Священномученик Августин (Беляев), архиепископ Калужский, преподобномученики Иоанникий (Дмитриев), Нифонт (Выблов), священномученики Иоанн Сперанский и Борис Семенов, мученики Александр Медем, Алексий Горбачев, Николай Смирнов, Аполлон Бабичев, Михаил Арефьев, мученицы Феоктиста Ченцова, Анна Остроглазова и Ольга Масленникова

Священномученик Августин (в миру Александр Александрович Беляев) родился 28 февраля 1886 года в селе Каменка Юрьевецкого уезда Костромской губернии в семье протоиерея Александра и его супруги Евдокии. У них было пятеро детей, и Александр был самым младшим. С детства в нём обнаружился глубокий, благочестивый настрой и проявилась искренняя любовь к храму. Владыка впоследствии рассказывал, что когда ему было шесть лет, родители не взяли его на Пасхальную службу, и он убежал из дома и спрятался на хорах в храме, и там за поздним часом уснул. После службы родители пришли домой и тут обнаружили, что сына нет дома. Когда Александр был ещё подростком, в дом к родителям ходил странник, которого многие почитали за благочестивую и праведную жизнь и который не раз, обращаясь к мальчику, называл его архиереем.

По окончании Кинешемского духовного училища Александр поступил учиться в Костромскую Духовную семинарию, а затем — в Казанскую Духовную академию, по окончании которой в 1911 году он был направлен преподавать русский язык и литературу в Пензенское епархиальное женское училище. Впоследствии он стал также преподавать и в мужском учебном заведении Пензы. В дневнике он в то время писал о себе: «Я не интересуюсь карьерой и положением в обществе и часто бываю, вопреки пословице, один в поле воин… Патриархальный уклад семейной жизни отца внедрил глубоко в моём сознании нравственную ответственность за каждый шаг. Вот почему я, учитывая себя, делаю учёт и другим. И от степени требовательности к себе, зависит требовательность моя и к другим…»

В 1913 году он принял решение жениться на горячо полюбившейся ему девушке Юлии, ученице старшего класса епархиального училища. Она была дочерью священника Александра Евлампиевича Любимова. Во время гонений на Церковь в начале двадцатых годов он был арестован и умер в ссылке.

Перед венчанием Александр приехал домой к родителям, и его встретил тот же самый благочестивый странник и, приветствуя его, сказал:

— Ну, здравствуй, Саша-архиерей.

— Ну какой же я архиерей, у меня невеста, — ответил тот.

— А всё-таки архиерей! — не согласился с ним странник.

В 1914 году у Александра Александровича и его жены Юлии родилась дочь Юлия, а в 1919 году — вторая дочь, Нина.

Начались гонения на Русскую Православную Церковь. Александр Александрович стал старостой в храме, явившись неустрашимым защитником православия против раскольников, организовавших в Пензе так называемую «народную церковь», которую возглавил лишённый архиерейского сана Владимир Путята. За свою активную церковную деятельность Александр Александрович в 1920 году был арестован Чрезвычайной Комиссией города Пензы и провёл в тюремном заключении полтора месяца.

22 июня 1920 года скончалась от скоротечной чахотки его жена Юлия, и он остался один с двумя сиротами — шести лет и младенцем девяти месяцев от роду, которых ему помогала воспитывать няня Анисия Ефимовна — неграмотная, но глубоко верующая женщина. Анисия Ефимовна происходила из семьи пензенских крестьян. Мать её работала сиделкой в больнице. После перенесённой в детстве болезни девочка стала рябой, и отец не любил её за это. Отец пил, и когда напивался, бил девочку за то, что она рябая, и мать прятала её на чердаке. Однажды случился пожар, отец побежал тушить, напоролся ногой на ржавый гвоздь, у него сделалось заражение крови, от которого он и скончался. Мать, оставшись одна, отдала Анисию в прислуги в семью врачей. Затем она попала к Александру и Юлии, когда те только что поженились, и воспитывала всю жизнь их детей.

28 августа 1920 года Александр Александрович был рукоположен в сан священника. В 1922 году Пензенская ЧК снова арестовала его и продержала в заключении около трёх месяцев. Выйдя из тюрьмы, он с детьми переехал на родину в город Кинешму, где стал служить в одном из городских храмов. Его самоотверженное, подвижническое пастырское служение вскоре сделали его известным не только среди православных города Кинешмы, но и во всей Иваново-Вознесенской епархии. Верующие полюбили пастыря, который откликался на всякую просьбу о помощи. Было видно, что, несмотря на своё затруднительное семейное положение, он всего себя отдал на служение Богу и Его святой Церкви.

Вскоре отец Александр был возведён в сан протоиерея.

В 1922 году возникло обновленческое движение, которое в 1923 году достигло большого размаха; благодаря энергичной поддержке безбожной власти, большинство храмов в Иваново-Вознесенске были захвачены обновленцами. Епископ Иваново-Вознесенский Иерофей (Померанцев) отпал в обновленчество, а викарный епископ Кинешемский Василий (Преображёнский) был арестован властями. 14 сентября 1923 года в Покровском кафедральном соборе в Иваново-Вознесенске состоялось собрание представителей одиннадцати православных религиозных общин города, съехавшихся для обсуждения вопроса о приглашении православного епископа на свободную архиерейскую кафедру. Собрание единогласно постановило: «принять кандидатуру протоиерея Александра Беляева, проживающего в городе Кинешме, временно, впредь до возвращения епископа Василия и просить Патриарха Тихона посвятить протоиерея Александра Беляева на просимую должность». «Согласно означенного постановления, — писалось в ходатайстве собрания Патриарху, — просим Ваше Святейшество благословить наше общенародное избрание протоиерея Александра Беляева во епископа города Иваново-Вознесенска и совершить над сим народным избранником хиротонию во епископа».

17 сентября Патриарх Тихон постановил: «Ввиду явного уклонения в раскол Иваново-Вознесенского епископа Иерофея, считать кафедру города Иваново-Вознесенска свободной; назначить на неё протоиерея Александра Беляева». 21 сентября 1923 года протоиерей Александр по пострижении в монашество с именем Августин был хиротонисан во епископа Иваново-Вознесенского.

Прибыв в Иваново, владыка ревностно принялся за исполнение архиерейских обязанностей. Он часто служил и за каждой литургией после чтения Евангелия произносил вдохновенное слово. Православные в Иванове полюбили архиерея. Перед богослужениями и после них его встречали и провожали толпы верующих. Его богослужения привлекали к себе сосредоточенностью и духовным миром. После литургии владыка не спеша благословлял всех подходивших к нему.

Ознакомившись с положением дел в епархии касательно обновленческого раскола, преосвященный Августин отправил доклад Патриарху Тихону, в котором, в частности, писал:

«Почитаю долгом уведомить Вас, Ваше Святейшество, что по прибытии на вверенную мне Иваново-Вознесенскую кафедру я нашёл в некоторых приходах рознь между духовенством и мирянами, решительно не принимающими обновленческого епископа Иерофея. Последним духовенство запугано. Однако всё же некоторые причты явились ко мне, испрашивая прощение и благословение: к концу всенощной на Воздвижение Креста Господня прибыли приходские советы 11-ти церквей и всё городское духовенство за исключением духовенства Крестовоздвиженской церкви, состоящего в управлении обновленцев, а также и тех, которые состоят должностными лицами в обновленческом управлении… Духовенством было выражено раскаяние в уклонении от Православной Церкви, и после приличного случаю слова с моей стороны, под напев молитв пасхальных произошло в подлинном смысле трогательное примирение духовенства и мирян. После в храмах с этого момента стали возносить Ваше имя. На следующий день, 14 (27) сентября, после литургии я был позван в местное ГПУ. По-видимому, злонамеренные люди сообщили о мне ложные сведения, как якобы об административно-высланном из города Пензы. Я рассказал истинное положение вещей о себе и получил предложение удалиться в Кинешму в 24 часа и жить там под подписку о невыезде до выяснения моей личности в Пензе.

Отслужив после этого вечерню в Александро-Невской церкви при плаче верующих, наполнявших храм, я утром следующего дня выехал в Кинешму, где живу и служу доныне.

Однако настроение церковное не понизилось. О чём свидетельствует тот факт, что 27 сентября (10 октября) ко мне явились представители от Крестовоздвиженской общины города Иванова и вручили протокол общего собрания, заключавший просьбу ко мне принять общину под своё управление ввиду желания общины порвать общение с обновленцами. Я благословил их решение и принял в общение.

Таким образом, обновленческий епископ Иерофей остался без кафедры в городе…

В городе Кинешме 23 сентября (6 октября) мною принята делегация от города Шуи и пригородных сёл, постановивших на благочинническом собрании от 21 сентября (4 октября) «выразить свою преданность Святейшему Патриарху в лице преосвященного Августина».

Сообщение с отдельными сёлами более затруднительно. Но по имеющимся сведениям, ликвидация обновленческого духа и здесь идёт быстро…"

В Иванове в доме вместе с епископом жил его келейник, иподиакон Борис Семёнов, и няня Анисия Ефимовна с двумя дочерьми владыки. Знавшие преосвященного Августина в это время так вспоминают об этом периоде его жизни в Иванове:

«Любовь, смирение, терпение и милосердие к ближнему — всеми этими качествами обладал владыка Августин. Имея высокий сан, он смирялся перед каждым, даже перед нищим. Имея возможность, даже в те годы, как-то устроить свою жизнь материально, хотя бы с бóльшими удобствами, он не имел ничего, кроме одежды на себе, и ту по усмотрению других. Имея возможность питаться хотя и постной, но изысканной пищей, он выбирал самое скромное и простое, и в малом количестве. Он был монах от первых дней пострига и благодушно нёс крест постоянных скитаний по тюрьмам и ссылкам. На соболезнование близких о его скорбной участи он всегда спокойно и благодушно отвечал: „Что же тут удивительного, это наш путь. Господь об этом предупреждал, а иначе никогда не будешь со Христом“».

Перед монашеским постригом и рукоположением в сан архиерея близкие уговаривали его подождать до того времени, пока дети не станут материально и морально самостоятельными, но он был на этот счёт иного мнения и говорил, что они — сироты и он даже спешит, устраняя всякие колебания из своей души, вручить их именно сейчас попечению Божией Матери, чтобы тем самым сделать их положение наиболее прочным, так как уверен, что при таком высшем покровительстве они никогда и ни в чём не будут нуждаться. Эта его несомненная вера оправдалась впоследствии вполне. Дочери владыки Августина, хотя и редко видели отца, никогда и ни в чём не нуждались — ни материально, ни морально. Его молитвы, напутствия, наставления и письма — были главным воспитывающим руководством. И даже безбожная окружающая среда, с которой они столкнулись впоследствии, не могла подорвать благодатного влияния архиерея-подвижника. Он воспитал в них послушание воле Божией, терпение, незлобие и доброту, и всегда все окружающие чувствовали, что эти дети находятся под молитвенной защитой святого.

Для верующих вдохновенное служение преосвященного Августина всегда было событием незабываемым. Душа молящегося за богослужением вместе с епископом наполнялась чувством благоговения к совершаемому таинству, сознанием серьёзности и значительности общей церковной молитвы. Это чувствовали даже люди, не имевшие глубокого церковного воспитания и опыта, — во время его богослужений храм всегда был полон молящихся. Будь то вечерняя служба с акафистом, или праздничная долгая всенощная, или литургия, люди не чувствовали усталости, никому не хотелось во время службы присесть и отдохнуть, казалось, что богослужение заканчивается слишком быстро. После литургии владыка сам давал крест и всех благословлял и при этом запрещал торопить тех людей, которые желали что-нибудь у него спросить. Иногда он выходил из храма через два часа после того, как окончилась служба. Если он шёл домой пешком, то его кроме келейника сопровождала целая толпа детей, которые не хотели идти домой, пока не проводят владыку. Дети любили владыку, но всегда в его присутствии вели себя чинно, благочестиво. Летом все дети шли с цветами, которые владыка раздавал им из своего букета. Иногда детей звали к владыке во двор или в дом и наделяли тем, что было принесено епископу посетителями.

Однажды его младшая дочь, которой было тогда пять лет, попросила отца, собиравшегося отдать нищему свёрток: «Папочка, ты дай только посмотреть, что там есть». Владыка выслушал её и сразу же отдал нищему свёрток, принесённый кем-то всего полчаса назад, а затем наедине ласково объяснил ей, что не стоит доверяться чувству любопытства, как бы сильно оно ни было в нас.

