Первая мировая и революция глазами современников

Заметки с презентации книги Ф.Ф. Палицына «Записки. 1914−1921»

Недавно, совершенно неожиданно, попали на любопытное мероприятие, подтолкнувшее к написанию этой статьи-размышлению. Но ничего не бывает случайного. Как говорится, человек полагает, а Бог располагает. 19 января мы приехали в Дом русского зарубежья им. А. Солженицына на вечер памяти Великого князя Сергея Александровича Романова, генерала-губернатора Москвы и председателя Императорского православного палестинского общества, посвящённый 110-летию со дня его трагической гибели. Мы прибыли вовремя, но вечер начался почему-то на час раньше (в анонсе была ошибка). Уже при входе нас предупредили, что все места заняты и предложили посетить другое мероприятие в соседнем зале, которое вот-вот должно было начаться. Решили всё же попытаться поприсутствовать на желаемом вечере, пошли наудачу. В зале, действительно, был аншлаг, нам пришлось встать у дверей, слышимость была практически нулевая, да и потерянный час, в течение которого уже прошло много выступлений (в частности, прот. Артемия Владимирова), не давал положительного настроя. Немного разочарованные, отправились на этаж выше — там как раз началась презентация книги-двухтомника Ф.Ф. Палицына «Записки. 1914−1921», вышедшей в рамках юбилея Первой мировой войны. На презентации прозвучали высказывания и утверждения, которые показались мне, мягко скажем, неоднозначными, и это побудило меня порыться в исторических источниках, освежить память, что-то уточнить, узнать неизвестные мне ранее факты и, не претендуя на владение истиной в последней инстанции, поделиться этим с читателем. Спустя 100-то лет со времени трагических событий в нашем распоряжении имеется большой объём литературы, но при этом многие вопросы и по сей день остаются без ответа и заставляют вновь и вновь возвращаться к этой теме.

Имя Палицына неизвестно большому кругу читателей. Фёдор Фёдорович Палицын (1851−1923) родом из дворян Лифляндской губернии, российский государственный и военный деятель, генерал от инфантерии. На военной службе с 17 лет: подпоручик, прапорщик гвардии, капитан Генерального штаба. Старшим адъютантом 1-й гренадерской дивизии участвовал в Русско-турецкой войне 1877−1878 гг. Отличился в боях на Кавказском фронте. После завершения боевых действий в течение двадцати с лишним лет служил на штабных должностях: старший адъютант штаба пехотной и кавалерийской дивизий, офицер для поручений, полковник, генерал-майор, начальник штаба генерал-инспектора кавалерии Великого князя Николая Николаевича (эту должность он занимал в течение десяти лет). Дружбе Палицына и Великого князя способствовали особенности их характеров: взрывной у князя, Палицын же был очень обстоятелен, долго вынашивал решения.

В 1905 году Великий князь инициировал проект реорганизации армии. По мнению военного министра Сухомлинова, реформы не способствовали устранению непорядка в армии, но ещё и усугубляли его, водворяя сумбур в Военном ведомстве, проект «прямым путём вёл к анархии сверху, к неизбежному результату столь многоголового управления и отсутствия у государя одного ответственного лица, каким был военный министр. Генеральный штаб был из Военного министерства выделен в отдельный орган, глава которого, начальник Генерального штаба, получил право самостоятельного, независимого от военного министра, доклада у Государя». Позже Сухомлинов писал в своих воспоминаниях, имея в виду всё же подписанный государем проект, вопреки его предостережениям: «Именно тогда, 8 (21) июня 1905 года, Царь подписал свой смертный приговор».

Во главе Генерального штаба Николай Николаевич поставил своего бывшего начальника штаба, генерал-инспектора кавалерии, генерала Палицына. Назначение Палицына начальником Генерального Штаба явно говорило о том, что влияние Великого князя растёт, и вскоре тот, действительно, стал во главе новоучреждённого Совета Государственной Обороны.

