Я словно заглянул в бездну, даже спустя десятки лет продолжающую источать смертный ужас

Дмитрий Соколов — автор недавно изданной издательством «Посев» книги «Таврида, обагрённая кровью». Книга представляет собой серьёзный исследовательский труд, охватывающий относительно небольшой, но очень трагичный период 1917—1918 гг. Анализ исторических документов касается событий в Крыму. Книга вносит существенный вклад в понимание генезиса коммунистического правления, установившегося на территории СССР, причин нынешних болезней общества.

 — Расскажите немного о себе и о своей книге, как Вы к ней пришли?

Д.С.: Родился я в 1982 г. в городе Севастополе, где проживаю до настоящего времени. Окончил среднюю школу, впоследствии учился в Одесской национальной юридической академии. После получения диплома летом 2005 г. в течение нескольких лет работал в украинской судебной системе, в дальнейшем — в банковском секторе.

Серьёзной исследовательской деятельностью начал заниматься ещё во время обучения в вузе, примерно с весны 2005 года. Первые очерки были написаны в феврале-марте 2006 г., они были опубликованы осенью 2007 г. На сегодняшний день являюсь автором более двух десятков статей, рецензий и очерков о тех или иных событиях истории Крыма, России и Украины в советский период, опубликованных на страницах различных российских и украинских электронных и печатных изданий, в 2009 г. выпустил сборник статей «Очерки по истории политических репрессий в Крыму 1917−1941 гг.», веду свой собственный блог в Живом Журнале.

Считаю, что в вопросе изучения такой непростой темы как деятельность советских карательных органов в процессе проведения массового террора и других форм репрессий, наличие у меня именно юридического образования, а также опыта работы по специальности является важным подспорьем. Это обусловлено спецификой рассматриваемых аспектов истории страны в ХХ столетии.

Идея написания книги вынашивалась мной давно. Правда, на протяжении долгого времени замысел оставался довольно расплывчатым. Первые осязаемые контуры будущего исследования стали проступать только в конце 2009 г. При этом с названием, концепцией, хронологическими рамками и планом работы определился лишь в мае 2011 г. Выглядело это как некое озарение: рука сама взялась за перо, и вывела на страницах блокнота то, что в дальнейшем определило содержание и структуру исследования.

Далее возникло понимание, что я не только смогу, но должен написать эту книгу, несмотря на то, что личный фон тому отнюдь не способствовал. За время работы я пережил две тяжёлых утраты: в июне 2011 г. не стало моего отца, в августе следующего, 2012 г., умерла бабушка. Одновременно с этим период написания книги отметился крахом некоторых личных иллюзий, внезапным пониманием, насколько неблагодарными и жестокими могут быть отдельные люди, отплачивая злом на добро. Именно поэтому вышедшее исследование является для меня по-настоящему выстраданным.

Что же касается тематики книги, она посвящена одному из наиболее трагичных периодов в истории Севастополя, Крыма, России и Украины. Это события, происходившие после крушения российской монархии: стремительное сползание страны к катастрофе в межреволюционный период; приход большевиков к власти в ходе вооружённого переворота; первые вспышки террора. Именно Таврическая губерния стала одним из первых регионов бывшей Российской империи, открывшим эту кровавую страницу Гражданской войны.

— Какие Ваши собственные представления перевернула работа над книгой?

Д.С.: Не могу сказать, что начатая работа над книгой изменила какие-то мои представления. Это произошло значительно раньше, в самом начале обращения к истории красного террора и политических репрессий в Крыму в советский период весной-летом 2005 г. (именно тогда были сделаны первые наработки, лёгшие впоследствии в основу ряда моих публикаций). Без преувеличения можно сказать, что в тот момент я словно заглянул в бездну, даже спустя десятки лет продолжающую источать смертный ужас.

Зная о том, какие обильные реки крови «строители нового общества» пролили на крымской земле во славу торжества «мировой революции», нельзя оставаться на прежних позициях. Если, например, ранее, когда в силу ряда причин история страны в XX столетии и в советский период находилась вне сферы моих интересов — у меня не возникало вопросов по поводу присутствия имён коммунистических деятелей периода революции и Гражданской войны в городской топонимике, а отношение к известным событиям 1917 г. и последующих лет было скорее индифферентным, то после всё изменилось.

Применительно к процессу написания книги с моей стороны можно говорить только о некоторых отдельных моментах, которые прежде находились вне поля зрения. Обратило на себя внимание, в частности, что картины большевистского террора в Крыму зимой 1917−1918 гг. достаточно полно запечатлелись не только в воспоминаниях современников, но и в советской художественной и научной литературе. Естественно, преподносились они как полностью стихийные проявления «народного гнева».

