Украинская Православная Церковь, невзирая на смену руководства на Украине весной 2019 года, по-прежнему ощущает на себе давление со стороны центральных властей, а также продолжает оставаться объектом информационно-пропагандистских атак. По информации, которая была обнародована руководителем «Общественной правозащиты» Олегом Денисовым, с 2015 до 2018 годы в украинских СМИ появилось около 700 негативных материалов об УПЦ. По-прежнему действуют антицерковные законы 2018−2019 гг., обязывающие УПЦ сменить название (указав принадлежность к «государству-агрессору»), а также определяющие порядок «смены юрисдикции». Впрочем, для церковных рейдеров даже положения нового закона не обязательны к исполнению: храмы УПЦ захватывают и переводят в другую юрисдикцию безо всяких законов, просто по желанию «общественности» и местных властей.
Но и в сложившейся ситуации УПЦ остается наиболее многочисленной Церковью Украины. О том, как приходится жить и действовать в непростых условиях пост-майданной страны, рассказывает митрополит Климент (Вечеря), председатель Учебного комитета и Синодального информационно-просветительского отдела, главный редактор официального сайта УПЦ и управляющий Нежинско-Прилукской епархией.
Информационная политика
— Мы отслеживаем публикации в СМИ, наблюдаем за медийной ситуацией. Но тенденции в целом очевидны, и они нас не удивляют. На Украине (да и не только в нашей стране) сегодняшние средства массовой информации — это отнюдь не независимая «четвертая власть». Как правило, СМИ — часть какого-то бизнеса, а этот бизнес связан с сопровождением определенных политических процессов. Все это отображается на содержании публикаций или телепрограмм. Конечно, если мы встречаем голословные обвинения, которые влекут за собой негативные последствия, то требуем опровержения этой информации.
— Существует ли неформальное «ранжирование» СМИ по отношению к УПЦ — от симпатизирующих до относящихся резко негативно?
- У нас есть СМИ, сотрудничающие с Информационным отделом. Например, телеканал «Интер». Они не только транслируют богослужения, но и готовят различные передачи, фильмы, интервью. В то же время телеканал «1+1» занимает по отношению к УПЦ прямо противоположную позицию. В свое время в каждом итоговом воскресном выпуске новостей у них появлялся какой-нибудь критический (и нередко лживый) сюжет о нашей Церкви. Такое чувство, что телеканал превратился в «Православный вестник» — постоянно шли какие-то церковные новости, только со знаком «минус».
Но я этому не удивляюсь, поскольку телеканал обслуживает интересы одного известного человека, который в свое время сделал борьбу с УПЦ частью своей предвыборной кампании. Я отправил в «1+1» девять писем с требованием опровергнуть недостоверную информацию. Но не получил ни одного ответа. Естественно, что сейчас, если они приходят к нам за комментариями, мы говорим: мы дадим комментарии и будем с вами сотрудничать, если вы ответите хотя бы на одно наше письмо. Бесполезно. Но если УПЦ для них как бы не существует, то и сотрудничество в этой ситуации не имеет смысла.
— В любом случае появление лживого (и порой клеветнического) материала требует определенной реакции. Не так ли?
— Мы стараемся реагировать, но юристы сходятся во мнении, что в нашей стране, чтобы получить опровержение недостоверной информации, нужно проделать огромное количество действий. Нередко публикуемая церковная информация имеет краткосрочное значение, поэтому нет смысла добиваться опровержения, которое в лучшем случае обнародуют через полгода после появления недостоверной информации. Конечно, мы предаем огласке то, что не соответствует действительности, особенно если речь идет о резонансных событиях.
