Граф-мученик Александр Медем

8 августа в бывшем имении графов Медемов Александрия в Хвалынском районе Саратовской области пройдет Второй историко-культурный праздник «Возвращение в Александрию». Праздник начнется молебном в усадебном храме во имя равноапостольной Елены, восстановленном в 2007 году. В программе праздника — презентация проекта развития сельской территории «Возвращение в Александрию», показ и обсуждение документального фильма Софьи Горленко и Глеба Кузнецова «Атлантида русского Севера» — об истории отдаленной русской провинции Архангельско-Вологодского региона, знакомство с усадьбой, показ фильма Алексея Наумова «Медем» — о новомученике Александре Медеме, другие мероприятия.

Жизненному пути графа-мученика Александра Медема посвящена и публикуемая нами статья.

>

Александр Оттонович Медем

Рождество 1915 года представитель старинного балто-немецкого рода граф Александр Оттонович Медем встретил на передовой Западного фронта вместе с солдатами. От Саратовского губернского земства он сопровождал туда вагоны с подарками. Спустя несколько месяцев Медем вернулся в зону боевых действий в качестве начальника врачебно-питательного отряда. Порой под шквалом ураганного огня, добровольцы из «летучек» вывозили раненых солдат с поля боя, оказывали им необходимую медицинскую и санитарную помощь.

Граф Медем не раз видел лицо смерти. и оно имело с ним кровную связь: немецкие технологии массового уничтожения, солдаты вражеской армии, с которыми он мог разговаривать на одном языке и с большинством из которых он был одной лютеранской веры. С другой стороны были русские мужики — такие же, с которыми он рос в имении родителей на Волге, с которыми распахивал землю, засевал и собирал урожай, ел одну и ту же пищу. Теперь они умирали на его глазах от химических ожогов и огнестрельных ран.

На войне как на войне. Сердце Александра Оттоновича не выдержало. После тяжелого приступа весной 1916 года он был вынужден покинуть отряд и вернуться к семье на свой хутор Александрия, что в Хвалынском уезде, на севере Саратовской губернии. Там 16 июня он переходит в Православие, делает это тайно. И этот выбор стал началом его пути на Голгофу.

+ + +

Оттон Людвигович с Александрой Дмитриевной. 1890-е гг.

Александр Медем родился 8 декабря 1877 года в Санкт-Петербурге в аристократической семье. Его отец граф Оттон Людвигович Медем в разное время был Новгородским губернатором, сенатором, членом Государственного Совета, принадлежал к старинному и влиятельному курляндскому роду. Мать — Александра Дмитриевна Нарышкина — происходила из известной, родственной русскому императорскому двору аристократической семьи.

Александр в детстве

Вопреки законам Российской империи, Александр Медем был крещен в вероисповедание отца — лютеранство, на что было получено Высочайшее разрешение.

Детство Александра прошло в основном в Саратовской губернии, где еще в 1875 году в Хвалынском уезде его родители приобрели земли, центром которых был хутор Александрия. Имение находилось в самой узкой части водораздела Волги и Терешки. Во владении Медемов были также перевоз и рыбные ловли на Волге с прилегающими островами.

Со временем Александр полюбил ставшие для него родными поволжские края и деревенскую жизнь. С раннего возраста он проявлял интерес к полю, а когда подрос, то ни одна сельскохозяйственная работа на хуторе не обходилась без этого живого, веселого, деловитого и сообразительного мальчика, принимавшего во всем самое деятельное участие.

<

Александр — гимназист. Воронеж, 1890-е гг.

В мае 1893 года Оттона Людвиговича назначили Воронежским вице-губернатором. В Воронеже Александр поступил в гимназию. Там же состоялось знакомство Медемов с влиятельным дворянским родом этого города — Чертковыми. В семье Чертковых воспитывалось двое детей — сын Михаил и дочь Мария.

Мария Федоровна была очень красивой девушкой с большими синими глазами и черными густыми волосами, при этом очень застенчивой. Она получила типичное для того времени домашнее образование, свободно владела английским и французским языками, хорошо рисовала, была очень начитанна, обладала глубоким умом.

