Священномученик Петр Григорьев

Священномученик Петр родился в мае 1895 года в семье личного дворянина, потомственного гражданина города Обоянь Курской губернии действительного статского советника Фёдора Григорьева, который служил наблюдателем за Курско-Орловским лесничеством. По окончании в 1916 году Курской духовной семинарии Пётр Фёдорович поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Во время февральской революции 1917 г. находился в Петрограде. В 1919 г. обвенчался с девицей Зинаидой Ивановной (1893г.р.), дочерью курского мещанина, и был рукоположен во иерея. С 1919 по 1930 год отец Пётр служил в Смоленской церкви Обояни. По свидетельству жены (в 1958 г.), во время гражданской войны, когда Белая Армия отступала из города, и некоторые из священнослужителей ушли вместе с белыми, отец Пётр остался в Обояни, заявив, что служит народу и поэтому остаётся с народом.

За время служения в священном сане отец Пётр приобрел широкую известность среди верующих и стал объектом пристального внимания сотрудников ОГПУ. Как и другие священнослужители он был лишён гражданских прав. В 1928 г. в семье отца Петра и матушки Зинаиды Ивановны родилась дочь Ольга, а поздним вечером 5 февраля 1930 батюшка был арестован Курским ОГПУ и заключён в Обоянский Домзак по обвинению в систематической антисоветской агитации и склонении крестьян не вступать в колхоз по статья ст.58−10 УК РСФСР .

Из показаний церковного сторожа сотрудники ОГПУ выяснили, что к отцу Петру часто приезжали крестьяне из соседних деревень, по разговорам, служили у отца Петра на дому молебны. Из других источников стало известно, что в квартире священника была устроена специальная молитвенная комната, где он часто служил молебны и читал акафисты. Некоторые из акафистов были составлены им самим.

Из обвинений: «Подследственный Григорьев — человек крайне антисоветски настроенный <…> Ведёт антисоветскую агитацию в открытой и скрытой форме, но в церкви во время проповеди он крайне осторожен и никогда ничего лишнего не говорит, потому что боится ареста».

В конце марта 1930 г. отец Пётр был переведён в Курский Домзак.

Верующие Оюояни обратились в Курское ОГПУ с «Заявлением-прошением»:

«…Верующие остались без служителя, нашего доброго человека. А другой священник, немощный старик более 80 лет, при старости своих лет не может исправлять обязанности служителя культа. При верующих хотя и есть прикомандированный священник, но мы его не желаем, и он один не в состоянии исполнять все требы… [О.Пётр] против Закона не учил, проповедей против Советской власти не говорил, а учил нас подчиняться власти. Был добрым человеком, помогал бедным и последнюю копейку отдавал неимущим. И для нас, верующих, он… является незаменимым наставником. Мы просим Окружное ГПУ сделать распоряжение об освобождении его из-под стражи с отдачей его нам на наше поручительство».

Под этим заявлением поставили подписи более трёхсот прихожан. 16 июня 1930 г. следствие по делу отца Петра было прекращено «за недостаточностью материалов для предания суду», и на следующий день, проведя в заключении четыре с половиной месяца, он был освобождён.

Вскоре после освобождения, 23 июня — в день празднования Курской Коренной иконы Божией Матери «Знамение», в Курске состоялась встреча отца Петра с архиепископом Курским Дамианом (Воскресенским). Вернувшись в Обоянь, отец Пётр рассказывал, что Владыка говорил ему о «терпении, терпении и терпении», а о сроке, до которого нужно терпеть — ничего не сказал, но это было и так ясно — надвигалась новая волна репрессий, во время которых «претерпевший же до конца, спасется» (Мф. 10.22). И архиепископ Дамиан, и священник Пётр сохранили верность Христу до конца своей жизни, претерпев мученическую кончину.

23 марта 1931 г. был арестован и заключён в Обоянский Домзак Обоянский благочинный отец Герман Руденко. Отец Петр ежедневно передавал арестованному собрату в тюрьму обеды. После ареста отца Германа владыка Дамиан принял решение официально не назначать благочинных, чтобы не «подсказывать» властям очередность арестов, а неофициально возлагать функции благочинных на наиболее способных к этому священников.

