— Вы очень много времени проводили с отцом Димитрием. Вы помните вашу первую встречу?
— Ну, совсем-совсем первую я не вспомню. Но уже больше четверти века прошло с того момента, когда мы начали с ним вместе служить в этом храме. А до этого я трудился здесь помощником. Участвовал во всем, в чем требовалась помощь. Приход только-только начинал формироваться. Храм требовал и реставрации, и организации всех служб. И, конечно, мы с отцом Димитрием пересекались в каких-то вопросах. Тогда он был очень энергичен, молод и полон грандиозных идей, многие из которых он за эти четверть века действительно сумел реализовать. А сначала казалось, что эти идеи совершенно нежизнеспособны — уж очень они смелые, грандиозные. Но нет. Опираясь на Бога, можно достичь очень многого.
— А какие из идей, на ваш взгляд, «выстрелили» наиболее сильно и заметно?
— Думаю, это его попечение о детях, которому он с самого первого дня пребывания на приходе уделял особое внимание. Один из первых проектов, который был реализован, — это организация приходской школы. Она началась с одного класса и с 6−7 учащихся. Помещений не было, никаких программ особо не было. Были несколько энтузиастов из прихожан, которые имели педагогическое образование и взялись этот проект вести. Этот проект уже больше четверти века существует. Это наша приходская гимназия «Свет». Она выросла в полноценную общеобразовательную школу, с первого по одиннадцатый классы, которая имеет лицензию, аккредитацию. Она выдает аттестаты государственного образца. Эта гимназия стала родным домом и школой жизни для многих детей в нашем приходе.
Его детские дома, в которых он собирал детей, никому не нужных в этой жизни, а ненужный ребенок — это либо потенциальный преступник, либо человек, который просто не выживет, пропадет. И батюшка решил дать этим детишкам возможность полноценной жизни. Это была забота до самого последнего дня его жизни. Знаю, что, когда он даже болел, он старался навещать детей, беседовать с ними. Вообще, общение с детьми ему доставляло огромное удовольствие.
— Когда они подрастали, судьба их как-то отслеживалась отцом Димитрием?
— Разумеется. По возможности, им оказывалась помощь, которая была необходима. Я не знаю всех подробностей о жизни выпускников наших детских домов, но знаю, что до того момента, когда человек действительно находил себя в жизни, его поддерживали и старались всячески помогать.
Протоиереи Александр Березовский и Димитрий Смирнов
— Кто из священнослужителей оказал наибольшее влияние на отца Димитрия как на пастыря?
— Конечно, отец Таврион, к которому он ездил еще на самой заре своего становления и о котором он очень любил с теплотой вспоминать. Отец Иоанн (Крестьянкин), к которому он также часто ездил и которого считал своим духовным отцом. И еще отец Павел (Груздев), которого батюшка очень уважал, почитал, слушался и ездил к нему нередко.
— А как вы сами решили вступить на путь служения Богу?
— Я не решил (смеется) — за меня решили. Бог решил таким путем меня призвать. Нужна была помощь в храме, как я уже сказал, любая помощь была нужна. У нас создавался издательский отдел, потому что в начале 1990-х годов церковных книг было мало. Одна из идей отца Димитрия — издавать книги, которые нужны людям. Речь идет о хороших и качественных книгах с хорошей полиграфией. Среди наших прихожан нашлись люди, знающие этот процесс: редактор и корректор. Не нашелся лишь тот, кто смог бы этот процесс организовать. Меня попросили помочь с настройкой всей техники: компьютеры, принтеры, сканеры — всё, что необходимо для издательской деятельности. Собственно, с этого моя помощь приходу и началась. Мне очень понравилась сама идея, и я еще освоил книжную верстку, мне это было очень интересно. Тогда я вошел в Церковь.
Хотя я заканчивал МАИ (Московский авиационный институт), моя специальность была связана с компьютерами. Я ими много занимался после окончания института. Это направление жизни мне очень нравилось, оно было востребовано.
Но по прошествии 10 лет, когда Господь меня сюда позвал, я встретился с людьми совершенно другими, чем в миру, Тем более что тогда был подъем энтузиазма у людей. Когда храмы стали открываться, люди соскучились по общению с Богом и, конечно, всецело отдавали себя служению: восстановлению храмов, организации богослужений, организации приходской жизни, и вот этим идеям, проектам, которые батюшка в большом количестве озвучивал. Многие люди их подхватывали и с удовольствием брались за это. Это был энтузиазм, направленный не на зарабатывание денег, а на служение ближним, на правильное понимание жизни. Это меня, конечно, сразило наповал.
Я с удовольствием стал помогать, а когда наш издательский отдел окреп и появилось постоянная необходимость присутствия в нем, я ушел со светской работы и стал штатным сотрудником прихода.