В 1896 году Оттона Людвиговича назначили Новгородским губернатором, и Медемы переехали в Великий Новгород. Там Александр окончил местную гимназию и в 1898 году продолжил обучение на юридическом факультете Петербургского университета.

В столице Александр Медем и Мария Черткова встретились вновь, и эта встреча закончилась свадьбой 5 мая 1901 года.

Александр и Мария. 1900-е гг.

Для постоянного проживания молодожены выбрали Александрию. Они вполне могли угнездиться в собственном имении Александра Оттоновича Каугерсгофе в Курляндии или в поместье Марии Федоровны, находившемся в Бессарабии, но главу семьи манили любимые с детства края со сверкающей на солнце, прорезанной островами Волгой, займищами, бескрайними полями и дубравами, лугами с ароматными земляничными ягодниками. Всему свету граф Медем предпочитал Александрию. По свидетельствам современников, он знал каждого нанятого крестьянина и отбирал только лучших работников, лично объезжал владения и следил за ходом работ, мог и из одного котла с рабочими поесть, ходил в крестьянской косоворотке. Его дочь Александра позже напишет: «Отец привык легко общаться с людьми и всех располагать к себе. Сам всегда предпочитал общество простых людей (в частности, крестьян). Он умел держать себя соответственно в любом обществе, но не любил находиться в тех аристократических кругах, где было много условностей».

В начале ХХ века в усадьбе начинается активное строительство. Возводятся паровая мельница, сыродельня, амбары, силосная башня, деревянный ледник, оранжерея и прочие хозяйственные строения. На Волге работала хлебная пристань. Вводились все новейшие достижения агрономической науки и техники: на ферме — механические поилки, на мельнице — силовая установка, были закуплены локомобили, паровая машина, молотилки.

На берегу Нижнего пруда расположился каменный барский дом; были разбиты парки, аллеи, сады, цветочные клумбы и огороженные невысокими деревянными заборчиками палисадники с дубами и голубыми елями. В них расхаживали, распустив радужные хвосты, павлины.

Александрия стала образцовым имением с развитой инфраструктурой, особой усадебной культурной средой и гармоничными социальными отношениями. Здесь Александр Оттонович с Марией Федоровной строили свою счастливую жизнь, здесь же у них появились дети: 25 июля 1902 года рождается первенец — сын Федор, позже еще три дочери: 10 апреля 1904 года родилась Софья, 8 сентября 1908 года — Елена, а 14 мая 1911 года — Александра. Все они были крещены в Православие.

М.Ф. Медем с детьми Федей и Софьей. 1904 г.

Младшая дочь позже напишет: «Будучи по натуре человеком властным, упрямым и любившим делать всё по-своему, отец распоряжался делами и всей внешней жизнью семьи. Но внутренней, духовной жизнью и им самим как человеком руководила моя мать, являвшаяся для отца и духовным, и нравственным авторитетом».

Тяжелым крестом и неутешным горем для Александра Оттоновича и его жены была средняя дочь. Рождению Елены предшествовала холера у беременной Марии Федоровны. Болезнь и лекарства, которыми ее спасали, повлияли на здоровье будущего ребенка. Когда девочка появилась на свет, родители стали замечать, что она не развивается нормально. Елена не могла говорить, сознательно владеть телом и даже жевать. Но при всей тяжести болезни у Еленушки, как ее ласково называли близкие, не было идиотского выражения лица.

Александр Медем с дочерью Еленой. 1910-е гг.

«Когда говорили строго, — вспоминает ее младшая сестра, — она плакала, когда ласкали — она улыбалась. Улыбалась и радовалась появлению перед нею матери, реагировала на звук посуды, когда была голодна. Более всех детей она была похожа на мать: огромные синие глаза, черные брови и волосы, нежная кожа. У бедняжки бывали припадки судорог всего тела, и это было очень мучительно. Она кричала, и сердце родителей надрывалось».

Еленушка нуждалась в постоянном уходе. Александр Оттонович и Мария Федоровна предпринимали различные меры для лечения дочери, возили ее на обследования к лучшим врачам не только России, но и Швейцарии. Болезнь не отступала. Тяжелые обстоятельства стали очередной ступенью в духовном росте Александра Оттоновича. По желанию супруги он закладывает в Александрии православный храм во имя святой Елены — небесной покровительницы Еленушки.