Отец Пётр, по поручению владыки Дамиана, взял на себя дополнительное послушание — выполнять неформальные функции благочинного. Его самоотверженное служение вызывало ненависть властей. Некоторые показания об оnwt Петре, данные впоследствии свидетелями по делу 1931−1932гг., дают довольно объективное представление о нём, как о любимом народом и ревностном пастыре:

«Григорьев пользуется авторитетом не только в городе, но чуть ли не во всём уезде. Говорил почти каждый день проповеди, касаясь безбожия соввласти и современной молодёжи. Убеждал молодёжь бросить свои убеждения и вспомнить о церкви».

«Ещё в ученические годы своим отчуждением от товарищей показывал себя каким-то особенным».

«Из всего духовенства наиболее способный и даровитый отец Пётр Григорьев, который может объединить массу на религиозной почве».

«Григорьев говорил: Люди, отвергшие Евангелие, ни на что хорошее не способны».

«Горожане и жители окрестных сел видели в Григорьеве чуть ли не праведника, человека святой жизни, который может разрешать разные житейские недоумения, и поэтому многие обращались к нему за советами. Всё это выдвигало Григорьева на первый план… Он был душой общества… Имел связи и знакомства в разных слоях общества: среди духовенства, деревенского населения, буржуазии и интеллигенции, на которую в особенности хотел влиять… Не оставлял без попечения и молодых людей, стараясь прививать им свои идеи и воззрения… В понедельник и пятницу к нему домой приходили и приезжали толпы окрестных крестьян с просьбой отслужить молебен, помолиться за болящих и пособороваться».

Батюшка любил природу, ценил искусство и сам обладал литературным талантом. Писал акафисты, составлял службы, молитвы и сочинял духовные стихи. Это притягивало к нему людей. Постоянным участником молитвенных собраний в доме отца Петра был друг его детства — Елена Владимировна Чекарн, учительница, дочь действительного статского советника.

«Григорьев относился с особым почтением к некоей старухе по имени Матрёна Гавриловна из села Зорино под Солнцево [речь идет о почитаемой в Курском крае старице Мисаиле (в миру Матрёне Гавриловне Зориной)], которая бывала у него несколько раз в Обояни и выдавалась им за святую и прозорливицу, способную предсказать будущее».

«О политических убеждениях Григорьева трудно что-нибудь сказать, так как он об этом вообще не любил говорить, отделываясь шуточками, балагурством… Внешне он всегда был строго лоялен… Конечно, трудно предположить, чтобы Григорьев, как и вообще все духовенство, чувствующее себя обиженным, относился сочувственно к власти».

В жизнеописании архиепископа Могилёвского священномученика Павлина (Крошечкина) упоминается «обоянский священник Григорий Петров, наделенный незаурядным поэтическим талантом», и что «им были составлены несколько акафистов, заупокойная служба и служба святому Павлину Ноланскому, небесному покровителю священномученика Павлина». Есть основания полагать, что здесь имеется в виду не Григорий Петров, а именно отец Пётр Григорьев.

17−18 октября 1931 г. в городе Обояни и Обоянском районе прошли массовые аресты верующих. Среди арестованных были священнослужители, псаломщики и миряне, — «церковники», то есть тех, которых объединяло одно — принадлежность к Церкви.

Отец Пётр был арестован на своей квартире по адресу ул. Володарского, 21. При аресте было изъято 158 церковных книг. Архиепископ Дамиан понял, что отец Пётр попал в руки ОГПУ надолго, и назначил в Смоленскую церковь нового священника — отца Поликарпа Корейшу, также вскоре арестованному.

20 октября 1931 г. чекисты возбудили уголовное дело по ст.58−10 УК РСФСР, по которому было арестовано сначала 18 человек, а в ноябре-декабре 1931 г., благодаря новой волне арестов, число обвиняемых увеличилось еще на 40 человек.

В процессе следствия 22 человека были освобождены, а 36 — осуждены. Всех проходивших по делу включили в придуманную чекистами обоянскую контрреволюционную церковно-монархическую организацию, руководителем которой был объявлен отец Петр Григорьев.

На допросе 23 ноября отца Петра обвинили в «устройстве к/р собрания в лесу».