Преосвященный Августин любил истовое, уставное богослужение, любил благоговейное неспешное пение и чтение, чуждое духа театральности. К сожалению, регенты городских храмов в Иванове, за исключением собора, где служил епископ, любили именно такое вычурное пение, и, несмотря на все разъяснения владыки об убивающей дух церковности театральности, они не хотели переделывать своих вкусов, чем доставляли ему немало огорчений. Но зато если при объезде преосвященным Августином епархии попадался настоятель храма одних вкусов с владыкой и совершалось богослужение в духе строгой церковности, оно становилось для всех большим утешением. Сельские храмы Ивановской епархии, когда в них служил владыка, были всегда полны молящихся. Люди заранее узнавали, в каком сельском приходе будет служить епископ, и приходили в храм, расположенный от их сёл и городов нередко на значительном расстоянии. Если было лето, то все приезжие в ожидании богослужения располагались в ограде храма или в ближайшем лесу и затем отстаивали в храме всенощные, продолжавшиеся по четыре — пять часов.

Верующие приносили обычно что-нибудь для детей владыки, но он всё это раздавал по дороге, кроме одного-двух яблок или какого-нибудь свёртка, предусмотрительно убранного келейником. Иногда какая-нибудь женщина в отсутствии владыки говорила детям:

— Скоро ваш папа приедет и привезёт вам много игрушек.

Дети на это всегда отвечали одинаково:

— Нет, папа ничего не привезёт, он знает, что у нас всё есть, а там, наверное, столько нищих, что на всех у него и не хватит подать.

Как всякое лицо начальствующее, владыка сталкивался и с лицемерием, и с притворством, и с лестью. Он это видел, внутренне скорбел, но старался таким людям ещё больше уделить внимания и любви. Дети видели, какой подвиг нёс их отец, и ещё больше уважали его, и старались и себя приучить к терпеливому перенесению всех тех обстоятельств, которые посылал им Господь.

Живя в одном доме с епископом, дети на всё испрашивали его благословение. Однажды к владыке пришла некая женщина и пригласила детей к себе в дом на ёлку, сказав, что именно для них она решила устроить её.

Владыка поблагодарил и пообещал прислать детей, но с условием, что они пробудут там не более как до десяти часов вечера. По уходе женщины владыка сказал детям и их няне, чтобы они шли вечером по приглашению. Дети не захотели идти, говоря, что приглашение сделано не искренне, но владыка, строго остановив их, объяснил пагубность осуждения и отсутствия терпения к людям и пояснил, каким образом нужно развивать в себе искренние и добрые чувства к людям и любовью и терпением приобретать их любовь. Затем он помолился вместе с ними и с такой любовью проводил их, что дети совершенно изменили своё отношение и радостные пошли на ёлку.

На ёлке хозяйка заставила вести детей шумно, как по её представлению должны вести себя дети, и отпустила их значительно позже назначенного времени. Придя домой, они бросились просить прощение у отца и попытались пересказать ему обо всём, что было на ёлке, невольно переживая ещё раз то настроение, в каком они там находились. Владыка предложил детям помолиться, помолился вместе с ними, и это совершенно изменило их настроение, введя его в прежнее благочестивое русло.

Иногда бывало, что перед возвращением епископа из храма заботливые прихожанки приносили к нему домой и ставили на стол много дорогих и вкусных вещей, расставляли вазы с цветами, так что, если бы вошёл кто посторонний, он был бы чрезвычайно удивлён изобилием и изысканностью, которые окружали архиерея.

Но не долго торжествовало на столах изобилие. Приходил из храма владыка — усталый, но бодрый, и с ласковой улыбкой приглашал к себе в комнату всех пришедших к нему на приём. Каждый посетитель проходил к владыке со своими нуждами, горестями и печалями, а выходил утешенный, с узелком для детей или для больного, или для старого.

Дети начинали уже волноваться — когда же владыка пойдёт обедать и отдыхать, так как приближалось время вечернего богослужения, посылали иподиакона Бориса уговорить владыку прервать приём для обеда, но тот, жалея владыку и сам переживая за него, к нему, однако, не шёл, так как ему это было строго-настрого запрещено. Наконец уходил последний посетитель, младшая дочь запирала дверь, и через несколько минут владыка, келейник и дети садились за стол и принимались за скромный постный обед. От всего изобилия оставалось всего лишь несколько конфет или яблок, которые епископ отдавал детям после обеда. Если же что-нибудь всё же оставалось, то он запрещал детям есть как уже лишнее и предлагал оставить для угощения — мало ли какой посетитель или странник ещё может прийти. Дети слушались и всем были довольны.

Часто к епископу приезжали духовные дети из других городов, их владыка оставлял жить у себя в доме. Он искренне и радушно принимал всех, и верующие чувствовали в нём отца, чья любовь и самоотверженное служение многих вывели на узкий, спасительный путь, уведя с широкого, приукрашенного яркими, но пустыми утехами погибельного пути, пробудив в них жажду чистого жития во Христе.

В это время по благословению владыки были организованы религиозные кружки. В одном из таких кружков занимались дочери владыки, Юлия и Нина. Вела его молодая учительница Лариса Николаевна Гладцынова. В кружке занималось восемь девочек, Нина была самой младшей. Занятия проходили почти каждый день. Наибольшее значение придавалось религиозному воспитанию. Нередко Лариса Николаевна спрашивала, сделал ли кто из девочек что-нибудь хорошее сегодня. Она научила их быть внимательными к своей религиозной жизни, наблюдать за собой, вести дневники. Она ставила с детьми спектакли; девочки выпускали журнал, в котором помещались сочинённые ими рассказы. Впоследствии Лариса Николаевна была арестована и выслана из Иванова в Орёл.

15 февраля 1924 года власти арестовали епископа Августина, и он был заключён в тюрьму в городе Иванове. Его обвинили в нарушении законодательства об отделении Церкви от государства, «выразившемся в назначении следствия о выяснении возможности вступления в третий брак» некоего гражданина, а также в том, что он, «пользуясь положением духовного лица и используя религиозные предрассудки населения, старается направить последнее к сопротивлению законам советской власти». Законным власти считали обновленчество, и потому объединение вокруг епископа Августина большинства православных, покаяние обновленческих священников и возвращение храмов, занятых обновленцами, в Православную Церковь было в их глазах незаконным.

8 августа 1924 года Коллегия ОГПУ рассмотрела «дело» епископа и постановила его освободить, а само дело прекратить.

В 1925 году почил Патриарх Тихон, и преосвященный Августин был на погребении Святейшего и принимал участие в избрании Местоблюстителем митрополита Петра в соответствии с завещательными распоряжениями Патриарха.

Из Москвы епископ Августин вернулся в Иваново, но местные власти всячески препятствовали служению в городе архипастыря и потребовали, чтобы он покинул город. С середины 1925 года ему пришлось жить в Москве и в Кинешме, приезжая в Иваново лишь для совершения богослужений, когда в связи с большими церковными праздниками православным удавалось добиться разрешения на приезд епископа в город.

Дети в это время оставались жить с няней в Иванове. Приехав в город на рождественские праздники, владыка устроил ёлку для них и для детей своих прихожан. Он сам её наряжал, и когда всё было готово, позвали детей, которые с нетерпением ждали в другой комнате. И владыка с доброй улыбкой смотрел, как радуются дети празднику. Затем всем детям раздавались подарки. Но после праздников он был вынужден по требованию властей ехать в Москву. В Москве он служил в храме апостолов Петра и Павла на Преображенской площади, а жил в подвальном помещении под церковью Архангела Михаила на Пироговской улице. За время его служения в Москве у него появилось много духовных детей — люди чувствовали высокий духовный настрой епископа, его беззаветную преданность Богу и шли к нему за духовной помощью и советом.

Православные в Иванове не согласились с решением местных властей о высылке епископа Августина в Москву, тем более что это было сделано без суда; они стали добиваться возвращения архиерея в город. Было собрано множество подписей под обращением с просьбой вернуть епископа Августина в Иваново. Среди подписавшихся было много рабочих. Когда подписи были собраны, верующие отправили с документами своих представителей во ВЦИК к Калинину. Им удалось склонить к защите своего правого дела одного из чиновников ВЦИКа, который помог им добиться того, что незаконное решение о высылке епископа Августина было отменено, и владыка вернулся в Иваново.

Положение православных в те годы было тяжёлым: власти преследовали их арестами, взимали с них огромные налоги, принуждали работать в двунадесятые праздники и в воскресные дни. Работницы ивановских ткацких фабрик и крестьяне спрашивали епископа, как им поступать, ведь работать в эти дни грех. И владыка ответил на этот вопрос в проповеди после литургии, пересказав им рассказ одного из русских писателей о злом и жадном помещике, который заставлял крестьянина работать на себя всю неделю, оставляя ему возможность работать на своём поле лишь в праздники. И крестьянину приходилось пахать даже на Пасху. Он ставил зажжённую свечу на свой плуг и, идя за ним, пел пасхальные песнопения.

«Да, бывает, что мы всего оказываемся лишены, даже церковного богослужения, но веры и нашего внутреннего благочестия, нашей свободы во Христе нас не может лишить никто», — заключил епископ Августин своё слово.

Почти ежедневные проповеди, всё возрастающая известность архиерея, любовь к нему ивановской паствы, а также почти полное поражение обновленцев в Иванове приводили в ярость местных безбожников, и 1 сентября 1926 года начальник Ивановского ОГПУ отправил донесение начальнику 6-го секретного отдела ОГПУ Тучкову в Москву, потребовав от московских властей разрешения на высылку епископа Августина за пределы Ивановской области. В своём заявлении он, в частности, писал: «Убаюканный неприкосновенностью… гражданин Беляев пришёл к заключению, что бороться с ним Губотдел не может и что в размахах работы ему в настоящее время не стоит стесняться… Эта наглая уверенность гражданина Беляева вылилась в новые формы работы для создания нелегальных кружков пока не оформленных христиан, имеющих целью завлечь и возвратить в «лоно Церкви» детей вообще, в частности коммунистов, в возрасте 13−16 лет.

Работа по вербовке и наставничеству проводится монашенками Покровского монастырского собора, главного храма служения Беляева. Нами точно установлены два случая. Первый. Дочь партийного товарища начинает отлучаться по вечерам из дома под предлогом посещения кинематографа, невозражающая ей мать давала ей деньги на билет и была далека от каких бы то ни было подозрений, таковые вкрались в голову более подозрительного отца. Последний установил наблюдение за дочерью и открыл причину кинематографической «горячки» дочери — оказывается, последняя… проводит вечера на службах Беляева в Покровском соборе. Второй случай. Партийный товарищ узнаёт от своего сынишки, что он и его сестрёнка водятся монашкой Покровского собора к Августину, где их учат молиться. Указанная монашка исполняла в данной семье какие-то домашние работы и, воспользовавшись возможностью общения с детьми, обратила их в христианство.

Указанные факты показывают, до чего обнаглел в своей чёрной деятельности зарвавшийся гражданин Беляев, не довольствуясь своей разрушительной работой над умами неразвитых широких масс рабочих и крестьян, он переносит свою деятельность на семьи партийных работников и если ещё не дерзает на возвращение в православие самих партийцев, то уже дерзнул в этом на их детей.

Указанные факты являются вопиющим требованием на немедленное удаление гражданина Августина Беляева из пределов губернии навсегда…"

8 сентября 1926 года Тучков распорядился арестовать епископа и под конвоем доставить в Москву. 9 октября епископ Августин был арестован и заключён в Бутырскую тюрьму в Москве. 21 октября власти допросили его.

— Скажите… по чьей инициативе был организован в Иваново-Вознесенске религиозный кружок для преподавания Закона Божьего детям, не достигшим совершеннолетия? — спросил следователь.

— Кружков я не организовывал никаких, рекомендовал лишь использовать… верующими законную возможность изучать Закон Божий при помощи священников или же самим родителям обратить на это внимание. Это я говорил с амвона в церкви, — ответил владыка.

В опровержение возводимых на него обвинений владыка написал пояснение:

«Относительно возводимых на меня обвинений со стороны следователя в распространении провокационных слухов с контрреволюционной целью считаю своим долгом заявить, что мною, наоборот, были приняты меры к устранению явлений, компрометирующих советскую власть. Так, когда уездный уполномоченный вёл себя нетактично в деле села Златоуста Иваново-Вознесенского уезда, с явным желанием покровительствовать обновленцам, употребляя средства чисто провокационного характера, я не дал возможности крестьянам этого села идти к прокурору с жалобой и представить дело суду. Для того, чтобы уладить всё, так сказать, домашним способом, я направил их к губернскому уполномоченному ОГПУ с целью рассказать ему всё как было и что им было известно по этому делу. Так и было сделано.

