Мученица Анна Шашкина

Мученица Анна родилась 13 февраля 1888 года в деревне Пигаскино (ныне район Пегаскино в черте города Пошехонье) Пошехонского уезда Ярославской губернии в семье крестьянина Василия Шашкина. Окончив сельскую школу, Анна жила вместе с родителями и со временем намеревалась поступить в монастырь. Она часто ездила в Павло-Обнорский монастырь, находившийся в Вологодской губернии, к его настоятелю архимандриту Никону (Чулкову), к которому за советом и молитвенной помощью обращались тогда многие ищущие спасения. Среди них было много женщин и девиц, и отец Никон впоследствии основал из них монашескую общину в селе Захарово, которая из-за начавшихся гонений на Церковь существовала сначала под видом сельскохозяйственной артели, а потом коммуны. Как раньше Павло-Обнорский монастырь, так теперь, после его закрытия безбожниками, монашескую общину в Захарове стали посещать верующие, встречаясь здесь с архимандритом Никоном.

В середине тридцатых годов из ссылок и заключения стали возвращаться священники, арестованные в 1929—1931 годах, и начинали вновь служить в церквях. Между тем обновленцы, захватившие за это время при поддержке властей православные храмы, с трудом удерживали их, не имея паствы. И тогда они снова призвали советскую власть и НКВД к содействию в борьбе против Православной Церкви.

В начале 1936 года обновленцы города Пошехонье-Володарска (первоначальное название — Пошехонь; с 1928 года до 1990-х годов — Пошехонье-Володарск; ныне — Пошехонье) писали властям:

«В силу крайне осложнившихся обстоятельств… со стороны тихоновской общины при Успенской церкви города Пошехонье-Володарска, каковые выражаются… в открытой борьбе с обновленческой ориентацией… Они… открыто порицают храм, как еретический… У тихоновцев очень часто бывают нелегальные собрания. 7 января 1936 года Смирнов Алексей Евграфович, как главный руководитель тихоновской общины, вечером собрал у себя гостей, около двадцати пяти человек, в том числе были Пётр Богородский, игумения Леонида, много бывших монашек и другие лица, и окончился этот пир далеко за полночь. А почему это не может быть нелегальным собранием? Ведь это неизвестно нам, о чём они вели беседу.

Кроме этого, пользуясь приливом святочных празднеств, клевета и наушничество пошли во все сёла данного района с призывом к… бойкотированию всеми силами всех обновленческих служителей культа; совращая тёмные силы верой в святость Бога лишь тихоновщины… близко всё это видя, как гнездо вражды и нелегальности, просим вас передать нам наш храм, во избежание последствий, а равно нежелание иметь таковых соседей, где, кроме религиозных целей, преследуются остатки прежних царских привычек…

А посему ещё раз убедительно просим вас… во избежание всех последствий не только за наш храм, а и район, пресечь в корне развитие этого гнезда нелегальности и передать храм нам, обновленцам".

В конце 1936 года, ещё до получения приказа из Москвы о массовых репрессиях, сотрудники Ярославского НКВД приступили к арестам духовенства и верующих в области. 10 января 1937 года Анну Васильевну Шашкину вызвали на допрос, и следователь спросил её, правда ли, что она собирала подписи жителей, желавших принадлежать к тихоновской общине. Анна Васильевна объяснила, что в 1935 году умер сын её брата, и приходской их священник Пётр Богородский отказался участвовать в его погребении, указав, что жители этой деревни не принадлежат к православной общине, и пусть они сначала определятся: в православный ли они будут ходить храм или к обновленцам; тогда она взялась собрать подписи жителей — тех, кто считает себя православными.

— А вы к какой ориентации принадлежите? — спросил её следователь.

— Я лично принадлежу к тихоновской ориентации.

— Почему же тогда Богородский требовал подписей за тихоновскую общину от всей вашей деревни?

— Я этого пояснить не могу.

В следующий раз следователь вызвал Анну Васильевну на допрос 20 февраля и стал укорять в запирательстве, между тем как известно, что она знакома со старостой храма Алексеем Евграфовичем Смирновым, который давал ей читать книгу Сергея Нилуса «Протоколы сионских мудрецов», и следователь тут же на допросе предъявил эту книгу.

— Почему вы скрывали от следствия сведения о книге Нилуса и контрреволюционные рассуждения по существу её содержания?

— Я скрывала о книге Нилуса «Протоколы сионских мудрецов» потому, что не хотела выдать Смирнова, который строго наказывал, чтобы мы никогда никому ничего об этом не говорили.

— Значит, вы знали, что книга «Протоколы сионских мудрецов» является контрреволюционной книгой, поэтому и скрывали знакомство с ней от следствия?

— Мне Смирнов говорил, что книга эта запрещённая, но почему, не сказал.