Отец Пётр дал следствию объяснения:

«Когда, по сложившейся традиции, духовенство Обояни за неделю до Троицы освящало поля крестьян, во время освящения начался дождь, и все принимавшие участие в этом священнодействии укрылись от непогоды в ближайшем лесу, и, ожидая прекращения дождя, говорили о том, как заплатить государству новый налог — 200 яиц — и решили просить помощи у прихожан».

Отца Петра, как руководителя к/р организации, чекисты обвиняли в широких связях с контрреволюционным духовенством и монашеством, в сборе средств для заключённого Курского архиепископа Дамиана. Принуждая арестованных признать обвинения, к ним применяли пытки, пытались принудить их давать ложные показания друг против друга, признать задним числом существование к/р церковной организации.

По мысли сотрудников ОГПУ: «Сельские ячейки организации были связаны с местными священниками. Те держали связь с городскими священниками, в частности, со священником Григорьевым. Он, в свою очередь, общался с архиепископом Дамианом посредством почты и связных. Часто роль связного выполнял священник с. Каменка Василий Артамонов».

Из показаний арестованного иеромонаха Фоки (Антонова), которого чекисты принуждали признать обвинения в участии к/р организации и связи на этой почве с отцом Петром Григорьевым, отцом Василием Артамоновым и другими священниками Обояни:

«Простите, Вы ставите мне на вид мою связь с духовенством Обояни… На это я отвечу, что протоиерей Пётр Григорьев — мой приятель по школьной скамье, — и только. Таким же другом является и священник Василий Артамонов, у которого я за дальностью расстояний никогда и не был. Приезжая в Обоянь, я иногда заходил к Григорьеву обогреться и покушать…».

Обоянской «церковно-монархической организации» чекисты решили придать статус «международной», обнаружив, что иеромонах Фока в 1920-е годы получал письма из Лондона от епископа Русской Зарубежной Церкви Николая (Карпова), подвизавшегося когда-то в Обояни (где они с иеромонахом Фокой и познакомились) и эмигрировавшего из России в период Гражданской войны, а протоиерей Пётр Григорьев знал об этих письмах из Лондона.

Сотрудники ОГПУ устраивали арестованным священникам провокации. Одному из обвиняемых они говорили, что другой обвиняемый якобы признался в совершении того-то и того-то, а потом уже вкладывали в уста первого обвиняемого свои собственные слова.

Отцу Петру Григорьеву на допросе следователи приписали то, что якобы он на предыдущем допросе говорил, что иеромонах Фока был связным между Курском, Рыльском и Обоянью. Отец Пётр ответил:

«Я не говорил об этом, а это мне на предыдущих допросах сообщили, что „отец Фока сам признался, что был связным“. Самому же мне об этом об этом ничего не было известно».

В протоколах допросов до 19 декабря 1931 г. содержатся якобы признания отца Петра о причастности к мифической к/р организации, но это — фиктивные признания, отец Пётр не признавал себя виновным.

На допросе от 19 декабря 1931 г. следователи сообщили отцу Петру Григорьеву, что якобы протоиерей Василий Бородин признался, что был им завербован в организацию. На это отец Пётр ответил: «Я не мог вербовать Бородина, так как сам был не завербован».

Следствие затягивалось, и помощник уполномоченного 3-го СПО Курского Оперсектора ПП ОГПУ по ЦЧО просил о продлении сроков ещё на два месяца. 17 декабря 1931 г. в Воронеж из Курска работники ОГПУ отправили секретное сообщение: «Дело следствием форсируем» и действительно, не особо утруждаясь доказательствами, чекисты сфабриковали обвинительное заключение на отца Петра Григорьева:

«Руководитель контрреволюционной организации, имел широкие связи с контрреволюционным духовенством и монашеством. Имел через своих связистов нелегальные связи с отдельными ячейками к/р организации, расположенными как в Обояни, так и в Обоянском районе. Устраивал нелегальные собрания, участвовал на нелегальных заседаниях руководителей организации в Курске, на которых посылал отдельных членов организации в сёла с целью сбора пожертвований. Собранные деньги периодически посылал руководителю организации архиепископу Курскому Дамиану. От архиепископа Дамиана через связистов: ктитора кладбищенской церкви Кофанова и священника Артамонова Григорьев получал директивы и инструктаж для дальнейшей к/р работы».

Виновным себя батюшка в предъявленном ему обвинении не признал.