В 1910—1912 годах каменная однопрестольная церковь в Александрии была возведена и освящена 17 октября 1913 года. Иконостас для церкви выполнили известные мастера Владимир Комаровский и Дмитрий Стеллецкий.

Храм в Александрии. 1916−17 гг.

Осенью 1914 года в Петрограде погибает Александра Дмитриевна Медем. Потеря матери не подорвала нравственных сил Александра Оттоновича. Вскоре после семейной трагедии он принимает активное участие в поддержке русской армии, воевавшей на фронтах Первой мировой. В середине декабря 1914 года он сопровождает в Польшу поезд с подарками для солдат некогда расквартированной в Саратове 47-й дивизии. На фронте граф Медем встретил новый 1915 год, а 9 января вернулся обратно.

Ужасы войны еще более укрепили глубокие патриотические чувства Александра Оттоновича. Вскоре он вновь отправился на фронт, но уже в качестве начальника санитарного отряда Всероссийского земского союза. Там же он принимает решение стать православным.

Документ о присоединении графа А.О. Медема к Православной Церкви

Революции 1917 года подорвали основы русской государственности и национальной идентичности. Все потенциальные противники преступного большевистского режима становились его жертвами, порой безвинными. В этот момент менялась и жизнь Медемов.

Александрия была национализирована. Семья переехала в соседний Хвалынск, где ее временно приняли друзья. На первых порах семья и прислуга жили на «хуторские» запасы и имеющиеся в наличии средства.

Эмигрировать удалось лишь отцу Александра Оттону Людвиговичу, брату Дмитрию и позднее сыну Федору. Второй брат, Георгий, офицер Белой армии, погиб под Самарой. Самого Александра Оттоновича как бывшего «эксплуататора» и «буржуя» неоднократно арестовывали, чему предшествовали обыски в квартире. Его дочь вспоминала: «В те годы искали оружие. И хоть такого не находили, но отца забирали. В памяти: горящие ненавистью глаза человека в кожаной куртке, роющегося в наших вещах. Сопровождающие его берут руками со стола нарезанные к ужину куски вареного мяса и хлеб, жадно едят. Это для пришлых представителей власти мой отец был помещик и „классовый враг“. Местные коммунисты и рядовые люди, знавшие и любившие „графа“ как человека, не раз выручали его».

Александр и Мария Медемы. Фото на прощание с мужской группой бывших служащих. Январь 1918 года.

Во время одного из арестов лета 1918 года Александра Оттоновича приговорили к расстрелу. Уважавшие графа люди предлагали организовать побег, но он отказался. В ночь перед расстрелом под большим секретом Александру разрешили переночевать дома и проститься с семьей. Его выпустили без конвоя, под честное слово, с условием, что утром он вернется и не подведет отпустившего. Так Александр Оттонович с Марией Федоровной, просидев всю ночь на балконе снимаемой квартиры, приготовились к ужасной развязке, а на рассвете. канонада! Большевики без боя сдали город частям Народной армии КОМУЧа, приговор отменился сам собой.

Но уже к осени советская власть в городе была восстановлена. Александра Оттоновича вновь арестовали. За его освобождение у Марии Федоровны потребовали крупную сумму денег, которых у семьи не было. Тогда она обратилась к хвалынскому мулле, давно знавшему и уважавшему Медемов. Татарская община собрала необходимую сумму, и граф Медем был освобожден.

Обыски, аресты, тюремные заключения еще не раз врывались в семью Медемов.

Хвалынск, 1910-е гг.

С 1921 года Александр Оттонович, а вслед за ним и вся семья Медемов ходили на службы большей частью не в Казанский собор, а в церковь мужского Свято-Троицкого монастыря. Это было связано с переходом практически всех приходских храмов Хвалынска в обновленческий раскол.