Но всплескам насилия, захлестнувшего край в первые месяцы после Октябрьского переворота, предшествовала длительная агитационная обработка. Начиная с лета 1917 г. ленинцы и другие левые партии вели интенсивную пропаганду своих идей среди моряков и солдат, призывали к неповиновению офицерам, расправам над «буржуазией», «превращению войны империалистической в гражданскую». Таким образом, была подготовлена почва для будущих самосудов.

В сущности, деятельность большевистских организаций в Крыму в межреволюционный период служит ярчайшим примером того, каких потрясающих результатов можно достичь, если в условиях дезорганизации и слабости власти уверенно продвигать свои лозунги, внедряя их в широкие массы.

— Могли бы Вы привести несколько ярких эпизодов тех лет из Вашей работы?

Д.С.: Таких эпизодов немало. Пожалуй, самыми яркими событиями, запечатлёнными в книге, являются решительные, но безуспешные попытки тогдашнего командующего Черноморским флотом адмирала Александра Колчака противодействовать разложению и анархии весной-летом 1917 г. Можно отметить приезд в Севастополь в мае 1917 г. военного и морского министра Временного правительства Александра Керенского, его исполненные театрального пафоса публичные выступления. К знаковым моментам следует, без сомнения, отнести и прибытие в город в июне 1917 г. делегации балтийских матросов, вызвавшей среди черноморцев первую серьёзную вспышку неповиновения. Именно тогда адмирал Колчак был вынужден оставить командование, и перед этим совершил свой знаменитый поступок — выбросил наградное Георгиевское оружие за борт, произведя этим жестом неизгладимое впечатление даже на своих непримиримых и убеждённых врагов.

Говоря о событиях последующих месяцев, до самого Октябрьского переворота, едва ли представляется возможным выделить какой-то особенный эпизод. Характеризуя происходившее в Севастополе и в Крыму после отставки Колчака, наиболее верным будет изобразить тот период в виде масштабной картины, состоящей из митингов, резолюций, визитов разных политических деятелей, с одной стороны, и забастовок, стихийных погромов и «чёрного передела» — с другой. Не будет преувеличением сказать, что, «углубляя революционное творчество масс», деятели Временного правительства, способствовали дальнейшей радикализации общества, росту симпатий к большевикам. Что привело в конечном итоге установившийся в стране после отречения императора Николая II режим к закономерному краху.

Так в истории полуострова была открыта новая трагическая страница. В достаточной мере окрепнув, крымские коммунисты в союзе с левыми эсерами и анархистами осенью 1917 г. выступили инициаторами отправки на Дон матросских отрядов, что, без сомнения, сыграло свою роль в развязывании Гражданской войны. Понеся большие потери в боях с офицерскими и казачьими частями, вернувшиеся в Крым моряки выместили ярость на местных офицерах и обывателях. Именно тогда Севастополь впервые пережил ужас «Варфоломеевских ночей», и вскоре оказался под властью левоэкстремистских политических сил.

Обретя контроль над флотом и городом, коалиция большевиков, левых эсеров и анархистов повела наступление на другие крымские города, неся свои «передовые идеи» залпами корабельных орудий и матросскими штыками. В непрекращающейся череде грабежей и убийств, длившихся до самого оставления полуострова красными в мае 1918 г., особенно запомнились современникам жестокие казни на евпаторийском рейде в январе 1918 г., когда всего за три дня сторонники «власти трудящихся» убили не менее 300 человек. Обречённых на смерть вызывали из трюма на палубу, раздевали, рубили руки и ноги, отрезали нос, уши, половые органы и сбрасывали в море. Согласно имеющимся свидетельствам, некоторых несчастных сжигали в корабельных топках живьём. Немало людей были «просто» утоплены с привязанным к ногам грузом.

Но самым вопиющим эпизодом в картине большевистского террора в Крыму в описываемое время является вторая массовая резня, учинённая матросами в Севастополе 23−24 февраля 1918 г. Вдохновлённые советским декретом «Социалистическое отечество в опасности!», «вершители революционного правосудия» только за две ночи истребили от 250 до 600 человек, в том числе женщин, стариков и детей. Так, в ночь на 23 февраля расправились с отставным контр-адмиралом Николаем Саксом, одновременно не пощадили его жену Лидию, а также детей: 21-летнюю дочь Ольгу и 15-летнего сына Николая.