Великий князь Николай Николаевич был достаточно яркой и очень сложной личностью. О нём есть множество противоречивых воспоминаний. Граф Игнатьев, например, называет его не иначе, как «лукавый» и утверждает, что так его прозвала вся кавалерия от генерала до солдата за его чрезмерное честолюбие и жажду власти. Военный министр Сухомлинов отмечает его «ограниченные духовные качества, злой и высокомерный характер», а также то, что Николай Николаевич «предпочитал работу за кулисами и становился, таким образом, безответственным перед общественным мнением». Кстати, эта характеристика не единична, подобно о Великом князе отзывались многие современники, в т. ч. Царица Александра Фёдоровна и Григорий Распутин. Но можно привести и прямо противоположные характеристики. Например, генерал-квартирмейстер Ю.Н.Данилов чрезвычайно восторженно выражает своё отношение к Великому князю, утверждая, что в России (и особенно в низших народных слоях) не было подобной личности, которая пользовалась бы «большей известностью и популярностью, чем этот Великий князь. Его популярность была легендарна».

«Он, не моргнув глазом, приказал бы повесить Распутина и засадить Императрицу в монастырь, если бы дано было ему на это право. Что он признавал для государственного дела полезным, а для совести не противным, то он проводил решительно, круто и даже временами беспощадно. Но всё это делалось Великим князем спокойно, без тех выкриков, приступов страшного гнева, почти бешенства, о которых много ходило рассказов» — это из мемуаров протопресвитера Русской армии и флота о. Георгия Шавельского. «Его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьёзная опасность. Это сказывалось и в мелочах и в крупном: Великий князь до крайности оберегал свой покой и здоровье; на автомобиле он не делал более 25 вёрст в час, опасаясь несчастья; он ни разу не выехал на фронт дальше ставок Главнокомандующих, боясь шальной пули; он ни за что не принял бы участия ни в каком перевороте или противодействии, если бы предприятие угрожало его жизни и не имело абсолютных шансов на успех; при больших несчастьях он или впадал в панику или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны и в начале революции (Шавельский Г. И. «Воспоминания последнего протопресвитера»).

Сухомлинов говорит о мании величия, переоценке Великим князем своих способностей, которая повлекла в итоге ряд крупных военных ошибок. В своём нетерпении, стремлении прослыть героем он не давал созреть военным операциям, принося в жертву сотни тысяч солдатских жизней, целые армейские корпуса.

Но, несмотря на неудачи на фронте, в оппозиции популярность Николая Николаевича росла. Двоевластие Ставки и Правительства умаляло Верховную Власть, а именно это и было целью сторонников антимонархического заговора. В придворных кругах ходил портрет великого князя с подписью: «Николай III».

Можно возразить, что все эти высказывания и обличения в адрес Великого князя пристрастны, но нам остались документы, которые недвусмысленно характеризуют его особу и глаза на это закрыть никак невозможно: телеграмма князю Львову, министру-председателю Временного правительства, о присяге на «верность отечеству и новому государственному строю», а незадолго до этого телеграмма Николаю II, которому ранее он присягал вдвойне и как член императорской фамилии, и как русский воин, и которого теперь он «коленнопреклонно» умолял отречься от престола.

Вернёмся к Палицыну. Генеральным штабом он командовал три с половиной года, в 1908-м был смещён. Палицын не успел провести всё им намеченное, тем более что он считал возможным вводить реформы лишь постепенно, в строгой последовательности и после тщательной подготовки.

Сухомлинов: «В основание всей этой организации заложено было начало разложения, с которым такой положительный человек, как Палицын, справиться не мог. В действительности вся его работа по существу оказалась в полной зависимости от инициативы и импульса Совета государственной обороны, который, однако, ничего не делал!»

Николай II признал, что реформы были ошибкой и попросил Сухомлинова занять должность начальника Ген. штаба вместо Палицына. Очень живо описывает эти события в своих воспоминаниях Сухомлинов: «На следующий день я был в Царском Селе. Государь встретил меня исключительно ласково и, глядя в упор своими добрыми глазами, сказал: „Как я рад, что Вы приехали. Сколько раз я вспоминал о Вас и о том, как Вы были правы, Владимир Александрович. Действительно, вышло так, что всё перепуталось. Я прошу Вас принять должность начальника Генерального штаба, нам надо распутаться“. Приём и сдача этого столь крупного управления с деловой и формальной стороны происходили весьма просто: Палицын передал мне ключ от своего порожнего письменного стола, и когда я попросил его дать мне программу работ по обороне, он трагически указал пальцем на свой лоб! Таким образом, говорить было не о чем. Никакого плана обороны, никаких проектов реорганизации… И это через четыре года после неудачной войны! Моё назначение на его место Палицын принял довольно равнодушно. „Вы представить себе не можете, какой бардак был на последнем заседании Совета государственной обороны!“ — обиженным тоном сообщал он. Великий князь Сергей Михайлович после того подтвердил мне, что травля, которой подвергся начальник Генерального штаба, скандал, устроенный Палицыну, напоминал „кошачий концерт“! И это в заседании под председательством Великого князя Николая Николаевича!»