Ну, а потом случилось еще одно чудо. Это был 1996-й год. Под праздник Успения Пресвятой Богородицы. Отец Димитрий подсел к столику, за которым я сидел в трапезной нашего храма, и вдруг говорит мне: «Знаешь, что? Приходи завтра в алтарь! Мы тебя на алтарника учить будем».
Для меня это было совершенно неожиданно, потому что никаких разговоров об это не было. Он даже не спросил меня ни об образовании, ни о моем желании. Это вообще в стиле отца Димитрия, когда он понимал, что человек сам может и не знать, что для него лучше. Он ему просто так говорил: ты будешь. Так со мной и произошло. Весь вечер я был под впечатлением этого приглашения — от радостного состояния души до полного отвержения: нет, не мое, да и кто я такой, какой из меня алтарник… Но я пришел.
Я пришел, и вот, мы с тех пор с отцом Димитрием уже вместе в алтаре. Сначала я стал алтарником, через год — диаконом, потом священником, и, таким образом, наши жизни переплелись. Отец Димитрий, уж не знаю, по какой причине, решил, чтобы я помогал ему в храмовых делах, в каких-то его выступлениях. Он сотрудничал с Академией ракетных войск им. Петра Великого, стал там деканом Факультета православной культуры. Как всегда, через людей, с которыми он всегда общался, пришла идея организовать обучение для наших будущих офицеров. Чтобы они о христианстве, о Православии узнали бы прямо от священника. Батюшка говорит: ну, давайте. Нашлись активные люди в Академии, которые смогли получить помещение, построить учебный процесс, составить учебную программу. Батюшка набрал среди священников Москвы замечательных лекторов, преподавателей. Сам батюшка там частенько выступал. И вот, я вместе с ним ездил туда. Мне очень нравилось, как он ведет эти лекции, как доносит до людей простые и в то же время сложные для понимания вещи: весть о Христе. Он как апостол выступал. И настолько это было увлекательно, что я замечал, что курсанты приходили сами. Не так, чтобы строем их приводили, но был живой интерес. И вопросы были, и спор иногда возникал.
— Бывали ли ситуации, которые надо было «разруливать»?
— Ну, вопросы провокационные бывали всегда, на всех выступлениях батюшки. Были люди и скептически настроенные, которые действительно пытались задать сложный вопрос. Батюшка их никогда не боялся. Я даже помню, как иногда перед началом передачи говорил ему: «На что вы бы не хотели отвечать? Какую тему не хотите обсуждать?» Он обычно отвечал: «Давай все. Но только совсем уж глупых вопросов не надо».
Бывало, звонит какая-нибудь бабушка. Слышно по ее речи, что она не очень образованная, видно, что несведущая в Православии, и задает совсем простой вопрос, связанный с церковными обрядами, даже не с верой, не с пониманием Священного Писания. И все равно батюшка умел построить из этого очень интересный ответ. Можно вспомнить передачу с Познером, который пытался отца Димитрия как-то унизить, заставить его потерять самообладание. Но мы видим, что батюшка спокойно на все реагирует. Если была возможность, он полноценно отвечал, а если нет, то парировал.
На Церковь очень часто нападают с целью спровоцировать ответную жесткую реакцию. А этого как раз и не надо делать. Потому что эта реакция означает победу тех, кто нападает. Мы же видим, как Христос иногда на провокационные вопросы ничего не отвечал. Так хотелось что-то от Него услышать — а Он не давал им повода, понимаете? Зло побеждают мягкостью и доброжелательностью. Я знаю, что отец Димитрий всегда старался быть доброжелательным к людям. Даже если он когда-то жестко выражался, то старался тем самым привлечь внимание к теме. Не к себе — ему меньше всего хотелось быть в центре каких-то скандалов, — а именно к теме. Потому что когда разговор течет как ручеек, от него люди засыпают, а когда всплеск серьезный, тогда люди начинают прислушиваться и вдумываться.
— Вы помните ваш последний разговор с отцом Димитрием?
— Да, конечно. Это был телефонный разговор незадолго до его кончины. Отец Димитрий был в больнице, и мне удалось с ним немного побеседовать. «Батюшка, как вы?» — Он помолчал и тихо ответил: «Помолись..». Он даже не стал комментировать свое состояние, попросил молитв, был немногословен, но, как всегда, в его голосе чувствовалась приветливость, отеческая забота. Я понимаю, что многие пытались с ним поговорить, дозванивались до него. И мне он уделил несколько минут, хотя и был очень слаб. Болезнь его очень-очень обессилила. Это были драгоценные минуты разговора.
А так, обычно у нас с ним были недолгие разговоры. Или он с какой-то просьбой ко мне обращался, или я — с каким-то вопросом, касающимся нашей приходской деятельности.
— При жизни он был нарасхват?
