 |
| Православие.Ru | Павел Викторович и Марина Петровна Алексашины | 27.03.2020 |
Алексашины
Когда люди рассказывают о себе, обычно они стараются вспомнить только хорошее. Но супруги Алексашины пошли другим путём: честно рассказали об искушениях и страхах многодетных родителей. Как на Исповеди.
В браке 21 год.
Дети:
Павел Викторович:
— Господь нам заповедовал: «Плодитесь и размножайтесь». Это, во-первых, естественно. Нигде в Библии не написано: «Контролируйте количество детей!» Я точно знаю, что Господь даёт столько детей, сколько ты можешь прокормить. Нарожаешь десять — значит, прокормишь десять. Вроде у нас в семье никто не жалуется на то, что голодает. Во-вторых, мы живём в России, и наш народ должен прирастать. Если русские не будут рожать, кто у нас будет прирастать? Через 50 лет здесь будет 70% иностранных народов и 30% русских — продолжайте и дальше не рожать. Будем жить в другой стране через 50 лет. Я хочу, чтобы мои дети и внуки жили в России — а для этого надо, чтобы русский народ прирастал, а не убывал. Конечно, каждый день мы об этом не думаем, но я понимаю, что многодетными должно быть большинство семей. Не надо контролировать рождаемость! Более того, я уверен, что большинство невзгод, которые постигают нашу страну, Господь попускает, потому что люди неправильно себя ведут. Я когда-то читал статистику: в конце 1990-х в России в год убивали 2 миллиона нерождённых младенцев. Если вы убиваете 2 миллиона младенцев во чреве, вы что, хотите, чтобы страна процветала? Почему Господь должен вам какие-то блага, если в стране совершаются такие злодеяния?
У нас счастливая семья. Марина — счастливая мама, я — счастливый папа. У нас замечательные дети. С кучей недостатков, но прекрасные. Все очень красивые! Главное, что все счастливые. Жена, конечно, жалуется, что ей тяжело, она устаёт. Я тоже бываю огорчённым, озабоченным, недовольным, нервным, но я всё равно счастлив, и больше мне ничего не надо. То есть, конечно, нужна зарплата побольше, и дом надо достроить, а вообще я абсолютно довольный жизнью человек. Дети вырастут, найдут работу, они будут здоровы, найдут свои вторые половинки или не найдут, будут жить своей жизнью — и слава Богу! Главное, чтобы они не стали наркоманами и алкоголиками.
Когда мы с детьми вместе, мы убираем квартиру, готовим, играем в настольные игры. С сыном я хожу в футбол играть на площадку. Ходим в парк гулять всей семьей, на велосипедах катаемся. В кино ходим. Обычно время проводим, как все. Дети иногда работают в нашей кофейне: старшего сына я обучил, и теперь он может работать баристой. Его можно попросить заменить кого-то из нас на пару часов. Когда нужно принести молока или какие-то продукты, мы отправляем младших в магазин, и они приносят. Мы им платим, как курьерам, за доставку. Фрося одно время пекла арахисовое печенье, и мы его в кофейне продавали. Очень радовалась, когда получала свою зарплату.
Дом Алексашиных
У нас всё хорошо. Жаль только, что пока не проглядывается перспектива финансового улучшения. Если кому-то сказать, какой у нас среднемесячный доход на семью, люди скажут: «А что, вам не хватает столько денег?» Да, потому что у нас очень большая долговая нагрузка: ипотека, два кредита, и мы ещё брали деньги на открытие второй точки, которая прогорела (у нас семейный бизнес — кофейня), и там у нас образовались задолженности. Мы построили дом, сделали крышу, окна; теперь нужно проводить коммуникации и платить за внутреннюю отделку, а на это денег уже нет. И на нас это висит грузом: у нас есть участок, мы построили дом, но не можем там жить. Платим за съёмную квартиру. Если взять ещё один кредит, чтобы закончить строительство, тогда мы начнём голодать.
Я Марине часто говорю: «Ты подумай о других людях, как они живут. Десять человек в однокомнатной квартире на 50 тысяч рублей в месяц». Есть люди, которые живут впроголодь. Но в любом случае психологически тяжело жить ввосьмером в двухкомнатной квартире. И мы с Мариной оба — чрезмерно эмоциональные люди, поэтому общение у нас очень часто происходит на повышенных тонах. Из-за того, что мы постоянно срываемся, чувствуем внутри тяжёлый груз. Когда кто-то провинился, вопрос поднимается на эмоциональную волну, а он не должен так решаться. Мы каждый день говорим себе: «Не орать!», но всё равно орём. Нам не хватает сил и умения, а если что-то и получается, то только с помощью Божией.
