т. д.) Начальником поместья стал сам помещик или лицо, назначенное им, во главе же сельской громады встала громадская рада, состоящая из известного числа членов, избранных всеми громадянами. Новый громадский закон касался не только сельских громад, но также местечек и городов, за исключением Львова и Кракова, для которых были изданы отдельные статуты. Вслед за Львовом и Краковом пошли другие большие города, как Тарнов, Броды, которые также добивались для себя отдельных статутов.

В громаде, устроенной по закону от 12 августа 1866 г., решающим и надзирающим органом стала громадская рада. Прежде в сёлах это право принадлежало собранию всех громадян. Таким образом закон сосредоточил законодательную и контрольную власть громады в громадской раде, т. е. фактически централизовал громаду. Исполнительную власть в общине закон отдал в руки громадского управления, состоящего из начальника (войта, бурмистра) и, по крайней мере, двух присяжных (асессоров). Круг действия управления был двояким: собственный, насколько он проистекает из автономии громады, и порученный, требующий от громадского управления исполнять приказы других урядов, например, суда, политической власти и высших автономных ведомств. Собственный круг действия обнимает управление громадским имуществом, общую безопасность, пожарную команду и санитарную полицию, надзор за корчмой, полевую полицию и т. д.

Громада была подчинена двойному надзору: правительственному, производимому через государственную гражданскую власть, и автономному, производимому через краевой выдел как орган сейма. Правительство предложило ввести между выделом и громадой посреднический автономный орган, так называемые поветовые рады. Хотя в марте 1866 г. русские депутаты устами Павликова сопротивлялись учреждению поветовых рад указывая на непосильные для населения затраты на столько органов власти, закон о поветовых радах 16 марта 1866 г. был принят 75 голосами против 50 русских, а 12 августа 1866 г. подтверждён императором. Ведение поветовых рад было приурочено к административному разделу провинции, которую разделили на 74 повета, так что каждый повет получил свою поветовую раду. В её состав вошли представители курий соответствующих куриям Рейсрата: помещиков, промышленников и купцов с высоким уровнем доходов, городов и местечек и, наконец, сельских громад.

В поветовых радах курия помещиков, к которой всюду примыкали представители промышленности и городов, приобрела решительный перевес, а сельские представители превратились в пассивных наблюдателей, не имеющих никакого влияния на автономные дела повета. Поветовые рады осуществляли непосредственный надзор над громадами и исполняли его вместе с государственной административной властью. Громадский начальник (войт) с присяжными попали в совершенную зависимость от поветовой рады, исполнительным органом которой стал поветовый выдел, и от правительственного начальника повета, т. е. старосты. Контролирование же громадской рады стало для войта с присяжными иллюзорным. В случае выборов или другой политической акции громадские начальники были лишь орудием в руках могущественных сил, руководящих поветовым выделом и политической государственной властью. Вследствие сосредоточения всей местной власти в руках громадской рады и громадского начальника, пострадала автономность сельской громады, и жалобы на произвол громадского начальника до сего времени являются обычным делом. Громадский начальник чувствует свою зависимость лишь от старосты и поветового выдела и смиряется с таким положением.

Во главе автономного управления провинции стал краевой выдел как высшая надзорная власть над поветовыми выделами, громадскими начальниками и бурмистрами. Члены краевого выдела избираются сеймом и имеют своего председателя — краевого маршала.

Кроме автономных властей, существуют органы государственного финансового управления, государственной полиции, рекрутского набора и других дел, имеющих общегосударственный характер. Если автономные чины выбираются населением, то государственные административные чины назначаются императором, или его органами. Галиция ещё при императоре Франце I в 1803 г. была поделена на две административные области Львовскую и Краковскую. Это разделение было отменено самим же Францем I. Во времена Шварценберг-Баховской системы Галиция опять была поделена на две части, но это деление отменил Голуховский, сосредоточивший управление во Львове. Шмерлинг задумал в 1863 г. опять поделить Галицию на две части с двумя наместниками во Львове и Кракове. Львовский наместник должен был получить титул генерал-губернатора и быть непосредственным начальником наместника в Кракове. Когда правительственный проект о политической организации Галиции в апреле 1866 г. обсуждался на заседании сейма, между русскими и поляками завязался горячий спор. Лидер поляков в Рейсрате Грохольский выразил опасение, что правительство хочет под титулом генерал-губернатора водворить в Галиции военное управление. Вообще поляки восстали против раздела Галиции на две провинции, так как опасались русского характера восточной Галиции.

Иначе смотрели на дело русские, надеявшиеся, что на основании административного раздела им удастся со временем получить отдельный сейм во Львове, в котором полякам не так легко было бы иметь большинство. Необходимость отдельного сейма для русской части Галиции предлагали Лозинский, Павликов и крестьянин Дволинский. Павликов указал на то обстоятельство, что Австрия заняла Галицию как часть Венгрии, и ссылался на исторические права Венгрии на русское галицко-владимирское княжество. Так как император объявил, что исторические права будут основанием нового устройства государства, то восточная часть Галиции должна иметь русский характер. Это будет возможно лишь в том случае, если в Галиции будут два сейма и два краевых выдела. При одном сейме и одном краевом выделе автономия будет для русского народа пустословием — он сможет лишь спорить с поляками, но ничего не добьётся, и спокойствие в Галиции никогда не водворится. Русских чиновников будут переводить в мазурскую часть Галиции[162], и польское большинство возьмёт под своё управление русские фонды и русские институты [152,1865−1866,1618]. Дволинский утверждал, что краковские паны мешают мирному существованию помещиков и русских крестьян; если Галиция будет разделена, в её восточной части водворится согласие между крестьянами и помещиками. Но, несмотря на требования русских депутатов, сейм высказался против раздела провинции.

До 1866 г. Галиция административно состояла из 74 поветов. Прежние меньшие поветы административно-судебного характера были ликвидированы, и административно управление было совершенно отделено от судопроизводства. В прежних поветах остались лишь поветовые суды, новые же 74 повета получили чисто административный характер. Прежний административно-судебный повет имел своё налоговое управление. Теперь сбором податей занимались в 74 новых административных поветах, вследствие чего многие налоговые чиновники, преимущественно немцы и чехи, ушли в отставку. Сбор податей в пределах громад был возложен на громадских начальников.

Осенью 1866 г. Голуховский был вновь назначен наместником Галиции. С его возвращением началось отстранение от правительственной службы всех немецких и вообще чиновников, не сочувствовавших новому порядку вещей. Когда императорским письмом от 5 июня 1869 г. польский язык был введён в суды, школы и администрацию, в Галиции окончилось господство немецкой бюрократии, продолжавшееся, можно сказать, с 1772 по 1866 гг. Её место заняла польская бюрократия, воспитанная Голуховским в духе Меттерниховской и Шварценберг-Баховской системы, с примесью шляхетско-польских воззрений. Сам Голуховский старался, чтобы на политическую службу поступали по возможности особы шляхетского происхождения, и принимал лиц из нешляхты лишь в крайней нужде. Русских по происхождению и убеждению не принимали в наместничество и поветовые старосты. Их, впрочем, и прежде изгоняли из политических ведомств немцы.

Автономное и государственно-политическое устройство Галиции на третьей сессии сейма было, таким образом, решено. Оно имело целью обеспечить за польской стихией верховодство в провинции и подготовить постепенную её полонизацию. Шляхетско-польские депутаты решили увенчать дело введением должности канцлера для Галиции, который, находясь в Вене при императоре, защищал бы интересы шляхетско-польского большинства сейма, доводил до высочайшего сведения желания шляхты и служил посредником между центральным правительством и сеймом. Соответствующее предложение выдвинули в сейме 26 марта 1866 г. депутаты Людвик Скшинский, Кшечунович, Грохольский и Бадени (отец нынешнего премьер-министра). Прения по этому вопросу происходили на следующий день.

Конечно, русские депутаты, выступили против этого предложения. Главный вития русских депутатов Куземский держал длинную речь, в которой сказал:

«Краевый статут сопряг русинов с поляками в недобранное супружество и октроевал полякам большинство в сейме. От того русинов охватило огорчение. Над петициями громад о лесах и пастбищах переходит сейм к дневной очереди. В комиссию для политической организации Галиции сейм не избрал ни одного русина. В сейме не позволяют читать протокол по-русски, не дозволяют чтения законов по-русски. Не позволяют, чтобы русский язык был обязательным в школах, и дабы половина чиновников в Галичине была из русских. Вы хотите даже русские фонды взять в свои руки, чтобы они исчезли, как имения перемышльского епископства. Вы устранили при надавании приходов терно [163] , дабы священник был зависим от вас и служил вашим политическим целям. Радой поветовой вы связали руки сельской громаде и теперь думаете ещё больше стеснить её своим проектом соборной громады. Хотя народ мрёт от голода, вы избегаете вопроса о лесах и пастбищах. Если мы защищаем народ от несправедливости и хотим его спасти от голодной смерти, то вы называете нас коммунистами — если мы охраняем наш язык и нашу церковь, то называете нас москалями; схизматиками и фотианами. Мрачное будущее стоит перед нами. Теперь вы хотите канцлера… Я скажу, чего вы хотите. Вы хотите, чтобы он в законодательстве и экзекутиве (исполнение судебного приговора) пособлял вам и осуществлял ваши стремления. Вы хотите поставить преграду между монархом и русским народом, дабы вопли русского населения не были слышны монарху. Что есть для нас ваш „родак“ (соплеменник) в правительстве, ещё свежо в памяти (время Голуховского 1849−1859). Родак канцлер обсадится (окружит себя) в Ведне придворными родаками-советниками, поставит нам родака наместника, даст родака-старосту, назначит родака в поветовую раду, родака-войта, родака-присяжного. Русскому человеку придётся от самых родаков уступитись из своей хижины»[152,1865−1866,4].

Сейм всё же решил просить императора об установлении канцлера для Галиции и избрал депутацию (Агенора Голуховского, Чайковского, еп. Монастырского, Маера и селянина Цихоржа), которая представила ему прошение. Император ответил, что просьба сейма будет внимательно рассмотрена; в решении сего вопроса император будет руководствоваться идей гармонической связи отдельных частей империи в едином целом. Просьба галицких поляков пока осталась без результата — только впоследствии был назначен министр для Галиции.

Отмена терна при поставлении священника на приход, о которой упомянул Куземский в своей речи, последовала вследствие предложения внесенного в сейм 11 января 1866 г. Октавом Петруским. Терно, или право помещика, избирать настоятеля прихода из трёх кандидатов, предложенных ему духовной властью, было введено императором Иосифом II законами от 12 и 25 февраля 1788 г. Император Леопольд II отменил терно в 1790 г., приказав, чтобы помещик избирал настоятеля прихода из всех кандидатов, ищущих место в этом приходе. Император Фердинанд I в связи с тем, что помещики злоупотребляли своим правом, возобновил терно 9 марта 1847 г. Русские консистории во Львове и Перемышле, стремясь к справедливости в производстве настоятелей приходов по старшинству и заслугам, устраивали дело так, что в терно принимали кроме священника, которому по справедливости следовало дать приход, ещё двоих, включённых для вида и отказывавшихся затем от прихода. Патрон вынужден был принять третьего. В противном случае, если бы консистории так не делали, священник, ненавистный шляхте по национальным и политическим причинам, никогда не получил бы прихода и весь век провёл бы в качестве викария с 150 зр. жалования.

Сейм решил просить императора об отмене терна. Высочайшим постановлением от 22 июля 1866 г. право постановки на приход было изменено таким образом, что консистории должны были патрону (помещику), кроме терна, предлагать всех соискателей; если патрон изберёт одного из них вне терна, тогда административная власть должна подтвердить, что к избранному нет никаких претензий.

Поспешность, с которой сейм уладил право терна и позаботился об утверждении своего решения, доказывает, какое значение приписывало польское большинство новой мере. Русско-униатское духовенство Галиции попало в совершенную зависимость от польских помещиков в пору, когда национально-польская агитация избрала Галицию своим главным поприщем, и вражда между поляками и русинами разгорелась ярким пламенем. Священник, стоящий за русскую национальность и за греко-восточный обряд, едва мог получить приход, достаточный для прокормления семьи, и многие из таких людей погибли в борьбе с нуждой. Часть священников по этой причине вынуждены были переселиться в российскую Холмщину. Если же, несмотря на это, галицко-русское духовенство Галиции впоследствии дало столько твёрдых, самоотверженных характеров и деятелей в пользу народа, то это доказывает лишь нравственную силу, оживлявшую младшее его поколение.

Помимо приведённых выше экономических и политических дел, сейм на своей третьей сессии принял дорожный закон, утверждённый императором 18 августа 1866 г.

По этому закону сельская и городская общины и помещик должны совокупно содержать публичные дороги. Община даёт по 6 трудодней в год с дома (в местечке от семьи), а помещик даёт строевой лес и прочий материал. Община и помещик могут также договориться и наложить на себя добровольный дорожный налог до 3% от непосредственных податей. Крестьяне и жители местечек жаловались на несправедливость дорожного закона, ибо мало где удалось придти к согласию помещика с крестьянами касательно общей подати. Для дорог мало требовалось леса, ибо их содержание почти всегда было более зависимо от работы, лежащей на поселянах. Впоследствии оказалось, что сейм всю дорожную обязанность взвалил на крестьян и посадских людей. Жаловались также на уравниловку. Получалось, что все поселяне без разбора, есть ли у них только хижина, или большой каменный дом, или 20−30 моргов земли, все одинаково обязаны были нести повинность 6-дневной работы.

Старания русских депутатов сейма обеспечить права своему языку, были напрасны. Польский депутат Скшинский, сославшись на статью II венского трактата от 1815 г., которая обеспечивала за польским народом национальные учреждения [152,1865,54], делал вывод, что львовский сейм должен иметь польский характер. На это ему возразил крылошанин Павликов, напомнив, что львовский сейм называется не польским, а лишь галицким. Лешек Борковский сказал: «Польша и Русь в древние времена не обозначали национальных разновидностей, а лишь разницу двух способов поселения и гражданственности, двух полюсов одного и того же народа» [152,1865,60]. Русины ссылались на австрийские конституционные дипломы и законы, декларировавшие каждой национальности, а значит и русинам, права народа. На это возразил Борковский, напомнив идею Стадиона о рутенах: «О, как могущественны были бы государства, если бы министерскими декретами можно было высиживать народы, как курица высиживает цыплят. Тогда можно было бы указом сотворить национальность перемышльскую, тернопольскую, бережанскую и т. д. Всемогущество правительства никому не может дать диплома на национальность».

Петрушевич 16 января 1866 г. внёс предложение в делопроизводстве сейма употреблять оба краевые языка. Все документы правительства, краевого выдела и сеймовых комиссий читать на обоих языках, и при втором и третьем чтении уставов употреблять польский и русский. Но сейм признал лишь польский язык обязательным для делопроизводства, позволив, однако, русским выступать и вносить предложения на своём языке и читать уставы в третьем чтении по-русски.

