О генеральной линии КПСС и ее исполнителях

После «бандитской революции», как и после Октябрьской, снова идет борьба между западниками и державниками

Всякая революция неизбежно заканчивалась переделом собственности. После любой из них — французской, английской, китайской, российской — старый правящий класс или радикально менялся, или, по крайней мере, раздвигал свои ряды, отдавая часть заводов, газет, пароходов в руки бывших «борцов за народное счастье». Пока исключениями вроде бы являются маленькие Северная Корея с Кубой, однако они еще не перешли критической отметки в 70 лет существования. Тем не менее, рыночные реформы, которые там уже начались, ясно намекают нам, что и эти страны исключением из общего правила не станут. При этом все же даже при реставрациях полного возврата к старому не происходило. Так, при Людовике XVIII католическая церковь и старые феодалы получили лишь часть бывших владений, возведенные узурпатором Наполеоном в дворянские титулы нувориши были признаны и французским королем, был оставлен даже Орден Почетного Легиона и все связанные с ним привилегии.

Революция фактически ликвидирует аристократию даже тогда, когда та формально возвращается и вроде бы берет реванш. Истинная аристократия — это не столько привилегии, сколько обязанности. Истинная аристократия — это жертвенность, а не барское тунеядство. А тут возвратившимся во Францию аристократам пришлось ввязаться в склоки за собственность. Вместо служителей трону и вере народ увидел сквалыг, и через полтора десятка лет смел этот строй новой революцией.

В начале своего правления и новому правящему классу России — СССР пришлось совершенно изменить свои основополагающие принципы. Изначально революционеры боролись против государственности, против семьи, против твердых моральных устоев. Но поскольку стало понятно, что никакой всемирной революции не произойдет, а безопасно обустроиться за границей, где их «гостеприимно» ждут остатки Белой армии и враждебные местные элиты тоже не выйдет, то надо укреплять государство. Хотя бы из чувства самосохранения. Вместе с тем, начать перераздел собственности во вражеском окружении тоже невозможно. Ведь в таком случае обязательно последовало бы сильнейшее ослабление государства, а затем — военная интервенция внешних врагов и неизбежное возвращение старых хозяев с помощью иностранных штыков. Вместе с тем, соблазн стать сверхбогатыми людьми был слишком велик, да и богемно-революционные пятна происхождения части партии периодически давали о себе знать перманентной анархией и неприятием любого государственного порядка. Поэтому, с некоторой долей условности, можно сказать, что весь первоначальный период советской власти шла борьба между троцкизмом, олицетворяющим вышеуказанные тенденции, и сталинизмом — линией на укрепление государства.

При этом, в сущности, даже антисталински настроенные люди сильно преувеличивают его роль. Хотя роль личности в истории велика, как не раз отмечал сам Генералиссимус, но и слишком превозносить ее значение тоже нельзя. Сталин воплотил в жизнь те чаяния новой бюрократии, которые давали ей возможность жить и сохраняться. Не дал массово раздерибанить собственность: это было не ко времени и в конечном итоге угрожало безопасности нового правящего класса. Запретил аборты, сексуальные извращения, усложнил процедуру разводов — это угрожало безопасности общества и государства. По той же причине искоренил аморальность в искусстве — все старые эксперименты свободной «любви пчел трудовых», как выражались особенно «левые», ушли в прошлое, экспериментаторы, за немногим исключением — в Сибирь или на расстрел. Кроме того, его действия облегчались и тем, что новая бюрократия была в основном воспитана на православных моральных ценностях, хотя и отвергала их метафизическую основу — религию.

С другой стороны, в чисто практической политической плоскости не имеют большого смысла и споры о том, покаялся ли он в своих грехах, воцерковился ли снова, или нет. На тот момент воистину ни царь и ни герой, даже находящийся на вершине пирамиды власти, не мог снова сделать Православие государственной религией, или даже просто дать религии чуть больше свободы проповеди. Некоторые иерархи и священники считали, что да, некоторые — нет. Православие — это не какая-нибудь безобидная секта, не претендующая на большое влияние. Нет, это — властный импульс, диктующий буквально все, в том числе и создание форм государственности и культуры, резко отличных от коммунистических. Новый правящий класс, пришедший на волне атеистической революции, возник на совсем ином фундаменте, и возврат старого подрывал его легитимность. Итак, действия Сталина в основном воплощали сознательные и подсознательные чаяния партии власти, и в значительной степени именно поэтому он смог надолго остаться у власти и серьезно повлиять на ход мировой истории. Ведь нельзя и преуменьшать его влияния: окажись на его месте представитель другого, условно говоря, троцкистско-революционного лагеря, и все развалилось бы — и партия, и страна, и, самое главное, народ. Как мы уже говорили, троцкисты не могли победить, ибо их стремления не находили достаточной поддержки даже у советской номенклатуры, не говоря уж о народе, но именно для развала у них было достаточно сил.