Что в руках крестьян были все факты, уличающие уполномоченного по Иваново-Вознесенскому уезду, и что неотразимость показаний крестьян была полная, об этом свидетельствует факт отстранения от должности уездного уполномоченного. Что мои действия имели всегда своею целью сохранить добрые отношения с местной властью и ликвидировать возникающие конфликты, об этом может свидетельствовать губернский уполномоченный Иваново-Вознесенского ОГПУ… с которым в крайнем случае, если бы он стал отказываться от подобного засвидетельствования, я хотел бы иметь очную ставку".

После допроса было составлено заключение по делу епископа, где ему было поставлено в вину, что по его инициативе «была организована епархиальная канцелярия для управления Иваново-Вознесенской епархией. Эта епархиальная канцелярия не была зарегистрирована в отделе Управления, что и носило характер нелегальной организации. Кроме этого… с целью „возвращения в лоно Церкви“ у себя на дому организовал нелегальный кружок, где и преподавал детям, не достигшим совершеннолетия, Закон Божий».

22 октября 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа к трём годам ссылки в Среднюю Азию. Узников было назначено отправить этапом 26 октября. Время высылки владыки стало известно православным заранее, и к поезду на Казанский вокзал приехало много духовных детей епископа из Москвы и Иванова. Были привезены дочери епископа, которым было тогда двенадцать и семь лет. Когда заключённых погрузили в вагон, женщины упросили конвоиров разрешить епископу проститься с детьми. Владыка вышел из вагона и благословил их. Одним из духовных детей епископа были написаны безыскусные стихи, в которых так говорилось о его прощании с паствой:

«…В ряду меж конвойных стоял наш святитель,

В молитву сердечную весь погружен.

Высокого сана достойный носитель,

Приветлив и светел, как Ангел был он…

Смотрите, сей пастырь-изгнанник пред вами,

Святой панагией украшена грудь,

Сияя любовью, как будто лучами,

Готов он в далёкий отправиться путь.

Кругом восклицанья, и вздохи, и слёзы.

Прощай, наш святитель, наш пастырь родной,

Напрасно суровые слышим угрозы,

Напрасно толпу отгоняет конвой…

Оставьте винтовки, не бойтесь восстанья.

Поверьте, ваш узник от вас не уйдёт.

Не сам ли внушал он всегда послушанье,

Не сам ли смиренью учил он народ.

Пред вами не злобный преступник мятежный,

Не страшный убийца, разбойник и вор.

Смотрите, как часто с молитвой прилежной

Он к небу возводит свой праведный взор.

Он Господа молит за паству родную,

Он молит за всех, за врагов и друзей.

Хотел бы он каждую душу больную

Согреть и утешить любовью своей.

Иди же, невинный святитель-изгнанник,

Твой путь незнаком, и тернист, и далёк.

Но, Бога слуга и достойный избранник,

Не будешь ты с Ним никогда одинок".

Сразу же после ареста епископа Августина верующие Иванова стали хлопотать об освобождении архиерея и собирать подписи под прошением об этом среди рабочих города. Но на этот раз власти не отреагировали на протест верующих. Когда приговор вступил в силу и владыка был выслан, верующие произвели сбор денежных средств как для самого епископа, так и для находившихся в тех же местах ссыльных священнослужителей. Средства собирались во всех православных храмах города Иванова. В ответ на это власти стали усиленно преследовать православные общины, созданные епископом Августином, и арестовали всех организаторов сбора подписей в защиту епископа, а также сбора средств в помощь ссыльному духовенству. Все они были затем осуждены на различные сроки заключения за организацию «несанкционированного властями Красного Креста», — как было написано в обвинительном заключении.

Сначала епископ был сослан в город Ходжент, а затем в Педжикент, где он пробыл до марта 1930 года и куда к нему приехал его келейник и иподиакон Борис Семёнов. Здесь владыка в комнате, которую снимал, устроил домашнюю церковь, где служил сам и куда приходили помолиться некоторые ссыльные. Из ссылки он писал письма духовным детям, которые читались не только теми, кому были непосредственно адресованы, но и всеми его духовными детьми, находившими в письмах своего духовного отца утешение и поддержку.

Среди духовных детей епископа много было и подростков, им владыка писал из ссылки отдельно: «Верю, что если моё пребывание среди вас было добрым семенем, то эти добрые семена в вас не умрут…»

Отвечая на это письмо, они написали: «Мы, Владыко, стараемся по возможности чаще посещать церковь, хотя школьные занятия и не всегда способствуют этому. Однако вера наша не иссякает, несмотря на школьную пропаганду против Бога, а, к счастью, больше укрепляется…»

И в одном из следующих писем: «Многоуважаемый Владыко, просим Вашего благословения и поздравляем с днём Ангела. 2 июня мы кончили ученье, и все благополучно перешли в следующую группу. Теперь мы свободны и можем посещать святую церковь… Шлём Вам неизъяснимую на словах радость за письмо, мы его выучили наизусть. Посеянное Вами доброе семя за время пребывания среди нас не должно умереть, и мы постараемся его возрастить. По наставлению наших пастырей мы ежедневно читаем Евангелие, и это поддерживает наши силы… Любящие Вас деточки».

В ответном письме преосвященный Августин написал: «Родные деточки мои о Господе. Весьма радуюсь вашим учебным успехам, но скорблю, что в такой тесноте ваша религиозная совесть, вам уже заметили, что ношение креста позорит науку. Вот это характерно очень, ведь крест — символ терпения, самоограничения, которые необходимы для тех, кто встал на путь борьбы со всякой подлостью, живущей в человеке и в человечестве. Как же поэтому возражать против крестоношения.

Веруешь ли в Бога?

На этот вопрос можно было бы ответить вопрошающему, что, согласно нашей конституции, вопрос этот — лично мой вопрос, и открываться в нём перед кем угодно вещь не обязательная. Думается, что это самый меньший компромисс, который мог бы немного быть оправдан в христианстве… Как можно выдержать взгляд терпящих всё христиан тому, кто открыто отрёкся от всего, он должен уйти от верных ему.

Но мне кажется, верить в материализм, в материю (это бог материализма) для современности уж совсем срамно и неразумно, ибо современная наука, даже советская, и та не даёт и не только не даёт, а и отнимает всякое основание верить в этого бога материализма — материю. Что вам мешает познакомиться и с нашими научными авторитетами?.. Для материалистического миропонимания очень трудным является вопрос о соотношении между духом и материей. С точки зрения энергетики дело обстоит гораздо проще. Энергетика признаёт за энергией (духа) самостоятельное существование и рассматривает материю как вторичное явление… Устранение понятия материи как реальной первоосновы всего сущего и замена его энергией не должны нас смущать. Конечно, наука… не занята богословием… однако несомненно, что наше религиозное учение о нематериальной основе всего, о бытии духа вполне… совпадает с современными научными данными. Между тем как материалисты здесь теряют своего бога. И если настаивают на своём, то по невежеству. Их религия противонаучная.

Итак, видите, в мире науки наши религиозные взгляды имеют, однако, возможность, что для вас, при вашей вере существенного значения не имеет. Вы спрашиваете, как быть — это важно вам знать. Но совет мой вы уже предугадываете. Я с семьёй не согласен, если она вам советует разделить внутреннее и наружное.

Если скоро прибегнете к покаянию и не убедите совесть грызущую, то не впадёте в грех отрицания Бога, а если усыпите совесть, помиритесь с услаждающим вас пороком, то обязательно впадёте в большой грех… Блюдите же чистоту одежды своей души…"

Чтобы как-то утешить своих дочерей, которым так рано пришлось столкнуться с лишениями, владыка им написал:

«Спите, деточки родные,

Бог ваш сон хранит.

Сны пошлёт вам золотые,

Лаской окружит.

Горе к вам подкралось рано,

Принесло кручин.

В цвете лет отняло маму,

Сделало почин.

И отец родной не с вами,

Он в чужом краю,

Запечатанный печатью

Верности Христу.

Дети, вновь Христос страдает,

Колет тёрн главу,

Ваш отец там помогает

Крест нести Ему".

После окончания трёх лет ссылки Особое Совещание ОГПУ 14 октября 1929 года постановило: запретить преосвященному Августину в течение трёх лет проживание в шести крупных городах и областях этих городов, а также в Ивановской области, с прикреплением на эти три года к постоянному месту жительства для удобства за ним надзора ОГПУ.

Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий назначил епископа Августина на Алма-Атинскую кафедру, но местные власти запретили владыке жить в Алма-Ате, и митрополит Сергий направил его на кафедру в Сызрань. В апреле 1930 года преосвященный Августин прибыл в Сызрань, где снял часть дома; сюда к нему приехал его келейник Борис Семёнов. Здесь, в Сызрани, владыка рукоположил его в сан диакона.

Весной 1930 года местные власти в Сызрани начали активную кампанию по закрытию церквей, когда сразу же было закрыто пять храмов. Верующие направили делегацию в Москву с ходатайством об открытии незаконно закрытых церквей.

Епископ Августин с начала своего служения на этой кафедре стал пользоваться огромным авторитетом среди верующих и объединил вокруг себя всё духовенство, явившись для всех и заботливым отцом, и мудрым руководителем. Это не понравилось местной власти, и она стала искать повод для ареста архиерея и активной части духовенства и верующих. Меньше года прослужил преосвященный Августин в городе Сызрани. 21 февраля 1931 года ОГПУ арестовало его и с ним шестнадцать священников, одного монаха и тридцать девять мирян, в их числе старост и членов церковных двадцаток. Всех обвинили в том, будто бы они «вели борьбу против мероприятий советской власти, и в особенности против колхозного строительства и ликвидации кулачества как класса, организованно боролись за политические права Церкви путём отстаивания и пропагандирования монархических устоев тихоновской церкви, организовали помощь находящимся в ссылке верующим под лозунгом помощи мученикам политического режима советской власти»; их обвинили также и в том, что они призывали верующих протестовать против закрытия храмов и распространяли в этой связи провокационные слухи о гонениях на религию.

В обвинительном заключении так описывается роль епископа Августина: «С появлением на Сызранской кафедре епископа Августина церковная жизнь почувствовала в нём крепкую опору старых традиций, к нему потянулось самое реакционное духовенство… а также миряне из бывших людей и торговцев… видя в нём своего по духу человека, и с этого момента епископ Августин под флагом религиозной общины Казанского собора начал вновь концентрировать, до сих пор разрозненный, поповско-торгашский и монашествующий элемент. Таким путём под его непосредственным руководством произошло окончательное оформление ядра контрреволюционной организации…»

Вопреки всем этим обвинениям, владыка придерживался иного взгляда на взаимоотношения Церкви и государства, далёкого от упрощённого политиканства, и, вызванный на допрос, на поставленные ему следователем вопросы ответил:

«Политику советской власти, политику насаждения колхозов, имеющих целью уравнение людей в пользовании землёй и её продуктами с общей обработкой земли и упразднением богатого класса людей, нахожу соответствующей христианскому миросозерцанию и приемлемой. Каково отношение сызранского духовенства к этому вопросу, не знаю, ибо оно не высказывалось об этом. Во всяком случае, полагаю, что оно согласно со мной в этом вопросе, как и в вопросе об отношении к митрополиту Сергию, как к церковному деятелю, устанавливающему добрые отношения Церкви и власти. Это можно заключить хотя бы из того, что к моему вступлению в управление Сызранской церковью отцы отнёслись дружелюбно и никогда не говорили мне о своих колебаниях в приверженности к сергиевской ориентации. Молитвы о стране нашей и о властях её возносятся в сызранских храмах; по этому вопросу мне из них также не возражал никто ничего, что опять говорит о их лояльном отношении к советской власти».

На вопрос, какой характер носила его переписка с верующей молодежью из Иванова, владыка ответил: «Переписка носила личный характер, то есть вопросов, касающихся религиозного миросозерцания, отношения к родственникам и так далее. По вопросу о религиозном миросозерцании молодёжи я отвечал, что верить в материализм и материю и срамно, и не научно, и не современно».

Вызванный 22 апреля на очередной допрос, владыка на настойчивые требования следователя признать себя виновным в участии в организованной антигосударственной деятельности ответил: «В предъявленном мне обвинении виновным себя ни по одному пункту обвинения не признаю. К ранее данным показаниям добавляю, что ни в какой организации я не состоял, среди верующих никакого возмущения ни проповедями, ни агитацией не проводил.