Крестьянин Демков требовал также субвенции[164] для русского театра в размере 3.500 зр., но сейм отказал. Голеевский утверждал, что во Львове есть лишь 4.169 душ греческого обряда, и они могут ходить в польский театр. Зыбликевич же в запальчивости кричал: «Для Руси — всё; но для тех, кто себя называет представителями Руси и сеют ненависть, не дадим ничего…» Напрасно Качала указывал на то, что между русинами есть две партии, из которых одна не заслуживает столь строгого осуждения, и что поляки неразумно поступают, уничижая партию «Меты»[165]. «Мы не стремимся к Москве, — сказал Качала, — и мы верны монарху». Его слова не убедили противников русского театра.

28 апреля 1866 г. третья сессия первого сейма была закрыта. В конце заседаний было принято решение об отмене мешного и скопщины (подаяний в натуре для священника) и включения в состав сейма краковского епископа, так что с тех пор галицкий сейм насчитывал 151 депутата. Разъезжавшиеся сеймовые депутаты не предполагали, что вскоре произойдут события всемирного значения, которые определят дальнейшее развитие Австрии, а с нею также и Галиции. Летом 1866 г. произошла австрийско-прусско-итальянская война [166], исход которой, неблагополучный для Австрии, решительно повлиял на внутренние отношения в империи.

Причиной этой войны было давнее соперничество Австрии и Пруссии за лидерство в Германском союзе, возобновлённом в 1851 г. В пору правления правительства Белькреди в Австрии начали думать о возобновлении германской империи с Габсбургско-лотарингской династией, а так как Пруссия этому сопротивлялась, то долголетнее соперничество обеих могущественнейших немецких держав должно было решить оружие.

К войне привёл спор о немецких герцогствах Шлезвига и Голштинии, которые в 1864 г. были отвоеваны у Дании и по конвенции в Гаштайне 14.08.1865 г. разделены между Австрией и Пруссией таким образом, что Австрия заняла Голштинию, а Пруссия — Шлезвиг. Когда австрийский наместник Голштинии, генерал Габленц, созвал тамошних чинов для обсуждения будущего устройства края, Пруссия усмотрела в этом мероприятии нарушение Гаштейнской конвенции [167] и приказала своим войскам изгнать австрийцев из Голштинии. Это было начало войны.

Австрия надеялась удовлетворить национальные стремления немцев политическим соединением их под властью австрийского императора, в то время как Пруссия, политикой которой управлял граф Бисмарк, польстила национальному чувству немцев, предлагая созыв общенародного немецкого парламента, и этим приобрела себе сторонников среди германского племени.

Пруссия заключила союз с Италией, и хотя итальянские войска были разбиты эрцгерцогом Альбрехтом под Кустоццей, и итальянский флот потерпел поражение от вице-адмирала Тегетгофа под Лиссой, на севере Австрия испытала одни неудачи. Её 270-тысяная армия под предводительством Бенедека была разбита под Кралевым Градом[168] и попала в такое расстройство, что о дальнейшем сопротивлении нельзя было думать. Потерпели неудачу и войска немецких князей, союзных Австрии. Пришлось заключать с Пруссией мир в Праге и с Италией в Вене. В силу пражского мирного договора Австрия вышла из германского союза и уплатила 20 млн. талеров военной контрибуции. По венскому мирному договору империя потеряла Венецию. Австрия была вытеснена из Германии и Италии. Германское лидерство перешло к прусским Гогенцоллернам, включившим в состав Пруссии Гановер, Нассау, Гессен-Кассель, Гессен-Гомбург, Шлезвиг, Голштинию и город Франкфурт. Под предводительством Пруссии был основан Северо-Германский союз, и, кроме того, южно-немецкие государства заключили с ней наступательно-оборонительный союз. Имея Шлезвиг и Гольштинию, Пруссия приобрела сильную военную позицию на Северном и Балтийском морях и тотчас приступила к её обеспечению, увеличивая военный флот и начиная сооружать Айдеро-Кильский канал.

После такой несчастной войны правительственные круги Австрии были сломлены духом. Извне — поражение, внутри — крайняя распря, ибо в Венгрии продолжалось брожение умов. Во время войны пруссаки даже составляли из венгерских перебежчиков армию, которая из Силезии должна была вторгнуться в Венгрию. В таком затруднительном положении император решился поручить устроение внутренних дел государства прежнему саксонскому министру Фердинанду Бейсту. Неизвестно, какие соображения повлияли на этот выбор, ибо, кроме того что Бейст имел за собою славу горячего сторонника Австрии, он ничем особенным не отличился на политическом поприще. Бейст был назначен 30 октября 1866 г. министром иностранных дел, а 12 ноября — министром императорского двора.

Правительство созвало краевые сеймы, чтобы узнать о желаниях населения. На правительственном совете 17 ноября 1866 г. по предложению Белькреди и Майлата было решено направить венграм императорское письмо с обещанием принять прежние предложения пештского сейма и признать за Венгрией самые обширные права, оставив в ведении Вены лишь внешнюю политику, пошлины и государственный кредит. Предстояло новое устройство Австрии [64].

Галицкий сейм собрался на четвертую сессию 19 ноября 1866 г. Все депутаты оставались под впечатлением только что закончившейся войны и были полны ожиданий на счёт будущего. Сейм застал также нового наместника, графа Агенора Голуховского, заменившего вскоре после окончания войны генерал-губернатора Паумгартена. Голуховский начал своё правление с удаления русских и немецких чиновников с гражданской службы. Собравшиеся русские депутаты узнали, что инспектор народных школ Кульчицкий (русский) был отстранён от должности и что вообще всех русинов хотят изгнать с государственной службы. По этому поводу 7 декабря крестьянин Загоройко внёс интерпелляцию [169], на которую правительственный комиссар ответил, что правительство определяет своих чиновников на такие должности, к которым они наиболее способны и предоставляет себе свободу в выборе лиц [152,1866,114]. С того времени все жалобщики на несправедливость в назначений чиновников получали ответ, что предпочтённое лицо есть способнейший (zdolny — способный, пол.). Слово zdolny молодорусины перевели как «талановитый».

Переворот, совершившийся во внешних отношениях государства, требовал составления адреса к императору с изложением желаний населения. Депутат Родаковский предложил [152,1866,122] выразить в адресе следующую мысль: «Австрия, изгнанная из Германии, не должна думать о восстановлении своего прежнего влияния в ней, но должна, вынося из вековой связи с немецкими землями весь запас сил в цивилизационную стихию, идти к Востоку. В этом труде она должна опираться на славянскую стихию. Наполеон Великий предсказал борьбу республиканской Европы с козачеством. В этой борьбе Австрия сыграет великую роль. Поляки с давних времен борются с азиатским деспотизмом. Австрия должна ими воспользоваться и подготовиться для предстоящей борьбы. Это должно быть отмечено в адресе». Затем Родаковский требовал, чтобы Австрия вместе с поляками несла немецкую культуру Востоку.

Эта мысль действительно нашла выражение в адресе, на составление которого наиболее повлиял граф Адам Потоцкий. Содержание адреса было следующее:

«Высочайшим письмом от 13 октября 1866 г. изволили Ваше Величество признать верность и жертволюбие Ваших народов во время войны. И наш край участвовал в приношении жертв на общий алтарь. Едва утих звон оружия, изволили Вы, Ваше Величество вновь открыть дорогу, указанную манифестом от 20 сентября 1865 г., дабы заложить основание под постройку новой конституции.

Причина всех бедствий лежит в централизме. Австрия будет сильна, если её отдельные края будут развиваться на основании автономии и исторических и национальных преданий. Ваше Величество дали доказательство искреннего благоволения, назначая нашего земляка наместником. Австрия должна стать щитом цивилизации Запада, национальных прав, человеколюбия и справедливости. Сознание собственного блага и совесть других народов, проникнутых христианско-цивилизационной мыслью, не дозволят, чтобы Австрия в исполнение своего предназначения была обособлена. Это призвание было прежде свойственным Польше. Без опасения отступить от нашей национальной мысли, уповая на решительность перемены, которую объявили императорские слова, уверяем что при Тебе, Всепресветлейший Государь, стоим и стоять хотим".

Намёк на то, что во исполнении своего предназначения Австрия не останется в одиночестве относились к Франции, ибо поляки не отказались от мысли обрести независимость с помощью Наполеона III.

Адрес предоставил возможность русским депутатам высказать свои взгляды на политику и пожелания русского народа. Добрянский сказал: «Русины требуют от нового устройства Австрии справедливости. Они тогда получат равные права, когда Галиция иначе устроится. В сейме национальные дела должны решаться отдельными куриями и отдельными выделами» [140,1866,126].

Наумович говорил: «Нам грозит уничтожение нашей национальности. Нам не разрешают иметь книжный язык, нам велят довольствоваться простонародным наречием. Нам не разрешают самим решать проблемы своего языка и его грамматики. Наш язык идёт на польское решето; здоровое зерно отделяется как московщина, а высевки оставляются нам по милости. Русских чиновников предают опале. Нам ничего не остается, кроме как лишь эмигрировать из родной земли!» (Крики с польской стороны: В Холм!)

Качала заметил: «Слова: „Австрия должна быть щитом западной цивилизации, она будет иметь помощь от католической Европы“ — могут толкнуть Австрию к борьбе не на жизнь, а на смерть. Австрия не вынесет такой борьбы. Польша в такой борьбе погибла. Хотите ли Австрии приуготовить судьбу Польши? Вы говорите о вредности централизма, но вы заводите гегемонию одного народа над другим». Лозинский усматривал в словах Потоцкого: «Без опасения, отступить от нашей национальной мысли» намёк на восстановление Польши в пределах 1772 г.

Адрес был решён и особая избранная сеймом депутация вручила его в середине декабря императору, который в ответе сказал: «Я убежден, что адрес есть выражение истинных чаяний народа, с давних времен усматривавшего обеспечение своих истинных материальных и нравственных интересов в прочной связи с моим домом и моим государством».

Кроме адреса, на четвёртой сессии сейма были улажены школьные дела. Закон об обязательном обучении детей 6−12 лет в народных школах в 1856 г. был распространён также на Галицию. Согласно этому закону вскоре одних русских школ в провинции возникло свыше 1700. Все они были под управлением обеих русско-униатских консисторий и непосредственными их надзирателями были деканы. Каждая русская народная школа принадлежала к русской консистории, а польская — к латинской. Для определения характера школы в национальном отношении, определяющим было не большинство учеников школы, а большинство населения громады. Вследствие этого многие городские школы восточной Галиции, в которых большинство учеников состояло из поляков, причислялись к разряду русских школ и находилось в управлении русской консистории, ибо участок города был русский. Таких школ было 15, а именно в Городку, Жолкве, Бережанах, Долине, Стрые, Бучаче, Галиче, Коломые, Снятине, Збараже, Залещиках, Перемышле, Дрогобыче, Львове, Тернополе. По закону преподавание в них должно была вестись по-русски. Но тут-то и вылезло, как шило из мешка, рутенство 1848 года. Рутенам сказали, что их язык ещё неразвитый и на нём невозможно вести преподавание в городских школах. Сверх того, население городов возразило: «Наши сыны и дочери должны приготовиться к ремесленному, промышленному и купеческому званиям. Есть ли в рутенском языке такая литература по оным отраслям познаний? Из какой рутенской книжки будет купец и промышленник в своей части дальше образовываться? Если наши дети научатся лишь по-русски читать, писать и петь народные песни, то в будущем останутся без куска хлеба!..» И поэтому в названных школах преподавание происходило на немецком языке (отчасти и польском), и русский язык остался лишь обязательным предметом.

Но и те тесные границы, предоставленные местному русскому наречию в городских школах, кололи глаза противникам русской речи. В сейм поступали петиции от городских жителей о полном устранении русского языка из их школ. Вообще фразы того рода: язык русский ещё неразвитый; у русинов есть едва начатки культуры, ибо они спали 500 лет; их литература начинается с Котляревского, Основьяненко и Шевченко — повредили русскому делу в Галиции и ослабили положение русских в городах.

После 1860 г. среди мещан начало пробуждаться стремление к просвещению и укрепляться мнение, что хорошим сапожником, столяром, каменщиком и торговцем может быть лишь тот, кто читает фаховые книги (специальную литературу), газеты и следит за техническим прогрессом. Вдруг сказали русским ремесленникам и торговцам, что их язык ещё неразвитый, и они долго ещё должны ждать, пока такие книги и периодические издания появятся. Польские и немецкие мещане говорили своим русским товарищам: «Если ваш язык неразвитый, то как вы можете на нём просвещаться? Как может человек непросвещённый просвещать другого?»

Когда после мятежа 1863 г. поляки принялись за так называемый органический труд, а первую очередь, они стали интеллектуально развивать мещанство. Устраивать для него лекции по общеполезным знаниям, составлять общества экономического характера, и русское мещанство, идя вслед за польским, стало быстро полонизироваться. Русским недоставало соответственной литературы, за распространение же книг и журналов экономического содержания, которые появлялись в России, галичане не думали браться по причине своей узкоглядности и опасения перед «московщиной». Им казалось, что Котляревский, Основьяненко и Шевченко научат и зодчеству, и бухгалтерии, и горнозаводству и всем ремёслам. Ополячившееся после 1863 г. мещанство состояло преимущественно из потомков тех крестьян, которые, вследствие неделимости селянских грунтов, вынуждены были наполнять города.

Неудивительно поэтому, что сейм взявшись за устройство школьных дел, смог легко устранить русский язык из городских школ. Школьная комиссия сейма, в своём законопроекте о народных и средних учебных заведениях, встала на позицию австрийского правительства, руководствуясь его взглядами на неразвитость галицко-русского языка. Комиссия предлагала сохранить русский как язык преподавания лишь в школах таких сёл и местечек, в которых будет большинство русских детей, и лишь в том случае, если этого потребуют содержащие школу. В средних учебных заведениях, сеймовая комиссия предлагала ввести польский язык преподавания во всей Галиции.

«Что касается русского языка — говорила комиссия [152,1866,23] - то она не знает, является ли этот язык „образованный“ (wyksztalcony) и есть ли на нём учебники. Несмотря на это, комиссия выступает за сохранение существующего порядка школьных дел с русским языком, т. е. за сохранение русского языка преподавания в львовской академической гимназии (в четырёх низших классах), полагая, что дальнейший ход дела упрочит всё хорошее и здоровое, и исправит то, что не отвечает требованиям науки и публичного воспитания. Языки развивались не в школе, а на поприще точных наук. Русский язык может развиться лишь посредством университетских занятий и литературы, независимой от школы. Язык русский (т. е. галицко-русский) является пока что простонародным, неразвитым, и он должен идти той же дорогой. Но школа должна иметь обработанный литературный язык, учителей и учебники. Однако по желанию родителей, по крайней мере, 25 учеников одного класса, можно совместно с польским преподаванием устроить русское преподавание».

Сейм решил просить правительство об установлении верховного ведомства для народных и средних школ под названием краевой школьной рады. Она должна состоять из двух школьных инспекторов, двух представителей обоих католических обрядов, одного представителя краевого выдела, двух представителей городов Львова и Кракова, двух лиц, отличившихся на научном поприще и представленных императору краевым выделом. Школьная рада должна заседать под председательством наместника, или отдельного директора и быть составной частью наместничества.