Приведу мнение на этот счёт нашего современника, историка-архивоведа, научного сотрудника НИИ (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ О.Е. Алпеева. Он пишет, что создание в 1905 году Генерального штаба явилось важным шагом на пути реформирования вооружённых сил, а «возглавлявший его в 1905—1908 гг. первый начальник Генштаба генерал-лейтенант Ф.Ф. Палицын прекрасно осознавал несоответствие уровня знаний генштабистов требованиям современной войны, поэтому значительная часть его действий на новом посту была направлена на ликвидацию этого недостатка. Повысить уровень теоретической подготовки штабных работников он намеревался, превратив военную игру в обязательную форму занятий».

Палицын досконально изучил вооружённые силы вероятного противника и методы подготовки, принятые в прусско-германском генеральном штабе. Он решил применить их для занятий с подчинёнными офицерами, повысить уровень теоретической подготовки. Через год после своего назначения Палицын провёл большую стратегическую игру с офицерами, посвящённую действиям на восточно-прусской границе.

Известный мемуарист Б.В. Геруа оставил своё свидетельство об этой военной игре, иллюстрирующее беспомощность руководства: «Сочетание условий календаря, недостатка времени и достоинств Палицына решило участь военной игры. Она была остановлена, не достигнув и четверти своего пути. Гора родила мышь».

Алпеев: «Зимой 1908/09 года начальник Генерального штаба вновь намеревался организовать военные игры с подчинёнными. Однако реализовать разработанный план занятий не смог, так как был смещён с должности 13 ноября 1908 года. При следующих начальниках Генерального штаба В.А. Сухомлинове, А.З. Мышлаевском, Е.А. Гернгросе, Я.Г. Жилинском и Н.Н. Янушкевиче военные игры с офицерами ГУГШ не проводились вообще. Объяснить этот факт можно как недостаточной компетентностью руководителей Генштаба, так и чрезмерной загруженностью его сотрудников текущими делами».

Интересна характеристика Палицына его современниками: «толковый, знающий, спокойный до комизма, но образованный и хитрый, поднаторевший в интригах». А вот выдержка из письма М. В. Алексеева: «Фёдор Фёдорович, вероятно, покончит тем, что запутается в этой паутине и сойдёт со сцены, уступив место более ловким в интриге и более бесталанным и ничтожным. Делят ризы русской армии такие дельцы интриги, как Поливанов, для которых дороги лишь собственные, личные интересы, которых цели и идеалы не поднимаются выше желания „сковырнуть“. В рабочем отношении они являются нулями жалкими и бесплодными, самомнящими, самовлюблёнными».

С 1918 г. Палицын находился в эмиграции, проживал во Франции. Там подготовил к печати дневники военных лет. Они хранятся в Гуверовском институте Стэнфордского университета. В России публикуются впервые в серии «Записки прошлого», которая насчитывает в настоящее время 14 томов по русской истории XIX — начала XX веков.

На презентации было высказано недоумение по поводу того, что наше наследие до сих пор находится заграницей, в частности, в США. В ответ прозвучало, что можно, конечно, потребовать возвращения хранящихся там мемуаров эмигрантов. Но мы можем получить с их стороны и вполне законные претензии: кто заставлял вас ваши лучшие умы изгонять из России? И формально они будут правы, хотя, зная нашу сложную историю, мы ничего не могли сделать тогда. Было сказано, что хорошо ещё, что нам пока не препятствуют к доступу в архивы. Работают с архивами рьяные энтузиасты, «они там роют, как экскаваторы», за короткое время снимают невообразимое количество, мегатонны информации. Представитель военно-исторического архива, присутствовавший на презентации, сказал, что публикация мемуаров деятеля такого масштаба — это, безусловно, событие. Он также отметил огромную работу, которая была проведена научным аппаратом издательства, т.к. архив Палицына очень пространен, переписка велась, в основном, на французском языке и требовала тщательного перевода.