К примеру, несколько лет назад «всплыла» информация о том, что якобы Синод УПЦ изменил уставные документы нашей Церкви. Здесь возникла серьезная проблема, появился негативный общественный резонанс. Поэтому мы писали в эти СМИ, просили опровергнуть ложные сведения. Ответа не последовало. Тогда мы созвали несколько пресс-конференций, чтобы донести нужную информацию. Но, как я сказал ранее, большинство СМИ в нашей стране не являются независимыми — они не будут, например, рассказывать о том, как УПЦ помогает людям, распространяет гуманитарную помощь, но скорее будут искать поводы для провокаций. Сотрудничество с такими СМИ не имеет смысла. И я лично не придерживаюсь мнения, что большее число данных нами интервью или большее количество СМИ на наших пресс-конференциях как-то улучшат медийную репрезентацию нашей Церкви.
— Владыка, иногда СМИ, которые все же настроены не совсем позитивно по отношению к УПЦ, дают слово ее представителям, хотя порой снабжают их ответы своими идеологически-мотивированными комментариями. Один из примеров — интервью «Украинской правде» священника Александра Клименко, которого редакция назвала «неофициальным спикером» УПЦ. В самом интервью меня удивил следующий момент: отец Александр говорил о том, что в селе Пасечная (Киевская область) был «заменен» священник, который на проповеди озвучил свои «пророссийские» взгляды. На Украине вроде бы официально признанная демократия и свобода слова. Как же так произошло, что священника сместили за его «пророссийские» взгляды, причем в Церкви, находящейся в юрисдикции Московского Патриархата?
- Здесь еще вопрос и в том, как «Украинская правда» подала то, что сказал отец Александр. Могу только отметить, что за политические убеждения у нас священников не преследуют. И я очень сомневаюсь, что священника стали бы менять только из-за его политических высказываний. Но в любом случае считаю, что священникам следует минимизировать свои выступления на политические темы, так как задача священнослужителя — проповедовать Евангелие, проповедовать о Церкви Христовой. Там, где центром проповеди станут евангельские слова, уже не останется места для политики. К тому же сейчас оппоненты УПЦ ищут поводы для упрека в наш адрес. И священники понимают, что любое их слово и неосторожное высказывание могут негативно отразиться на приходе, епархии и всей Церкви. Тем более есть люди, которые профессионально работают над тем, чтобы создавать провокации, вбрасывать какую-то информацию, в том числе в соцсетях.
— Видимо, информационно-провокационная «поддержка» важна и для идеологического обоснования захватов храмов УПЦ. Судя по сведениям из регионов Украины, эти захваты, к сожалению, продолжаются. Может быть, нужны какие-то дополнительные усилия со стороны УПЦ, чтобы остановить подобные беззакония?
— Очевидно, что Церковь как институция должна делать все от нее зависящее, чтобы обеспечить возможность реализации права на свободу совести для своих верующих. Это не наша прихоть — это конституционное право граждан Украины. У нас есть в УПЦ соответствующие структуры, юридические службы, которые оказывают помощь. Есть структура, которая информирует о происходящем европейские правозащитные организации. Люди, захватывающие храмы, нарушающие законы, попирающие фундаментальные права и свободы, должны четко понимать, что этим они вредят, в том числе, имиджу Украины на международном уровне.
В практическом плане, как глава информационного отдела и как управляющий епархией, я вижу, что в большинстве случаев, когда происходили захваты храмов, очень часто были какие-то нюансы и проблемы на уровне церковной жизни тех приходов, в которых это происходило. Но после таких стрессовых ситуаций жизнь прихода не просто сохранялась, но становилась намного лучше. Наши верующие видели поведение другой стороны, сторонников Православной Церкви Украины (ПЦУ), видели агрессию, применение физической силы, кощунство. И делали соответствующие выводы. В тех местах, где у нас забрали храмы, мы уже в большинстве случаев построили новые. В Нежинской епархии забрали три небольших храма. В течение года сами верующие, своими силами, построили два новых храма.
— Удивительно, даже в Нежинской епархии — в Черниговской области, далекой от Западной Украины, — возникла эта проблема?