В монастыре граф Медем и другие верующие организовали церковный совет. Хвалынский Свято-Троицкий монастырь под ревностным напором графа Медема стал противостоять обновленцам. От имени верующих Александр ездил в Саратов к одному из главных противников «Живой церкви» в губернии епископу Петру (Соколову) с прошением принять их приход в свою паству.

Александр Оттонович с болью наблюдал за происходившим в его стране. В одном из писем сыну он ярко описывал свои переживания: «Федюшок мой дорогой. На днях твое рождение — тебе исполнится 21 год, то есть гражданское совершеннолетие. Буду особенно горячо за тебя, мой мальчик, молиться, чтобы Господь помог тебе достойно и возможно праведно пройти свой земной путь и душу свою спасти, дал тебе счастья, силу и душевную, и телесную, смелость и дерзновение и крепкую непоколебимую веру. Одна только вера, что не всё кончается здесь земным нашим существованием, дает силу не цепляться во что бы то ни стало за свою малозначащую жизнь и ради ее сохранения идти на всякую подлость, низость и унижение. Это мы наблюдаем на каждом шагу, и тошнит от этого всего до полного отвращения ко всем окружающим.

Действительно свободным может быть только человек, глубоко и искренне верующий. Зависимость от Господа Бога — единственная зависимость, которая человека не унижает и не превращает в жалкого раба, а, наоборот, возвышает. Проповедник и наставник я плохой — но мне хочется тебе сказать то, что я особенно остро чувствую и для тебя желаю. Верь твердо, без колебаний, молись всегда горячо и с верой, что Господь тебя услышит. Ничего на свете не бойся, кроме Господа Бога и руководимой Им своей совести, — больше ни с чем не считайся; никогда никого не обидь (конечно, я говорю о кровной, жизненной обиде, которая остается навсегда) — и думаю, благо ти будет..".

Письмо было написано в разгар антирелигиозной кампании. В Саратове 26 июля был арестован епископ Петр и священники крупных приходских церквей и соборов. Александр Оттонович не мог не знать об этом. Поэтому в письме отразился его внутренний протест.

Еще 25 июля 1923 года уполномоченный, исследуя добытый следственный материал, заключил, что в Саратовской губернии под видом религиозного общества существует тайная организация духовенства и монархически настроенных мирян. «Вдохновителями и руководителями организации являются Соколов Павел Иванович, именующий себя „епископ Петр“, священники Комаров Анатолий Андреевич и др.».

Связь Александра Оттоновича с епископом Петром и его деятельность в качестве члена церковного совета не остались без внимания следователя. Его «признали» активным участником указанной выше организации и более того — ее представителем и организатором в городе Хвалынске. Также он якобы «держал связи с руководителем данной организации гражданином Комаровым Анатолием, от коего получил конкретные указания о планах организации и методах борьбы против соввласти, по агентурным данным, сам лично высказывал уверенность, что теперь не скоро удастся покончить с соввластью».

Так граф Медем попал в групповое следственное дело за номером 1200, возбужденное против духовенства и мирян Саратовской губернии во главе с епископом Петром (Павлом Соколовым); по делу проходило 36 человек. 23 августа 1923 года Александра Оттоновича вновь арестовали и отправили в саратовскую тюрьму.

Однако следственного материала оказалось недостаточно, и обвинение развалилось. В октябре «за недоказанностью состава преступления» графа Медема освободили. Многих проходивших по делу № 1200 осудили. Епископа Петра сослали на Соловки.

Испытания закалили душу Александра Оттоновича. Его жена сообщает в одном из писем: «За эти годы он необыкновенно вырос нравственно. Такой веры, такого мира и спокойствия душевного, такой истинной свободы и силы духа я в жизни не видела. Это не только мое мнение, могущее быть пристрастным, — все это видят, и этим мы живы — больше ничем, ибо самый факт, что мы такой семьей существуем, не имея ничего, кроме надежды на Господа Бога, это доказывает..».

В трудах и заботах о близких Александр Оттонович встретил очередное испытание. В феврале 1925 года заболела Мария Федоровна. К концу осени было ясно, что ее уже не спасти.