Нельзя обойти вниманием и то обстоятельство, что своей преступной политикой крымские коммунисты и их союзники реанимировали давние межнациональные распри. Татарское население, в массе своей не принявшее большевизм, стало объектом преследований. Греки же, напротив, поддержали советскую власть, активно участвовали во многих её «мероприятиях». Так что, когда под ударами наступающих германских войск в апреле 1918 г. установившийся на полуострове левоэкстремистский режим зашатался, татары восстали, и их вооружённое выступление практически сразу превратилось в этноконфессиональный конфликт. Как следствие, последние недели существования в регионе военно-коммунистической власти были отмечены чудовищными картинами межнациональной вражды.

— Вы пишете про генезис террора, как большевики пришли к власти и начинали управлять массами. Какие аналогии просматриваются с днём сегодняшним?

Д.С.: Полагаю, что описанный в работе процесс завоевания большевиками политической власти путём всё большего разложения масс посредством соответствующей агитации является универсальным и может быть использован в качестве «наглядного пособия» любыми экстремистскими силами. В условиях слабости государства, его неспособности противостоять деструктивным влияниям, уделять внимание экономическим, социальным и национальным проблемам, призывы к насилию находят особенно благодатную почву.

— Во все времена общество жило мифами. Жизнь сегодняшнего российского общества также наполнена ими. Какие мифы властвовали умами в трагичные для страны годы почти вековой давности, какие сегодня?

Д.С.: Невозможно перечислить все заблуждения, которые владели и владеют умами тогда и теперь. В ситуации 1917 г., пожалуй, самые известные мифы в общественно-политической жизни страны были так или иначе связаны с личностью последнего российского самодержца. Накануне и после Февральской революции в народе на уровне сплетен и слухов ходили рассказы о якобы полном безволии государя, распутстве его супруги, императрицы Александры Фёдоровны, её шпионаже в пользу Германии. В число «агентов влияния» молва также заносила всех лиц с немецкими фамилиями, занимавших ответственные военные и государственные посты.

Парадоксально, но в настоящее время один из наиболее распространённых исторических мифов также связан с личностью императора Николая II. Правда, применительно ко дню сегодняшнему здесь наблюдается иная тенденция. Все действия государя объявляются единственно правильными; добровольность и подлинность его отречения, как минимум, ставятся под сомнение.

Но наибольшее распространение сегодня имеют мифологемы, основанные на идеализации СССР и сталинского правления, преуменьшении масштабов террора, замалчивании и отрицании многих других трагических эпизодов.

— Сегодня многое возрождается — церковь, казачество, люди начинают интересоваться Белым движением, национальными многовековыми традициями, смотрят дружелюбнее на запад. Однако практически на каждом шагу наблюдается непонимание или по чьей-то воле намеренно навязываемое соединение несоединимых для исторически грамотного человека образований, иногда и откровенная ложь. Порой не знаешь, чего больше — плюсов или минусов от, казалось бы, благих инициатив. Какие тенденции здесь наиболее опасны, чьи намерения они могут скрывать?

Д.С.: Говоря о ситуации в современной России, приходится констатировать, что здесь, в самом деле, имеет место стремление к соединению несовместимого. Во многом этот процесс инициирован сверху, но что-то, без сомнения, исходит и снизу.

Мотивы властей в данном случае очевидны. Являясь правопреемником СССР, его государственных и охранительных институтов, Российская Федерация лишь поэтому уже не может порвать с коммунистическим прошлым. Сама политическая «элита» России является генетически родственной советскому партийно-номенклатурному слою. Отсюда и попытки представить период существования СССР в позитивистском ключе. Потери страны в результате террора, коллективизации, голодоморов, войн и депортаций не отрицаются, но преподносятся как неизбежная плата за «достижения».

Так, одержанная в мае 1945 г. победа над внешним врагом фактически ныне используется как некое универсальное средство для оправдания ошибок и преступлений, совершённых коммунистическим руководством до, во время, и после войны. Тем большим фарисейством является изображение СССР продолжателем и наследником Российской империи, отождествление советского с русским. То и другое соотносятся между собой как преступник и жертва. Между СССР и исторической Россией — миллионы искалеченных, изломанных судеб, Гражданская война, террор, искусственный голод, ГУЛАГ.

Безнравственны, в связи с этим, любые попытки представить советский период противоречивым и сложным, но, всё же, закономерным этапом развития российского государства.