- После создания ПЦУ в 2019 году была разнарядка: местные органы власти должны были отчитываться чуть ли не каждые две недели, сколько собраний они провели, сколько приходов «перевели» из УПЦ в ПЦУ. У нас тогда забрали два храма (всего в епархии 250 приходов). Недавно еще была конфликтная ситуация: отобрали старую хату, перестроенную под храм. Но там никто не служит, потому что представителей ПЦУ там просто нет. Это ведь не только прийти, например, на День независимости. Здесь нужно ходить каждое воскресенье. И в субботу вечером желательно, и в великие праздники. А у ПЦУ таких ревностных верующих не было и нет.
В то же время наши верующие увидели разницу между каноническим православием и раскольниками. Вообще, это все имеет порой неожиданный эффект. В одном селе Нежинского района у нас очень слабо протекала церковная жизнь. Как-то на престольный праздник в наш храм вообще никто не пришел. Но после того как ПЦУ отобрала этот храм, люди словно преобразились. Они купили дом, расчистили территорию, все перестроили, оборудовали церковь. И сейчас на службы в храм УПЦ там приходит несколько десятков человек — они уже стали гораздо более ревностными в вере. Прекрасное для нас событие.
Церковь и образование
На Украине, в отличие от Беларуси, Православная Церковь не подписывала специальных рамочных соглашений с Министерством образования. Причины понятны: до января 2019 года государство признавало три православные юрисдикции (УПЦ МП, «Киевский патриархат» и «автокефальную церковь» — УАПЦ). В основном сотрудничество церквей с Минобразования велось через Общественный Совет, в котором представлены как христианские конфессии, так и нехристианские религии. С одной стороны, это ограничивало возможности УПЦ, но, с другой стороны, министерство более внимательно прислушивалось к рекомендациям, если они были поддерживаемы не только православными, но и иными конфессиями и религиями. Митрополит Климент является членом Общественного Совета при Министерстве образования уже более десяти лет.
- Наверное, наше самое большое достижение за все годы работы — это возможность признания дипломов духовных учебных заведений. Правда эта норма действовала только до 2018 года. Потом вступили в силу другие правила. Сейчас учебные заведения могут подавать документы для получения государственной аккредитации. Но политическая ситуация такова, что Синод и Учебный комитет приняли решение не использовать эту возможность, поскольку мы можем тогда оказаться в ситуации, когда не будем иметь даже то, что имеем сейчас (а то еще и санкции на нас наложат).
- Все-таки сейчас во многом признание дипломов переходит на уровень высших учебных заведений. К примеру, если студент получил степень бакалавра богословия, а затем пожелает учиться в магистратуре в светском вузе, то этот вуз имеет право признать диплом бакалавра и принять его в магистратуру.
— Хорошо, но ведь работодатели не могут «автоматически» признавать такой диплом. Если выпускник духовной академии желает устроиться, к примеру, преподавателем в школу или сотрудником службы по делам религий, то его диплом не будет признаваться.
- Да. Но в этом есть и минусы, и плюсы. Я с духовным образованием большую часть своей жизни связан. И всегда есть проблема. Церковь вкладывает огромный человеческий, финансовый, духовный ресурс в процесс духовного образования. И она это вкладывает с надеждой, что будут какие-то плоды. Естественно, не такие плоды, что человек уходит работать в светские организации или вообще в Польшу уезжает. Нет, выпускник духовного учебного заведения должен себя именно в Церкви реализовать. В ситуации, когда дипломы не признаются, нужно принять решение заранее, чтобы понять свою востребованность в церковной среде. У меня у самого есть дипломы светских учебных заведений. Но я даже не знаю, где они лежат; они в моей деятельности не особо и нужны. А вот диплом, полученный в семинарии, меня абсолютно устраивает, и неполноценности никакой я не ощущаю.
— Владыка, позвольте мне затронуть вопрос, связанный с преподаванием дисциплин духовного характера в средней школе. Насколько мне известно, на Украине есть курсы «Основы христианской этики», некоторые другие похожие дисциплины, предлагаемые школьникам. Но все это носит факультативный характер, не так ли?