Печальным был троцкистский реванш при Хрущеве, обещавшем к 80-му году показать по телевизору последнего попа. Он отбросил церковно-государственные отношения в период конфронтации 20-х годов, он развернул неслыханные со времен военного коммунизма гонения на Церковь, хотя и без массовых расстрелов, но зато с очень массовыми закрытиями храмов и монастырей. Да, ни один коммунистический правитель того времени не мог полностью прекратить гонения на Церковь в силу, как мы уже говорили, идеологических соображений собственной легитимности; тем не менее, при более умеренных генсеках она могла хотя бы более-менее сохраняться, ожидая лучших времен.

Закономерно, что при уважающем сталинский курс Брежневе, свергнувшем «кукурузника», Православие почувствовало себя получше. В одном из своих недавних интервью Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Владимир вспоминал: «В Кремле был октябрьский прием. Брежнев подходил к столам. Обратившись, он сказал: „Ваше Святейшество, я вспоминаю Саровскую пустынь, где был прославлен Серафим Саровский. Какая там благодать! Меня туда в детстве водила мама. Я причащался, ел за всенощной очень вкусный хлеб с вином. Там было море цветов. Какая это была неземная красота!“ А я говорю: „Отдайте ее нам, мы воссоздадим это благолепие. Пусть люди утешаются“. „Ну что ж, может, придет время“, — ответил генсек. Он, кстати, подписал разрешение на открытие первого в Москве монастыря — Свято-Данилова, о чем Патриархия долго просила».

Номенклатуру, после окончания «горячей» фазы противостояния с Западом, после кровавой войны, снова занимали вопросы собственности. Но и при Хрущеве, и при Брежневе начинать грандиозную прихватизацию государственной собственности было еще рано. Внешнеполитическое окружение СССР было настроено тогда довольно агрессивно, по-прежнему уповая на силовые методы подавления всего, что связано с коммунизмом.

Советской номенклатуре поздней эпохи СССР отречься от революции было легко; ее легитимность исходила уже от самого времени ее правления, довольно длительного. Аппарат никогда не пойдет на самоубийство. Коллективный эгоизм самая страшная штука. Вот в устоявшейся давно и твердо Америке Кеннеди захотел стать «главным акционером», а не «генеральным менеджером». Долго ли он потом правил? Если бы, гипотетически, некий православный человек вдруг возглавил бы США, разве он сумел бы остановить давление на сербов? Там групповые интересы спецслужб, ВПК, Транснациональных корпораций. Где-то смягчил бы, возможно приостановил бы немного их геноцид в Косово, но не более того; при любом сильном нажиме система выплюнула бы его, или уничтожила физически.

Само собой, для раздела госимущества номенклатура должна была встать на другие идеологические рельсы. Причем надо было отринуть не только коммунистическую идеологию, но и фактически любые моральные нормы, мешающие грабить и наслаждаться жизнью. Перестроечные книги, фильмы, песни, по внешности бросающие вызов власти, на деле верноподданно исполняли ее заказы. Из потока «интердевочек» с «ворами в законе» на экранах следовало одно: все плохо! Все — надо менять! Перемен — требуют наши сердца!

Всякая экономика имеет под собой некую идеологическую основу. Под «экономику хапка» тоже подвели нечто идейное, точнее сказать — антиидейное. Из котелен и подворотен были извлечены рок-музыканты, зачастую совсем небесталанные, и вполне искренне поливающие грязью свою страну, патриотизм, мораль. Ясно, что их не вызывали на ковер на Старую площадь и не приказывали делать это все в приказном порядке. Сверху просто дали добро на концерты для них, на поддержку местной власти, на их «раскрутку». И вот в сотнях комсомольских газет и молодежных телепрограмм им начали делать рекламу, райкомы комсомола начали выделять им ДК и стадионы для выступлений, студии звукозаписи услужливо открыли им свои двери. Искренне ненавидящие ложь и неправду старого режима журналисты начали строчить заметки против него. Они не знали, что торят дорогу еще более лживым режимам ельциных и кравчуков, в своих протестах де-факто выполняя волю самых подлых правителей.