В конце апреля преосвященный Августин был ознакомлен с выдвинутыми против него обвинениями и на допросе потребовал от следователя разрешения дополнить свои показания письменно. Владыка написал:

«По всем пунктам предъявленного мне обвинения виновным себя не признаю, причём к раннее данным показаниям добавляю: по первому пункту обвинения, предъявленного мне, что я являюсь организатором и руководителем контрреволюционной организации, я поясняю, что никаких собраний ни духовенства, ни мирян у меня не было ни в квартире, ни в соборе, а также и в других церквях; личности, указанные в обвинении, мне совершенно неизвестны, кроме Стерлядкина, который является соборным старостой… но не отрицаю, что духовенство, в лице отдельных лиц, по делам богослужебного характера у меня на квартире бывало, а также бывали на квартире и представители церковных обществ, которые являлись для приглашения меня на богослужения. В пунктах предъявленного мне обвинения в систематической агитации и распространении провокационных слухов, а также психологической подготовке массы к предстоящей интервенции, в умышленной концентрации всего реакционного духовенства и торгового, монашествующего элемента вокруг Казанского собора виновным себя также не признаю…

О преследовании религии и духовенства я не говорил… Об интервенции не говорил и не помышлял".

По одному делу с епископом Августином власти арестовали иеромонаха Нифонта.

Иеромонах Нифонт (Выблов) родился в 1882 году в городе Ейске в семье небогатого крестьянина Григория Выблова. Когда ему исполнилось десять лет, родители отдали его учиться в двухклассную сельскую школу в городе Ейске, которую он окончил в 1894 году. Затем он стал помогать по хозяйству отцу. Отец его умер, когда юноше исполнилось семнадцать лет, и с этого времени они остались хозяйствовать вдвоём с младшим братом. В 1913 году он уехал в село Подлесное Хвалынского уезда Саратовской губернии к известному в этих местах миссионеру иеромонаху Антонию (Винникову), который заведовал миссионерской школой. Пробыв некоторое время в миссионерской школе у иеромонаха Антония и утвердившись в решении вступить на новый путь, он поступил в мужской монастырь в городе Хвалынске, где вскоре был пострижен в монашество с именем Нифонт и хиротонисан в сан иеромонаха. В 1925 году епископ Вольский назначил служить иеромонаха Нифонта в храм в село Берёзовый хутор, где он прослужил до дня своего ареста.

28 декабря 1930 года местное отделение ОГПУ, поставившее своей целью закрытие всех храмов в районе, направило двух милиционеров в село Берёзовый хутор для ареста священника. Приехав в село, они увидели, что в храме идёт богослужение. Тогда они направились в дом священника, чтобы там дождаться его возвращения из храма. В нетерпении они несколько раз посылали сотрудников сельсовета узнать, когда же наконец закончится служба, о чём всем в селе стало известно, как и о предстоящем аресте священника. По окончании литургии было совершено отпевание покойника, гроб с его телом священник проводил на кладбище. Домой отец Нифонт и приехавший к нему в гости его духовный отец, иеромонах Антоний (Винников), бывший с ним в храме, пришли около двух часов дня. По их приходе был произведён обыск, а затем иеромонахов вывели из дома и велели садиться на подводу. К этому времени около дома священника собралась толпа числом около сорока человек, в основном женщин. Они стали требовать освобождения священнослужителей. Тогда милиционеры вытащили оружие и под угрозой стрельбы заставили священников сесть на телегу. Люди закричали, что власти учиняют разбой, и потребовали освободить ни в чём не повинных пастырей. Тогда милиционеры стали переписывать тех из присутствующих, кто вёл себя наиболее активно, и угрожать им арестом. Был послан гонец в соседнее село за милицейским подкреплением. Всё это принудило верующих отступить, и арестованные священники были увезены в тюрьму в город Сызрань. Однако, арестовав иеромонаха Нифонта, ОГПУ не смогло выдвинуть против него никаких обвинений. Сотрудник местного ОГПУ написал: «Связь с местными кулаками не установлена, но те обстоятельства, что к нему ежедневно носили хлеб и молоко, и больше всего приносили зажиточные, и даже дочь выселенного в Северный край кулака Татьяна Шуракина прислуживала ему, пекла хлеб и стирала бельё, — заставляют думать, что поп Выблов имел связь с кулацкой частью села…»

Допрошенный следователем, иеромонах Нифонт виновным себя не признал; об иеромонахе Антонии, арестованном вместе с ним, сказал, что знает его по монастырю в Хвалынске с юности и неоднократно ездил к нему в Хвалынск в последнее время, чтобы исповедаться. В последний раз они вместе вернулись из Хвалынска в село Берёзовый хутор, где и были арестованы.

Иеромонах Нифонт скончался 30 августа 1931 года в половине десятого утра в Сызранской тюрьме.

Незадолго до его ареста, в середине декабря 1930 года, власти арестовали его духовного сына Александра Антоновича Медема.

Мученик Александр Медем родился в 1877 году в городе Митаве Курляндской губернии в семье сенатора графа Антона Людвиговича Медема, занимавшего многие видные государственные посты, в частности губернатора Новгородского. Это был человек, о котором народ сохранил самые добрые воспоминания. Во время беспорядков в Новгородской губернии в 1905 году он без всякого сопровождения выезжал на места происшествий. Подъезжал в тарантасе к бунтующей толпе, смело входил в середину её, раскланивался с народом, снимал фуражку и начинал говорить тихим голосом. Его вид и манера говорить производили ошеломляющее впечатление, сначала поднимался шум, но вскоре все затихали, и люди с интересом слушали губернатора. В Новгороде ему пришлось заступиться за вдову, у которой один торговец обманом выудил векселя на крупную сумму. Приехав к нему, Антон Людвигович попросил показать векселя и, получив бумаги, швырнул их в пылающий в камине огонь. И затем сказал торговцу: «Никакого права так поступать я не имел, и вы можете подавать на меня в суд». Торговец однако не стал подавать в суд, и вдова была спасена от разорения.

В 1870-х годах Антон Людвигович купил имение в шесть тысяч десятин земли в Хвалынском уезде Саратовской губернии. Впоследствии его сын Александр Антонович продал из них две тысячи десятин крестьянам по самой низкой цене.

Александр окончил в Новгороде гимназию, а затем в 1897 году — юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но юридическая служба его не привлекла. С младенческих лет он привязался к земле. Почти ни одна сельскохозяйственная работа не проходила без его участия, что способствовало приобретению многих практических знаний в области сельского хозяйства и развитию глубокой любви к родному краю и народу.

В 1901 году Александр Антонович женился на Марии Фёдоровне Чертковой. Впоследствии у них родилось четверо детей — сын и три дочери. Сын после революции эмигрировал в Германию, одна из дочерей была расстреляна в 1938 году.

До 1918 года Александр Антонович управлял имением. После того как советской властью все частные землевладения были конфискованы, он стал арендовать несколько десятин земли, сколько было по силам самому обработать. Жили небогато; средств, полученных чаще всего в долг, его семье иногда хватало лишь на то, чтобы закупить семян и провести самые необходимые сельскохозяйственные работы. В иные времена не было лошади, а участок находился за тридцать километров от города, и до него приходилось добираться или пешком, или с попутными подводами.

Когда началась гражданская война, Александр Антонович и два его брата договорились, что будучи русскими, не поднимут руку на своих и не будут принимать участия в гражданской войне. В 1918 году большевики арестовали его и приговорили к расстрелу, но накануне исполнения приговора отпустили домой попрощаться с родными. Он уже собирался вернуться наутро в тюрьму, но утром большевики были выбиты из города белыми, и приговор сам собой отменился. Летом 1919 года он снова был арестован и заключён в тюрьму в городе Саратове. Вернувшись из тюрьмы, он говорил, что нигде так хорошо не молился, как в тюрьме, где в дверь по ночам стучится смерть, а чья очередь — неизвестно.

Летом 1923 года ОГПУ вновь арестовало Александра Антоновича, и он был заключён в тюрьму в городе Саратове. Следователь спросил его на допросе, как бы он организовал животноводческое хозяйство. Александр Антонович рассказал, входя во все подробности. Следователь с интересом выслушал его и в заключение воскликнул: «Эх, люблю таких людей! Только, конечно, никакого хозяйства мы вам вести не дадим!» В конце октября 1923 года Александр Антонович был освобождён и вернулся к родным.

Аресты и лишения закалили его душу и укрепили веру. Своему сыну Фёдору он писал в 1922 году:

«..…На днях твоё рождение — тебе исполнится двадцать один год, то есть гражданское совершеннолетие. Буду особенно горячо за тебя, мой мальчик, молиться, чтобы Господь помог тебе достойно и возможно праведно пройти свой земной путь и душу свою спасти, дал тебе счастья, силу и душевную и телесную, смелость и дерзновение, и крепкую непоколебимую веру. Одна только вера, что не всё кончается здесь земным нашим существованием, — даёт силу не цепляться во что бы то ни стало за свою малозначащую жизнь и ради её сохранения идти на всякую подлость, низость и унижение…

Действительно свободным может быть только человек глубоко и искренне верующий. Зависимость от Господа Бога — единственная зависимость, которая человека не унижает и не превращает в жалкого раба, а, наоборот, возвышает. Проповедник и наставник я плохой, но мне хочется тебе сказать то, что я особенно остро чувствую и для тебя желаю.

Верь твёрдо, без колебаний, молись всегда горячо и с верой, что Господь тебя услышит, ничего на свете не бойся, кроме Господа Бога и руководимой Им своей совести — больше ни с чем не считайся; никогда никого не обидь (конечно, я говорю о кровной, жизненной обиде, которая остаётся навсегда) — и думаю, что благо ти будет.

Христос с тобой, мой мальчик, мой любимый. Мы с мамой постоянно о тебе думаем, за тебя Бога благодарим и молимся за тебя… Крепко тебя обнимаю, крещу и люблю. Господь с тобой. Твой отец".

В 1925 году его супруга Мария Фёдоровна писала сыну Фёдору, жившему за границей:

«…Ещё хочется про папу тебе сказать, но не знаю, поймёшь ли ты меня. Мы в таких различных условиях жизни живём, что многое вам может показаться непонятным.

За эти годы он необыкновенно вырос нравственно. Такой веры, такого мира и спокойствия душевного, такой истинной свободы и силы духа я в жизни не видела. Это не только моё мнение, могущее быть пристрастным. Все это видят. И этим мы живы — больше ничем, ибо самый факт, что мы такой семьёй существуем, не имея ничего, кроме надежды на Господа Бога, это доказывает".

Невзгоды, болезни, тяжёлый труд, который становился иной раз непосильным, привели к тому, что Александру Антоновичу пришлось оставить работу на земле. Он писал по этому поводу детям:

«Я не сомневаюсь, что, быть может, я и заслуживаю тяжких упрёков: я, де, полный сил и здоровья человек, предаюсь созерцательному образу жизни, сижу ничего не делая и воплю о помощи. Но дело в том, что выхода мне другого нет. Мне действительно предлагали поступить на службу. Но служить этим расхитителям России и расхитителям души русского народа — мерзавцам — я не могу. На это мне говорят, что чем я лучше других? Почему другие могут, по необходимости, это делать, я же строю из себя какую-то исключительную персону? Ничего я из себя строить не собираюсь, ничуть этим не возношусь, я просто думаю, что не для того меня Господь сохранил и вывел из самых, казалось, безнадёжных положений, чтобы я изменил своему народу, служа его погубителям. Не могу, и служить не буду — лучше с голоду сдохну. Частной службы или какого-либо дела своего вести — и думать нечего. Все уничтожается в зародыше… Вот и приходится сидеть и ждать, ждать, как теперь 95% русского народа ждёт откуда-то каких-то избавителей…»

О положении в стране он тогда же писал сыну:

«…Пожалуйста не верьте, что у нас жизнь бьёт ключом, промышленность развивается, крестьянское хозяйство восстанавливается и прочее. Всё сплошные выдумки, как и всё, что от нас исходит. Я ни одного крестьянина не знаю, у которого было бы три лошади… Вообще ничего нет. А на то, что есть, — цены бешеные, продукты же крестьянского хозяйства обесценены до последней крайности…

Напор на Церковь, одно время ослабевший, снова повышается. Митрополит Пётр (Полянский. — И. Д.) сидит…

На Кавказе… отбирают последние церкви у православных и передают «живым» — этим антихристовым слугам. У нас пока тихо, «живых» у нас нет. Но, вероятно, и до нас это докатится. В этом случае, конечно, первым полечу я. Я нисколько этого не боюсь, я даже буду очень рад… На всё воля Божия. Мы своё дело делаем, и, конечно, наша кровь, если ей суждено пролиться, зря не пропадёт… Благословляю тебя, мой мальчик, на жизнь. Живи просто, честно, по-Божески. Унынию никогда не поддавайся…"

В 1928 году Александр Антонович был арестован и заключён в тюрьму в городе Саратове. По окончании следствия он был приговорён к лишению права жить в шести крупных городах и поселился в городе Сызрани, близком к родным местам. К этому времени он овдовел, и в ссылку в город Сызрань вместе с ним поехали его дочери, одна из которых устроилась на работу в Краевое врачебное управление.