Внедрение такой установки означает отказ от качественного развития, всё большую утрату нравственных ориентиров, характерным проявлением чего служит нежелание обывателей знать и помнить о катастрофе, пережитой в XX столетии страной и народом; невежество, равнодушие. Иными словами, спустя 20 лет с момента краха СССР, люди продолжают находиться в плену советского лицемерия, чёрствости, лжи. Отчасти это вызвано страхом моральной ответственности, ощущением психологического дискомфорта за возможное соучастие своих предков в преступлениях большевиков или непротивлении им.

— Вы говорите, что коммунизм никуда не ушёл. В чём он проявляет себя сегодня?

Д.С.: По моему убеждению, многие негативные явления повседневности берут своё начало именно с советского времени. Это неспособность к самоорганизации, безнравственность, правовой нигилизм. Добавим сюда повсеместные зависть и хамство, чьей оборотной стороной является равнодушие.

Коммунистический режим не породил все эти пороки. Но именно советская отрицательная селекция сделала их нормой жизни. Пожалуй, самое главное преступление коммунизма — это даже не массовые убийства и голод, а развращение миллионов. И если комидеология в том виде, в каком она существовала в СССР, уже много лет пребывает на свалке истории, то созданный ей человеческий тип ныне вполне жив и здравствует.

Столь бодро проходившая в конце 1980-х гг. десоветизация массового сознания, практически сошла на нет уже в 1993 г., будучи оттеснена на периферию экономическими проблемами. А проще говоря — выживанием. В результате общество и сегодня во многом остаётся восприимчивым к левым идеям.

Однако советские порочные практики по отношению к людям сегодня нигде не проявляют себя столь открыто, как в работе государственных органов. Это излишний бюрократизм, безответственность, скверная организация процесса и условий труда.

Там, где возможно обойтись силами отдела, а то и двух-трёх сотрудников, создаются целые учреждения с отдельными помещениями, раздутыми штатами, обилием бессмысленной волокиты. В результате решение элементарных вопросов для среднего гражданина растягивается, в лучшем случае, на недели. В худшем — на многие месяцы.

Особенно чётко наследие советского времени прослеживается в деятельности правоохранительной и пенитенциарной систем. Обеими ногами стоящий в коммунистическом прошлом, политический класс на постсоветском пространстве по сути своей не способен что-либо здесь изменить.

 — В чём самое большое коварство коммунистической идеологии?

Д.С.: В великом соблазне. Как всякое тоталитарное лжеучение, коммунизм стремился и стремится овладеть умами людей, предлагая обманчиво простые пути разрешения имеющихся экономических и социальных проблем. Но обещая золотые горы, приверженцы этой доктрины на деле дают только прах и золу.

— Какие шаги необходимы для преодоления коммунистического прошлого и настоящего?

Д.С.: Первое, что необходимо здесь сделать — на государственном уровне дать ясную и недвусмысленную политическую и нравственную оценку факта насильственного захвата большевиками власти, характера и сути созданного ими режима, в частности, его террористической практики. Я убеждён, что преступления ленинско-сталинского периода должны быть поставлены в один ряд с такими примерами массовых истреблений как геноцид армян турками, Холокост и злодеяния «красных кхмеров» в Камбодже.

В целом, необходим комплекс мер, как историко-просветительского, так и политико-правового характера, направленных на последовательное изживание отрицательного наследия советской системы. Вплоть до введения суровой ответственности за оправдание коммунистических преступлений и пропаганду большевистских идей.

России следует, наконец, определить свою идентичность и сферу правопреемственности. Русский народ никогда не избирал коммунистов. Ленинцы и их последователи фактически узурпировали власть, разогнав Учредительное собрание, силой подавили возникшее сопротивление и долгие десятилетия правили страной методами насилия и террора. И до тех пор, пока вместо окончательного разрыва с этим преступным режимом правящей «элитой» России будет проводиться линия на превращение страны в новое, уменьшенное издание СССР, ни о каком возрождении не может быть и речи.

Одним из важных практических шагов, направленных на изживание ленинско-сталинского наследия, является инициирование свободной гражданской дискуссии. Некоторые положительные сдвиги в данном вопросе есть уже сегодня.

 — Какие Ваши творческие планы на будущее?

Д.С.: В ближайших творческих планах — продолжить крымскую тему. В частности, ведётся работа над новым исследованием, тоже посвящённым трагедии красного террора в Крыму, но уже в начале 1920-х гг. Кроме того, есть некоторые замыслы очерков о жизни полуострова в послевоенное время, включая события последних десятилетий.

— Вы наверняка общаетесь с представителями политических и общественных организаций. Что бы Вы хотели от взаимодействия с политическими и общественными организациями после того, как издана книга, накоплен большой исторический материал, сложились аналогии с днём сегодняшним?