Книга написана хорошим языком, вполне современна и даёт общее представление, общую ситуацию, которая в учебной литературе отсутствует. Видно, что книгу делали профессионалы, высококачественно, что не часто бывает. Издателям пришлось поработать со многими архивными документами Палицына. Им довелось видеть записки по подготовке России к Первой мировой войне, автором которых он был. По словам издателей, это очень глубокие документы, они предсказали и характер будущей войны (за исключением её продолжительности), и с кем будет Россия воевать и каковы её национальные интересы в этой войне; как нужно готовить войска, промышленность и т. д. Масса подробностей о том, как вырабатывались те или иные идеи, какие идеи ходили в кулуарах среди высших чинов, генералов.

Палицын интересен не только как офицер Генерального штаба, но и тем, что, не имея постоянной должности, он был вхож в разные штабы и кабинеты и мог представлять себе разные срезы того большого военного механизма, как Российская императорская армия.

Листая «Записки» русского генерала, у нас есть уникальная возможность посмотреть на события, которые и через 100 лет вызывают острые дискуссии, глазами человека, реагирующего на поэтапность этих событий — это одно из главных достоинств воспоминаний Палицына. Перед нами реакция современника, обладающего полнотой информации на происходящие события, изменяющие лицо страны и мира. Когда человек пишет воспоминания через 20 лет после событий, то он уже имеет сложившуюся картину и своё место в ней. Здесь же автор, безусловно, ищет место в новом мире, но реакция его на происходящее более чем адекватна.

Англичане воспринимали Палицына чуть ли не как главнокомандующего русскими частями во Франции. Он же сам воспринимает свою роль непонятно как. Его официальные формальные возможности и возможности фактические были разведены по разные стороны. Он находится в недоумении, но, тем не менее, находит время, силы и возможности получать информацию и всё это глубоко разбирать. До мелочей описывает, даёт эти записки генералу Алексееву, который и до половины их не использует. Палицын всегда где-то рядом, сбоку, но не на ключевых направлениях. Высокообразованный человек, хорошо знавший военное дело, в том числе и специфику службы Генерального штаба. Один из выступавших сказал, что есть ощущение того, что человек достойнейший, военного государственного ума всё время используется этим государством неправильно. В записках Палицына неоднократно упоминается сожаление, намёки на интриги Генерального штаба, давние обиды и т. д. Генерал был монархистом, каких мало, но, однако, в 1915 году появляется такая критическая оценка Ставки с его стороны: «Полная бездарность мысли и воли».

На презентации было отмечено, что в книге наиболее интересен 2-й том, т.к. рукопись, опубликованная в 1-й части (1914−15-й годы, Северо-Западный фронт), практически совпадает с тем, что было обнародовано в Военном сборнике, а вот описание кавказских сюжетов, представленных во 2-й части так подробно, в дневниковой литературе отсутствуют. Палицын очень подробно описывал события, дневниковые записи делал практически каждый день. Сложность, многослойность кавказского направления представлена в полной мере. Палицын служит в штабе Великого князя и получает возможность анализировать любой уровень информации из штаба армии, округа. В книге прослеживаются три героя: Великий князь Николай Николаевич, генералы Алексеев и Юденич. Мы видим противопоставление: с одной стороны, Великий князь и Алексеев (первые лица в окружении Палицына), а с другой — Юденич. Прославленный Юденич, который одержал громкую победу на Кавказе. Юденич, назначенный генерал-квартирмейстером штаба Кавказского военного округа, в короткий срок снискал уважение сослуживцев. Немногословный и надёжный, он был абсолютно чужд интриг и конфликтов. По воспоминаниям генерала Б.П. Веселозерова, он не был похож на генералов, «которых присылал Петербург на далёкую окраину, приезжавших подтягивать, учить свысока и смотревших на службу на Кавказе, как на временное пребывание. С таким генералом можно было идти безоглядно и делать дела. И война это доказала: Кавказская армия одержала громоносные победы, достойные подвигов славных предков…» Юденич никогда не стремился к мелочной опеке и начальственному «окрику». Начальник штаба Кавказского фронта генерал-лейтенант Д.П. Драценко: «Он всегда и всё спокойно выслушивал, хотя бы то было противно намеченной им программе… Никогда генерал Юденич не вмешивался в работу подчинённых начальников, никогда не критиковал их приказы, доклады, но скупо бросаемые им слова были обдуманы, полны смысла и являлись программой для тех, кто их слушал». Его сравнивали с Суворовым: «генерал, который никогда не знал ни одного поражения» — провоевав всю Первую мировую войну на Кавказском фронте, Юденич не проиграл ни одного сражения противнику. Войска под командованием Н.Н.Юденича за 1914−1917 гг. заняли территорию, по площади превышающую современные Грузию, Армению и Азербайджан вместе взятые.