— В связи с переписью населения СССР, среди населения города распространялись контрреволюционные провокационные слухи, исходящие из содержания книги «Протоколы сионских мудрецов» и ваших рассуждений о приходе антихриста, о печати и так далее. Эти слухи распространяли вы с целью срыва мероприятий советской власти по переписи. Подтверждаете вы это?

— Нет, это я отрицаю, никаких контрреволюционных провокационных слухов я не распространяла и об этих слухах ничего не слышала.

Вызвав в следующий раз на допрос Анну Васильевну, следователь стал добиваться от неё, чтобы она сказала, как давно она слышала об архимандрите Никоне и от кого, но она на этот вопрос отвечать отказалась.

4 марта 1937 года следователь снова вызвал её на допрос и снова стал спрашивать об отце Никоне: как давно и как близко она была с ним знакома, но и на этот раз она ничего не ответила, и в тот же день следователь объявил ей, что она арестована как подозреваемая.

18 марта следователь снова вызвал Анну Васильевну на допрос и заявил:

— Вам предъявлено постановление о привлечении вас в качестве обвиняемой в преступлении, предусмотренном статьёй 58-й. Обстоятельства преступления изложены в подписанном вами постановлении. Признаёте вы себя виновной в этом?

— Признаю, что со Смирновым я связь имела, несколько раз посещала его дом, а также часто вместе ходили в… церковь. Книгу Сергея Нилуса «Протоколы сионских мудрецов» я у Смирнова видела, её читала Гудкова, которая мне рассказывала её содержание, но контрреволюционных слухов я среди населения не распространяла. Никаких вопросов о войне, о победе фашизма, о восстановлении в СССР капиталистического строя и так далее мы со Смирновым и Гудковой не обсуждали. Богородского я знаю как священника, и, действительно, по его заданию я собирала подписи за тихоновскую церковь, но никого не запугивала, подписывались всё добровольно… Архимандрита Павловского монастыря Никона я знаю. Бывала несколько раз у него в монастыре, когда ещё он был открыт. В 1924 году Никон был в городе Пошехонье-Володарске, был в нашем доме, а после закрытия монастыря я с ним связи не имею и где он, не знаю.

— Сколько времени вы жили в Никоновской «коммуне»?

— Я членом Никоновской «коммуны» не состояла, но в «коммуне» была несколько раз.

— А зачем вы «коммуну» посещали?

На этот вопрос Анна Васильевна отвечать отказалась.

— Вы знали, что Никоновская «коммуна», по существу, была нелегальным монастырём, организованным для борьбы с советской властью?

Анна Васильевна и на этот вопрос отвечать отказалась.

— Кого вы посещали из членов «коммуны»?

— В «коммуне» я останавливалась у заведующей, Анны Александровны Соловьёвой.

— Откуда вам известна Соловьёва?

— Соловьёву я знала через её тётку, монахиню Таисию. Кроме того, Соловьёва, когда бывала в городе, останавливалась у меня.

— Имея связь с руководительницей «коммуны», вы не могли не знать целей и задач этой «коммуны». Следствие требует от вас откровенных показаний.

Анна Васильевна отказалась отвечать на этот вопрос.

3 апреля состоялся последний допрос, во время которого следователь снова попытался узнать у Анны Васильевны, что она знает о месте, где находится архимандрит Никон.

— Связи с архимандритом Никоном я не имею, и где он находится в настоящее время, не знаю, — ответила Анна Васильевна.

— А зачем и к кому вы ездили осенью 1936 года в Тутаевский район?

— Осенью 1936 года я действительно ездила в… гости к своей знакомой по имени Евдокия… фамилию её я не знаю. Была у неё три дня.

— А как вы знакомы с Евдокией?

— Я с Евдокией знакома давно. Когда раньше ходила в Тутаев, то останавливалась у неё ночевать, и она, когда бывала в городе, тоже ночевала у меня.

— Как же вы не знаете её фамилии?

— Фамилии её я действительно не знаю, и не знаю, чем она занимается.

— Вы явно лжёте. Вы в Тутаевский район ездили с целью посещения архимандрита Никона, скрывающегося от наказания и проводящего активную контрреволюционную работу. Требую от вас откровенных показаний.

— Нет, у архимандрита Никона я не была и где он скрывается, не знаю.

— За что был расстрелян ваш дядя, Александр Фёдорович, и сидел его сын, Василий Александрович Шашкин?

— Мой дядя, действительно, в 1918 году был расстрелян, но за что, я не знаю. Также не знаю, за что сидел его сын, до революции он был урядником.

15 августа 1937 года Особое Совещание при НКВД приговорило Анну Васильевну к пяти годам заключения в концентрационном лагере, и она была отправлена с этапом в Северо-Восточные лагеря НКВД. Анна Васильевна Шашкина скончалась 11 мая 1940 года в больнице отдельного лагерного пункта Мылга Магаданской области и была погребена в безвестной могиле.

Мученица Анна прославлена в лике святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г.

«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Апрель». Тверь. 2006. С. 294−299.

Собор Новомучеников и Исповедников Российских