Осенью 1930 года Александр Антонович снова был арестован. Следователь спросил его на допросе, каких он придерживается политических убеждений и каково его отношение к советской власти. Александр Антонович ответил: «Определённых политических убеждений я не имею, поскольку я не занимался политикой. К существующему строю моё отношение лояльное. С программой коммунистической партии и советской власти я не согласен».

На допросах Александр Антонович держался с большой выдержкой и достоинством, хотя в это время тяжело страдал от туберкулёза лёгких, которым болел уже в течение нескольких лет. Следователь утверждал, что арестованный обязан отвечать на все вопросы, но окончивший юридический факультет Александр Антонович придерживался иной точки зрения и на вопросы следователя отвечал следующим образом: «Знакомых в городе Сызрани, которых я посещаю или которые посещают меня, нет. „Шапочных“ знакомых, то есть лиц, которых я знаю по фамилии и в лицо, немного; также имеются в городе Сызрани такие лица, с которыми на улице при встречах раскланиваюсь, но их фамилии часто не знаю. Назвать тех лиц, которых я знаю по фамилии и в лицо, затрудняюсь, поскольку я их очень мало знаю и выставлять их в качестве своих хороших знакомых не желаю».

— Так есть ли у вас люди, которых вы знаете в городе Сызрани? — спросил следователь.

— Люди, которых я знаю в городе Сызрани, имеются. Назвать я их не могу, потому что я их не вспомню.

— Отказываетесь ли вы, гражданин Медем, назвать людей, которых вы знаете, или нет?

— Отказываюсь, потому что не могу вспомнить.

— Из вашего ответа, гражданин Медем, следует, что, с одной стороны, люди, которых вы знаете, имеются, с другой — вы их не знаете.

— Фактически так и есть.

Такой ответ поставил следователя в тупик, и, желая оказать нажим на арестованного, он продиктовал ему текст предупреждения: «Ниже подписываюсь в том, что мне со стороны ведущего дело было 28 декабря 1930 года объявлено о том, что я своим отказом назвать людей, которых я знаю в городе Сызрани, препятствую выяснению всех обстоятельств дела и, таким образом, снимаю ответственность с Сызранского отдела ОГПУ в соблюдении соответствующих процессуальных норм в части срока содержания под стражей».

Подписавшись под предупреждением, Александр Антонович написал к нему дополнение: «Из лиц, которых я знаю по имени, отчеству и фамилии, я некоторых в данное время помню, но назвать и этих отказываюсь по той причине, что выдвигать людей, которых я случайно вспомнил, этим самым совершая по отношению к ним несправедливость, — не нахожу возможным».

Таким образом, дело до предъявления обвинения так и не дошло. В начале 1931 года у Александра Антоновича обострился туберкулёзный процесс в лёгких, что было связано с тяжёлыми условиями тюремного заключения, и 22 февраля он был переведён в больничный корпус Сызранской тюрьмы.

Дочери, узнав о тяжёлом состоянии здоровья отца, стали добиваться свидания. Им разрешили, сказав, чтобы они пришли завтра. Но когда они пришли на следующий день, им ответили, что их отца ещё вчера схоронили, а где -отказались назвать. Александр Антонович скончался в тюремной больнице 1 апреля 1931 года в половине первого дня. Отпевали его заочно в соборе города Сызрани.

Одновременно с епископом Августином был арестован его келейник диакон Борис Семёнов. Он родился в 1900 году в Санкт-Петербурге в семье наборщика типографии журнала «Нива» Александра Семёнова. До 1916 года Борис учился в 6-й технической школе при фабрике Госзнак, а затем до 1920 года работал на этой фабрике рабочим. В 1920 году она была эвакуирована в Москву, куда переехала и вся семья Семёновых. До 1922 года Борис работал конторщиком, а затем в связи с массовым сокращением рабочих был уволен и поступил учиться в садово-огородный техникум. В это время он начал помогать в храме Архангела Михаила на Пироговской улице в качестве алтарника, здесь он познакомился с епископом Августином и стал его келейником и иподиаконом.

Когда владыка был выслан в Среднюю Азию, Борис поехал вслед за ним в город Педжикент. Он работал здесь во фруктовых садах и помогал епископу во время совершения келейных богослужений. После того как епископ Августин получил назначение на кафедру в Сызрань, он выехал к нему и помогал во время богослужений в качестве иподиакона, кроме того он выполнял различные церковные поручения. Во время поездок Бориса Александровича в Москву владыка передавал с ним письма митрополиту Сергию. В декабре 1930 года преосвященный Августин рукоположил Бориса в сан диакона.

Арестованный вместе с владыкой, он так ответил на вопросы следователя:

«По моим убеждениям, в настоящее время со стороны советской власти идёт притеснение служителей религиозного культа. Это убеждение у меня сложилось потому, что духовенство облагается непосильными налогами, которые оно выполнить не может… На политические темы мне с епископом Августином беседовать не приходилось, и я не могу сказать о его взглядах на то или иное мероприятие. Лично мой взгляд на кампанию по коллективизации крестьянских хозяйств такой: коллективизация для православного христианина приемлема лишь в том случае, если она не будет направлена во вред его религиозным убеждениям, то есть если коллективизация не будет преследовать целей угнетения религии».

28 октября 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Августина и диакона Бориса к трём годам заключения в концлагерь.

Тюрьма в Сызрани находилась далеко за городом. Во всё время следствия заключённых водили на общественные работы в поле. Когда дети епископа приехали в Сызрань, верующие старались устроить им свидание с отцом, но это не удалось, так как к охраняемой вооружённым конвоем колонне заключённых никому не давали приблизиться. Тогда их подвели к ограде тюрьмы, откуда было видно окно камеры, где находился епископ. Когда верующие подошли к ограде, владыка из окна камеры всех благословил. После того как приговор был объявлен, власти разрешили общее пятнадцатиминутное свидание приговорённых с родственниками. Детей завели в комнату свиданий. Загремели засовы, и заключённых ввели в комнату. Преосвященный Августин вышел спокойный, улыбающийся, только по бледности лица можно было судить о тяжести заключения. Разговаривать среди общего шума было трудно, но дети и тому были рады, что видят перед собой отца.

Через сочувствующих из администрации тюрьмы и охрану верующие узнали день отправки заключённых из города и заранее пришли на вокзал, взяв с собой дочерей владыки. Поезд ещё не подали, не было и этапа. На улице стояли морозы, но, несмотря на холод, все терпеливо ждали, когда приведут заключённых. Наконец среди ожидавших послышалось: «Ведут! Ведут!» Появилась охраняемая конвоем колонна заключённых. Впереди в рясе и с посохом в руке шёл преосвященный Августин. Колонна остановилась около железнодорожных путей. Её тут же окружили солдаты, так что подойти ближе и поговорить было нельзя. Одна из дочерей епископа сняла с шеи тёплый шарф и упросила конвоира передать его архиерею. Часовой передал шарф, но епископ не принял и передал обратно, и тогда дочь обратилась к часовому вторично с той же просьбой. На этот раз епископ согласился и надел шарф на шею. Поезд всё не подавали, и заключённых ввели в помещение. Епископ оказался у окна, к которому подошли дети, и он им на стекле написал, чтобы они шли домой и не мёрзли так долго. Только впоследствии, вспоминая этот период своей жизни, дочери поняли, сколь великую святитель имел веру и надежду на Промысел Божий. «За молитвы праведника Бог не оставил нас и мы не пропали. Около нас всегда были добрые люди», — вспоминали они. После отправки епископа в концлагерь дочери вместе с няней уехали в Пензу к сестре их покойной матери. Они жили тем, что меняли или продавали вещи, оставшиеся от владыки.

Преосвященный Августин был отправлен в концлагерь недалеко от станции Лодейное Поле Ленинградской области. Лагерь находился в глухом лесу, и до ближайшего городка было десять километров. Заключённые здесь занимались сбором смолы. Работа считалась лёгкой, но была установлена столь высокая норма, что далеко не все могли её выполнить, а кто не выполнял, того лишали пайка. Сначала епископ работал вместе со всеми в лесу, а затем фельдшером на медпункте. Для пополнения запаса медикаментов его иногда отправляли в город, где он познакомился с местным священником, через которого сообщил близким свой адрес, и спустя некоторое время стал регулярно получать посылки. В концлагере владыка строго соблюдал все церковные посты и никогда не ел ничего мясного, отдавая его другим. Если бы не помощь духовных детей, владыка вряд ли смог пережить в столь суровых условиях весь срок заключения.

Сюда к нему в лагерь приехали его духовные дочери Анастасия и Нина, которые привезли продукты и тёплые вещи. Они ехали через Ленинград и там купили для владыки свежих фруктов и овощей. Приехав на станцию Лодейное Поле, они остановились у знакомого владыке священника и пошли в сельсовет за разрешением на свидание. Там их спросили, кто они будут епископу. Они сказались племянницами, и им было велено прийти через пять дней за разрешением. Переживая, что за пять дней фрукты испортятся, они решили отправиться в лагерь немедленно. Пошли по лесной дороге, не вполне уверенные, правильно ли идут. И увидели идущего им навстречу старичка. Они спросили его, далеко ли до лагеря.

— Да нет, это недалеко. А вы к кому идёте?

— К Беляеву.

— Ой, это такой хороший человек. Идёмте, я вас отведу. Он так строго постится.

Старичок привёл их к воротам лагеря и велел им подождать. Через некоторое время к воротам вышел владыка — обритый, в кепке и в плаще; они поначалу его не узнали. Владыка провёл их на территорию лагеря и устроил в санчасти. Они прожили здесь пять дней, а через пять дней пошли в Лодейное Поле за разрешением на свидание и, получив его, вернулись обратно.

В последний день перед отъездом они пробеседовали с владыкой до позднего вечера и не заметили, как наступила глубокая ночь. Но разрешённые для свидания дни окончились, и оставаться дальше было нельзя. Идти надо было десять километров, причём дорога пролегала через глухой тёмный лес. Страх охватил их сердца. Владыка проводил их до ворот концлагеря, благословил и сказал: «Идите и не бойтесь, я буду молиться за вас». Они успокоились и благополучно, мирно добрались до города.

Послушник епископа диакон Борис был отправлен в другой концлагерь, также недалеко от станции Лодейное Поле, и в заключении скончался.

По окончании срока заключения, в 1934 году преосвященный Августин был назначен епископом Калужским и Боровским. Когда владыка приехал в Калугу, туда приехала дочь Нина, но жила она отдельно от него. Поначалу епископа в городе знали немногие, и он снимал маленькую комнату. Первую Пасху владыка праздновал вдвоём с дочерью. Впоследствии, когда владыку узнали в городе, он переехал в дом к одному из калужских священников. Здесь ему стало жить попросторнее, и сюда к нему стали приезжать духовные дети из Москвы. Бывало нередко в эти годы, что в дом приходила милиция, чтобы проверить, нет ли в доме посторонних. Затем владыка переехал на улицу 1905 года, где он прожил до ареста; у него было две комнаты, в одной из них жила няня Анисия Ефимовна.

Служил епископ в Калуге в храме великомученика и Победоносца Георгия. От дома до храма он всегда ходил пешком, в рясе и клобуке, с панагией на груди и с посохом в руке. Между тем это было время разгара гонений на Русскую Православную Церковь, и зачастую, когда он шёл по улице в храм, прохожие смеялись над ним, отпуская ему вслед оскорбительные реплики, но он шёл и как будто не слышал их. Когда к нему подходил кто-нибудь из верующих под благословение, он всегда останавливался и не спеша благословлял. Владыка часто служил и всегда за богослужениями проповедовал. Православный народ любил своего архипастыря, и во время его служб в храме всегда было много молящихся. Молился он сосредоточенно и вдохновенно и этим вдохновением и серьёзностью увлекал других. В нём чувствовались непоколебимая апостольская вера и твёрдость, видя которые, и другие укреплялись в вере и уповании на Господа, вновь ощутив себя стоящими на твёрдом камне, которому не страшно море бушующего злобой безбожия. После богослужения владыка выходил на кафедру, и народ подходил к нему под благословение. В это время все присутствующие пели молитвы «Отче наш», «Царю небесный», «Не имамы иныя помощи» и другие — и так выучивали их наизусть. Чаще всего народ не покидал храма, пока владыка не благословит всех. После этого многие шли вместе с ним, провожая его до дома.