— Да, курсы нравственной направленности включены в вариативную часть. А вариативная часть — это то, что по выбору школы, по выбору родителей, по выбору еще кого-то. И там возникают сложности с оплатой, так как оплачивает тот, кто заказывает эту вариативную часть. Если родители желают, чтобы их дети изучали предметы духовно-нравственного содержания, то нередко так оказывается, что сами родители должны их оплачивать. В нынешней экономической ситуации это многих отпугивает. Но хочу отметить, что наш Общественный Совет постоянно создает новые рабочие группы для программ, которые связаны с внедрением предметов духовно-нравственного содержания.
Вообще, процессы эти очень сложные, во многом из-за проблем с финансированием. Хотя разработаны все необходимые программы, начиная с уровня детского сада, и подготовлены соответствующие учебные пособия. Мы сейчас также работаем над тем, чтобы эти предметы были включены в инвариантную часть программы (то есть обязательную для изучения). Даже министр образования сказал, что сейчас на повестке дня стоит задача пересмотреть программы и там, где есть возможность, внести духовно-нравственный компонент (например, в рамках уроков литературы). Но мы поднимали вопросы и по другим дисциплинам — по физике, биологии. Там ведь до сих пор остались подходы советского времени, связанные с доминированием теории эволюции.
— Да, кстати, очень интересный вопрос. Хочу узнать ваше мнение не только как архиерея, но и как кандидата биологических наук. Как вы считаете, в современных учебниках все-таки делаются попытки представить иные точки зрения, помимо эволюционной теории?
— На мой взгляд, эти попытки неуклюжие. Целый год говорят о теории эволюции, а потом 15 минут — о креационизме. Фундаментально с советских времен ничего не изменилось. Школьникам рассказывают, будто амеба естественным образом превратилась в обезьяну. Хотя если посмотреть на особенности и закономерности этих организмов, то возникали бы совсем другие предположения.
— Владыка, а как много школ на Украине внедрили предметы духовно-нравственного цикла в вариативную составляющую?
— У меня нет точных цифр, но здесь многое зависит от субъективных факторов, от региона. И если мы возьмем, например, западную Украину (Ивано-Франковскую, Тернопольскую или Львовскую области), то там еще до принятия соответствующих законов (примерно с 1990-х годов) эти предметы были не вариативные, а самые что ни есть обязательные. Школьники могли не учить математику, но Закон Божий были обязаны изучать.
— И это в обычной средней школе?
— В обычной средней школе. Другое дело, что конфессионально, конечно, там все отражает интересы греко-католиков. Был даже такой случай в Тернополе. Дети (второклассники) проходили тему «Причастие». И вот их повели в костел причащаться. А один мальчик отказался — он православный, ходит в наш собор. Учитель ему поставил двойку — за отказ причащаться в костеле. Представляете, какой это был стресс для второклассника? Самое интересное, что для преподавателя не было никаких последствий. Если бы я в Нежине заставлял какого-нибудь католика у себя причащаться, то, думаю, обо мне бы уже знало пол-Европы. А здесь все сошло с рук, причем это не единичный случай.
— Видимо, вопрос идеологических приоритетов. Кстати, больше двух лет назад Министерство образования Украины разработало рекомендации, как в школе преподносить процесс создания ПЦУ. Эти рекомендации, как я заметил после ознакомления с ними, имеют характер идеологически ангажированных, не учитывают другие мнения, в том числе позицию УПЦ. Вы пытались как-то изменить содержание этих рекомендаций?
— Да. Но у нас часто меняются министры образования, поэтому результата не было. Мы общались на эту тему с предыдущим министром, но его сменили. Потом долго был исполняющий обязанности министра. Сейчас вот новый министр. Он обещал скорректировать. Здесь важно все вопросы решать задолго до начала учебного года.
Богословское образование в УПЦ
В Украинской Православной Церкви сегодня действует 20 учебных заведений, в том числе семь семинарий и одна академия. В целом в Церкви оформилась оптимальная и географически сбалансированная структура духовных школ. Правда желающих обучаться в семинариях сейчас меньше, чем несколько лет назад. Виной тому -демографическая проблема и возможность выезда за границу, открывшиеся для граждан Украины после получения шенгенского «безвиза».