Русские депутаты сознавали важность такого учреждения, которое должно было задавать направление духовной жизни населения. Депутаты Лозинский, ІІавликов и Наумович откровенно заявили, что предлагаемый комиссией состав краевой школьной рады не даёт гарантии, что она будет заботиться о духовных благах русской национальности, напротив, можно быть уверенным, что она будет полонизировать русское население. Лозинский требовал, дабы школьная рада состояла пополам из поляков и русских [152,1866,372]. Завязались горячие прения.

Земялковский сказал: «Я русин, ибо я родился на русской земле и русская няня меня вынянчила. Люблю русский язык, как и польский, понимаю его, говорю на нём. Но язык, который употребляют некоторые так называемые представители русского народа, не есть русский язык, а есть язык указов, в силу которых русинов (!) влекут в Сибирь; есть то язык Семашко, который запродал схизме вверенную ему паству, есть то язык наибольшего врага Руси, есть то язык Москвы. Этого языка не понимает русский (т.е. малорусский) народ» [152,1866,375].

Дитль говорил: «Упрёк в пренебрежении русской национальностью смешон, ибо там, где речь идёт об устройстве школьной рады, нельзя говорить о национальности (!), можно говорить лишь о способностях её представителей. Кто будет способнейшим (zdolniejszym), тот будет членом» [152,1866,388].

Эти речи не смогли разубедить русских депутатов. Им казалось странным, что польские депутаты считали русский язык неразвитым и хотели предоставить его развитие польской краевой школьной раде, несмотря на то, что польское правление прежде в течение 432 лет, во время которых Червоная Русь принадлежала Польше, не развило его. Поэтому русские должны были недоверчиво относиться к ручательству польского большинства и требовать, чтобы развитие родного языка было предоставлено им самим. Уверение, что в школьной раде будут заседать одни «талановитые» люди, не могло их успокоить. Их беспокоило, что именно тогда во всей восточной Галиции велась борьба против русского языка. В руки депутата Лепкалюка попали петиции от 22 громад из Коломыйщины, в которых, по наущению агитаторов, было выдвинуто требование представлять им правительственные и краевые законы и уставы на польском языке. Депутат Демков получил от своих избирателей весть, что в Жолковщине идёт молва среди народа, будто употребление русского языка запрещено и публично дозволено употреблять лишь польский язык. Зыбликевич утверждал, что простонародье русский текст законов может понимать лишь при помощи польского, «который есть язык цивилизованный и книжный» [152,1866,222].

Это вечное поношение галицко-русского языка будто неразвитого, нецивилизованного, непригодного для школы и законов, и непонятного для простонародья, надоело русским депутатам. Они стали сожалеть о своём промахе в 1848 г., когда объявили себя рутенами. «Вся беда в том — говорили они — что тогда мы хотели обмануть других, а обманули себя. С нашим языком не можем двинуться ни взад, ни вперёд. Если употребляем природные русские слова — нам говорят, что это московщина. Если хотим наш язык ввести в школы и уряды, нам говорят, что он неразвитый. Особую литературу и науку развивать нам не по силам».

Тогда «Слово» поместило статью, о которой мы упоминали в предыдущей главе[c], и 27 декабря 1866 г. Наумович произнёс речь следующего содержания: «Г. Земялковский сказал, что он есть такой же русин, как его няня. Речь его няни должна послужить нам образцом для научной книжной речи. На ней должна развиваться наша наука и изящная словесность. Это выглядит так, как если бы панам от Кракова позволили говорить лишь речью их нянь. Но наш язык имеет тысячелетнюю историю. Утверждают, что наш язык московский. Мы не знаем московского языка, ровно как не знаем московского народа. В том, что есть сходство между языками всех славян и что наш язык похож на язык, употребляемый в Москве, ведь в этом мы неповинны. В нашем катехизисе стоит: „Кто это всё сотворил? Бог сотворил видимое и невидимое!“ То же самое стоит в катехизисе Киева и Москвы. Книжный великорусский язык есть собственно малорусский, созданный малороссами. Принимая книжный великорусский язык, мы берём обратно лишь своё исконное. Сходства нашего языка с языком всей Руси не уничтожит никто на свете, ни законы, ни сеймы, ни министры» [152,1866,384].

Предложение о школьной раде было принято, и сейм был закрыт 31 декабря 1866 г. Из других речей русских депутатов замечательной была речь Павликова, произнесённая 20 декабря. В ней он доказывал несправедливость порядка выборов, установленного для галицкого сейма. Помещики платят реальных податей 1.264.695 зр., крестьяне и посадские люди — 3.290.431 зр. Если статут признаёт за помещиками 44 депутатских места, то сёла и местечки должны иметь их 99. Города должны иметь лишь 16 депутатов, а не 20, ибо их подоходный налог составляет лишь 339.000 зр… Противная партия успела исправить лишь статистические данные по городам, цифры же по отношению к крупному и мелкому землевладению были верны, и жалобы Павликова на ущемление прав крестьян были справедливы.

После закрытия сейма взоры населения обратились на Вену, где должна была решаться дальнейшая судьба отдельных краёв государства. За улаживание запутанных внутренних отношений принялся Бейст, и он предложил императору, прежде всего, стремиться расположить к себе самый сильный оппозиционный элемент — мадьяр. Ещё в середине декабря 1866 г. Бейст вместе с начальником венгерско-семиградско-хорватской придворной канцелярии Майлатом, отправился в Пешт для переговоров с вождями мадьяр, прежде всего с Деаком, который стоял во главе сильной партии. Условия соглашения были обговорены и мадьярские вожди обязались получить одобрение в венгерском сейме, лишь бы то же самое сделала и венская державная дума. Однако последняя была распущена на неопределённое время. 2 января 1867 г. граф Белькреди склонил австрийский Совет министров созвать чрезвычайную державную думу, которая, несмотря на октябрьский и февральский дипломы, составила бы новую конституцию для государства.

Этого требовали чехи. Однако немцы, Бейст и военный министр Йон воспротивились инициативе Белькреди, требуя, чтобы прежние конституционные законы остались в силе, а вновь собранная державная дума была обыкновенной, т. е. продолжением первой. На их сторону склонился император, и указом от 4 февраля 1867 г. за предстоящей державной думой сохранил характер прежней. Вследствие этого Белькреди ушёл в отставку в тот же день и его место занял в качестве министра-президента Бейст. В его руках оказалось управление и внешними и внутренними делами государства. Хотя 21 февраля для внутренних дел был назначен особый министр в лице графа Таффе, но он был лишь исполнителем воли Бейста.

Назначение главой государства министра иностранных дел указывало на подчинение внутренних дел иностранной политике. В руководящих кругах господствовало мнение, что лишь успех на поприще иностранной политики и подъём внешнего могущества империи могут водворить внутри неё спокойствие. Ровно как прежние поражения на полях сражений произвели расстройство внутренних отношений, так новые успехи на поприще иностранной политики могут вернуть прежний лад. По этой причине Бейст был весьма деятельным на поприще международных отношений. Он писал во все стороны дипломатические ноты, уверяя в миролюбии Австрии, и принимал участие в решении всех международных осложнений [81]. Забота о внешнем могуществе империи привела к тому, что сразу после неудачного завершения прусско-итальянской войны Австрия взялась за организацию своих вооружённых сил, и уже в конце декабря 1866 г. была введена всеобщая воинская повинность.

Бейст был человеком утончённых приёмов и старался делать политику посредством печати и женщин. Если Метерних и Бах пытались влиять на течение народной жизни с помощью бюрократии и полицейских мер, при Бейсте печатное бюро, отданное в управление шефа президиального бюро внутренних дел, приобрело главенствующее положение. В бюджете статья диспозиционного фонда заняла важное место. Бейст видел восстановление прежнего могущества империи в союзе с Францией, и поэтому те народы империи, которые тяготели к Франции, удостоились его особого внимания. Это были мадьяры и поляки, и они получили те уступки, которые желали. Фактически политика Бейста была направлена против Пруссии и России.

Державная дума (Рейхсрат), которая должна была вновь устроить государство, была созвана 18 марта 1867 г. Так как шестилетний период окончился, то были назначены новые выборы, и галицкий сейм в новом своём составе собрался 18 февраля, чтобы избрать депутатов в державную думу. Перемена, произошедшая в галицкой бюрократии, которая вместо прежнего немецкого характера приняла польский, отразилась на составе сейма. Русины провели лишь немногим более 30-ти своих депутатов, из которых Наумович, Шашкевич, Загоройко и Кузык не были приняты польским большинством, по причине якобы незаконности их избрания. Зато в сейм попали двое таких русинов, которые под влиянием польского направления в австрийской политике перешли на польскую сторону, это были священники-преподаватели гимназий Полянский и Фома Баревич. Их также избрали в депутаты державной думы.

Во время дискуссии по выбору депутатов в Вену, некоторые поляки советовали не высылать делегатов в Вену, и требовать полной автономии для Галиции. Но Земялковский сказал: «Не участвуя в державной думе, мы можем опасаться соединения Австрии с Россиею; находясь в Вене, мы можем отвратить такого рода опасность и приблизить Австрию к западным государствам, которые стоят во главе цивилизации» [152,1867,163]. Между собою польские депутаты перешёптывались, что поляки в Галиции слишком слабы, чтобы сопротивляться центральному правительству.

2 марта русины внесли проект адреса, в котором выражали пожелание, дабы при новом устройстве государства осуществилось равноправие обеих народностей Галиции. И в краевых органах и в Вене должны быть представлены обе народности, и в этом смысле необходимо исправить указ от 26 февраля 1862 г. Разумеется, это предложение было отклонено. В члены выдела попал лишь Лавровский как юрист. Сейм избрал 38 делегатов в Вену, в том числе из русских лишь Гушалевича и Боднара и закрыл свои заседания 2 марта.

Державная дума была открыта 22 мая 1867 тронной речью, в которой император в качестве цели её собрания указал «восстановление соответствия между октябрьским и февральским указами и прежними конституционными правами Венгрии». Заседания думы продолжались с перерывами до 1869, и на них, при содействии действовавшего одновременно в Пеште венгерского сейма, было разработано и принято политическое переустройство Австрии. Чехи не участвовали в заседаниях державной думы, требуя для себя восстановления прав чешской короны и таких же преимуществ, какие были даны мадьярам.

Бейст опасался, чтобы польские депутаты Рейсрата не пошли по следам чехов и не потребовали федеративного устройства государства. Чтобы польстить полякам, либеральное большинство державной думы избрало вице-президентом Флориана Земялковского (президентом был Гискра). Во время прений об адресе императору, Бейст пригласил в Вену своего друга, наместника Голуховского, чтобы тот повлиял на своих соплеменников в нужном для планов Бейста духе. Кроме Голуховского, влиятельными среди поляков были граф Адам Потоцкий, Земялковский и Зыбликевич. Их Бейст также сумел расположить к себе [64]. В обмен на поддержку правительственных предложений, польское «коло» (круг, общество пол.) выставило следующие требования: 1) особого министра для Галиции с советующим голосом в делах этой провинции; 2) введения польского языка в школы, суд и администрацию; 3) учреждения областного верховного управления школ (школьной краевой рады) по проекту, представленному сеймом. Бейст обещал, что все эти требования будут исполнены, и поляки подали свои голоса за правительственный адрес императору и примирение с Венгрией.

Венская державная дума, в которой лидировали немецкие либералы, и пештский сейм, согласно проекту Бейста, Деака и графа Андраши, придали государству новое устройство. Австрия была названа Австро-Венгрией и объявлена конституционной двойной державой немецко-мадьярского характера. В одной половине, названной Цислейтанией или Австрией, должны были превалировать немцы, в другой, названной Транслейтанией или краями венгерской короны — мадьяры. Основными государственными законами Австрии были признаны прагматическая санкция Карла VI от 6 декабря 1724 г. (престолонаследие по праву первородства, неделимость империи и католическое вероисповедание императора), указ императора Франца-Иосифа I от 20 октября 1860 г. (введение конституционного правления), указ от 26 февраля 1861 г. (краевые статуты) и шесть основных законов от 21 декабря 1867 г. об устройстве державного представительства, общих правах граждан, установлении державного трибунала, судейской власти, исполнительной и правительственной власти и общих делах всего государства.

Для Венгрии основными законами были признаны Золотая булла Андрея II от 1222 г.[170], касавшаяся правовых отношений короля с сословиями, венгерские артикулы законов I, II, III от 1723 г. (признание прагматической санкции и утверждение законодательной и административной самостоятельности Венгрии), артикул X зак. от 1790/1 гг. (политическая независимость Венгрии), артикул XII зак. от 1790/1 гг. (об исполнении законодательной и исполнительной власти), артикул III зак. от 1847/8 гг. (ответственное перед сеймом правительство), артикул IV зак. от 1847/8 (о заседаниях сейма), артикул V зак. от 1847I8 гг. (способ избрания депутатов), артикул VII зак. от 1847/8 гг. (уния Семиграда с Венгрией), артикул IX зак. от 1847/8 гг. (отмена панщины и десятин), артикул XII зак. от 1867 г. (о делах, общих с Австрией), артикул XXX зак. от 1868 г. (государственный договор об отношениях Венгрии с Хорватией и Славонией, пересмотренный и дополненный артикулом XXXIV зак. от 1873 г.), артикул ХLШ зак. от 1868 г. (подробные предписания касательно присоединения Семиграда к Венгрии), XXVII артикул зак. от 1873 г. (переустройство Баната в провинцию Венгрии), артикул II и III хорватско-славянского зак. от 1870 г. (об избрании депутатов в хорватский сейм), хорватско-славонский закон от 10 января 1874 г. (ответственность бана перед хорватским сеймом).

Общими для обеих половин державы были признаны:

— внешние дела, включая дипломатическое и промышленно-торговое представительство за границей;

— гарантирование торгово-пошлинных и международных договоров, последних в том случае, если они имеют последствием финансовые обязательства государства или изменение его границ, в чём также должны участвовать представительства обеих половин империи;

— военные дела, кроме рекрутского набора и законодательства о воинской повинности, входящих в круг власти венской державной думы и пештского сейма;

— покрытие издержек на армию, флот и внешние дела.

Сверх того обе половины державы должны время от времени договариваться относительно единообразия в пошлинном законодательстве, доходах от производства спирта, нефти, соли и т. п., в установлении монетной пробы и денег, в определении устройства вооруженных сил и в управлении тех железных дорог, которые затрагивают интересы обеих половин. Законодательная и контрольная власть в указанных делах принадлежит общим делегациям, избираемым венской державной думой и пештским сеймом и собирающимся поочередно в Вене и в Пеште.

Обе половины державы получили особые правительства, ответственные перед народным собранием и отдельную законодательную и исполнительную власть, с тем лишь различием, что в Австрии её должна была исполнять державная дума с краевыми сеймами, а в Венгрии — пештский сейм с хорватским.