Александр Медем писал сыну: «Дорогой мой мальчик. Сегодня уже восемнадцатый день, что мама скончалась, и я всё не могу себя заставить тебе написать. Первое время просто от физической усталости я не мог писать (писал одно слово вместо другого), а теперь не могу собраться с мыслями и воспоминаниями, чтобы тебе всё подробно описать.

С началом октября ей стало значительно хуже — начался процесс в горле, она с трудом жевала, говорила шепотом. Каждый глоток в последнее время вызывал удушливый кашель. Часто она страдала спазмами в горле (это было самое мучительное). Исхудала она страшно и слабела быстро. Особенно последние дни. Она ужасно, бедненькая, страдала. Несколько раз горько плакала, как маленькая, и говорила: «Хоть бы Господь меня пожалел и прекратил мои страдания». По ночам она спала иногда хорошо благодаря наркотикам, но часто просыпалась и молилась. Часто говорила: «Господи! Тебе несу мои страдания».

Я так молился о ее выздоровлении, с такой верой, что до последнего дня не допускал мысли, что мне Господь откажет. И в ней я поддерживал эту уверенность, и она верила.

Последние двое суток я совершенно не спал, хотя она спала. В воскресенье я к обедне не пошел, так как не хотел ее оставлять (хотя и не верил, что это конец).. Часов в 5 вечера она отхаркиваться больше не могла, и тут только я понял, что Господь Бог мою мольбу удовлетворить не хочет. Я ей предложил послать за о. Петром, «чтобы помолиться». Она с радостью согласилась и пожелала причаститься. Часов в 8 он ее причастил, и она успокоилась и затихла. Я всё время держал ее руку. Она позвала сначала Дину, благословила ее и затем прижала мою голову к груди, стала ее крестить и говорить: «Теперь я буду с детьми прощаться — Федюшенька мой, мальчик мой, благословляю тебя на счастливую жизнь, Христос с тобой, мой Федюшок. Потом Софиньку. Потом брата Мишу. Потом тетю Грушу. Потом Катю». (Я пишу, как она говорила.) После этого она позвала по очереди тетю Мими и Зиновию Михайловну, Грушу и ее дочь и со всеми простилась. Еленушку она не позвала, а я не стал напоминать, предполагая, что она с ней не находит нужным прощаться, ожидая скоро с ней встретиться в лучшем мире. (Еленушка очень сейчас плоха — ждем ее кончины ежечасно.)

Сердце мое разрывалось, и я ей сказал, чтобы и меня Господь призвал скорее — «я не могу без тебя жить». Она крепко прижала мою голову и сказала: «Не плачь, мой милый, — я знаю, ты скоро со мной будешь». Глаза ее всё время были устремлены на икону Б[ожией] Матери, которая висела на стене передней, и она молилась до последней минуты. Мне так ужасно захотелось еще ее услышать, что я не выдержал — обнял ее и сказал: «Манюшенька, скажи мне хоть одно слово еще». Она крепко сжала мою руку и произнесла совершенно ясно: «Миленький мой, мне так хорошо, так хорошо — только тебя жалко». После этого она больше не говорила. В груди у нее клокотание всё делалось тише, и после последних слов, не больше как через 5−7 минут, она скончалась. Такой чудной смерти я никогда не видел. В полном сознании и спокойствии духа. Действительно, «безболезненно, непостыдно и мирно». Насчет же «доброго ответа» сомневаться тоже не приходится. Видно, Господь не нашел возможным нашу просьбу исполнить. У меня сердце разрывается, но всё же приходится сказать, что Господь лучше знает, что для нас нужно. Очевидно, это нужно, и, очевидно, это лучше. Да будет воля Его..".

Мария Федоровна умерла 6 декабря 1925 года в половине двенадцатого ночи. По два раза на дню служили панихиду по усопшей. Из уважения к Александру Медему в этом принимало участие всё духовенство города. Приходил петь и соборный хор.

Страдания бедной Еленушки закончились на первый день Пасхи 3 мая 1926 года. Похоронили ее рядом с матерью и бабушкой. После смерти жены и дочери Александр Оттонович почти каждый день ходил на кладбище к могилкам родных и на службы в монастырскую церковь. «Так молился, так молился. Во время богослужения иногда шмыгал носом — душили слезы, которые он смахивал культяпым пальцем», — вспоминала Александра.