— Здесь имеют значение несколько факторов. Абитуриентов стало меньше во всех вузах. Из-за демографической ямы, из-за того, что абортов много, а рожают мало. Второй фактор — нет того спроса на духовное образование, который был в 1990-е годы. Видимо, немалая часть людей в советские времена хотели послужить Церкви, но не могли этого сделать. Поэтому, когда появилась возможность, они пошли учиться в духовные учебные заведения. Конкурс был очень высокий.
Сейчас таких людей, взрослых, зрелых, среди абитуриентов очень немного. В основном приходят выпускники школ. Конечно, плюс здесь в том, что они обычно приходят из семьи, от родителей, и еще не успели запачкаться этим миром. С другой стороны, у них порой нет и позитивного жизненного опыта, духовной крепости. В 23 года или раньше они выпускаются из семинарии. По нынешним меркам это такой возраст, когда человек психологически не сформировался, в том числе для того, чтобы вступать в брак, создавать семью. И тем более брать на себя ответственность, связанную со служением в священном сане.
— Как решается кадровый вопрос в учебных заведениях? Нет ли дефицита преподавателей с учеными степенями, кандидатов и докторов наук?
— С докторами есть проблема. На периферии с кандидатами, конечно, тоже есть проблема. Я думаю, это везде. Например, в светских региональных вузах тоже есть сложности со специалистами с учеными степенями. Иногда бывают ситуации, когда доктор наук из Киева еще «работает» в пяти региональных вузах.
— Я в Беларуси тоже езжу преподавать в другой регион — из Брестской области в Витебскую.
— Но вы фактически ездите преподавать. А у нас в светских вузах бывают фиктивные вещи, когда человек числится, но не работает. Впрочем, поскольку наши семинарии не проходили государственную аккредитацию, процент докторов/кандидатов для нас не столь важен. Но мы, конечно, понимаем, что нужно повышать уровень преподавания. Проблема, однако, еще в том, что сейчас нет централизованной системы финансирования духовных учебных заведений. Семинарии создаются епархиями, они же несут за них ответственность, в том числе в финансовом плане. И это сказывается негативно и на кадровом вопросе. Это общецерковная проблема, и я здесь не в силах что-то изменить, хотя и озвучивал эту сложность.
— В силу того, что семинарии, как вы сказали, поддерживаются и финансируются епархиями, не возникает ли нюансов, связанных с расхождениями в программах духовных учебных заведений?
— Учебные планы, программы мы стараемся максимально стандартизировать. Но не всякое учебное заведение может полностью их реализовать. Есть, конечно, «классика»: Новый Завет, Ветхий Завет, догматическое богословие. Здесь вариаций быть не должно, здесь образование должно быть максимально содержательным, соответствовать учению Православной Церкви, раскрывать это учение, формировать человека как сознательного православного христианина.
Но есть и другие дисциплины, где возможны вариации. Например, миссиология. Возможно, этот предмет будет преподаваться со своими особенностями в Полтавской духовной семинарии, имеющей миссионерское направление. Вообще, раньше программы существенно отличались и возникали сложности для тех студентов, которые по каким-то причинам переводились из одной семинарии в другую. Поэтому мы пришли к выводу, что нужна унификация, и сейчас над этим работаем.
Епархиальная жизнь
Нежинская епархия — одна из рядовых епархий УПЦ, в которой во многом отражаются те процессы, которые происходят в жизни Церкви, в том числе ее взаимоотношения с властями. Владыка Климент управляет епархий более четырех лет — достаточный срок для того, чтобы делать первые выводы и оценки.