За императором были признаны верховное начальство над вооруженными силами, решение вопросов войны и мира, право назначать министров и чиновников административных, финансовых, судебных и учебных ведомств, руководителей и профессоров средних и высших учебных заведений, содержащихся на средства государства, утверждать высших чиновников автономий, утверждать или отклонять решения всех народных представительств и право помилования приговорённого к смертной казни или тюремному заключению. Особа императора остается неприкосновенной, и суд действует от его имени. Так как каждое распоряжение императора должно быть подписано, по крайней мере, одним министром, а министры ответственны перед державными представительствами, то исполнительная власть императора фактически подверглась ограничению. В целом законодательная и исполнительная власть были поделены между императором и народными представительствами

По определениям новой конституции, компетенции венской державной думы (Рейхсрата) подлежали следующие дела:

— обсуждение и одобрение торговых договоров и таких международных трактатов, которые обременяют или влекут за собой территориальное изменение государства или его части;

— род, способ, порядок и срок воинской повинности; в частности определение числа рекрутов и общие постановления о предоставлении подвод, продовольствия для войска и военного постоя, также разрешение на использование краевой обороны (ландверы) в случае войны за пределами австро-венгерского государства;

— утверждение бюджета государства, в частности ежегодное указание о сборе податей, уплат и других налогов; проверка финансового управления; государственные займы; продажа, перемена и аренда государственного недвижимого имущества; законодательство в делах монополий и регалий;

— монетное дело, пошлины, торговое законодательство, телеграфы, почты, железные дороги, навигация и государственные пути сообщения;

— законодательство в делах кредита, банков, привилегий, промысла, весов и мер, охраны торгово-промышленных знаков;

— медицинское законодательство;

— законодательство о праве гражданства и принадлежности к общине, наблюдение за делами иностранцев, паспортные дела и народная перепись;

— законодательство о вероисповеданиях, обществах, товариществах и компаниях, об общих собраниях, о печати и охране собственности духовных произведений;

— утверждение учебных планов гимназий, реальных училищ и университетов; установление принципов устройства народных училищ;

— судебное законодательство и организация судебной и административной власти;

— законодательство в делах, относящихся к обязанностям и взаимоотношениям отдельных провинций.

К кругу действия австрийских краевых сеймов принадлежат следующие дела:

— законодательство в делах областной культуры, как например, об охране полей, лесов, употреблении вод, подъёме сельского хозяйства и т. п.;

— устройство общины и автономных ведомств;

— краевые пути сообщения с изъятием железных дорог и мореходства;

— устройство народных и всякого рода профессиональных училищ по правилам, установленным венской державной думой;

— постановление о языке преподавания в средних учебных заведениях (гимназиях и реальных училищах);

— больницы и любые благотворительные заведения; составление краевого финансового бюджета (доходов и расходов на краевые дороги, народные и профессиональные школы, больницы, благотворительные учреждения, краевую культуру, содержание сейма и краевого выдела).

Как мы видим, автономия отдельных австрийских краев оказалось весьма узкой, ибо все важнейшие государственные дела были предоставлены венской державной думе. Больше прав получил хорватско-славонский сейм по законам 1868 и 1873 гг., ибо ему были предоставлены:

— законодательство в делах судопроизводства;

— организация судебной и административной власти;

— законодательство в делах университета и всех учебных заведений;

— право привлекать бана к ответственности за его действия на поприще краевого управления.

Утверждением дуализма стала коронация императора венгерским королем, совершившаяся в Будапеште 7 июня 1867 г.

Так как с новой конституцией Австрия получила немецкий характер, то ею были недовольны чехи, словенцы и поляки, и она не смогла упрочить внутреннего мира и согласия. Удовлетворению требований чехов препятствовала политика Пруссии, не допускавшей усиления славянской стихии в крае, как бы клином вбившемся в Германию; также и мадьяры мешали автономному устройству чешского королевства, опасаясь, дабы оно не воздействовало на словаков и не задерживало бы мадьяризацию последних. Что касается поляков, то Бейсту, Голуховскому и Адаму Потоцкому едва удалось удержать их в венской думе и сделать соучастниками переустройства государства, которое могло пойти на пользу лишь пангерманской политике, ибо верховодящими стихиями в Австрии состояли немцы и сторонники прусской политики — мадьяры.

Но полякам, несмотря на их участие в составлении конституции, было обидно, что они не получили для Галиции даже тех прав, какие мадьяры признали за хорватами. Хотя Бейст им обещал дать особого министра и ввести польский язык в суде, администрации и школах, и императорским решением от 24 января 1868 г. действительно была образована школьная краевая рада с польским уклоном и законом от 22 июня 1867 г. в средние учебные заведения Галиции был введён польский язык преподавания, однако умнейшие из поляков сознавали, что всякая уступка, признанная путём административного распоряжения, может быть впоследствии отнята тем же путём, и Галиция легко опять может подвергнуться германизации.

Когда 22 августа 1868 г. собрался галицкий сейм, на первом его заседании выступил Смолька с заявлением, что новая конституция не представляет никаких выгод для Галиции, и вследствие того сейм должен отменить своё решение от 2 марта 1867 г. относительно направления своих депутатов в державную думу. Зыбликевич согласно § 19 краевого статута, дозволяющему обсуждать вопросы общегосударственного характера с точки зрения их полезности для провинции, сделал предложение избрать комиссию, которая должна оценить декабрьскую конституцию относительно благотворности её для Галиции [152,1868,341].

Смолька предложил сейму потребовать федеративного устройства Австро-Венгрии, основанного на историко-политических индивидуальностях и раздела государства на следующие автономные части: 1) немецкие наследственные провинции; 2) край короны св. Стефана[171]; 3) край чешской короны; 4) королевство Галиции и Владимирии с Буковиной. Таким образом, Галиция должна получить такое же самоуправление, каким пользуется Венгрия. Большинство сейма не приняло предложения Смольки. Зыбликевич сказал: «Предложение Смольки представляет опасность для Австрии и поляков, ибо в случае распада империи поляки могут погибнуть. Если сейм не вышлет своих депутатов в державную думу, то правительство может приказать населению избрать их непосредственно, и крестьяне и евреи в городах несомненно повинуются» [152,1868,359]. Шуйский выразил опасение, что галицким полякам не достанет силы сопротивляться центральному правительству [152,1868,405]. Адам ІІотоцкий утверждал, что борьба с правительством ослабит положение поляков; поляки, вместо оппозиции центральному правительству, должны избрать своим курсом сближение с простонародьем, чтобы втянуть его на поприще политической деятельности и таким путём укрепить свои силы [152,1868,411]. Адам Сапега советовал стремиться к такому автономному устройству Галиции, чтобы она стала точкой опоры для прочих частей Польши [152,1868,463]. Сейм отклонил требование Смольки разорвать отношения с державной думой и не отправлять в Вену делегатов, но вместо этого решил сформулировать в резолюции сейма ряд предложений по автономному устройству провинции и поручил своим делегатам требовать от правительства и державной думы их осуществления.

Содержание резолюции, окончательно принятой 24 сентября 1868 г., было следующее:

«Так как устройство государства, определённое законом от 21 декабря 1807 г., не даёт краю столько законодательной и административной самостоятельности, сколько ему полагается в сравнении с его историко-политическим прошлым, то галицкий сейм, имея в виду благо края и государства, требует для краевого представительства более широких законодательных и административных прав:

1) только галицкий сейм решает, каким образом будут проходить выборы депутатов в державную думу;

2) сейм имеет законодательную власть в следующих делах: а) по устройству торговых палат и других торговых ведомств; б) по кредитным и страховым заведениям, банкам, сберегательным кассам, кроме банков, выпускающих билеты; в) по гражданству; г) о всех учебных заведениях и университетах; д) по уголовному, полицейскому, гражданскому и горнозаводскому законодательствам: е) по устройству судебных и административных властей; ж) по общим правам граждан, по судейской, правительственной и исполнительной властям; з) по делам, касающимся обязанностей и взаимных отношений отдельных краёв; в) по устройству громады;

3) на покрытие издержек администрации, судопроизводства, вероисповеданий, просвещения, общественной безопасности и краевой культуры отпускается ежегодно из государственных фондов известная сумма, исключённая из компетенции державной думы;

4) государственные имения в Галиции считаются принадлежащими краевому фонду;

5) без согласия сейма правительство не может, ни продавать, ни обменивать солеварни;

6) все правительственные власти и ведомства Галиции ответственны перед сеймом.

Предложение Смольки и дебаты в галицком сейме по поводу новой конституции встревожили Бейста, который начал опасаться, чтобы дело его не рухнуло под напором чехов и поляков. Чтобы польстить полякам и примирить их с конституцией, он составил вместе с венгерскими заправилами в Пеште проект визита императора в Галицию. В этом деле ему помогали наместник граф Агенор Голуховский и князь Чарторыйский, нарядившийся в Пеште по-мадьярски. Граф Адам Потоцкий был назначен маршалом путешествия. Когда шли дебаты по резолюции, Бейст угрожал, что в случае принятия её, императорский визит не состоится. Но резолюция с сопровождавшим её адресом к императору была принята, и тогда (25 сентября) наместник объявил, что предполагаемое прибытие императора в Галицию отсрочивается. Проект этого путешествия произвёл плохое впечатление в Петербурге, ибо как раз тогда ходили слухи, что Австрия консультируется с Францией по польскому вопросу. Александр II сказал в Варшаве австрийскому посланнику князю Турн-Таксису: «Это путешествие я бы не принял равнодушно; хорошо, что оно не состоялось». Эрцгерцог Альбрехт возразил: «Это чисто внутренний вопрос Австрии» [64].

Как же вели себя русские депутаты по отношению к резолюции львовского сейма? Они располагали лишь 30 голосами и на исход сеймовых решений влиять не могли, но они также были не совсем довольны новой конституцией. Одна часть её, носившая название: «Основные законы» (Allgemeine Grundrechte), гарантировала безопасность личности и имения, свободу поселения, свободу труда, мнения, совести, вероисповедания, печати, науки, обучения, право владеть всяким имением и заниматься всяким промыслом, несмотря на вероисповедание, сословие и национальность. 19-й параграф гарантрировал свободное развитие каждой национальности.

Русские заметили тотчас противоречие между основными законами и конституционным устройством — между мыслью и формой. Основными законами им было гарантировано свободное развитие национальности, но могло ли это развитие происходить правильным путём, если все учреждения, имеющие национальный характер, как например, школьное ведомство, попали в исключительное управление другой национальности, которая на русский язык, его литературу и русскую церковь смотрела исключительно с точки зрения своих политических интересов? Основные законы говорили, что каждая национальность может беспрепятственно развивать свой язык, свою литературу и культуру и, следовательно, заведовать своими школьными и вероисповедными делами. Из конституционного же устройства государства выходило иначе, ибо в провинции с двумя национальностями большинство сейма передало управление духовными делами более слабой национальности себе.

Этот недостаток конституционного устройства сознавали русские депутаты сейма, и они предложили 13 сентября проект адреса к императору следующего содержания:

«В достопамятной тронной речи 22 мая 1867 г. Ваше Величество изволили преподнести восстановление конституционного устройства государства, и по Вашему почину изданы были основные законы от 21 декабря 1867 г. Галицкий сейм, представляющий две народности, должен приступить к выполнению задач, возложенных на него конституцией. Но он не успеет исполнить эти задачи, по причине недостатков сеймового избирательного порядка, который за частью населения, платящей наибольшие подати наличными и кровью, признаёт малое число представителей. Вследствие этого в сейме возникло искусственное большинство, которое отдало краевой выдел лишь одной национальности и сделало совершенно зависимым назначение депутатов в державную думу. В Галиции нет свободы общества, ибо поветовые рады её стеснили. В средних школах той части Галиции, в которой преобладает русское население, русский язык стал лишь дополнительным предметом обучения, в народных же школах принуждают русских детей учиться польскому языку.

Краевые фонды, состоящие наполовину из взносов русского населения, употребляются в пользу одной польской национальности. Суды и административные ведомства навязывают русскому населению польское письмо и польский язык. В Галиции создана такая обстановка, что два племени спорят друг с другом: одно домогается гегемонии, другое равноправия.

Ваше Величество! Мы не желаем ни особого министра, ни канцлера, а лишь свободного развития обеих национальностей на основании совершенного равенства, обеспечения автономии громады, и такого конституционного порядка, чтобы обе национальности могли быть представлены в державной думе через депутатов по своему выбору. Также считаем необходимым, дабы все дела, имеющие национальный характер (т. е. язык, литература, школы, церковь) решались в отдельных куриях краевого сейма и претворялись в жизнь отдельными бюро краевого выдела" [152,1868,13/09].

Конечно, эти скромные требования русских не были одобрены польским большинством, но они выражали взгляды тогдашних русских депутатов на способ соглашения основных законов с конституционной формой и водворения внутреннего мира в провинции. Русские уже не настаивали на разделении Галиции на две провинции и требовали лишь, чтобы чисто национальные дела русских решались самими же русскими в особой сеймовой курии, и их школьными делами занималось особое школьное ведомство. Русские могли требовать особого сейма для русской части Галиции, который, в таком случае, насчитывал бы 92 депутата. Так как из сего числа, даже при существующем избирательном порядке, на сельскую курию, которая только и могла дать русских депутатов, приходилось 47 депутатов, то они вместе с тремя владыками, могли составить большинство сейма. Но в таком случае можно было опасаться выхода из сейма польского меньшинства и бездействия сейма, ибо правительство наверняка не согласилось бы, чтобы половина сейма вела дальше совещания и принимала решения. Имея в виду это обстоятельство, русские депутаты и не требовали раздела Галиции, но хотели бы иметь свою русскую курию в сейме для русско-национальных дел. Русский сейм мог состояться лишь в том случае, если бы избирательный порядок был совершенно изменён, и сельские громады вместо 47 избирали, например, 94 депутатов. Тогда, даже если бы 42 польских депутата от помещиков и городов бойкотировали сейм, всё-таки оставались две трети сейма, решения которых могли считаться правосильными. Но в то время не было надежды, чтобы правительство пошло на такое изменение избирательного порядка.

Наместник граф Агенор Голуховский, открывая заседания сейма 1868 г., сказал: «По мере исчезновения враждебных нам влияний, опять воскресает потребность неразрывной связи, которая соединила бы узами братской взаимности две отрасли, слившиеся издревле в один народ». Русские депутаты не поняли этих слов и усматривали в них отрицание национальной самостоятельности галицко-русского народа. 25 августа они направили запрос правительственному комиссару касательно значения этих слов. Представитель правительства ответил, что наместник этими словами намекнул на немецких чиновников, ссоривших поляков с русинами [152,1868,333]. Собственный смысл слов наместника был таков, что прежде старо-рутенов употребляли как орудие против поляков, теперь молодо-рутены должны, по воле центрального правительства, поступать согласно с поляками и подчиниться их руководству.

В начале 1867 г. русские депутаты подали императору жалобу на поведение польского большинства львовского сейма [121]. Она осталась без удовлетворения, и граф Бейст, при личном свидании с некоторыми предводителями староруссов, выразил им своё неудовольствие словами: «Umkehren, meine Herren, wenn Ihnen das Wohl ihrer Nation am Herzen liegt» (Поверните, господа, в иную сторону, если вам лежит на сердце благо вашего народа). Бейст поручил им повернуть в ту сторону, в которую двигалась образовавшаяся тогда партия молодорусинов. При таком направлении во внутренней политике венского правительства о разделе Галиции не могло быть и речи.