В 1926 году он писал сыну: «Напор на Церковь, одно время ослабевший, снова, по-видимому, крепнет. На Кавказе и др. окраинах отбирают последние церкви у православных и передают живоцерковникам — этим антихристовым слугам. У нас пока тихо. „Живых“ у нас нет. Но, вероятно, и до нас эта волна докатится. В этом случае, конечно, первым полечу я. Я нисколько этого не боюсь — даже буду этому рад. Но одно противно — нами будут восхищаться, проливать слезы, почитать за мучеников за веру православную и пр., — но никто рискнуть собой не пожелает, и мы будем в ничтожном меньшинстве. Это, конечно, рассуждения от лукавого. На всё воля Божия. Мы свое дело сделаем, и, конечно, наша кровь (если ей суждено пролиться) зря не пропадет».

Осенью 1929 года Свято-Троицкий монастырь разогнали, устроив в нем клуб садово-огородного техникума. 4 января 1929 года графа Александра Оттоновича в очередной раз арестовали. Официальной причиной стали поступившие в ОГПУ сведения о наличии у Медема огнестрельного оружия.

Александр Медем. Фото из уголовного дела № 7. 1929 г.

Никакого оружия при обыске не нашли; явно, что искали совершенно другое, — всего было изъято 32 предмета. В основном это переписка графа с дочерью Софьей, открытки, конверты с адресами знакомых и друзей, «американский журнал», план Хвалынского уезда, письма священнослужителей, в том числе и митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского) — выдающегося деятеля Церкви, ныне прославленного в лике святых.

13 февраля 1929 года уполномоченный вынес обвинительное заключение по следственному делу № 7. Выяснилось, что обвинение основывалось на устном материале — показаниях и доносах, позволяющих сделать следующие выводы: «В последнее время, начиная с февраля месяца 1927 года, в аппарат уездного уполномоченного ОГПУ, а позднее и в Вольский окротдел ОГПУ поступали сведения о том, что Медем часто выезжает в деревни, расположенные в б[ывшем] его имении, в частности на мельницу совхоза № 68, где среди рабочих и помольцев распространяет слух, дискредитирующий советское правительство.

Кроме того, Медем при посещении сел Б[ольшой] Федоровки и Черного Затона среди кр[естьянст]ва распространял слух о том, что советское правительство ведет неправильную политику в отношении крестьян, не умея «хозяйничить», дерут большие налоги и что положение в хозяйстве может улучшиться, если передадут в частное пользование, тогда и крестьянину будет легче.

Медем среди духовенства и монахов г. Хвалынска ведет антисоветскую работу. Будучи председателем монастырского коллектива верующих и с обращением митрополита Сергия о поминовении власти Медем среди духовенства говорил: обращение вызвано под давлением расстрела. Поминать безбожную власть, ее не только поминать и молиться за нее, а нужно с ней бороться" (видно, что уполномоченный не владел грамотой, смысл вывода ясен, авторская формулировка сохранена. — А.Н.).

17 мая 1929 года особое совещание при Коллегии ОГПУ СССР, рассмотрев следственное дело, постановило: Медема Александра Оттоновича из-под стражи освободить, лишив права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, означенных губерниях, округах, Нижневолжском и Северокавказском округах с прикреплением к определенному месту жительства, сроком на три года, считая с 10 января 1929 года.

Церковная сторожка. Стоит сторож, священник А. Фролов, Е.М. Черткова, А.О. Медем.

Запрет на проживание в Нижневолжском крае, в состав которого входил и Хвалынск, означал вынужденное расставание Александра Оттоновича с родными и любимыми местами, могилами близких людей и худо-бедно налаженной жизнью.

Пробыв в Хвалынске установленный срок — около двух недель, налегке Александр Оттонович отправился в Сызрань. Благо, что город находился рядом с Хвалынском и у Медемов там были знакомые.

Относительное благополучие семьи было недолгим. 11 декабря 1930 года Александра Оттоновича вновь арестовали. Младшая дочь Медема вспоминала: «Часов в 10−11 вечера — с детства знакомый отвратительный стук. Ну, конечно, незваные гости. и больше я отца не видела».