— Мы прожили день, и мы благодарим Бога за этот день. Для меня особый интерес имеет богословское осмысление взаимоотношений Церкви и государства. Церковь как пространство особого проявления действий Бога в мире всегда противоположна государству с его задачами. В истории между ними никогда не было подлинной симфонии. Были попытки реализовать «двуглавый» государственный институт, создавались для него соответствующие символы, но внутреннее содержание таких институтов было далеким от паритетных отношений. Президент, губернатор, министр могут быть людьми верующими, христианами, но Церковь и мир все равно останутся разными. И не нужно искать гармонии там, где ее нет и в принципе быть не может. Люди тоже меняются. Тот же президент Порошенко был очень разным в начале и конце своего президентского срока. Не знаю, кто ему внушил идею «вытереть ноги» о нашу Церковь. Но когда началось давление на УПЦ, нам попросту некуда было жаловаться. У всех были четкие инструкции, как работать с УПЦ, как к нам относиться. Уже несколько лет не регистрируют новые уставы приходов, епархий, монастырей, учебных заведений. В стране создаются новые приходы и монастыри, но их никто не регистрирует, они находятся вне правового поля.
— То есть не могут получить статус юридического лица?
— Да. Нас пугают, что в конце концов введут в силу, снимут всякие ограничения на действие «закона о переименовании». Что это для нас означает? Мы не хотим переименовываться в «Русскую Церковь в Украине», мы хотим оставаться Украинской Церковью. Значит, наши уставы аннулируют. Мы потеряем возможность заключать договоры на аренду помещений, в том числе памятников архитектуры. Очень много наших церквей, монастырей являются памятниками архитектуры. Но предположим, что мы согласимся на переименование и назовем себя «РПЦ в Украине», перерегистрируем свой устав (хотя мне известен пример одного прихода, где хотели именно так перерегистрироваться, но их все равно не зарегистрировали). Но если мы назовем себя Русской Церковью, то кто у нас на Украине заключит с нами какой-то договор? Пока все документы будут переделываться, я думаю, что начнется передел недвижимости и наша Церковь потеряет значительную часть того, что она создала и возродила за последние 30 лет.
И вообще название — это самое последнее, что меняют. Мои прихожане знают, к какой Церкви я отношусь, кто у меня Патриарх, кто у меня митрополит Киевский. И они уже давным-давно определились с этим. Если я даже по-другому назовусь, то ничего не изменится. Но государство принимало этот закон для того, чтобы ликвидировать УПЦ. Этот закон не для переименования — он направлен на ликвидацию УПЦ. Он как «Дамоклов меч» висит над Церковью. Будете себя плохо вести — и решением какого-нибудь чиновника можно нивелировать запреты, наложенные Окружным судом. И все — дальше процесс пойдет как по накатанной.
— Вы отметили, что уже несколько лет не регистрируются уставы приходов, монастырей. Но как же они могут тогда осуществлять свою деятельность, не имея юридического лица?
— Да, но какая наша деятельность? Служить литургию, исповедовать, причащать. Для этого не обязательно нужен статус юридического лица. Другое дело, что этот статус требуется в иных случаях. Здесь все по-разному решается. Например, собственником храма становится не религиозная община (приход), а физическое лицо или епархия. Сейчас епархии являются юридическими лицами, поэтому если приход не регистрируют, то все договора можно оформлять на епархию. К сожалению, приходится тратить время на поиск разных вариантов, учитывая те непростые условия, в которые мы поставлены.
— Скажите, а не было ли после создания ПЦУ оттока прихожан из церквей вашей епархии?
— Нет, у нас такого не было. Единственное, что, конечно, повлияло, — это коронавирус. Вот это был серьезный вызов для Церкви. И я думаю, гораздо более серьезный, нежели создание ПЦУ. Потому что здесь такой ментальный вызов. Была такая пропаганда: не ходите в церковь, потому что церковь — источник инфекции. А когда, с какого момента можно будет ходить в церковь? Для современного человека, у которого Бог — это телевизор, такая отрава уже подложена. И сегодня нам нужна новая миссия, посткоронавирусная. К сожалению, некоторые священники боятся совершать свое служение. Хотя в истории были случаи (тот же священномученик Владимир), когда духовенство шло к тифозным больным, в холерные бараки. Сейчас этого не требуется от священника. Но еще слава Богу, что на Украине, в отличие от других стран, не запрещали проводить богослужения. В Австрии, например, даже крестить запрещали. А ведь такой запрет, по своей сути, — антихристианский.