Владыка Августин обладал удивительным смирением и в своей келье в любое время безотказно принимал всех, кто приходил к нему как по делам церковным, так и по личным. Люди шли к нему за советом, за утешением и помощью, и он не отказывал никому. С дочерью Ниной, которая после окончания седьмого класса переехала в Калугу и для которой снимали комнату неподалёку от дома, где жил владыка, он считал нужным говорить не только на религиозные, но и на научные темы. Преосвященный Августин был в курсе не только церковных событий, но и многих научных открытий. Так, они говорили о разных теориях происхождения человека. В школе преподавали по Дарвину, и владыка подробно рассказал дочери о том, что теория Дарвина опровергнута многими учёными и с научной точки зрения показала полную свою несостоятельность.

В комнате, где жил епископ, около большого окна стоял стол, за которым он работал; за этим же столом все пили чай и обедали, чаще всего в присутствии гостей, так как владыку всегда кто-нибудь посещал и после беседы оставался на трапезу. На праздники к владыке приезжало много богомольцев из Иванова, Кинешмы и Москвы. Со всяким он находил время для беседы, всех выслушивал, если кто просил — исповедовал. Он смиренно, терпеливо и сострадательно вникал в нужды и горести каждого, и все у него находили совет, поддержку и утешение духовное.

2 апреля 1936 года преосвященный Августин был возведён в сан архиепископа. Пасха 1937 года, благодаря торжественному и вдохновенному служению владыки, несмотря на все гонения, ощущалась верующими в Калуге как одна из самых радостных. Воскресение Христово осознавалось реальнеё всех событий мира сего, перед ним отступал и рассеивался тяжёлый мрак, охвативший тогда все сферы жизни народа.

Осенью 1937 года среди духовенства, верующих и жителей города Калуги начались аресты. Архиепископ Августин был уверен, что воинствующие безбожники непременно его арестуют, и он спокойно и серьёзно готовился к предстоящему аресту и грядущим страданиям. Пересматривал записи, письма, уничтожал всё то, что кому-либо могло повредить. Накануне празд­ника Рождества Богородицы, 20 сентября, ему пришла повестка с требованием явиться к городским властям. Иногда власти вызывали архиерея в здание городского совета по церковным делам, но время в этой повестке было проставлено столь позднее, что владыка понял, что его вызывают для ареста. Дочь владыки почти всегда заходила из школы к нему, а вечером уходила ночевать к себе. В этот день она задержалась в школе и не пошла на всенощную. Когда владыка пришёл из храма, он спросил её: «Ты почему не была на всенощной? Я тебя искал. Я тебя смотрел». И прибавил: «Меня вызывают в горсовет». Затем благословил её и сказал: «Если тебе будут нужны деньги — молись преподобному Серафиму, он поможет тебе. Он всегда мне помогал».

В ту же ночь в дом, где жил архиепископ, пришли сотрудники НКВД и забрали все его вещи: панагию, Евангелие, духовные книги, дикирий, трикирий и многое другое, взяли всё, что попалось под руку.

После ареста владыка был сразу допрошен. И затем допросы продолжались весь месяц.

— Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Следствие требует от вас дать правдивые показания по этому вопросу, — заявил следователь.

— Контрреволюционной деятельностью я не занимался и виновным себя не признаю.

— Вы врёте, следствие располагает точными данными, что вы действительно занимались контрреволюционной деятельностью, прекратите запирательство и дайте правдивые показания по этому поводу.

— Контрреволюционную деятельность я отрицаю и её не проводил.

— Следствие располагает точными данными, что вы, Беляев, будучи враждебно настроены к существующему советскому строю, объединили вокруг себя контрреволюционно настроенное духовенство на борьбу с советской властью, признаёте себя виновным в этом?

— Контрреволюционно настроенного духовенства я не знаю, никого на борьбу с советской властью не призывал и виновным себя в этом не признаю.

— Следствие располагает абсолютно точными материалами, что вы, Беляев, были членом нелегальной контрреволюционной церковномонархичёской организации, признаёте себя виновным в этом?

— Членом нелегальной контрреволюционной церковно-монархической организации я не был, о существовании такой организации мне ничего не известно и виновным себя в этом не признаю.

— Следствию достоверно известно, что вы… приехав в город Калугу в 1934 году… являлись руководителем церковно-монархической контрреволюционной организации. Подтверждаете вы это?

— Нет, не подтверждаю.

— Ряд лиц, арестованных вместе с вами, признали себя членами церковно-монархической контрреволюционной организации и утвердительно показали, что вы являетесь организатором и руководителем контрреволюционной организации, членами которой они состоят. Что вы скажете на это?

— Вновь утверждаю, что я в контрреволюционной организации не состоял и контрреволюционной деятельностью не занимался.

— Вам зачитывается выдержка из показаний Ивана Алексеевича Остроглазова от 9 октября 1937 года, где он признал себя членом контрреволюционной организации и показал, что вы, Беляев, являетесь организатором и руководителем данной контрреволюционной организации… Теперь вы признаёте себя виновным?

— Виновным в контрреволюционной деятельности я и теперь себя не признаю.

— Аналогичные выдержки вам зачитываются из показаний Павла Дмитриевича Семёновского… Этого вам достаточно для признания своей вины?

— Виновным себя я и сейчас не признаю и впредь ни при каких условиях, сколько бы следствие ни предъявляло мне уличающих фактов моей контрреволюционной деятельности, и даже если будет мне устроена очная ставка, в частности, с Иваном Алексеевичем Остроглазовым и Павлом Дмитриевичем Семёновским, я и в этом случае виновным себя не признáю.

— Возможно, вы в течение суток после ознакомления с выдержками из показаний Остроглазова и Семёновского одумались и признаёте свою контрреволюционную деятельность? — начал следователь допрос на следующий день.

— Нет, не признаю.

— У вас при обыске изъяты две серебряные монеты и одна золотая с условными насечками на краях, которые вами хранились отдельно и укрыто. Каково их назначение?

— Значение насечек на монетах мне совершенно неизвестно, а хранились они моими детьми с момента моей второй ссылки как память обо мне. Золотую монету в десять рублей я получил от неизвестного лица, жёнщины, когда я подходил к своей квартире вечером, это было зимой прошлого года.

— При личном обыске вы порвали письмо, пытаясь скрыть его содержание. Следствию удалось восстановить содержание письма, которое подписано условной неразборчивой подписью. Кто автор упомянутого письма, и с какой целью вы его уничтожили при личном обыске?

— Данное письмо я получил без конверта через домашний почтовый ящик. Будучи занятым при разборе почты, я это письмо, не читая, положил в свой карман, и оно хранилось у меня около месяца. Уничтожил я его потому, что его содержание, которое я успел прочитать в момент обыска, не относится к следственному делу. Автора данного письма я не знаю.

Некоторые из арестованных были сломлены условиями тюремного заключения, некоторые поддались льстивым посулам следователей и согласились стать лжесвидетелями и оговорить себя и других. Подписанные ими показания, «свидетельствующие» об антигосударственной деятельности архиепископа Августина, были ему затем предъявлены. Ознакомив его с этими показаниями, следователь сказал:

— Вы были ознакомлены с показаниями ряда обвиняемых, которые изобличали вас как руководителя контрреволюционной церковно-монархической организации, вам устроены очные ставки, на которых вы разоблачены как организатор и руководитель контрреволюционной церковно-монархической организации, дальнейшее запирательство совершенно бесполезно, следствие предлагает дать правдивые показания о вашей контрреволюционной деятельности.

— Контрреволюционной деятельностью я не занимался и виновным себя не признаю. Если мне будут ещё устроены очные ставки, я и на них буду отрицать свою виновность.

— Каким репрессиям вы подвергались после революции и за что? И признавали ли вы себя виновным на следствии?

— После революции за антисоветскую деятельность я привлекался к следствию четыре раза… Во всех случаях я виновным себя никогда и нигде не признавал.

— Назовите автора записки, которую вы пытались уничтожить при личном обыске.

— Автора записки не знаю.

— Откуда у вас золотая десятка, обнаруженная при обыске?

— Я получил её от неизвестной мне женщины.

— Дайте объяснение следствию о двух гривенниках с условными насечками, которые вы хранили у себя отдельно и которые были изъяты при обыске.

— Два гривенника с насечками, изъятые у меня при личном обыске, никакого значения не имеют.

22 октября сотрудники НКВД провели очную ставку между архиепископом и одним из обвиняемых.

— Что вам лично известно о контрреволюционной деятельности Александра Александровича Беляева? — спросил следователь обвиняемого.

— Александр Александрович Беляев является организатором и руководителем контрреволюционной монархической организации церковников, в состав которой входили я — Афанасий Васильевич Любимов, Иван Алексеевич Остроглазов, Павел Дмитриевич Семёновский, Иван Иванович Сперанский и другие приближённые архиепископа. Члены упомянутой контрреволюционной организации под руководством Александра Александровича Беляева вели активную борьбу с советской властью путём сколачивания в контрреволюционные группы бывших людей и церковников и воспитывали последних в контрреволюционном духе.

— Вы подтверждаете показания обвиняемого Любимова о вашей принадлежности к контрреволюционной монархической организации? — спросил следователь архиепископа.

— Показания обвиняемого Любимова я не подтверждаю.

На следующий день следователи устроили ещё одну очную ставку архиепископа с другим обвиняемым.

— Что вам лично известно о контрреволюционной деятельности Александра Александровича Беляева? — спросил следователь.

— Александр Александрович Беляев является организатором и руководителем контрреволюционной церковно-монархической организации церковников. Членами этой организации являлись я — Павел Дмитриевич Семёновский, Иван Алексеевич Остроглазов, Афанасий Васильевич Любимов, Иван Иванович Сперанский, Василий Алексеевич Макаров и многие другие приближённые архиепископа Августина Беляева. Члены упомянутой организации под руководством Беляева вели активную борьбу с советской властью…

— Вы подтверждаете показания Семёновского о вашей принадлежности к контрреволюционной монархической организации? — спросил следователь архиепископа.

— Показания обвиняемого Семёновского я не подтверждаю.

Архиепископ Августин держался мужественно и, несмотря на угрозы следователей и оговоры лжесвидетелей, категорически отвергал все обвинения. Следователи тогда прибегли к допросу одного из заключённых, который находился в одной камере с архиепископом и вызвался свидетельствовать против святителя.

— Вами подано заявление на имя начальника Калужской тюрьмы, что находившийся с вами в одной камере следственный заключённый архиерей Беляев в камере занимается антисоветской деятельностью. Что вы можете конкретно рассказать следствию об антисоветской деятельности Беляева?

— Беляева я раньше не знал… Познакомился во время нахождения с ним в двадцать пятой камере в двадцатых числах сентября 1937 года и до сих пор сижу вместе с ним… Беляев говорил: «Советская власть существовать не может и не будет, и большевики… никогда не построят коммунистичёского общества, примером этого является „Парижская коммуна“, которая пала, коммунизм неосуществим». Когда следственный заключённый, бывший учитель 5-й школы, Другаченок стал говорить колхозникам, что вас священники пичкали всякой белибердой, и после всплыл вопрос о мощах, о нечистоплотности священников, ханжестве, нравственном разложении, использовании темноты масс служителями культа… Беляев после длительных антисоветских разговоров заявил: «Всё это поклёп на Церковь, это есть результат нечистоплотности советской власти и вождей ВКП (б)». Беляев клеветал на органы НКВД, заявляя: «Раз при советской власти арестовали, то в органах НКВД всё равно себя не реабилитируешь, ничего во внимание не примут, всё равно осудят. Следствие всё выдуманное и подтасованное. В концлагерях НКВД творятся ужасы, кошмары, издевательства над заключёнными, никакого порядка нет, кругом царит несправедливость».

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила архиепископа Августина к расстрелу. 21 ноября дочь архиепископа Нину вызвали в НКВД и стали спрашивать, кто бывал у владыки, и, добиваясь ответов, угрожали арестом. Следователи предполагали страданиями дочери сломить волю архипастыря и заставить его оговорить себя. Допрос длился долго, но ни к чему не привёл. Заметив, что Нина увидела стоявший в углу посох владыки, следователь сказал: «Возьмите его, он ему больше не понадобится». Затем подписал пропуск на выход из здания НКВД и сказал, чтобы она принесла отцу чистое бельё. На вопрос, что будет с владыкой, следователь ответил: «Подумайте лучше о себе, его вы больше не увидите».

