Штурм Екатеринодара Партизанским полком

ОТ РЕДАКЦИИ. Весной 1918 года Добровольческая армия, несмотря на превосходящие силы противника, попыталась захватить столицу Кубани — Екатеринодар. В атаке на город участвовали все цветные полки Добровольческой армии, Партизанский полк (алексеевцы), Офицеский полк (марковцы) и Корниловский ударный полк (корниловцы). Предлагаем читателям «Русской линии» отрывок из очерка доктора исторических наук В.Ж. Цветкова из книги «Добровольцы» о генерале Казановиче, который руководил наиболее успешной атакой Партизанского полка.

В середине марта 1918 г. Казанович принял командование над Партизанским полком (будущим 1-м Партизанским генерала Алексеева пехотным полком). Произошло это после того, как его предшественник, будущий донской атаман генерал-лейтенант А.П. Богаевский (также считавшийся «коренным алексеевцем»), был «повышен» в должности, приняв командование 2-й бригадой (Корниловский ударный и Партизанский полки) Добрармии. Двухбатальонный полк, основу которого составили студенты, гимназисты, кадеты и юнкера, стойко переносил тяготы «Ледяного похода». Накануне штурма Екатеринодара Партизанский полк принял в свои ряды казаков кубанцев — бойцов Кубанского правительственного отряда и добровольцев из станицы Елизаветинской. Численность полка возросла до 800 человек (при штатной численности в 3,5 тысячи штыков) и в этом составе он начал авангардную атаку на город.

Неудачный в целом для армии, но весьма успешный для Партизанского полка штурм столицы Кубани детально описывается Казановичем в первой части его воспоминаний. Взаимодействуя с Корниловским ударным полком, партизаны несколько раз наносили ощутимые удары по оборонительным позициям красноармейского гарнизона.

Первый раз генерал повел в бой свой полк в предместьях Екатеринодара. В ответ на атаку красноармейских частей из города «около трех часов дня» 27 марта Казанович «получил приказание генерала Богаевского отбросить противника». Партизаны, в отличие от растянувшихся по фронту корниловцев, были сосредоточены и находились в «полной боевой готовности». Как вспоминал Борис Ильич, его бойцы «густыми цепями в три линии, под прикрытием пулеметного и редкого артиллерийского огня, без выстрела двинулись в атаку по обе стороны большой дороги из Елизаветинской в Екатеринодар. Главный удар я направил на кирпичный завод, расположенный на высоком берегу Кубани и господствующий над окружающей местностью. Большевики не выдержали стремительной атаки партизан и в беспорядке бежали к ферме Екатеринодарского сельскохозяйственного общества…»

Неожиданный успех партизан убедил Корнилова в возможности продолжения штурма, однако воспользоваться результатами самой атаки Казановича не удалось. «Существует мнение, — отмечал генерал позднее, — что нам в тот же день следовало атаковать наличными силами Екатеринодар, но при этом упускают из виду, что все это происходило во второй половине дня, что до Екатеринодара было еще далеко и что в сборе был тол Партизанский полк, а Корниловский занимал очень растянутое расположение и на сбор его потребовалось бы немало времени…».

Казанович решил не рисковать и к вечеру его полк отошел на исходные позиции, ожидая переправы через Кубань остальных частей Добрармии. Но «легкость, с которой партизаны отбросили большевиков, произвела большое впечатление на зрителей и, по-видимому, доклад кого-нибудь из них повлиял на решение Корнилова атаковать не ожидая переправы генерала Маркова, решение, имевшее роковое влияние на исход всей операции…».

В действительности, помимо «зрителей» из числа офицеров штаба армии, молниеносный удар Казановича произвел впечатление и на самого Корнилова. По свидетельству его адъютанта хана Хаджиева «войска развернулись, как на параде, и приятно было смотреть на „бессмертного“ старика генерала Казановича, бросавшегося в атаку со своими орлами, не сгибая спины. — Да, красиво! Молодец! Он незаменим! — говорил Верховный, следя за генералом Казановичем, как он гнал перед собой громадную толпу большевиков, которые, не ожидая такого стремительного удара со стороны нашей армии, бежали в панике назад…».

В ночь на 28 марта Казанович узнал о «роковом решении» Корнилова, заключавшемся в приказе нанести решающий удар по кубанской столице силами одной лишь бригады Богаевского. Понимая рискованность подобной атаки, генерал, тем не менее, решил быстро прорвать позиции противника и, рассчитывая на порыв молодых добровольцев-партизан, добиться максимально возможного продвижения к Екатеринодару. Начавшаяся на рассвете атака развивалась успешно. Казановичу, даже без поддержки корниловцев, удалось «с ходу» занять ферму (здесь позже будет штаб Корнилова) и пригородные хутора. С большими потерями, но удалось занять оставленный накануне кирпичный завод. Дальше продвинуться не удалось. Упорное сопротивление партизанам, наступавшим с ними корниловцам и кубанским стрелкам оказали защитники артиллерийских казарм на окраине города.

Здесь Казанович был ранен. «Стоя на вершине кургана и рассматривая в трубу расположение большевиков на окраине Екатеринодара, я почувствовал сильный удар в левое плечо… Попав спереди в плечо, пуля пробила лопаточную кость и вышла из спины…». Рана, несмотря на большую потерю крови, не была смертельной и генерал остался в строю. Но позднее она постоянно напоминала о себе сильными болевыми обострениями. Выяснилось также, что хотя ранение было сквозным, частицы раздробленной лопатки угрожали сосудам и сердцу. Извлечь эти осколки удалось лишь спустя полгода после ранения.