К сожалению, Юденич в отличие, скажем, от Деникина не оставил после себя серьёзных работ, воспоминаний. Генерал-квартирмейстер штаба Кавказского фронта генерал-майор Е.В.Масловский в своих мемуарах давал самую высокую оценку Юденичу как полководцу. Палицын же в своих «Записках» в недоумении: как Юденич добивался этих непонятных успехов, руководя боевыми операциями по телеграфу, находясь за 300 км от места военных действий?! Как это было возможно командовать таким способом?! Везение? Невероятное стечение обстоятельств? Полная неразбериха, уже непонятно, где там Кавказский фронт, кто там командует: то ли Великий князь, то ли Юденич. И в этой неразберихе откуда-то взялись блестящие операции с использованием морского десанта и т. д. Про Кавказ мы практически ничего не знаем из учебников истории. Палицын пишет, что приносил Юденичу толстенные аналитические записки относительно планирования наступлений. Слышится обида: Юденич их не читал, передавал начальнику штаба, тот в свою очередь передавал генерал-квартирмейстеру, а тот — в архив. В архивах, возможно, и находятся эти записки, с точки зрения военно-исторического источника они, безусловно, очень интересны.

Мы знаем, Юденич согласился взять на себя руководство Белым движением на Северо-Западе России. Шансов на победу было мало, но борьба, сопротивление советской власти для него и для тысяч, связавших свою судьбу с Белым движением, стало смыслом жизни. О целях Движения лучше всего сказал сам Юденич: «У русской белой гвардии одна цель — изгнать большевиков из России. Политической программы у гвардии нет. Она и не монархическая, и не республиканская. Как военная организация, она не интересуется вопросами политической партийности. Её единственная программа — долой большевиков!»

Может, в этом и кроется причина того, что Белое движение потерпело крах? Не было у него того девиза, начертанного на знамёнах, под которыми Русская армия выступала на протяжении веков: «За веру, царя и Отечество». Может, всё сложилось бы по-другому, если бы был иной дух, иной внутренний нравственный стержень, во главе угла которого была бы поставлена защита того триединства, тех неделимых трёх составляющих — веру, царя и Отечество? Гораздо сильней дух у тех, кто воюет ЗА, чем у тех, кто ПРОТИВ.

В предательстве царя, антимонархическом заговоре основная роль принадлежала, безусловно, военным, тем, кто занимал в то время ключевые посты. Генералы Алексеев, Рузский, Корнилов, Иванов, Деникин на свои высокие должности поставлены были императором, именно ему они были обязаны своей карьерой. Никто из них не был представителем какого бы то ни было знатного сословия; Алексеев, к примеру, был сыном майора, в прошлом солдата. Но благодарности к Государю не было, напротив, только обиды, постоянные интриги. К Царской семье Алексеев относился крайне враждебно. Очень показательны воспоминания оппозиционера В. А. Маклакова о разговоре с Алексеевым. Маклаков тогда сказал, что у Белого движения есть шанс на победу только в том случае, если оно будет иметь своей целью восстановление законной монархии. На что генерал воскликнул, что это невозможно. Маклакова поразило, что генерал-адъютант, близкий человек к Государю, в отличие от него — оппозиционера, против монархии. Он парировал Алексееву, что хоть тот и лучше него знает монархию и оттого не хочет её восстановления, но, зная лучше Алексеева нынешних общественных деятелей, он ничего хорошего не ждёт для будущего России. Но, надо сказать, что в основном русские генералы и офицеры оставались верными присяге до конца.