Последствием принятия резолюции польским большинством львовского сейма была отставка графа Голуховского с поста наместника. Гражданское управление Галиции принял вице-президент наместничества Поссингер-Хоборский, открывший 15 сентября 1869 г. следующую сессию сейма, на которой Смолька вновь предложил не посылать депутатов в державную думу. Это предложение было отклонено 57-ю голосами против 54-х. Русский депутат Ковальский 4 ноября 1869 г. предложил иной проект: правительство должно подвергнуть всю конституцию ревизии посредством конституанты (особого представительного собрания для разработки и принятия конституции), составленной из депутатов всех краёв и национальностей и довести до такого устройства государства, которое удовлетворяло бы все национальности [152,1869,18/9]. Замечательны были слова польского крестьянина Ляскоржа, сказанные в сейме: «Мы, польские крестьяне, не хотим самоуправления, ибо мы его опасаемся; вы, паны, хотите делать с нами, что вам угодно будет» [152,1869,909].

Между тем резолюция пошла в Вену и была предложена правительством державной думе, которая отослала её в конституционную комиссию. Комиссия после долгих совещаний предложила в марте 1870 г. палате депутатов своё решение об отклонении требования поляков. Большинство думы согласилось с комиссией. Вследствие этого отказа, в начале заседания 31 марта 1870 г. поднялся из своего кресла Грохольский, прочитал заявление польской делегации, что она непременно будет выступать за поданную резолюцию — и затем польские депутаты в знак протеста покинули зал совещаний. Вслед за ними вышли словенцы, румыны и тирольцы.

Правительство было в отчаянии. Гаснер тотчас отправился в Пешт к императору, чтобы исходатайствовать позволение распустить галицкий сейм. Но за поляков заступились мадьяры, и граф Андраши отсоветовал императору согласиться на предложение правительства. Центристы утверждали, что Андраши действовал с согласия Бейста, попавшего в разлад с венским правительством и желавшего довести его до падения.

Правительство Карла-Вильгельма Ауэршперга, названное мещанским, принуждено было уступить, и во главе нового правительства стал граф Альфред Потоцкий, шурин графа Дитрихштейна, считавшийся у немецкой аристократии австрийским вигом[172].

В пору его правления произошло событие огромного значения, совершившего переворот в европейских международных отношениях. Это была Франко-прусская война 1870−1871 гг., имевшая следствием низвержение с престола Наполеона III, установление Французской республики и создание германской империи под владычеством Гогенцоллернов.

Наполеон III, объявляя 19 июля 1870 г. войну Пруссии, рассчитывал на нейтральность южно-германских государств и на помощь Австрии. В Австрии на деле начались приготовления к войне. Министр Альфред Потоцкий сказал на министерской конференции, обсуждавшей дело 20-миллионного кредита на военные цели: «Если французы победят, то восстание в Польше будет неизбежным, и тогда Россия может занять Галицию. По этой причине военные приготовления являются для нас необходимыми» [64].

Но эти приготовления шли медленно, ибо среди мадьяр была сильная пруссофильская партия, которая не хотела допустить войны с Пруссией. Только в середине августа начали созывать резервистов и мобилизовать транспорт. Между тем французы терпели поражение за поражением, и сам Наполеон под Седаном со 110-тысячной армией попал в плен. Военная партия в Австрии пала духом.

Ещё до Седанского сражения, 20 августа 1870 г., собрался галицкий сейм под председательством Льва Сапеги. Вице-маршалом после смерти митрополита Спиридиона Литвиновича был назначен Юлиан Лавровский, советник высшего краевого суда. В императорском рескрипте, созывавшем сейм, было сказано: «Грозный оборот европейских дел по причине войны Франции с Пруссией заставил нас обратиться к законным представителям королевств и краёв. Надеюсь, на патриотическое поведение галицкого сейма и взываю его депутатов к избранию своих представителей в державную думу, собрание которой стало необходимым».

Краевой маршал в своей речи указал депутатам на необходимость помнить о событиях на театре военных действий и учитывать эти обстоятельства в ходе обсуждения тех или иных вопросов. В связи с этим Смолька предложил адрес к императору следующего содержания: «Хотя резолюция галицкого сейма от 24 сентября и 4 ноября 1869 г. не была принята венской державной думой, и вследствие этого галицкие депутаты уклонились от дальнейшего участия в совещаниях, однако, принимая во внимание события, касающиеся внешних отношений государства и проистекающую из того необходимость защищать интересы государства, галицкий сейм на сей раз избирает делегатов в державную думу, сохраняя за собой, однако, право добиваться в дальнейшем преимуществ, заключённых в резолюции».

В прениях по адресу к императору проявились политические стремления поляков и разделение русинов на две партии. Ковальский от имени старорусинов предложил следующий проект адреса: «Готовые всегда в жертву принести всё для государства, приступаем к выбору депутатов в державную думу. Однако, для русинов эти выборы являются мёртвой формой. Русины при существующем порядке не могут избрать таких депутатов, которые могли бы выразить их политические взгляды и патриотические чувства». Лавровский выступил в защиту польского адреса, предлагая лишь отметить в адресе «отдельность 15-миллионного русского (т. е. малорусского) народа». «В 1848 г. русины, — говорил Лавровский, — пробудились „от векового сна“ и „Русская Рада“ признала 20 августа 1848 г. существование 15-миллионного русского народа. В адресе следует выразить посланничество Австрии, которая должна развивать внутреннюю свободу и сохранять население от насилия, а во вне стремиться к тому, чтобы над силой было право».

Секретарь Бейста, член парижского бюро Клячко, избранный в львовский сейм, требовал в адресе определённо отметить, что галицкий сейм выражает своё сочувствие Франции. Однако поражения французского оружия уже охладили французские симпатии поляков. Поляки начали бояться победоносных пруссаков. Адам Сапега советовал проявлять самую большую осторожность относительно Франции. «Нельзя толкать Австрию на дорогу рискованной политики». И сейм отклонил предложение Клячко. Впрочем, сам Клячко под давлением большинства взял его обратно. Сейм выразил вместо этого желание, чтобы Австрия выступила в защиту угнетённых народов. «Кто эти угнетённые народы?» — спрашивали русские. Смаржевский ответил, что это поляки и русины, стонущие под игом Москвы.

Ни одна сессия сейма не обходилась без рассуждений об отношениях поляков к русинам. Русины предложили по случаю адреса мысль о примирении обеих народностей. Качала указал на опасность, грозящую полякам от немцев и советовал членам сейма водворить мир и согласие в Галиции, чтобы поляки могли спасать своих соплеменников в Пруссии. Заклинский сказал: «Причина нашего несогласия лежит в том, что поляки хотят создать независимую Польшу, русины же этому сопротивляются». Земялковский говорил: «Русский (т.е. малорусский) вопрос будет решён лишь тогда, когда мы все (т.е. поляки и русины) освободимся. Если тогда русины не захотят составлять часть польского народа, то может быть, мазуры пожелают составлять часть русского народа (т.е. малорусского). Я знаю лишь то, что Русь может стать свободной лишь во имя польского дела» [152,1870,179]. Смаржевский обратился к русским депутатам с вопросом, к какой национальности они принадлежат: к 2 ½-миллионной, кончающейся при Збруче, или к 15-миллионной?[173] Лишь тогда, когда поляки будут знать, с кем имеют дело, они смогут с русинами договориться. «Вы утверждаете, — говорил Смаржевский, — что ваша история начинается с занятия Галиции Австрией, и что история Австрии есть ваша история. Но вы говорите также о Несторовой Руси. Которая же Русь ваша, Несторова или австрийская? Плохо делаете, порывая с историей Польши». Отвечая Смаржевскому, русский депутат Левицкий божился, что русины — часть малороссов и никак не хотят принадлежать к москалям.

После принятия адреса и подобного рода политико-этнографических прений, были избраны депутаты в венскую державную думу. Из русских в их состав попали трое крестьян (Цалковский, Демков, Боднар) и директор гимназии Яновский.

Не подлежит сомнению, что в Австрии думали о содействии Франции. Люди старшего поколения помнят, как в середине августа 1870 г. стали созывать резервистов и мобилизовать транспорт. Однако когда 2 сентября Наполеон с 110-тысячной армией попал под Седаном в плен к немцам, и 4 сентября пала Французская империя, воинственно настроенная партия в Австрии утратила отвагу, опасаясь при этом вмешательства России. Тем не менее, вопрос об оказании помощи Франции не сходил с повестки дня до конца 1870 г. На запрос, возможна ли война с Пруссией, Бейст ответил в мемориале, поданном императору 25 декабря: «За исключением галичан и тирольцев никто не будет за войну; мы к войне не готовы, Россия на нас восстанет».

Поражение Франции и создание немецкой империи 21 января 1871 г. определило дальнейшее внутреннее развитие Австро-Венгрии. Победы немецкого оружия подняли немецкий дух в Австрии, в которой федерализм надолго потерял надежду осуществления. Господство немцев в одной, а мадьяр в другой половине упрочивалось. Министр-президент австрийского правительства граф Алфред Потоцкий, ведший переговоры в Праге с чехами, ушел в отставку в феврале 1871 г.

Недолго просуществовало и правительство Гогенварта-Шеффле, пробовавшее примирить федералистов. 31 октября 1871 г. его ниспровергли Бейст и мадьяры под предводительством графа Андраши. Новое правительство Адольфа Ауэршперга (министерство докторов) стало олицетворением немецкого централизма. Между Бейстом и графом Андраши вскоре обнаружилось соревнование. Мадьяры стремились к тому, чтобы управление иностранных дел государства было в их руках. Последствием их усилий стала отставка 7 ноября 1871 графа Бейста от поста министра иностранных дел и замещение его графом Андраши. Один из биографов Бейста говорит о нём, «что он больше любил мудрость, нежели мудрость его» [153]. Граф Андраши, видя обособленность Австро-Венгрии в Европе, искал сближения с Германией, а посредством её, и с Россией. 5−10 сентября 1872 г. в Берлине состоялось свидание императоров: германского, российского и австрийского, давшее начало союзу трёх императоров[174], продолжавшемуся до 1886 г.

Под влиянием новой конституции внутреннее устройство Австрии приняло либеральный характер. Так как в пору абсолютизма Шварценберга-Баха главной его опорой считалась католическая церковь, то против неё выступили авторы и сторонники новой конституции. В 1868 г. в венском парламенте были приняты либеральные брачный, школьный и конфессиональный законы, противоречащие папскому конкордату. Напрасно против них восставал папа в своих аллокуциях[175] и в булле Aeterni patris 29 июня 1868 г. Также и провозглашённый на Ватиканском соборе 13 июня 1870 г. догмат о непогрешимости папы[176] не изменил существа дела и не восстановил прежнего значения католической церкви в Австрии. Государство подчинило церковь своей власти.

После поражения Франции галицкие поляки охладели в своей жажде автономии по образцу Венгрии. Партия «резолюционистов», во главе которой стоял Смолька, всё больше теряла под ногами почву, тогда как напротив, партия «мамелюков», во главе с Земялковским и Зыбликевичем, приобрела преобладающее влияние на галицко-польскую политику. Печатным органом этой партии сделался начавший выходить в 1866 г. в Кракове беллетристский научно-политический ежемесячник Przeglad polski (Польское обозрение), предисловие к первому номеру которого написал Земялковский. В состав редакции этого журнала вошли члены краковского революционного комитета 1863 г. Они, видя безнадежность нового восстания, и неблагоприятное для польского дела осложнение международной обстановки после 1870 г., стали осуждать восстание 1863 г. и всякие дальнейшие призывы к новому мятежу, советуя своим соплеменникам под «тремя захватами» держать себя смирно и укрепляться материально и духовно. Появившаяся в 1868 г. «Teka Stanczyka» сатирическим образом высмеивала тех, кто крикливыми манифестациями думал восстановить Польшу. С той поры партию, сгруппировавшуюся вокруг Przeglad’а, стали называть «станчиками»[177]. Станчики, опасаясь могущественной Германии, относились к ней со всевозможной осторожностью, избегая всего, что могло бы её дразнить. Победы немцев вообще внушили галицким полякам уважение к германскому племени, так что галицкий краевой выдел откомандировал двух преподавателей в Пруссию для ознакомления с прусским учебными порядками, ибо в Австрии заслугу победы немцев над французами приписывали также немецкому учительству.

Среди станчиков самой выдающейся личностью был историк Иосиф Шуйский, советовавший своим единомышленникам судьбу Польши связать с судьбой Австрии. Эта мысль принялась у станчиковской или краковской партии, и вследствие этого оппозиция галицкого сейма против центрального правительства стала ослабевать. В частности и по этой причине в Австрии, несмотря на сопротивление чехов, смог упрочиться немецкий централизм, сделавший лишь малые уступки польской стихии в Галиции. Императорским распоряжением от 4 июня 1869 г. польский язык введён был во внутреннее употребление всех краевых гражданских властей и судов Галиции. Лишь с местными военными властями и с центральным правительством галицкие власти должны были переписываться по-немецки.

Это распоряжение, хотя оно не принято законным образом и поэтому может быть легко отменено, способствовало полонизации Галиции, ибо чиновники, не владевшие польским языком, должны были его в самом коротком времени выучить или выйти в отставку. Сверх того, по причине невозможности переводить все акты судебных и административных дел на немецкий язык, все венские министерства вынуждены были приглашать из Галиции польских чиновников в качестве делопроизводителей, вследствие чего польская стихия приобрела своих представителей во всех частях верховного управления Австрии.

Вместо канцлера поляки в 1871 г. получили в правительстве Гогенварта отдельного министра для Галиции в лице Казимира Грохольского, принимавшего участие в совещаниях правительства с решающим голосом и доставлявшего другим министрам и императору сведения касательно Галиции. По его настоянию польский язык был введён в преподавание и делопроизводство львовского университета, в Кракове учреждена была польская академия наук, львовская техническая школа была преобразована в политехнику с польским характером, а заведение графа Скарбка освободилось от обязанности содержать немецкий театр во Львове, во многом причастный к распространению немецкого языка в галицком обществе, и он прекратил своё существование.

Однако когда правление в Австрии приняло правительство Ауэршперга-Лассера[178], Грохольский не хотел в нём заседать и поддерживать его централистское направление. Отказавшись от места в правительстве, он перешёл в оппозицию и стал во главе польских депутатов венской державной думы. Правительство, посредством преданного ему большинства державной думы установило законом от 2 апреля 1873 г. непосредственные выборы депутатов в державную думу и лишило краевые сеймы права назначать представителей в парламент. Этих представителей с тех пор население выбирает непосредственно. Дальнейшие поползновения централистов относительно Галиции сдерживал граф Агенор Голуховский, назначенный в 1871 г. опять на должность наместника Галиции. Когда он в 1875 г. умер, краевая школьная рада, пользовавшаяся полной независимостью, была отдана во власть министра просвещения, и поляки потеряли самоуправство в учебно-воспитательной части.