29 марта принесло Партизанскому полку неожиданный успех. К их позициям подтянулись части Офицерского полка во главе с генерал- лейтенантом С.Л. Марковым. Подошли и кубанские казаки — добровольцы. Можно было рассчитывать на новую, более удачную атаку города. Казармы были взяты и, следуя приказу Корнилова, полки должны были войти в город, занять здание железнодорожного вокзала, а затем пробиваться к центру Екатеринодара. Партизаны, по причине больших потерь предыдущих боев (от первого батальона осталось в строю 150 человек), были отведены в резерв. Но Казановичу недолго пришлось «отдыхать». Сосредоточив все силы своего полка на северной окраине города, присоединив к себе кубанских пластунов, генерал, в сумерках уходившего дня, начал атаку на городские кварталы.

«…Построив в первой линии свой 2-й батальон и 2-ю сотню 1-го батальона, взятую мною с участка Корниловского полка, а в затылок им Елизаветинцев, — вспоминал генерал, — я нацелил их по указаниям офицеров, уроженцев Екатеринодара и повел в атаку. После беспорядочной ружейной трескотни, большевики, залегшие на самой окраине города, разбежались и мы вступили в какую-то улицу (как потом оказалось Ярмарочную). Осматривая боковые улицы, мы продвигались вглубь города, не встречая более сопротивления…».

В результате, вопреки распространенному до сих пор мнению, Партизанский полк прорвался не к центру Екатеринодара, а лишь занял Сенную площадь, то есть северо-западный район кубанской столицы, обеспечив, тем самым, возможность дальнейшего продвижения на вокзал и к центру города. Но ожидаемой поддержки от соседних Офицерского и Корниловского полков Казанович не получил. Связь с ними была утрачена и скоро выяснилось, что красноармейский гарнизон стягивает силы к месту прорыва, а это грозило партизанам окружением. В сложившейся ситуации генерал решил воспользоваться неразберихой и, под видом красноармейского «Кавказского отряда» прошел через красные заставы, вернувшись на городские окраины. В историю Белого дела на Юге России прорыв Казановича в Екатеринодар вошел как максимальный результат «Ледяного» похода.

Почему же явный успех партизан не получил развития? Борис Ильич считал, что главная причина заключалась в больших потерях среди командного состава добровольческих полков. Погиб доблестный командир корниловцев полковник М.О. Неженцев, был ранен его заместитель полковник В.И. Индейкин, погиб и командир 1-го батальона партизан капитан И.М. Курочкин. Части, наступавшие на город, перемешались, не отдавалось четких команд, не контролировалось положение на линии огня. Генерал Марков вообще «ничего не знал о моем предприятии», а полковнику А.П. Кутепову «не удалось двинуть вперед смешанных людей разных полков, бывших на его участке».

30 марта Казанович встретился с Корниловым в последний раз. Командующий принял решение взять Екатеринодар любой ценой. На следующий день готовилось общее наступление на город всеми имеющимися силами. Казановичу предлагалось быть в резерве с тем расчетом, чтобы оказать поддержку удару в «решительную минуту» в нужном месте. Корнилов намеревался лично возглавить атаку. Он проводил своего старого друга словами: «…Конечно, мы все можем при этом погибнуть, но по-моему лучше погибнуть с честью. Отступление теперь тоже равносильно гибели: без снарядов и патронов это будет медленная агония…».

Рано утром 31-го марта Казанович стал очевидцем гибели Корнилова. Переночевав в соседней с Корниловым комнате-лазарете фермы, генерал оказался одним из первых, кто увидел разрушенную снарядом штабную комнату и смертельно раненого командующего. Внезапная кончина Корнилова остановила решающую атаку добровольцев. «…Перед вечером я получил приказ об отступлении, которое должно было начаться с наступлением темноты. Начался новый период жизни Добровольческой армии. Конечно, трудно гадать о том, что было бы, но думаю, что высказывающие такое мнение не учитывают значения победы. Не надо забывать, что Добровольческая армия, не знавшая до тех пор неудач, со взятием Екатеринодара, окончательно упрочила бы за собой славу непобедимой. Кубанцы поднялись бы и быстро пополнили бы ряды армии. В случае удачи, мы выиграли бы несколько месяцев, а это по нынешним временам целая вечность…», — вспоминал Казанович.

Такова была стратегически возможная перспектива продолжения штурма. Трудно с этим не согласиться, хотя само по себе взятие Екатеринодара, безусловно, не означало бы решающую победу Белого дела, но первоначальная цель отхода Добрармии с Дона (взятие столицы Кубани и продолжение антибольшевистского сопротивления с опорой на новый регион) была бы достигнута. Впрочем, генерал отнюдь не отрицал психологического значения гибели Корнилова: «…смерть его произвела на войска удручающее впечатление и новое командование (генералы Алексеев и Деникин — прим. В.Ц.) не могло с первых шагов ставить на карту самое существование армии…».

Окончание «Ледяного» похода и возвращение на Кубань Казанович провел в строю. К его многочисленным боевым наградам добавился Знак Первого Кубанского похода (№ 7). Армия готовилась к новым боям и генерал принял командование уже всей второй бригадой Добрармии (генерал Богаевский ушел на работу в состав Донского правительства).