— Конечно, все хотели его внимания, он практически никому не отказывал. Даже люди, совершенно ему незнакомые, находили возможность высказать ему свою проблему, свою просьбу, и зачастую они уходили с решенной проблемой, и утешенные, и обнадеженные, потому что батюшка умел в нескольких словах сказать человеку то, что ему было нужно, зачем он сюда приехал. Некоторые люди говорят: вот, я приехал из такого-то далекого города. А у меня мысль: там что, нет своих батюшек, что ли?! Но ехали к тому, кто мог дать правильный совет. Это как-то чувствовалось. Люди находили утешение. Вот этому я был много раз свидетелем.
Я надеюсь, что еще долго-долго мы будем жить наследием батюшки, замечательными наставлениями. Хотя ничего нового батюшка в богословском плане не открыл. Он просто пытался донести понятным языком то, что написано в Евангелии. Его каждая проповедь, если ее ужать до нескольких слов, звучит так: любите Бога. И вот эти слова были растворены во всех его высказываниях. Для всех он говорил по-разному. Но все равно это было самое главное. Он хотел, чтобы люди научились правильно любить Бога. Я думаю, что он в этом преуспел.
Мне кажется, что я и сам оказался одним из тех, кто благодаря отцу Димитрию научился правильному пониманию христианства, нашей веры, Священного Писания. Именно с батюшкиных проповедей началось мое проникновение в смысл Священного Писания. Они только дополнили то, что я от батюшки слышал. Так как не у всех есть возможность читать, то батюшкины лекции, призывы, воззвания стали дверью в христианскую жизнь. Ведь многие, будучи крещеными, остаются пассивными христианами. Но его пламенное служение, которое было пламенным во всем: у престола, в проповедях, в его общественной деятельности, в государственных органах, — дало возможность прикоснуться к тому, что было рядом, но они этого не чувствовали.
— Случались ситуации, что вы были не согласны с батюшкиными ответами?
— Бывало, что батюшка, увлекшись, уходил от темы, и мне приходилось возвращать его к тому, о чем его спрашивали. Бывали моменты, когда его ответы не находили отклика в моей душе. Но это ничего не меняет. Иногда после передачи я задавал свои вопросы, которые накапливались во время эфира. И батюшка очень просто мне на них всегда отвечал. Иногда я чего-то не видел, не замечал. Принципиальных разногласий у нас не было.
Хотя нет, единственное принципиальное разногласие у нас было, когда я услышал его самую первую проповедь. Меня уговорили зайти послушать. Я зашел, послушал, и мне настолько не понравилось, что я после этого целой год в храм не заходил.
— О чем была речь?
— Об абортах. Конечно, запомнилась — еще бы! Такая волна возмущения поднялась в душе! И категоричность батюшки. Его жесткость в этом вопросе, его принципиальность. Я, как человек светский, считал, что так нельзя.
— А как вы тогда считали?
— Я считал, что женщина сама может распоряжаться жизнью ребенка. Что ребенок, который в ней зачат, ей и принадлежит. Я тогда совершенно не понимал, что жизнь начинается с момента зачатия. А отец Димитрий полностью перечеркивал эту мою позицию. Это было мое заблуждение, моя некомпетентность и в медицинском плане, и в церковном. Тем более что в то время мнение Церкви не было для меня никаким авторитетом. Меня пригласили послушать иную позицию о насущных проблемах жизни. То, что звучит по телевизору, я хорошо знал.
— Почему же вы решили вернуться?
— Знаете, есть такое понятие — призывающая благодать Божия. Видимо, коснулась она моего сердца. Потому что, при всем моем несогласии, меня все равно тянуло в сторону храма. Я помню, мой первый церковный опыт был в возрасте 12 лет: мы с классом ехали на экскурсию и шли мимо храма, он был открыт, двери были распахнуты, мне очень захотелось войти. Я зашел на несколько секунд, и меня всё потрясло: запах ладана и свечей. Людей, по-моему, там не было. Сама обстановка запечатлелась, деревянный храм, темный. Господь тогда постучался в мое сердце, и то, что оно успело вместить, осталось на всю жизнь. В конце концов все завершилось тем, что, по милости Божией и благодаря отцу Димитрию, я стал священником.
— Вы считаете отца Димитрия своим учителем?
— Несомненно. И духовным отцом, и учителем, да и просто отцом родным. Он сделал для меня больше, чем мои мама и папа. Они меня любили. Папа уже умер, мама еще жива, у нас с ней замечательные отношения. Но то, что сделал отец Димитрий, превосходит многократно то, что мне дали мои родные родители. Отец Димитрий родил меня для новой жизни — жизни духовной, церковной. Он дал мне понимание и чувствование прекрасного, того, что есть в Церкви. Я ему безмерно благодарен. Я надеюсь, что эта связь с ним и сейчас не прерывается. Он за всех, кто его знал и любил на земле, сейчас молится. А мы молимся здесь о его душе.