Наивная молодежь не понимала, чьи приказы выполняет, когда огромными толпами начала выплескиваться протестовать против консерваторов на площади, когда массово побежала голосовать за «демократов. Номенклатура хотела устранить от власти добропорядочных бюрократов старой закалки, которые мешали ей взять все и поделить, и для этого всевозможные бакатины разваливали правоохранительную систему. «Бунтари» исполняли волю партии власти. Дело в том, что партия власти не всегда может прямо диктовать свои приказы, особенно в годину серьезной смены курса. В свое время и Мао Цзедун для проведения своей генеральной линии использовал хунвейбинов — отряды молодежи, «стихийно» начавших громить его политических противников. Дело в том, что он не мог на тот момент заставить делать это армию и полицию, но вполне мог обеспечить их нейтралитет, взвалив активные действия на молодых энтузиастов, для которых тоже была придумана эффективная символика и музыка, целая субкультура, подобная в своем роде нашей «рокерско-демократической», только, разумеется, с другим идеологическим содержанием. И все начиналось задолго до Горбачева. Нужны объективные историки, которые бы дали четкую оценку действиям того же Андропова — покровителя либеральных диссидентов, дающего возможность всевозможным евтушенкам проводить антирусскую работу внутри страны и при этом ездить по всему миру. Кстати сказать, и сам Горбачев был его протеже.

При этом, правда, повезло и Церкви. Номенклатура больше не нуждалась в ее подавлении, она наоборот — резко отрицала свое революционное происхождение, и поэтому Церковь получила относительную свободу, правда, сопровождаемую поддержанными властью расколами и наступлением сект, выгодным части республиканских правителей.

Встают интересные вопросы, какой же курс выберет номенклатура сейчас. Для правящего класса главный вопрос один: необходимо сохранить награбленное непосильным трудом. Номенклатура России поставлена перед сложным выбором, похожим на тот, который был у большевиков. С одной стороны, своя страна их интересует в основном как источник ресурсов, с другой, ее необходимо сохранить, ибо без нее у них не будет возможности защищать свои капиталы и общественное положение от западных силовиков, для которых грабеж богатых нуворишей третьего мира — одно из любимых занятий. Судьба бывшего диктатора Филлипин Маркоса, посаженного впоследствии в тюрьму, и многих ему подобный, у всех на слуху. Нельзя отрицать и наличия некоторого патриотизма, который все же кое-где у нас порой присутствует даже наверху. Поэтому правящий класс России иногда начинает показывать зубы Западу, как в Грузии. После «бандитской революции», как и после Октябрьской, снова идет борьба между «троцкистами"-западниками и «сталинистами"-державниками. «Цветные революции» на Украине и в Грузии — победа местных «троцкистов». Это прямые продолжения дела Октября, носители его безбожного импульса. Только на смену государственному атеизму там пришел государственный же агностицизм, который, в сущности, намного хуже атеизма.

«За красным восходом — розовый закат…» Оба прозападных лидера — Ющенко и Саакашвили тайно и явно покровительствуют сектантам и раскольникам, занимают резко антирусскую позицию, создают в своих странах мифологический ассоциативный ряд, который должен духовно оторвать их народы от России.

А в ней постепенно становится все более вероятным вариант появления давно уже потихоньку продвигаемый во властных кругах конституционной монархии, долженствующей легитимизировать нахапавшую много государственного добра номенклатуру в глазах мировой элиты, связать ее с «лучшими домами» Европы и США. В этой связи возня с «екатеринбургскими останками» может приобретать особый смысл. Если с помощью генетической экспертизы доказать, или «доказать» подлинность останков, то можно, в конечном итоге, повернуть дело к признанию российскими монархами кого-то из родственников Романовых — членов английской королевской семьи, которая, вопреки общепринятому заблуждению, продолжает оказывать большое влияние на мировую политику. Тем более, что ход расследования весьма живо напоминают ельцинские «находки останков». Такой ход событий мог бы нести большую угрозу и государству российскому, и Церкви. Новый правящий класс России не заинтересован в утверждении в стране абсолютной монархии, которая неизбежно заставила бы их вернуть по крайней мере часть богатств государству.

Однако, не все так плохо. Сам факт отвержения обществом либеральных идей, их впадение в полный политический маргинес, факт постепенного воцерковления больших масс народа, делает все более вероятным другой, более оптимистический ход событий.