Дела устроились так, что за Галицией осталась лишь тень автономии, ибо все важнейшие дела решали центральные министерства и венский парламент. Поляки это сознавали, и по этой причине они стали дорожить своим краевым выделом и поветовыми радами, видя в них основания, из которых должна была развиться полная автономия Галиции. Сверх того они дорожили польским языком в суде и администрации — единственной преградой от наплыва немецких чиновников в Галицию. Относительно полонизации державных властей, суда, университетов и средних учебных заведений, можно сказать, что эта полонизация стоит на шатком основании, ибо она не обеспечена никаким основным законом и введена лишь распоряжениями, которые легко можно отменить. Быть ли Галиции польской или немецкой? Это зависит собственно от правительства и венского парламента.

Что же делала Галицкая Русь в виду упрочивавшейся польской гегемонии в крае? Мы видели, что русские галичане оставили мысль раздела Галиции и заботились лишь о разделе школьной краевой рады и краевого выдела на две части: польскую и русскую для отдельного заведывания национальными делами. С другой стороны поляки всё-таки опасались русской оппозиции, препятствовавшей им в достижении полной автономии. Но Русь сама себя ослабила, разделившись на две политические партии. Из этих партий одна (старорусская) хотела дальше добиваться раздела Галиции или установления таких учреждений, которые стояли бы на страже русских национальных интересов, другая (молодо-русская) стремилась к подчинению галицкой Руси польской гегемонии, довольствуясь малыми уступками в пользу русской стихии[d].

Как сказано выше, Голуховский первым попытался в 1867 г. создать из украинофилов политическую партию, начиная дело с основания новой политической газеты «Русь». Попытка не удалась, ибо украинофилы не хотели быть его слепым орудием. Голуховский уступил, но мысль образования украинской политической партии занимала и в дальнейшем правительственные круги, особенно графа Бейста, с которым стал сноситься Юлиан Лавровский. Наконец, это дело увенчалась полным успехом. Во главе украинофилов рядом с Юлианом Лавровским в качестве политического вождя встал священник Василий Ильницкий в качестве руководителя по научно-учебному делу. Он был директором гимназии в Тернополе и не играл видной роли ни на политическом, ни на учебно-воспитательном поприщах. 21 января 1868 г. правительство назначило его членом краевой школьной рады и перевело на должность директора из Тернополя в академическую гимназию во Львов. Среди более молодых членов украинофильской (молодорусской) партии самым деятельным был Анатолий Вахнянин, основавший в 1867 г. в Вене студенческое общество «Сечь» и руководивший научно-политическим журналом «Правда»[179] в 1869 — 1870 гг. Вообще в то время наблюдается подъём молодорусской партии, нашедшей, однако, приверженцев только среди студентов, чиновников и небольшого числа учителей.

С 1867 г. «Правда» стала выходить трижды в месяц под редакцией Лонгина Лукашевича. Этот журнал в первый раз сблизил галицких и российских украинофилов. Представитель российского украинофильства, П. Кулиш писал Головацкому в 1867 г. [56,1867,№ 44]: «Я придумал упрощённое правописание с целью облегчить науку грамоты для людей, которым некогда долго учиться. Но из всего теперь делают политическое знамя. Полякам приятно, что не все русские пишут одинаково по-русски; они в последнее время особенно принялись хвалить мою выдумку и основывать на ней свои вздорные планы. Ещё до своего мятежа они подъезжали ко мне, хотя с другой стороны я им объявил, что мы, представители малорусской интеллигенции, никогда не войдём с поляками ни в какие политические сделки…» Весной 1869 г., проездом в Вену и Прагу, Кулиш гостил в Шляхтинцах у священника Григория Барвинского, отца Владимира Барвинского, заканчивавшего тогда гимназию и Александра Барвинского, нынешнего вождя ново-эристов, заканчивавшего тогда университет. После первых сношений Кулиша с Галицией и Веной, в его воззрениях произошёл переворот. В «Истории воссоединения Малороссии» (1874) он назвал музу Шевченко полупьяной и распущенной, в «Русском Архиве» (1877) козаков — разбойниками без нравственных устоев.

В пору образования молодорусской партии в 1867—1870 гг. галицкая Русь находилась под впечатлением полонизации, быстро охватывавшей всю администрацию, суды и школы Галиции. Русский народ видел, как ненавидимых поляками немецких чиновников устраняли, а русских чиновников и учителей стали переводить «на мазуры»[180]. Русины впали в малодушие, близкое к отчаянию. Они видели, что центральное правительство отдало их всецело во власть поляков. Воспитанники духовной семинарии и студенты, возвратившись во время каникул на родину после полонизации власти, тотчас почувствовали перемену в обстановке. Прежде немецкие чиновники к ним благоволили и смотрели на них как на благонадёжных юношей, теперь органы местной власти смотрели на них косо и недоверчиво. Русские шептались друг с другом, что, кроме государственных и автономных властей, в Галиции существуют два тайных польских правительства как продолжение революционных комитетов 1863 г. Вся повстанческая организация с её тайными органами — говорили тогда — осталась без изменения и различие между порой восстания и нынешним временем состоит лишь в том, что прежде тайное польское правительство было не в ладах с немецкими чиновниками, теперь же оно поступает в согласии с австрийскими правительственными и областными польскими властями.

«Борьба против австрийской государственной власти, — говорили многие из молодорусинов, — и против тайного польского правительства является для нас непосильной. Мы, австрийские русские, состоим из одних холопов и сельского духовенства. Лишь одна часть униатского духовенства осознает себя русской; наши крестьяне, едва скинувшие иго панщины, не просвещены, не понимают ни национальных, ни политических, ни своих собственных экономических интересов. Насколько легко они дают себя обмануть и подстрекнуть против тех, которые печалятся об их благе, доказывают выборы в сейм и венский парламент. Наша немногочисленная мирская интеллигенция бесхарактерна и деморализована Наша борьба против правительства и поляков не имеет видов на успех». Молодорусины вообще мрачно смотрели на духовенство и мирскую интеллигенцию своего народа.

«Из этого следует, — заключали дальше вожди молодорусинов, — что для спасения нашей национальности нам необходимо войти в соглашение с поляками и венским правительством. Однако и поляки, и венское правительство требуют, чтобы мы встали на позицию племенной и литературной отдельности малорусского народа. Не выполнив этого требования, о каком-нибудь сближении с ними и говорить нельзя. Впрочем, какая нам польза от провозглашения литературного и национального единства всей Руси? Яков Головацкий, считаемый у нас „москалем“, не был принят на должность преподавателя университета в России, несмотря на его учёность, ибо его укоряли в незнании литературного русского языка, обнаружив в его письме несколько ошибок. Ведь язык, на котором пишет старорусская партия, называют в России тарабарщиной, а мы не знаем русского так, как Головацкий. Нас ещё хуже станут порицать за наш язык. Если от нас требуют переменить наш литературный язык, чтобы его отдалить от великорусского, и немного исправить наше правописание, то без опасения для нашего народного существования мы можем удовлетворить это требование, ибо, окрепнув политически и материально, мы сможем восстановить чистоту языка и правильность правописания. Немножко извращенный язык не повредит мышлению, ибо математик мыслит на основании графических знаков, глухонемой на основании мимики. Отступление от исторических начал на поприще языка и правописания не задержит у нас прогресса, напротив, освободит нас от подозрений в тяготении к России и облегчит нам политическую деятельность. Наше дело — приобрести льготы для нашей национальности и, прежде всего, приняться за просвещение народа. Россия нам не поможет, мы можем рассчитывать лишь на собственные силы».

С этими взглядами не совсем соглашалась старорусская партия. «Мы не рассчитываем на помощь России, — возражали они, — и полагаемся единственно на собственные силы. Мы признаем также необходимость просвещения народа, но думаем, что это просвещение до тех пор не пойдет по правильному пути и не будет иметь успеха, покуда Галицкая Русь не добьётся равенства с поляками и не станет сама управлять своими литературно-научными и экономическими делами. Последнее осуществится лишь тогда, если Галиция будет разделена на две провинции, или, по крайней мере, русская народность будет иметь свою краевую школьную раду и свой краевой выдел. Проект молодо-русской партии заключает в себе, так сказать, совершенную подчиненность Галицкой Руси полякам, последствием чего может быть лишь постепенное ослабление русской стихии, ибо для поддерживания каждой национальности необходимы политические учреждения. Допустив единожды вмешательство политики в язык и правописание, следует наверняка приготовиться к тому, что от нас будут требовать перемен в языке и правописании до тех пор, пока наш язык не исчезнет. Мышление у молодого поколения может развиваться лишь на основании языка, отвечающего этимологическим правилам; при исковерканном языке наша молодёжь оглупеет. Но, несмотря на различия наших взглядов, мы будем поддерживать вас в стараниях добиться от поляков и правительства уступок для русской нации». Такие разговоры велись доверительно между представителями обеих партий. И те, и другие были вообще в своих сообщениях осторожны и эту осторожность соблюдали даже в приватных письмах, будучи уверены, что их письма просматриваются на почте.

Среди галицких поляков по отношению к галицко-русскому вопросу обнаружилось двоякое мнение: одни утверждали, что всякая уступка для Руси выйдет в пользу России, другие же советовали смягчить Русь и сдружиться с нею. К последним принадлежали князь Лев Сапега и Адам Потоцкий, вожди двух главных польских партий [138,1885]. Все без исключения поляки требовали, чтобы галицкая Русь признавала свою национальную отдельность от великороссов.

Желая добиться уступок для Руси, Лавровский обращался к венскому правительству, ко Льву Сапеге и Адаму Потоцкому. Наши люди думали, что последние стоят во главе двух тайных польских правительств. Лев Сапега и Адам Потоцкий, в сношениях с Лавровским, по-видимому, руководствовались осторожностью, ибо не сообщались с ним прямо, а использовали в качестве посредника историка Бернарда Калицкого [138,1885,560]. Биограф Калицкого передает, что посредством Калицкого выбор кандидатов на русские епископские кафедры перешёл к влиятельным польским лицам, а с другой стороны Калицкий доставлял русинам указания и «предостережения», даваемые этими лицами [138,1885,561]. Ходатайство о русском епископстве могло относиться лишь ко времени, когда уже умерли митрополит Литвинович и перемышльский епископ Фома Полянский (1869г.).

Полагая, что путь к примирению обеих народностей уже проложен, Лавровский 27 октября 1869 г. выдвинул в львовском сейме новый проект. В основание его были положены принципы примирения поляков с русскими, принятые ещё в 1848 г. на славянском конгрессе в Праге. Пражский договор поляков и русинов состоял из следующих пунктов:

1) Уряды сельских и городских громад употребляют в делопроизводстве язык большинства населения; однако каждому свободно писать в уряд на своём языке и требовать ответа на нём;

2) при замещении невыборных должностей поступать пропорционально к обеим народностям;

3) в смешанных округах чиновники должны владеть обоими краевыми языками;

4) в школе языком преподавания является язык большинства населения местности, но меньшинство может иметь свою школу;

5) в народных школах с польским языком преподавания русский язык, а с русским языком преподавания — польский язык является обязательным предметом изучения;

6) для поляков и русинов будут отдельные гимназии;

7) в лицеях и университетах будут читаться лекции на обоих языках;

8) русины, также как и поляки, будут иметь свою гвардию;

9) сейм будет употреблять в своих совещаниях и в делопроизводстве оба языка; центральное краевое управление будет с русским соотноситься по-русски;

10) сейм решит, является ли необходимым раздел Галиции на две провинции.

К этим пунктам Лавровский прибавил ещё требование, чтобы патронат польских помещиков над русскими церквями был устранен и в конце своей речи выразил желание, дабы польское большинство сейма не полонизировало и не деморализовало русинов.

Предложение Лавровского вначале нашло одобрение также у старорусской партии и таким образом ему удалось объединить всех русских в Галиции для общей политической акции. Это было время, когда Бейст думал о союзе с Францией, направленном против Германии и России и настаивал по этой причине на удовлетворении требований Руси. Вследствие этого сейм воззвал краевой выдел создать отдельную комиссию, составленную из поляков и русинов для согласования позиций и нахождения точек примирения между обеими народностями. Краевой выдел исполнил данное ему поручение, создав 19 ноября 1869 межнациональную комиссию из 15 членов, в состав которой вошли следующие русины: Юлиан Лавровский, Василий Ильницкий, Антоний Петрушевич, Феофил Павликов, Исидор Шараневич, Корнилий Сушкевич и Анатолий Вахнянин [47,1870,147]. Работа комиссии шла медленно, ибо поляки не хотели делать уступок в пользу Руси, несмотря на то, что русские члены комиссии признали галицко-русский народ принадлежащим к 15-миллионному самостоятельному малорусскому народу. Когда Франция потерпела поражение, и Бейст ушёл в отставку из министерства иностранных дел, комиссия прекратила свою деятельность, и результаты её совещаний были сданы в архив краевого выдела. Юлиан Лавровский умер в 1873 г., и в нём пал столп оппортунистической политики молодорусской партии, стремившейся к сближению с поляками и приобретению таким путём выгод для Галицкой Руси на национальном поприще. Между молодорусинами не было человека, который смог бы продолжить дело примирения.

Политически дела Галиции, после упрочения конституционного образа правления, устроились следующим образом:

Избирательное право Австро-Венгрии отдавало курии крупного землевладения несоразмерно большое количество депутатских мест, и галицкий сейм в большинстве своём стал польским. Вследствие признания польского языка официальным и введения его в средние и высшие учебные заведения, Галиция получила характер польской провинции. На страже польскости Галиции стоял министр по делам Галиции в Вене. Такого рода преимущества польского народа не были обозначены никаким основным законом, т. е. политико-правовым актом, а лишь основывались на простых распоряжениях императора и правительства и могли быть легко отменены. Поэтому для поляков было чрезвычайно важно получить максимум мест при выборах в венский парламент, чтобы сохранять в нём самое сильное положение, с которым бы каждое правительство вынуждено было считаться. Ослабление положения поляков в венском парламенте повлекло бы за собой ослабление польской гегемонии в Галиции. Поэтому польские избирательные комитеты охотнее допускали русских депутатов в сейм, чем в венскую державную думу.

Русский народ напрасно ссылался на 19-ю статью основного закона от 21 декабря 1867 г., гарантирующую свободное развитие каждой национальности. Предписания этой статьи могли бы осуществиться в отношении к русской народности лишь в том случае, если бы были заведены отдельный русский краевой выдел и отдельная русская школьная краевая рада. Так как повсюду в мире одна национальность старается распространиться и усилиться за счёт другой, особенно если ей не ставится никаких преград, то в Галиции вполне естественно поляки должны были воспользоваться своими преимуществами в ущерб русскому населению, не защищаемому никакими преградами от притязаний другого народа.

Поляки отпраздновали свою победу торжественной годовщиной люблинской унии в 1869 г.