На допросах Александр Оттонович, как грамотный юрист и порядочный человек, держался благородно и достойно. Когда следователь спросил его, каких он придерживается политических убеждений и каково его отношение к советской власти, подследственный Медем ответил: «Определенных политических убеждений я не имею, поскольку я не занимался политикой. К существующему строю мое отношение лояльное. С программой коммунистической партии и советской власти я не согласен». При попытке выявить «сообщников» графа следователь получил следующий ответ: «Знакомых в городе Сызрани, которых я посещаю или которые посещают меня, нет. „Шапочных“ знакомых, то есть лиц, которых я знаю по фамилии и в лицо, немного; также имеются в городе Сызрани такие лица, с которыми на улице при встречах раскланиваюсь, но их фамилии часто не знаю. Назвать тех лиц, которых я знаю по фамилии и в лицо, затрудняюсь, поскольку я их очень мало знаю и выставлять их в качестве своих хороших знакомых не желаю». Озадаченный таким ходом допроса следователь продолжил: «Так есть ли у вас люди, которых вы знаете в городе Сызрани?» «Люди, которых я знаю в городе Сызрани, имеются. Назвать я их не могу, потому что я их не вспомню», — ответил Медем. «Отказываетесь ли вы, гражданин Медем, назвать людей, которых вы знаете, или нет?» — не унимался допрашиватель. Александр Оттонович подтвердил, что отказывается, потому что не может их вспомнить. Ответы графа следователь подытожил: с одной стороны, люди, которых гражданин Медем знал, имелись, а с другой — он их не знал.

Подтвердив выводы чекиста, Медем был вынужден дать следующую расписку: «Ниже подписываюсь в том, что мне со стороны ведущего дело было 28 декабря 1930 года объявлено о том, что я своим отказом назвать людей, которых я знаю в городе Сызрани, препятствую выяснению всех обстоятельств дела и, таким образом, снимаю ответственность с сызранского отдела ОГПУ в соблюдении соответствующих процессуальных норм в части срока содержания под стражей». Далее следовала приписка: «Из лиц, которых я знаю по имени, отчеству и фамилии, я некоторых в данное время помню, но назвать и этих отказываюсь по той причине, что выдвигать людей, которых я случайно вспомнил, этим самым совершая к ним несправедливость, — не нахожу возможным».

В начале 1931 года у Александра Оттоновича обострился давно беспокоивший его туберкулезный процесс в легких, что было связано и с образом жизни (он много курил), и с тяжелыми условиями заключения. 22 февраля его перевели в больничный корпус сызранской тюрьмы. А в начале весны к Софье и Александре пришли вести, что их отцу совсем плохо. Они приехали в Сызрань, где хлопотали о свидании. Наконец разрешили — на следующий день. «А когда мы явились в назначенное время, — вспоминала Александра, — оказалось поздно. Ответили: „Еще вчера схоронили“. Где — не сказали».

Икона новомученика Александра Медема

Александр Медем скончался 1 апреля 1931 года от отека легких в тюремной больнице. 3 апреля дело в связи со смертью заключенного прекратили. 10 июня 1999 года Александр Оттонович Медем был реабилитирован.

20 августа 2000 года решением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Александр Медем был прославлен в лике святых в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

В 2007 году в бывшем имении Медемов был восстановлен храм, освященный во имя святых равноапостольных Елены и Константина, а в 2010 году в Хвалынске открылась православная классическая гимназия, названная в честь святого Александра Медема. Сегодня это одно из лучших учебных заведений района. В ноябре 2014 года при гимназии открылся общедоступный музей, посвященный истории жизни графа Медема.

В 2014 году Алексей Наумов на собственные средства создал документальный фильм «Медем», рассказывающий о святом новомученике Александре Медеме. Фильм многократно становился победителем и призером международных кинофестивалей в Сербии, США, России. Однако для того, чтобы выпустить фильм в эфирном качестве, его необходимо доработать, на что нужны дополнительные средства. Сбор средств на фильм проходит здесь.

http://www.pravoslavie.ru/put/81 206.htm