На следующий день Нина принесла владыке в тюрьму чистое бельё.

Вместе с архиепископом Августином были арестованы архимандрит Иоанникий (Дмитриев), протоиерей Иоанн Сперанский, псаломщики Алексей Горбачёв, Николай Смирнов, Аполлон Бабичев, член церковного совета Михаил Арефьев, а также Феоктиста Ченцова, Анна Остроглазова и Ольга Масленникова.

Преподобномученик Иоанникий (Дмитриев) родился в 1875 году в деревне Редкие Дворы Московской губернии в семье крестьянина Алексея Дмитриева, в которой было пятеро детей, и наречен в крещении Иоаном. В течение трёх лет Иван зимой ходил на дом к учителю и обучался грамоте, а летом пас скотину на пастбище. В двенадцать лет он пошёл вместе с деревенскими портными по деревням в качестве ученика и в течение трёх лет обучался портняжному ремеслу. Когда Ивану исполнилось семнадцать лет, он отправился в Москву и устроился в портняжную мастерскую. Проработав три года, он на две недели приехал в родную деревню повидать отца с матерью, а затем вернулся в Москву. Вскоре умерла мать, и он взял к себе на содержание всю семью — отца и братьев с сёстрами. Иван рос с детства благочестивым, а в юности почти ежедневно посещал церковь и читал много духовных книг. Два года он жил с мыслью уйти в монастырь и в конце концов остановился в своём выборе на ските Оптиной пустыни.

В 1908 году Иван приехал в Оптину пустынь; две недели он прожил в ней и беседовал с настоятелем, который, увидев высокий духовный настрой благочестивого паломника, принял его в обитель послушником. Здесь он был пострижен в монашество с именем Иоанникий и в 1915 году рукоположен в сан иеродиакона. С 1917 года он был экономом в архиерейском доме у епископа Калужского Феофана (Тулякова). В 1918 году иеродиакон Иоанникий был мобилизован в тыловое ополчение и прослужил здесь два года. В 1921 году епископ Феофан рукоположил его в сан иеромонаха и направил служить в село Сухиничи неподалёку от Калуги. В 1927 году епископ Феофан был переведён на другую кафедру; назначенный вместо него епископ Стефан (Виноградов) возвёл в 1928 году иеромонаха Иоанникия в сан игумена и определил его настоятелем Георгиевского монастыря в городе Мещевске.

Направляя отца Иоанникия в монастырь, владыка благословил его помогать всем престарелым монахам и монахиням, жившим тогда при монастыре. В 1929 году монастырь закрыли, а на его месте была организована коммуна «Искра». Отец Иоанникий после закрытия монастыря был назначен настоятелем мещевского собора. Монахи закрытой обители образовали вокруг собора некое подобие монастырской общины, с уставными службами в соборе. Они жили теперь по частным квартирам, но все строго выполняли устав. Отец Иоанникий, исполняя благословение епископа, помогал монашествующей братии, и в особенности тем, кто по старости или болезни не мог себя содержать. Наличие вокруг городского собора некоторого числа монашествующих обратило на себя внимание властей. В это время властями проводилась коллективизация, к которой они сами относились как к мероприятию рискованному, и оттого опасались крестьянских восстаний и сопротивления — или пассивного, когда люди не шли в колхозы, или активного, когда они готовы были идти на физическое сопротивление. Священнослужителей и монахов власти считали первыми своими врагами, а зная, что это наиболее просвещённые люди, почитали их врагами вдвойне.

В октябре 1932 года власти арестовали в городе Мещевске девятнадцать человек, из них одиннадцать — монахов и монахинь. Игумен Иоанникий был арестован 31 октября и заключён в тюрьму города Брянска. 16 ноября он был вызван на допрос и на вопросы следователя ответил:

«По существу предъявленного мне обвинения в создании контрреволюционной группировки из монашествующих и бывших торговцев и проведении агитации против мероприятий советской власти виновным себя не признаю. Служба в церкви шла продолжительно, хотя некоторые молитвословия монашеские и были сокращены. Акафисты в начале службы читались, а потом во время самой службы пелись, но это было заведено ещё до меня. Службы проходили в церкви ежедневно. Это я делал из-за заботы об истинной христианской православной вере, как и должен был делать каждый священник. Никакого подпольного монастыря при мещевском соборе у нас не было. Все монашествующие признавали меня за своего духовника, но за старшего не считали».

Следователи, собрав против игумена Иоанникия показания «свидетелей», их ему зачитали. Выслушав, отец Иоанникий ответил:

«Указанные мне якобы конкретные случаи моей контрреволюционной деятельности категорически отрицаю и заявляю, что я нигде и никогда не говорил против тех или других мероприятий советской власти. Со стороны арестованных со мною я также ни разу не слышал что-либо против мероприятий советской власти».

15 марта 1933 года Тройка ОГПУ приговорила игумена Иоанникия к ссылке в Северный край на пять лет. По возвращении из ссылки он был возведён в сан архимандрита и направлен служить в Николо-Казинский храм в городе Калуге. Осенью 1937 года власти арестовали архимандрита Иоанникия вместе с архиепископом Августином и группой духовенства Калуги. 28 октября состоялся допрос священника.

— Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Следствие предлагает вам по этому вопросу дать откровенные показания, — потребовал следователь.

— Я среди духовенства и верующих неоднократно высказывал недовольство советской властью, обвиняя её в том, что в результате её политики по всему Советскому Союзу по требованию советской общественности закрылись церкви, кроме этого я говорил о том, что советская власть несправедливо проводит репрессии в отношении бывших людей… и духовенства, — высказал отец Иоанникий своё мнение, но отказался признавать себя виновным в контрреволюционной деятельности и оговаривать других.

Священномученик Иоанн Сперанский родился 1 января 1864 года в селе Желовиж Калужского уезда Калужской губернии в семье священника Иоанна Сперанского. По окончании Калужской Духовной семинарии он был рукоположен в сан священника и служил в храмах Калужской епархии. За безупречное и ревностное служение отец Иоанн был возведён в сан протоиерея и награждён митрой. Был членом Союза Русского Народа. За самоотверженное служение Церкви и отечеству был награждён орденами. Протоиерей Иоанн пользовался огромным авторитетом среди верующих Калуги, и когда к власти пришли безбожники и началась гражданская война, он был тут же арестован и заключён в тюрьму в качестве заложника. Во время изъятия властями церковных ценностей в 1922 году протоиерей Иоанн был вновь арестован и приговорён к одному году заключения. В 1937 году власти снова арестовали священника.

— Вы арестованы за контрреволюционную деятельность, которую проводили будучи настоятелем церкви Одигитрии… Дайте следствию показания по этому вопросу, — потребовал следователь.

— Контрреволюционной деятельности и агитации я не проводил.

— В каких взаимоотношениях вы находились с архиепископом Августином Беляевым?

— К архиепископу Августину я относился как к носителю высшего священного сана.

Следователи стали спрашивать об архиепископе Августине и требовать подтверждения лжесвидетельств против него, но священник категорически отказался. На одном из последних допросов следователь сказал:

— На предыдущих допросах вы уклонились от дачи правдивых показаний. Следствием достоверно установлено, что вы являетесь участником контрреволюционной монархической организации, состоя в которой, вы проводили работу по обработке верующих граждан в антисоветском духе. Признаёте вы это?

— Нет, не признаю. В контрреволюционной организации я не состоял и не знаю о её существовании…

— Вам зачитываются выдержки из показаний обвиняемых, которые признали себя участниками существующей в городе Калуге контрреволюционной монархической организации и показали, что и вы являетесь её участником; состоя в ней, вы занимались контрреволюционной деятельностью. Теперь вы признаёте себя виновным?

— Вновь заявляю, что я в контрреволюционной церковно-монархической организации не состоял и контрреволюционной деятельностью не занимался. Если мне будут устроены очные ставки, я и на них буду отрицать свою виновность.

Мученик Алексий Горбачёв родился 5 февраля 1892 года в деревне Куровское Перемышльского уезда Калужской губернии в семье крестьянина Григория Горбачёва. В 1903 году окончил одноклассную церковноприходскую школу в селе Обухово Перемышльского уезда Калужской губернии. Руководил в то время школой духовно опытный, достигший почтенного возраста батюшка — протоиерей Мирон Михайлович Добронравов, прослуживший настоятелем в церкви Рождества Богородицы в селе Обухово 61 год (с 1849 по 1910) до 85-ти летнего возраста.

За усердие в учёбе и оказание помощи в богослужениях, за благочестие, трудолюбие и смекалку мальчика Алёшу определили трудиться в Калугу. Здесь он служил трапезником храма в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» при Инвалидном доме Губернского земства и в храме Александра Невского при Хлюстенских богоугодных заведениях. В 1911 он вступил в брак с девицей Пелагией. А в 1914 году был определён псаломщиком в храм Святителя Николая Чудотворца села Муромцево Перемышльского уезда Калужской губернии. Настоятелем храма был в те годы протоиерей Феодор Смиренский, прослуживший на этом месте с 1894 по 1919 год.

Поселившись в доме псаломщика, расположенного вблизи храма, Алексий занялся обустройством хозяйства для пропитания семьи, при этом он успешно сочетал заботу о церкви и о семье. В мае 1915 года был призван в армию, а в октябре этого же года у него родился сын Николай, которого он увидел лишь год спустя.

В 1920 году для ремонта храма и замены крестов на куполах не хватало средств. Алексий Горбачёв решил выкупить в собственность дом псаломщика, находящийся в ветхом состоянии, а на вырученные от продажи деньги предложил крестьянскому совету отремонтировать храм и заменить кресты на куполах.

В то время настоятелем храма был священник Василий Алексеевич Макаров, который служил в нём по 1925 год (Осенью 1937 года арестован и приговорён по ст. 58 п. 10 УК РФ «тройкой» УНКВД СССР Тульской обл. к высшей мере наказания. Расстрелян).

Мученик Алексий всегда и без колебания придерживался православных канонов. В послужном списке за 1924−25-й годы он, наряду со священником Василием Макаровым, был отмечен как «тихоновец».

Когда был закрыт храм, Алексий Григорьевич переселился с семьёй в родную деревню, где впоследствии построил новый дом на живописном берегу реки Угры, который сохранился до наших дней.

В суровые годы гонений на Русскую Православную Церковь святой, анализируя ситуацию в стране, Алексей Григорьевич искал ответы на поставленные жизнью вопросы в Священном Писании. Сохранилась Библия, принадлежащая семье мученика, на страницах которой, в подчёркнутых текстах, отражены мысли и чаяния святого.

Пример некоторые из них:

Владычество переходит от народа к народу по причине несправедливостей, обид и любостяжания.	Сир 10, 8
.. нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле. Клятва и обман, убийство и воровство, и прелюбодейство.., кровопролитие следует за кровопролитием.	Ос 4, 1−2
Как ты забыл закон Бога твоего то и Я забуду детей твоих.	Ос 4, 6
.. священников убивают.	Ос 6, 9
.. ставили князей, но без Моего ведома; из серебра своего и золота своего сделали для себя идолов.	Ос 8, 4
Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю.	Ос 8, 7
Вы возделывали нечестье, пожинаете беззаконие.	Ос 10, 13
И Я дал тебе царя во гневе Моем, и отнял в негодовании Моем.	Ос 13, 11
Доколе, Господи, я буду взывать, и Ты не слышишь, буду вопиять к тебе о насилии, и Ты не спасаешь?	Авв 1, 2
Посмотрите между народами и внимательно вглядитесь, и вы сильно изумитесь; ибо Я сделаю во дни ваши такое дело, которому вы не поверили бы, если бы вам рассказывали.	Авв 1, 5
Горе тому, кто без меры обогащает себя не своим, — надолго ли? И обременяет себя залогами!	Авв 2, 6
Безславие измыслил ты для твоего дома, истребляя многие народы, и согрешил против души твоей.	Авв 2, 10
«Горе строящему город на крови и созидающему крепости неправдою!»	Авв 2, 12
После семи дней лежал я на траве, и сердце моё опять смущалось, как прежде.	3 Езд 9, 27
.. возгорается на вас ярость многочисленного полчища, и схватят некоторых из вас и умертвят для принесения в жертву идолам.	3 Езд 16, 69
Кто будет единомыслен с ними, тех подвергнут они посмеянию, поношению и попранию.	3 Езд 16, 70
Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына.	1 Ин 2, 22

Алексия Горбачёва арестовали осенью 1937 года по обвинению в контрреволюционном заговоре. Он хорошо усвоил истину из Писаний: «Кто будет единомыслен с ними, тех подвергнут они посмеянию, поношению и попранию» (3Езд16. 70). Выдержал все испытания, обвинение в «контрреволюционной деятельности и членстве в церковно-монархической контрреволюционной организации», которое было предъявлено следствием, он отверг и виновным себя в этом не признал. Твёрдо стоял на том, что Церковь не есть контрреволюционная организация, и глава Церкви Иисус Христос — не контрреволюционер, а Бог наш, ибо: «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына» (1Ин 2. 22).