Существование русского народа в Галиции не возможно отрицать. В пользу его национальности существовали некоторые императорские и министерские распоряжения. В правительственном распоряжении от 5 июня 1869, вводящем польский официальный язык в Галиции, в §. 5 оговорено, что прежние предписания относительно переписки государственных властей и судов с местными властями, корпорациями и громадами не должны нарушаться. К тем давнишним предписаниям в пользу русской национальности можно отнести:

1) распоряжение правительства от 20 декабря 1859 г., в силу которого громадский начальник может по своему выбору употреблять в делопроизводстве польский, русский или немецкий языки и на одном из них переписываться с властями;

2) распоряжение министерства юстиции от 9 июля 1860 г., в силу которого суды первой инстанции должны принимать прошения и донесения приватных лиц также на русском языке, писать на нём протоколы, вести следствие и издавать решения. Громады могут переписываться с судами по-русски. Такой же приказ издало министерство 12 декабря 1860 г. и 23 ноября 1861 г. для высшего краевого суда во Львове;

3) императорское постановление от 10 апреля 1861 г., согласно которому в письмах к правительственным властям и судам дозволено было употреблять русские буквы; однако правительственные власти и суды в своих русских ответах и решениях могут употреблять русское или латинское письмо.

Пользуясь последним пунктом названного императорского распоряжения, административные власти и суды Галиции в ответах на русские письма употребляли латинское письмо. Наместник Голуховский отдельным распоряжением даже запретил подведомственным себе властям в ответах на русские просьбы и жалобы употреблять русское письмо.

4) Распоряжение министерства юстиции от 11 августа 1869 г, в силу которого объявления в судебных зданиях в восточной Галиции должны быть на польском и русском языках; судебные разбирательства русских сторон должны происходить на их родном языке; решения судов должны быть на том же языке, на котором внесена жалоба или просьба; архивные выписки и обращения к русским сторонам должны даваться на их родном языке.

В школьной области Галицкая Русь имела причины для беспрестанных жалоб. Артикул III-й краевого школьного закона от 22 июня 1867 г. предписывал, дабы в каждой народной школе, в которой часть учащейся молодёжи употребляет русский, часть — польский язык, тот язык, который не являлся языком преподавания, был обязательным предметом изучения. На основании этого артикула русские школы были полонизированы, ибо во многих селах восточной Галиции нашлось несколько исповедников латинского обряда, признанных поляками и имевших детей в школе. Школьная власть настаивала на том, дабы в такой школе вся молодёжь владела польским языком, и по этой причине учителя были вынуждены оставлять значительное количество учебного времени за польским языком, с ущербом для общего образования молодёжи. В 1876 г. было 1340 народных сельских школ с русским языком преподавания, но среди них лишь 85 чисто русских. В прочих учителя обязаны были привить молодёжи совершенное знание польского языка. Данный артикул оказался вредным для общего народного образования, и представители Галицкой Руси беспрестанно требовали его отмены, но напрасно. Таким образом, русские народные школы оставались лишь на бумаге русскими, в действительности же они были польскими.

Последствия такого школьного порядка стали ощутимыми уже сегодня. Грамотные крестьяне и крестьянки русской части Галиции пишут письма на исковерканном польском языке, ибо по-русски мало знают; молодые парни, служащие в армии, весьма часто переписываются с родителями по-польски, так как по-русски писать почти не умеют. На основании закона от 18 мая 1871 г. учительские семинарии восточной части Галиции должны быть утраквистичны[181], т. е. школьные предметы должны там преподаваться на обоих краевых языках. Школьная краевая рада, видя затруднения в исполнении такого предписания, распорядилась, чтобы учителя в мужских семинариях по физике, естествознанию, математике и методике использовали русскую терминологию и позволяли русским ученикам иногда при повторении пройденного употреблять русский язык. В женские семинарии русский язык не был допущен даже в таких размерах. На запрос русских депутатов по этому поводу правительственный комиссар ответил на заседании сейма от 5 октября 1871 г., что в львовской женской семинарии на 99 учениц есть лишь 6 греческого обряда, но и те не знают по-русски.

Народные учителя в своих служебных отношениях попали в совершенную зависимость от краевой и от окружных школьных рад, получивших польский характер. Хотя местные школьные рады сохранили за собой право назначать учителей для своих школ, но краевая школьная рада могла их не подтвердить и в любое время перевести в другое место или уволить.

Русский народ получил лишь одну гимназию с русским языком преподавания (русскую академическую во Львове), преобразованную законом от 31 марта 1873 г. из четырехклассной в восьмиклассную. На основании этого закона, принятого сеймом, при других польских гимназиях могли открываться русские параллельные классы, если этого требовали родители, по крайней мере, 25 учеников. Но родители русских учеников не могли воспользоваться этим постановлением, ибо в случае уменьшения числа учеников русский параллельный класс закрывался, и ученики должны бы были из русского преподавания перейти на польское. В Перемышле был один случай, что действительно родители 25 учеников требовали русской параллели, но она не была открыта, так как краевая школьная рада не дала на это своего разрешения.

По императорскому декрету от 23 марта 1862. во Львовский университет в 1864 г были приняты два преподавателя юридического факультета в должности суплентов, один по гражданско-судебной процедуре, другой — по уголовному праву. На богословском факультете была русская кафедра лишь для пастырского богословия. После отставки Якова Головацкого в 1868 кафедру малорусского языка на философском факультете получил А. Огоновский, который, желая избежать судьбы Головацкого, боязливо избегал всего, что могло дать повод заподозрить его в русофильстве. В своих, с большою прилежностью составленных сочинениях он беспрестанно демонстрировал «окремешность» (отдельность) малорусского народа, попадая при этом в противоречие с историей и логикой.

Чиновников и учителей, которые на родине могли действовать в пользу русского народа, стали переводить в западную, мазурскую часть Галиции, где они, находясь под строжайшим надзором, были поставлены в такие условия, что их сношения с восточной Галицией встречали всякого рода препятствия.

Если прибавить к этому, что краевые фонды попали в полное распоряжение польского сеймового большинства, и униатское духовенство всецело зависело от польских помещиков, то видим, что поляки (собственно, польская шляхта и латинское духовенство) определяли экономическое, социальное и умственное состояние галицко-русского народа. Новая конституция поставила Галицкую Русь в худшее положение, нежели оно было при Шварценберг-Баховской системе. Неудивительно поэтому, что впоследствии львовский сейм и венская державная дума сделались ареной беспрерывных сражений между поляками и русскими.

Конституция подняла значение еврейства как в Галиции, так и во всей Австрии. До сих пор для жидов существовали ограничения в гражданских правах. По основным законам от 1867 г. они получили в Австрии (в Венгрии ещё раньше — в 1862 г.) полное равноправие с христианами, т. е. право владеть любым движимым и недвижимым имуществом и занимать любые военные, гражданские и судебные должности. Этому государственному закону противоречили, однако, статуты галицких городов и громадский закон от 1866 г. Так, например, на основании статута города Львова от 1850 г. евреи в городской думе могут составлять лишь одну шестую часть участников рады. Громадский закон от 1866 г. определял, что начальником громады должен быть христианин и две трети членов громадской рады должны быть христианами. По требованию правительства предписания, ограничивавшие гражданские права евреев, были отменены сеймом, и евреи могли быть членами громадских рад без ограничения и также быть начальниками громад.

Основным занятием евреев, кроме торговли, были также денежные сделки. В этом отношении большую выгоду предоставил евреям державный закон от 14 июня 1868 г., устранивший прежние постановления уголовного права о лихве и давший неограниченную свободу денежным операциям. Кредитор мог произвольно назначать размер процента и конвенцийных санкций[182] в случае нарушения срока уплаты. Вследствие безденежья, господствовавшего тогда в Галиции, а также недостатка кредитных учреждений, неграмотности и легкомыслия народа, лихва разрослась здесь до ужасающих размеров. Так, например, лихварь, давая крестьянину 80 зр. пожички, оговаривал себе кроме 100−120%, ещё конвенцийную кару 10 зр. за каждый просроченный при возврате долга месяц. Высокие проценты и конвенцийные санкции разоряли особенно галицких крестьян. Мазурский депутат латинский священник Стемпек в сейме в 1874—1876 гг. добивался восстановления постоянного кредитного процента.

В Угорской Руси конституционная жизнь вначале оживила русско-национальную жизнь. В Ужгородской (унгварской) духовной семинарии ещё с 1867 г. господствовал русский дух. С 1860 г. русская молодёжь стала выписывать из Липска русские книги (Гоголя, Пушкина, Грибоедова, Хомякова) и читала «Братское приветствие русского слепца Григория Ширяева близким сердцу единоплеменным славянам» (СПб. 1864)[183]. Читая произведения русских писателей, молодёжь убедилась, что великорусский язык есть её язык. Тогдашнее мукачевское епархиальное начальство запретило окружным письмом чтение «Слепца». По настоянию пряшевского каноника Александра Духновича пряшевский епископ Иосиф Гаганец обратился к мукачевскому епископу Василию Поповичу с предложением основать литературное общество св. Василия, но основано оно было только в 1866 г., уже после смерти Духновича. Его целью было издавать учебники для народных школ и распространять полезные книги для чтения. На первом общем собрании председателями общества были избраны А. И. Добрянский и И. Раковский. В Ужгороде был образован также клуб «Русская Беседа». После водворения дуализма, венгерский сейм принял сходные с австрийскими основные законы, обеспечивающие неприкосновенность личности, имущества и уравнивающие в правах все национальности, вероисповедания и сословия. Венгерское правительство распорядилось, чтобы в ужгородской восьмиклассной гимназии по-русски преподавались Закон Божий, русская грамматика и всемирная история, в пештском же университете была учреждена кафедра русского языка и словесности. Угорские русские стремились создать мирскую интеллигенцию, недостаток которой они сильно чувствовали, и по этой причине в мукачевской епархии с І861г. выдавали стипендии слушателям юридического и медицинского факультетов.

Мадьяры до тех пор не выступали открыто против угро-русской народности, пока видели в её среде общее согласие и единство стремлений. Разрушение этого единства было главной целью мадьярских лидеров, и для этой цели они избрали себе орудием епископа Стефана Панковича.

Стефан Панкович, сын священника из села Велятина, земплинского комитата, по окончании ужгородской духовной семинарии, стал домашним воспитателем сыновей графа Накова. Он много путешествовал, и затем был рукоположен в пресвитеры епископом Василием Поповичем. Не добившись, как желал, места при консистории, возвратился опять к графу Накову в качестве домашнего учителя. Мадьярские правители, заметив слабую сторону Панковича, назначили его после смерти Василия Поповича мукачевским епископом.

Заняв новую должность, Панкович тотчас принялся за дело, порученное ему мадьярским правительством. Уже его инсталляция[184] была великолепным праздником; после неё званные обеды шли безостановочно. Панкович приглашал на них сельских священников, не скупился на изысканные блюда и отличные вина. На каждом обеде произносились речи на тему мадьярского патриотизма и тосты: «Да здравствует мадьярское отечество…»

Для привлечения духовенства на свою сторону он не забывал о свойственном католическому духовенству качестве — честолюбии. Панкович стал раздавать различного рода отличия, как принятые в католической церкви, так и придуманные им самим. Одному дал фиолетовый нашейник (collare), другому красный пояс, третьему — капральский шнурок на шапке. Титулы крылошан, советников и т. д. сыпались во все стороны. Кто держал его сторону, тот получал лучший приход. Покровительствуемые епископом священники влекли за собою длинный ряд сродников, и Панкович вскоре добился того, что имел за собою сильную партию среди духовенства. Мукачевская епархия распалась на три партии: сторонников владыки, народолюбцев и нейтральных («благих Никодимов»[185]). Сторонники владыки ругали Москву, схизму, называли народолюбцев московскими шпионами, побирающимися рублями и т. д. Против вождей народного движения, таких как А. И. Добрянский и его сторонники, начались интриги; о них распространялись самые нелепые слухи, чтобы обесчестить их в глазах населения.

Видя успех начатого дела, Панкович приступил к борьбе с национальным духом в Угорской Руси и, прежде всего, старался уничтожить Общество св. Василия — центр венгро-русской духовной жизни (приводимые события живо напоминают нам новейшие эпизоды из нашей галицко-русской народной и церковной жизни. Прим. автора). Приверженцы епископа пустили в ход обвинение Общества в панславизме. Сам Панкович 18 сентября 1869 г. сделал выговор депутации Общества за то, что оно вмешивается в политику, что не проникнуто духом католической церкви, что мало издало книг для народа, что не издаёт никаких мадьярских книг, употребляет «московский» язык и проч. Мадьярское министерство просвещения и вероисповеданий также сделало Обществу выговор, что между ним (Обществом) и епископом существует несогласие. Министерство требовало, чтобы Общество подчинялось воле епископа. В кругу своих доверенных Панкович восставал против обрядов восточной церкви, её постов и т. д.

Тогда же в Венгрии возник вопрос о церковной автономии. В Пеште под председательством венгерского примаса Иоанна Симора собрался церковный конгресс, состоявший из посланников всех епархий, как духовного, так и мирского сословий. Этому конгрессу предстояло определить способ управления римско-католической церковью и соединенных с нею униатов. На конгресс явились также представители двух угро-русских епархий в количестве 13 человек. Из них семь принадлежало к народной, а шесть — к епископской, склонной к латинству, партии. Народную партию составляли миряне из пряшевской епархии Адольф Добрянский, Антон Рубий и Юлий Фаркаш, миряне мукачевской епархии Евгений Попович, Эммануил и Павел Грабари, а также Михаил Молчан, священник мукачевской епархии.

Между епископом и семью народными представителями возникла отчаянная борьба. Народные депутаты защищали условия унии от 25 апреля 1649 г.[186] (неприкосновенность восточного обряда, избрание епископов духовниками епархии с последующим утверждением его папой, уравнение униатской церкви в правах с латинской) и требовали созыва отдельного угро-русского церковного конгресса, составленного из мирян и духовных лиц, который определил бы интересы русско-униатской церкви в Венгрии.

Панкович воспротивился этому требованию. 9 января 1871 г. он созвал в своей резиденции своих приверженцев (96 человек, духовных и мирских) и назвал эту сходку «народной конференцией». Вообще Панкович клялся, что действует для блага народа, и свою деятельность называл «народной». На конференции первым выступил Управляющий государственных имений Юрий Маркош. Он порицал и осуждал поведение семи русских представителей, приверженцев автономии, на пештском конгрессе и в конце сказал: «Верники мукачевской епархии не желают автономии и противятся всякому русскому панславизму». Несмотря на речь Юрия Негребецкого, защищавшего народных представителей, конференция решила отказаться от автономии угро-русской церкви. Между угро-руссами возник открытый раздор: в адресах к церковному конгрессу одни стояли за решение конференции Панковича, другие — за позицию сторонников автономии.

17 марта 1871 католический конгресс в Пеште решил отказать угро-руссам в церковной автономии. В его заседаниях уже не принимали участия депутаты, требовавшие отдельного угро-русского церковного конгресса.