Д.С.: Попытки взаимодействия с отдельными представителями крымских политических и общественных сил с моей стороны действительно были — в самом начале, когда ещё не стал активно публиковаться. Не могу назвать этот опыт общения положительным.

В одном из случаев, выразив согласие с моей оценкой сущности большевизма, собеседник пустился в пространные рассуждения из области конспирологии о «генералах-предателях», «заставивших отречься Царя». И если «троцкисты и ленинцы действительно повинны в многочисленных зверствах», то «нынешние коммунисты — другие», едва ли не все «ходят в церковь», отстаивают интересы русскоязычного населения, следовательно, с ними «нужно дружить». В других случаях мои предложения о сотрудничестве в целом не отвергались, и даже обговаривались какие-то совместные действия, однако на этом всё замирало.

Вообще, по моим наблюдениям, тему коммунистических преступлений в Крыму нельзя отнести к числу самых востребованных. В вопросе освещения этой мрачной страницы в истории полуострова большую работу проводит коллектив научно-редакционной группы «Реабилитированные историей», с руководителем которой, историком Дмитрием Омельчуком, имею удовольствие быть лично знакомым. На сегодняшний день выпущено несколько томов книги памяти жертв политических репрессий.

Из мрака забвения возвращены имена тысяч крымчан, репрессированных в 1920—1950-е гг. Но это и другие издания не определяют вектор общественного мнения по данной проблеме. Как следствие, в вопросе увековечивания памяти жертв ленинско-сталинского террора в Крыму по-прежнему мало что сделано. И если ситуация с памятниками в 2000-е гг. стала понемногу меняться в лучшую сторону, то, например, раскопки на местах предполагаемых захоронений жертв массовых казней, эксгумация и перезахоронение останков расстрелянных доныне никем не производились.

Приведу характерный пример. В окрестностях Севастополя расположены руины усадьбы бывшего градоначальника, «Максимовой дачи». Известно, что в 1920—1921 гг. её территория стала местом уничтожения, по меньшей мере, сотен офицеров и солдат Белой армии, гражданских лиц. Факт этот был известен и в советское время, запечатлелся в мемуарной и краеведческой литературе. Однако сегодня не сделано практически ничего, чтобы привести это место в надлежащий вид.

Касаемо моих пожеланий. Не думаю, что выход моей книги принципиально что-то изменит, но всё же надеюсь, что представители крымской общественности станут уделять больше внимания вопросам сохранения памяти о чёрных страницах истории края, преступления советского времени получат надлежащую морально-правовую оценку, а пагубное наследие той мрачной поры, наконец, будет изжито.

 — Понимание негативных тенденций исторического прошлого и настоящего, их изживание — важное условие для развития общества. Однако такое понимание не всегда предоставляет базу для позитивного движения вперёд. На чём, на Ваш взгляд, оно должно основываться?

Д.С.: Я убеждён, показателем зрелости нации является вовсе не горделивое триумфаторство, но память о преступлениях и трагедиях прошлого. Ведь наряду с бездной страданий, злодейством и подлостью, первые десятилетия коммунистической власти дали многочисленные примеры подвижничества. В этой связи трудно переоценить значение и смысл духовного подвига святых Новомучеников и Исповедников Российских.

В суровых условиях ленинско-сталинской тирании эти люди продолжали жить так, как велела им их христианская совесть, стоически претерпели все выпавшие на их долю тяготы и невзгоды, и даже перед лицом смерти не изменили своим убеждениям. Именно вера стала тем внутренним стержнем, которой помог им сохранить присутствие духа в последние минуты их земной жизни, выжить в кромешном аду лагерей.

Свидетельство об этом сегодня является нравственным долгом и необходимой формой поведения каждого, кому небезразлична судьба своей Родины. Целенаправленное уничтожение коммунистами в ХХ столетии лучших представителей народов бывшей Российской империи обязывает говорить о ценности и неповторимости человеческой личности.

Ясное представление о сущности и последствиях советских социальных экспериментов препятствует любому соблазну представить позднейшие достижения СССР в качестве достойной компенсации понесённых потерь. Сегодня нет другой альтернативы поэтапному осмыслению собственного прошлого. Дальнейшее же упорство в гордыне и заблуждениях, отказ от покаяния, не только создают вероятность рецидивов трагедии, но ставят под сомнение возможность хорошего будущего.

— Большое спасибо за ответы! Удачи Вам, творческих успехов!

Беседу вёл Михаил Кочетков

Впервые опубликовано: Международная газета «Великая эпоха»:

http://www.epochtimes.ru/content/view/72 975/54/