Для усиления психологического давления на мученика, был арестован его сын, Николай (осуждён на 3 года исправительных работ). Но и это обстоятельство не сломило волю Алексия Григорьевича.

Мученик Николай Петрович Смирнов родился 6 мая 1886 года в селе Старая Кашира Коломенского уезда Московской губернии в семье крестьянина Петра Смирнова. Окончил школу, а затем до 1922 года работал сельским учителем. В 1922 году Николай Петрович переехал в Калугу и до своего ареста в 1937 году служил в Георгиевском храме псаломщиком и пел в церковном хоре. На допросе следователь спросил Николая Петровича:

— Вы арестованы за проведение контрреволюционной деятельности, дайте показания следствию по этому вопросу.

— Контрреволюционной деятельностью я не занимался.

— Вы врёте, следствию доподлинно известно, что вы, будучи враждебно настроены к существующему советскому строю, занимались антисоветской агитацией, следствие требует от вас правдивых показаний.

— Антисоветской агитацией я не занимался и виновным в предъявленных обвинениях себя не признаю.

— Следствию известно, что вы, как враждебно настроенный к советскому строю, занимались антисоветской агитацией; прекратите запирательство и дайте правдивые показания следствию; учтите, что ваше чистосердечное раскаяние будет учтено советской властью к 20-й годовщине октябрьской революции.

— Виновным в предъявленных обвинениях себя не признаю и к своим показаниям больше добавить ничего не могу.

Подписывая протокол допроса, Николай Петрович в конце листа дописал: «Читал. Виновным себя не, — подчеркнул он, — признаю и считаю себя в соответствии со своими убеждениями не способным к подобным явлениям».

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила псаломщика Николая Смирнова к десяти годам заключения в концлагере, по прибытии в который он вскоре скончался.

Мученик Аполлон Ксенофонтович Бабичев родился 30 марта 1874 года в городе Калуге. Окончил городское училище и служил в Георгиевском храме псаломщиком. 16 октября 1937 года власти арестовали его. На следствии он сразу занял твёрдую позицию, настаивал на точной записи ответов и ставил после каждого ответа подпись.

— Вы арестованы и обвиняетесь в контрреволюционной деятельности, дайте правдивые показания по существу, — потребовал следователь.

— Контрреволюционной деятельностью я не занимался.

— Напрасны ваши запирательства, следствие располагает достаточными данными, уличающими вас в контрреволюционной деятельности, которую вы проводили совместно с церковными лицами, предлагаю говорить правду.

— Вновь заявляю, что контрреволюционной деятельностью я не занимался и виновным в этом себя не признаю.

— Следствию известно, что вы, будучи враждебно настроенным к советскому строю и будучи тесно связанным с активным контрреволюционным элементом из церковников, занимались среди граждан антисоветскими разговорами. Следствие требует от вас правдивых показаний.

— Я враждебно настроенным к советской власти себя не считаю, и никакой антисоветской работой я не занимался.

— Назовите лиц, враждебно настроенных к советской власти.

— Таких лиц я не знаю.

— На первом допросе вы дали следствию ложные показания, не признав себя виновным в антисоветской деятельности, которую вы проводили совместно с другими церковниками. Предлагаем говорить правду.

— Антисоветской деятельностью я не занимался и виновным в этом себя не признаю. С церковниками я был связан только по церковной службе.

— Следствию также известно, что вы в числе группы лиц, приближённых к архиепископу Августину, проводили обработку верующих граждан в антисоветском духе, ведя среди них всевозможные антисоветские разговоры. Отбросьте запирательство и дайте следствию правдивые показания.

— Антисоветских разговоров я не вёл.

— Назовите лиц, враждебно настроенных к советскому строю.

— Таких лиц я не знаю.

— Ещё раз следствие предлагает вам дать правдивые показания о своей контрреволюционной деятельности, которую вы проводили совместно с другими лицами…

— Вновь отвечаю, что виновным себя в проведении контрреволюционной деятельности не признаю.

— Вам зачитываются выдержки из показаний обвиняемых, которые, признав себя участниками контрреволюционной монархическо-церковной организации, показали следствию, что и вы являетесь участником данной организации и вместе с ними проводили контрреволюционную деятельность… Теперь вы себя признаёте виновным?

— Нет, не признаю.

Мученик Михаил Павлович Арефьев родился 27 июня 1865 года в городе Калуге. До 1917 года Михаил Павлович был приказчиком и доверенным лицом одного из калужских фабрикантов. Будучи глубоко верующим человеком, он в 1928 году вошёл в состав церковного совета Одигитриевской церкви в Калуге. В октябре 1937 года власти арестовали его. На допросах Михаил Павлович не признал себя виновным в возводимых на него обвинениях.

Мученица Феоктиста Ченцова родилась 21 января 1880 года в городе Калуге в семье калужского купца Семёна Ченцова, занимавшегося торговлей скобяным товаром. Феоктиста Семёновна окончила городское училище. В сентябре 1937 года власти арестовали её как активного верующего человека, обвинив в контрреволюционной деятельности. Феоктиста Семёновна не признала себя в этом виновной, и на одном из допросов следователь сказал:

— Следствие располагает точными данными, что вы, обставив свою квартиру иконами, устраиваете у себя тайные громкие моления. Признаёте себя виновной в этом?

— Действительно, у меня на квартире очень много икон, около двадцати, причём раньше иконы были и в коридоре, но после протеста квартирантов я их перенесла в комнаты, но молений и громких служений у себя в квартире я не устраиваю.

— Следствие располагает точными данными, что вы у себя в квартире устраивали после церковных служб ужины, на которых велись антисоветские разговоры, признаёте себя виновной в этом?

— Никаких ужинов я не устраивала и антисоветских разговоров не вела.

— Следствием установлено, что вы являетесь участницей контрреволюционной церковно-монархической организации. Вы это подтверждаете?

— Я категорически это отрицаю.

— Зачитываю вам показания обвиняемого Афанасия Васильевича Любимова: «Участницей контрреволюционной нелегальной церковной организации в городе Калуге является Ченцова Феоктиста Семёновна, дочь богатого купца города Калуги, активная церковница», и аналогичные показания обвиняемого Павла Дмитриевича Семёновского, Ивана Алексеевича Остроглазова. Вы это подтверждаете?

— Я этого не подтверждаю.

— Следствием установлено, что вы распространяли контрреволюционную клевету на советскую власть и контрреволюционные суеверные слухи, вы признаёте себя в этом виновной?

— Виновной в этом я себя не признаю.

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила её к десяти годам заключения в концлагере. Феоктиста Семёновна скончалась в одном из Карагандинских лагерей 16 февраля 1942 года и была погребена в безвестной могиле.

Мученица Анна Остроглазова родилась 19 ноября 1900 года в городе Калуге в семье протоиерея Иоанна Алексеевича Остроглазова. Окончила среднее учебное заведение и поступила в институт народного образования; окончив два курса, она в 1920 году ушла из института. Затем она поступила работать бухгалтером в Калужское педагогическое училище. Здесь Анну Ивановну за её кроткий нрав полюбили как преподаватели, так и учащиеся, многие из которых приходили к ней поделиться своими горестями и бедами. Анна Ивановна была глубоко верующим, благочестивым и серьёзным человеком, и когда Калужскую кафедру возглавил епископ Августин, она стала его ближайшей помощницей. Собирая о ней сведения и готовя постановление об её аресте, сотрудник НКВД составил о ней такую характеристику: «дочь попа, девица, активная церковница». После её ареста 16 октября 1937 года НКВД потребовал от администрации педагогического училища, где она работала, дать характеристику своей сотруднице, арестованной по обвинению в контрреволюционной деятельности. Администрация дала следующую характеристику Анне Ивановне: «Остроглазова работает в училище… около пятнадцати лет, хорошо знает всю обстановку и всех работников училища и учащихся. С текущей работой бухгалтера… справлялась… Остроглазова отличалась крайней молчаливостью, поэтому чрезвычайно трудно было выявить её лицо: на собраниях и в политкружке она никогда не выступала и в разговорах с преподавателями и администрацией обыкновенно ограничивалась короткими ответами или замечаниями. По имеющимся сведениям, она, будучи дочерью служителя культа и живя вместе с отцом, находилась всегда в тесном окружении церковников, сама часто посещала церковь, усердно молилась, преклонялась перед архиереем, сама обстановка в их доме напоминала церковь… Было также заметно стремление Остроглазовой войти в курс всех вопросов работы училища (хозяйственных, учёбновоспитательных и прочих).

Иногда заявления учащихся по делам даже не финансового характера подавались ей прежде, чем попадали к администрации… Известен случай, когда Остроглазова убеждала уборщицу при проведении всесоюзной переписи записаться верующей".

На допросах мужественная и благочестивая христианка держалась с достоинством и спокойствием, как достойная дочь своего духовного отца — архиепископа Августина.

— Вы арестованы за антисоветскую деятельность, следствие требует от вас дачи откровенных показаний по данному вопросу, — заявил следователь.

— Антисоветской деятельностью я не занималась и виновной себя не признаю.

— Вы дали ложные показания, следствие располагает точными данными, что вы, будучи враждебно настроены против существующего строя, занимались антисоветской агитацией. Следствие требует прекратить запирательство и дать правдивые показания по этому вопросу.

— Виновной себя не признаю и к предыдущему ответу ничего добавить не могу.

— Следствием установлено, что вы являетесь участницей контрреволюционной монархической организации. Вы это подтверждаете?

— Я этого не подтверждаю.

— Вам зачитываются показания обвиняемого Афанасия Васильевича Любимова: «Членом нашей контрреволюционной церковно-монархической организации является Анна Ивановна Остроглазова… доверенное лицо Августина… Она вела большую антисоветскую деятельность, воспитывая в контрреволюционном религиозном духе интеллигенцию, главным образом детей бывших людей и служителей культа… Вы это подтверждаете?

— Этого я не подтверждаю и виновной себя не признаю.

— Следствием установлено, что вы, работая бухгалтером педагогического училища, занимались вредительством, чем искусственно создавали недовольство педагогов на мероприятия партии и советского правительства. Вы признаёте себя виновной в этом?

— Вредительством я не занималась и виновной в этом себя не признаю.

— Следствием установлено, что вы занимались антисоветской клеветой, распространяя контрреволюционные суеверные слухи. Вы признаёте себя виновной в этом?

— Виновной в этом я тоже себя не признаю.

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила Анну Ивановну к десяти годам заключения в концлагере, где она приняла мученическую кончину от голода.

Мученица Ольга Александровна Масленникова родилась 10 июля 1874 года в городе Калуге. Окончила церковноприходскую школу. Была прихожанкой храма великомученика и Победоносца Георгия, в котором служил владыка Августин, помогала в работах по храму. 29 октября 1937 года власти арестовали её. Вызванная на допрос, Ольга Александровна не признала себя виновной в возводимых на неё обвинениях и никого не оговорила. 19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила её к восьми годам заключения. Ольга Александровна скончалась в концлагере в 1941 году.

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила архиепископа Августина (Беляева), архимандрита Иоанникия (Дмитриева), протоиерея Иоанна Сперанского, псаломщиков Алексея Горбачёва, Аполлона Бабичева и члена церковного совета Михаила Арефьева к расстрелу.

Архиепископ Августин, архимандрит Иоанникий, протоиерей Иоанн, псаломщики Алексей Горбачёв, Аполлон Бабичев и член церковного совета Михаил Арефьев были расстреляны 23 ноября 1937 года и погребены в общей безвестной могиле.

Священномученик Августин (Беляев), архиепископ Калужский, преподобномученики Иоанникий (Дмитриев), Нифонт (Выблов), священномученики Иоанн Сперанский и Борис Семенов, мученики Александр Медем, Алексий Горбачев, Николай Смирнов, Аполлон Бабичев, Михаил Арефьев, мученицы Феоктиста Ченцова, Анна Остроглазова и Ольга Масленникова прославлены в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 5». Тверь. 2001. С. 365−414.

http://www.fond.ru/index.php?menu_id=370&menu_parent_id=0&person_id=1206