Угро-русские патриоты хотели основать в Ужгороде Народный Дом по образцу львовского Народного Дома и собрали с этой целью 5492 гульденов, из которых за 3700 зр. уже купили небольшой дом. Панкович объявил притязания на этот домик под предлогом, будто он находится на месте, принадлежащем ему, и продал дом. Вообще ІІанкович подавлял всякое русское движение. В 1871 г. он запретил духовенству подписываться на газету «Свет»[187] и довёл дело до того, что деятельность Общества св. Василия была парализована. Оставшиеся члены Общества были устранены от управления, и их место заняли такие, которые даже не умели читать по-русски (Юрий Маркош). Особенному гонению подвергнулся Адольф Добрянский, считавшийся вождем угро-руссов; его сын был избит гонведами, думавшими, что бьют отца[188].

Видя успех деятельности ІІанковича, мадьярское правительство предложило епископам реформировать письменность русинов путём замены русских букв мадьярскими. Но епископы не советовали идти на такую радикальную меру. Тогда правительство последовало примеру галицких поляков и решило использовать украинофильство для дальнейшего ослабления угро-руссов. Профессору славянских языков пештского университета Ференцу (по происхождению хорвату) было поручено издавать для народных учителей газету на украинском наречии. Хотя «Газета для народных учителей»[189] рассылалась бесплатно, но народные учителя отсылали её обратно, ибо не понимали языка, на котором она печаталась. Через некоторое время выпуск газеты был прекращён.

Мадьярское правительство не отступало от своего намерения искоренить у угро-руссов «российский» язык. Впоследствии оно употребило для этого Владислава Чопея, поручив ему издавать учебники для народных школ на местных угро-русских наречиях. Язык этих учебников испещрён многими мадьяризмами, неизвестными в других частях Угорской Руси. В других своих сочинениях Чопей проводил мысль полнейшего подчинения угро-руссов мадьярам, т. е. мадьяризацию их, и при этом высказывал своё сочувствие украинофильству.

Так с 1870 г. началась мадьяризация угро-руссов. Студенты, получавшие русские стипендии, вступив в практическую жизнь, отказывались от своей национальности. Семинаристы и священники стали употреблять мадьярский язык. В народных школах стали учить по-мадьярски, а в церквях произносить по-мадьярски проповеди. В 1866 г. в четырех северо-венгерских гимназиях (Пряшев, Левоча, Ужгород, Подолин) было 286 русских учеников на 2.270 мадьярских, а в 1871 г. — лишь 131 русский и 4055 мадьяр. Впоследствии русские ученики средних учебных заведений стали, за редким исключением, сами себя признавать мадьярами [54; 11,1894].

Отрадные явления произвела конституционная эра лишь в Буковине, пробуждая тамошних русских к новой жизни. На политическом поприще в этой провинции сохранил свой прежний перевес немецкий элемент. Официальным языком и центральной и местной власти, а также учебных заведений остался немецкий. Но русский язык, наряду с немецким и румынским, был признан краевым, и на этом основании русские буковинцы могли его ввести, по крайней мере, в народные школы и добиваться дальнейших уступок для него. В Буковине появились два народных поэта Осип Федькович и Исидор Воробкевич (Данило Млака). Душой буковинско-русского движения был Василий Продан, основавший в Черновцах (в 1868 г.) литературное Общество «Русская Беседа». Когда в 1875 г. в Черновцах правительством был учреждён немецкий университет, духовная жизнь буковинских русских получила новый толчок. Но и здесь произошёл такой же, как в Галиции, раздор в среде русской интеллигенции. В 1877 г. священник Игнатий Онишкевич был назначен профессором малорусского языка и его литературы в Черновицкий университет. Перед получением кафедры он должен был стать украинофилом, так как, оставаясь сторонником общерусского языка, кафедру бы он не получил. С его пришествием малорусское сепаратистское направление стало распространяться и на Буковине. К нему присоединилось несколько чиновников и учителей, которые развивали это направление, поддерживаемое позднее также буковинскими поляками и их органом «Gazet-ой polsk-ой».

На основании статута от 26 февраля 1861 г. сейм княжества Буковины состоял из 30 депутатов: православного епископа, 10 депутатов из курии помещиков, 7 депутатов от городов и торгово-промышленной палаты и 12 депутатов сельских громад. Русские в наилучшем случае могли провести в него 6 депутатов из сельских громад, которые на решения сейма никак влиять не могли.

23 января 1873 г. православное епископство было возведено в степень митрополии, которой подчинили и православных Далмации. Таким образом, православные в Австрии были освобождены от зависимости от сербского патриарха. Как видим, введение дуализма повлияло также на организацию православной церкви в Австро-Венгрии.

Примечания:

[a] Так утверждал в 1865 г. Земялковский [152,1865,419]. Зыбликевич же в своей речи, произнесённой в сейме 12 октября 1868 г. [152,1868,882], считает размер расчетной индемнизации (возмещения) в 75.370.000 зр. Однако тот же Зыбликевич утверждает, что в 1868 г. индемнизации уплачено было 30.600.000 зр., а оставалось к уплате ещё 85.000.000 зр. Хотя Зыбликевич объясняет столь громадную сумму реституции тем обстоятельством, что к уплате приступили только в 1865 г. и помещикам начислили проценты от 1848 г. и проценты от процентов, однако и в таком случае реституцию в 85 миллионов удастся объяснить только, если поверить Земялковскому и признать индемнизационную сумму в 93 миллиона. Примечание автора.

[b] Заседания сейма 23 ноября 1865, 20 января 1866, 18 февраля 1866 [152].

[c] «От Львова. Погляд в будучность» (№ 59).

[d] Чем ближе мы приближаемся к новейшему времени, тем труднее становится задача историка, ибо он видит лишь явления, тайные же причины, произведшие их, по причине недостатка документов и верных свидетельств остаются для него закрытыми. Поэтому история новейшего времени может иметь лишь характер личных воспоминаний и соображений, опирающихся на личные наблюдения историка. Такой характер будет иметь нынешний рассказ о партийных отношениях галицкой Руси. Примечание автора.

[157] Рейхсрат (государственный совет нем.), австрийский парламент в 1848−51 гг. и 1861−1918 гг. Состоял из двух палат — палаты господ и палаты депутатов. Членами первой являются назначенные императором по праву рождения, занимаемой государственной должности и за заслуги перед государством лица, второй — избираемые по сложной системе гражданами (до 1873 г. назначались местными ландтагами) на 6 лет депутаты в количестве 420-ти (до 1896 г. — 353).

[158] В него входило 5 курий: крупных землевладельцев, жителей городов, торговых палат некоторых больших городов; сельских землевладельцев.

[159] Венгерский сейм, в котором главную роль играл Деак, в почти что ультимативной форме потребовал от императора личной, династической унии Венгрии с Австрией по формуле «два государства — один монарх», воссоединения земель Венгрии и восстановления революционных законов 1848 г. и отказался направить депутатов в имперский рейхсрат. В таких условиях венское правительство прекратило переговоры и вернулось к абсолютизму, распустив венгерский сейм.

[160] Германский союз (Deutscher Bund) — объединение 38 независимых монархических немецких государств и вольных городов по Венскому союзному акту 1815 г. Члены союза, оставаясь вполне независимыми государствами во внутренних делах, обязывались действовать сообща в делах внешних. Органом союзной власти служил составленный из уполномоченных от отдельных государств германский сейм, имевший характер постоянного международного конгресса. Прекратил своё существование в результате обострения внутрисоюзных отношений, приведших к Австро-Прусской войне 1866 г.

[161] Пропинация — исключительное право изготовления и продажи крепких алкогольных напитков на землях того или иного владельца

[162] Мазурская часть Галиции — собственно польская, западная часть провинции до реки Сана.

[163] Терно — право помещика, избирать настоятеля прихода из трёх кандидатов, предложенных ему духовной властью

[164] Субвенция — финансовое пособие государства местным органам на покрытие определённых расходов.

[165] «Мета» — ежемесячник украинофильцев-народовцев, выходил в Львове с сентября 1863 г. по ноябрь 1865. Печатался кулишевкой.

[166] Прусско-австрийская война 1866 года завершила в пользу Пруссии её борьбу с Австрией за главенство среди германских государств. Пруссия, заручившись поддержкой Италии, которой была обещана Венеция, заняла жесткую позицию в «шлезвиг-голштинском» вопросе, что и послужило ближайшим поводом к войне. 7.06.1866г. прусский генерал Мантейфель вступил в Голштинию, а через 10 дней прусские войска вторглись в Ганновер, Гессен и Саксонию.

Решительная победа в сражении 3 июля под Садовой в Чехии, в котором была разгромлена армия австрийцев и их германских союзников, вынудила Австрию искать перемирия, а ряд последующих побед прусской армии, несмотря на успехи австрийского оружия на итальянском театре войны в битве при Кустоцце, заставили Австрию принять продиктованные ей Пруссией условия мира, который и был заключён в Праге 23 августа 1866 г. Согласно Пражскому договору Австрия должна была отдать Италии Венецианскую область, уступить Пруссии свои права на Шлезвиг-Голштинию и уплатить 20 миллионов талеров контрибуции. Но главным итогом войны стало торжество политики Бисмарка: роспуск Германского союза и создание без участия Австрии т.н. Северо-Германского союза — прообраза будущей Германской Империи.

[167] Гаштейнская конвенция 1865 г. — договор о разделе полученных в результате датско-греманской войны 1864 г. в совместное владение Австрии и Пруссии приэльбских герцогств Шлезвига и Голштинии. По этой конвенции Шлезвиг попадал под прусское влияние, Голштиния — австрийское. Город Киль сделан союзной гаванью, а свои права на Лауенбург Австрия уступила Пруссии за 2,5 миллиона датских риксталеров. Конвенция, призванная предотвратить разрыв между ведущими германскими государствами, только отдалила начало войны между ними на год.

[168] Битва при Садовой в Чехии 3 июля 1866 г., в ходе которой прусская армия под командованием генерала Х. Мольтке-старшего разгромила австро-саксонскую армию генерала Л. Бенедека, потерявшую убитыми и раненными 23 тыс. чел., пленными — 21 тыс., почти 200 орудий, а прусская армия — 9 тыс. убитыми и раненными.

[169] Интерпелляция — депутатский запрос, требование представительного органа отчёта у исполнительных органов власти относительно какого-либо определённого факта внутренней или внешней политики.

[170] Золотая булла 1222 г., грамота венгерского короля Андрея II утвердила взаимные обязательства короля, магнатов дворян и населения, одна из первых европейских конституций.

[171] Странами короны св. Стефана обычно называют Венгрию и примыкающие к ней южнославянские земли, в начале XI века объединённые под скипетром Стефана, первого венгерского короля (см.)

[172] Вигами на политическом жаргоне традиционно называют сторонников либеральной партии Великобритании или либералов вообще.

[173] Русское население австрийской Галиции составляло во второй половине 19 века 2,5−3 мил. Под 15-ти миллионным народом имеются ввиду малороссы Российской империи.

[174] Союз трёх императоров — организованное в 1872 г. по инициативе канцлера Германии Бисмарка союзническое соглашение России, Австро-Венгрии и объединённой Германии, призванное, по мысли Бисмарка, укрепить легитимность и международное положение только что созданной Германской империи. После охлаждения русско-германских отношений в середине 80-х годов, на смену Союзу трёх императоров пришёл Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, инициировавший 1-ю Мировую войну.

[175] Аллокуция — обращение папы к коллегии кардиналов с речью по поводу какого-либо события.

[176] Провозглашён на Ватиканском соборе 1870 г. согласно этому догмату, Римский первосвященник, когда говорит с кафедры, определяет учение о вере или нравах, обязательное для всей Церкви, которое не подлежат изменению. Несогласных с этим новым догматом паписты подвергают церковному проклятию — анафеме.

[177] Станчики — польская аристократическая клерикальная партия в Галиции. Название получила от заглавия политического памфлета «Teka Stańczyka» (1869; Станчик — шут королей Александра Ягеллончика и Сигизмунда I-го), написанного профессорами Станиславом Тарновским, Иосифом Шуйским и др.

[178] В состав нового кабинета (от 25 ноября) вошли: Ауерсперг — министр-президент; Гольцгетан (а с 15 янв. 1872 — Депретис) — министр финансов; Лассер — внутренних дел; Глазер — юстиции; Штремайр — культа и народного просвещения; Банганс — торговли; Хлумецкий — земледелия; Горст — государств. обороны; Унгер — министр без портфеля.

[179] «Правда», научно-политический и литературный журнал украинофильского направления народовцев, выходил во Львове с разной периодичностью в 1867−80гг. Основан А. Конисским и П.Кулишем. В 1888 г. издание журнала было возобновлено под редакцией В. Антоновича и О. Конисского, как орган правого крыла народовцев, последователей «Новой эры».

[180] То есть в Мазурщину, польскую часть Польши. Под эту компанию попал и автор книги Ф.Свистун. В 1872, получив статус действительного учителя, молодой русский патриот был переведён из Львова в Ряшев, «на мазуры».

[181] От латинского выражения sub utroque specie — под обоими видами (из требования гуситов о причащении мирян). В педагогике утраквистой принято называть сочетание классической и реальной систем образования и вообще разрешение конфликта путём выполнения требований обеих сторон.

[182] Конвенцийные санкции — наказание, штраф за нарушение закона или договора действием, при котором сам договор сохраняет свою юридическую силу.

[183] «Братское приветствие русского слепца Григория Ширяева близким сердцу единоплеменным славянам». СПб. 1864, шифр РНБ 18.125.1.129

[184] инсталляция (введение в действие латин.) — поставление во епископа у католиков

[185] Никодим — тайный ученик Христа, почитавший Спасителя, но не желавший ссорится с влиятельными фарисеями. (Иоан.3:1)

[186] Угорские русины приняли унию только в 1649 г., когда иезуитам удалось склонить собор русского духовенства во главе с епископом Петром Парфением подписать документ об унии с Римом, но и после этого 416 церквей остались православными и только в 1690 г. мадьяры силой изгнали последнего православного епископа Мефодия из Мукачева.

[187] «Свет» — общественно-литературный еженедельник русофильского направления, издавался Обществом св. Василия Великого в Ужгороде в 1867−72 гг. под редакцией Ю. Игнатко, К. Сабова, В. Кимака и В.Гебея.

[188] В книге «Карпаторусские писатели» Ф.Ф.Аристова так описан этот эпизод:

«По наущению епископа Панковича в 1871 г., во время общего собрания членов Общества Василия Великого в Ужгороде, мадьярские гонведы напали на каляску, в которой ехал сын Адольфа Ивановича Мирослав Адольфович (†1898г. в Холме), и, получив на вопрос: „Кто идёт?“, ответ: „Добрянский“, вытащили юношу из коляски и нанесли ему несколько ударов саблями по голове, причинив глубокие раны, которые, окажись в коляске вместо 22-летнего юноши, 53-летний вождь угро-руссов, могли бы быть смертельными. Для угорских отношений характерно то, что совершённое средь бела дня это дикое, возмутительное преступление, осталось совершенно безнаказанным».

[189] «Газета для народных учителей» — официальное издание министерства просвещения Венгрии для русских закарпатских учителей. Выходила в Будапеште на мове в 1868−73гг.

Прикарпатская Русь под владением Австрии Глава 12

Прикарпатская Русь под владением Австрии

Глава 12