Когда отец Пётр был под стражей, вместе с другими 35 обвиняемыми по Обоянскому делу 1931−1932гг., он был привлечен по ещё одному групповому делу — делу «Ревнителей Церкви», по которому ему было предъявлено обвинение как активному участнику к/р организации «Ревнителей Церкви». В деле «Ревнителей Церкви» имеется копия обвинительного заключения по Обоянскому делу Д. П-12 372, явившегося «прологом» к этому делу.

Было составлено новое обширное обвинение на многих листах. Из части обвинения, касающейся отца Петра Григорьева: «Успехи на фронте социалистического строительства в городе и в деревне значительно уменьшили влияние церкви на верующие массы. Духовенство, увидев в этом свою неизбежную гибель, стало группироваться вокруг священника Петра Григорьева, который объединил вокруг себя наиболее реакционные элементы церковников… Как установлено следствием, вдохновителем созданной контрреволюционной организации был архиепископ Дамиан. Перед ним Григорьев отчитывался о положении в организации и от него же… получал указания в дальнейшей контрреволюционной деятельности».

26 декабря 1932 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР приговорило отца Петра, как одного из активных участников к-р организации «Ревнители Церкви», к 10 годам заключения в концлагере .

Всё время следствия отец Петр находился под стражей в строгой изоляции. В тюрьме у него началось острое желудочное заболевание. Отбывать наказание больного батюшку отправили в Беломоро-Балтийский концентрационный лагерь, указав в сопровождающих документах: «Держать в строгой изоляции. Вербовке не подлежит». Несмотря на запреты, в лагере батюшка общался с другими репрессированными священниками и мирянами, наставлял, находил возможность причащать и совершать водосвятие, служил на Пасху. Первое время пребывания отца Петра в заключении матушка Зинаида Ивановна получала от него письма.

В январе 1937 года заключённого отца Петра Григорьева перевели в Угличское отделение Волжского концентрационного лагеря. В лагере он работал чертёжником при начальнике работ 7-го строительного участка. Из характеристики на з/к Григорьева П.Ф.: «…Проявил себя только с отрицательной стороны, как лодырь-дезорганизатор, в быту ведет себя плохо, лагрежим не соблюдает, в культмассовой работе не участвует, на производстве не дисциплинирован».

В 1937 году безбожные власти решились на массовое уничтожение духовенства и верующих, надеясь таким образом скорее построить вожделенный ими коммунизм. 14 сентября 1937 г. отец Пётр был арестован в лагере по групповому делу священника Глеба Апухтина, Петра Григорьева и др., Волголаг, 1937 г. В состряпанном «для порядка» обвинительном заключении чекисты написали: «Во время пребывания в Волголаге являлся руководителем к/р церковно-монархической организации, систематически проводил среди заключённых контрреволюционную агитацию. Распространял контрреволюционные листовки среди заключенных… В группе с другими з/к, в т. ч. со священниками Истоминым, Ильиным и др. нелегально организовывал коллективное чтение молитв, для этой цели соблюдал религиозные обряды, как-то: причастие, исповедование и т. д.»

На допросах отец Пётр держался удивительно твёрдо, не упоминая никого из знакомых лиц. Все приписываемые ему обвинения в контрреволюционной деятельности он категорически отверг и сказал: «Я христианин, верую в Бога и проповедую исповедание христианского направления».

22 сентября Тройка при УНКВД СССР по Ярославской обл. приговорила исповедника к высшей мере наказания — расстрелу. На следующий день отец Пётр был расстрелян и похоронен на общем лагерном кладбище.

Матушка Зинаида Ивановна при своей жизни так и не смогла узнать о расстреле мужа. При пересмотре дела 1931−1932гг. 29 апреля 1958 г. в «органы», она заявила: «За что осудили мужа — не знаю. За годы совместной жизни с ним я ничего отрицательного за ним не замечала. Вопросами политики он не занимался и, на мой взгляд, к советской действительности был лоялен. Во всяком случае, я никогда не слышала со стороны мужа каких-либо высказываний против Советской власти. Он был человеколюбив, бескорыстен, честен». В 1958 г. приговор от 1932 года был оставлен без изменения.

Священномученик Петр прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г.

База данных «Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века» ПСТГУ