Во 2-й том «Записок» попадает период, когда Палицын находится во Франции на должности представителя Ставки. Но он пишет, что не решает ничего. Граф Игнатьев-младший в жёсткой форме не принимает его помощь. На глазах Палицына начинает разваливаться Русский фронт. Он приезжает в Петербург летом 17-го года, видит всё, что там происходит. Уезжает во Францию. Он не понимает, что ему делать, как пристроить себя. Вроде бы он представляет собой фигуру: круг его знакомых — французский Парламент, Ставка — меньше бригадного генерала не было в его окружении. На его глазах разворачивается драма Брест-Литовска. Палицын комментирует то, что публикуют на эту тему французские и английские газеты. Предложения большевистской делегации, ответ немцев и вся подноготная Брест-Литовского позора предстаёт глазами человека, который использует информацию в полной мере: анализирует и газетные новости, и получает сводки от весьма информированных людей. А потом в России разворачивается гражданская война. Палицын ведёт дневник, но в отличие от записей 1914−15-го года у него не получается, нет сил превратить его в классические мемуары. Поэтому в тексте присутствует живая реакция на происходящее. Мы видим полное отрицание происходящего в России. Вот такую оценку можно видеть в его записях послереволюционного времени: «Подлость всегда труслива, а у нас она всегда с оттенком паники. Кто наблюдал за жизнью, начиная с 1914 года, тот знает, с какой лёгкостью наши соотечественники поддаются этому последнему чувству. Войска наши, в силу воспитания и при наличии дисциплины, заключая в себе в громадной массе крестьян, нелегко поддаются этому чувству, но горожане и интеллигенты подвержены этому в чрезвычайности». Запись сделана в январе 1918-го. Сотрудничать с большевиками Палицын не стал. Но, описывая события 20-го года, он вдруг видит в действиях народных комиссаров некую государственную мысль и допускает, что может быть и с большевиками можно иметь дело. Происходит эволюция взглядов. Одновременно перед его глазами разворачивается вся Версальская конференция: он участвовал в группе, которая пыталась представлять интересы России на ней. В его дневнике появляются совершенно замечательные записи, вполне современные и актуальные на сегодняшний день: «Не знаю, почему Вильсон.., временный руководитель американской жизни.., который почти три года смотрел почти бесстрастно, как потоками лилась человеческая кровь, и гибло европейское достояние, по какому праву он и американский народ намечают будущее устроительство и внутреннюю жизнь всего мира? Мне это не ясно и не ясны мне эти побуждения».

Публикации исторических источников не такое частое явление, очень важно, чтобы они были как можно больше репрезентативны, как можно больше способствовали освещению тех многочисленных проблем, с которыми мы встречаемся в нашей истории и изучении её. Очень важен сравнительный анализ мемуаров разных авторов. Желательно, чтобы воспоминания представляли собой первоначальный вариант, а не тот, который подвергался неоднократной редакции (в советское время, к примеру, был Отдел мемуарной литературы, в котором все мемуары редактировались). Любые мемуары, дневники — вещь, конечно, субъективная, пристрастная. «Показания» мемуаристов, как правило, противоречивы, и это относительно не только характеристики отдельных личностей, но и описания, оценки ключевых событий. Тем не менее, они полезны, т.к. наглядно демонстрируют настроения, в этом разногласии наглядно прослеживается раскол и Русской армии и русского общества. Мемуары дают возможность читателю посмотреть на историю своей страны глазами реальных людей на реальные обстоятельства. Это то, что не подвергается уже в дальнейшем никакой интерпретации, политическим переливаниям. Это реальная жизнь, которую описали в своих письмах, документах очевидцы, которые постепенно уходят. В этих записках передаётся атмосфера прошедшего времени. Ни один учебник истории нам не передаст переживания очевидцев.

Помимо собственно презентаций хорошо было бы возродить такую форму общения, как читательские конференции. Например, провести такую конференцию по нескольким, вышедшим недавно, книгам на тему Первой мировой войны. Пригласить специалистов. Обсудить содержания книг, их идейные богатства, проследить, как они перекликаются, какие новые пласты открываются перед читателями. Подвести итог, чем обогатили нас эти издания и с чем мы не согласны.

В заключение несколько слов об издательстве, выпустившем «Записки». Издательство имени Сабашникова специализируется на дневниках, воспоминаниях, мемуарах, свидетельствах непосредственных живых очевидцев, документах, письмах. В планах издательства выпустить воспоминания о Первой мировой войне офицеров Нижегородского драгунского полка. Готовится к выходу деникинская довоенная публицистика (он был абсолютно сложившийся военный писатель ещё до войны). Эти книги займут надлежащее место в галерее замечательных произведений мемуарного, аналитического толка.

Анна Андреева, руководитель издательского отдела Церкви свт. Николы на Берсеневке