Я не питаю никаких иллюзий по поводу того, что дети не перестанут ходить в храм. Скорее всего, перестанут. Я знаю статистку: 80% детей после 15−16 лет прекращают ходить в храм. Но меня это не беспокоит; мы свой долг православных родителей стараемся выполнять: младшие ходят в воскресную школу, исповедуются и причащаются, но когда они вступят в пору сознательности — пусть уходят. Господь уже Сам приведёт их к Себе. Никакого давления я на них оказывать не буду, орать и возмущаться не собираюсь. Пока они маленькие, мы их контролируем, а дальше они сами. Мы с женой должны молиться за своих детей. По крайней мере я должен, и я это делаю по мере возможности. А там уже Господь управит, как сложится — скорбями или радостями!
Павел и Марина
Марина Петровна:
— Мы с Павлом учились в одном институте, на одном курсе, и за год до окончания внезапно увидели друг друга. Просто шли по коридору и смотрели друг другу в глаза. А через какое-то время он подошёл ко мне и сказал, что я одна из самых красивых девушек института. Я думаю: «Одна из. Почему не самая.?» Примерно через полгода мы начали встречаться. В храм мы ещё не ходили, и, хотя Паша сделал мне предложение, венчаться не хотел. Я сама была не особенно верующей, но меня это покоробило: все вокруг венчаются, а мы чем хуже? Что это за несерьёзное отношение?
Павел начал ходить в храм в конце 2004 года. Причина была какая-то не очень серьёзная, но для него это стало толчковым моментом. Пошёл в воскресенье; в следующее воскресенье я спрашиваю: «Ты что, опять идёшь?!» Он говорит: «Я ещё и по субботам ходить буду, по вечерам». Я изумилась: «Ты что, обалдел?» Но тоже начала ходить на службы: муж сказал — я послушалась. Помню, пришли мы в храм на какой-то большой праздник. Павел мне говорит: «Иди, исповедуйся». Священник меня спрашивает: «Вы готовились к Причастию?» Я отвечаю: «Конечно, я всегда готова!» Про Последование я тогда ещё и не слышала. Разумеется, причащаться мне не разрешили. Я возмутилась: вообще больше к этому священнику не пойду! Вот так долго, с трудом мы шли к Богу.
Я часто роптала: мне казалось, что Господь посылает нам чрезмерные испытания; но с каждым годом открываются всё новые грани Божьего Промысла о нас. Мы ведь оба из неверующих семей; никто из наших родственников не ходил в храм. Про Павла меня вначале спрашивали: «Он что, в секту попал? Что с ним произошло?» Наша вера не раз подвергалась испытаниям. В конце 2018 года нам рассказали про женщину, которая регулярно читала акафист святителю Спиридону Тримифунтскому, и ей подарили дом. А для нас квартирный вопрос — наболевший, мы живем всей семьёй в съемной двухкомнатной квартире. И вот, Паша как-то встаёт утром и жарит себе яичницу. Рождественским постом! Я испугалась, спрашиваю: «Что ты делаешь?!» — а он отвечает: «Мы столько лет молимся, а толку никакого!» Я бросилась звонить нашему батюшке, он говорит: «Марина, молись о нём». Слава Богу, в тот же день Господь Пашу вразумил. Очень быстро он пришёл в себя.
Ваня
Мы с мужем обвенчались через полгода после того, как начали в храм ходить. Я думаю: наконец-то серьёзное отношение! Ведь у женщины часто бывает бессознательный страх, что её бросят. А после Венчания я успокоилась. Но мы с Павлом всегда обсуждаем, если кто-то другой нам нравится. Я всегда говорю мужу, что мне понравился какой-то мужчина. Или вот: Паша занимался пением; в какой-то момент я почувствовала, что он увлечён другой женщиной. Я сказала мужу об этом, и он сразу прекратил занятия. Такое бывает. Главное, быть честными друг с другом, не скрывать такие вещи и не делать из них трагедию. Спокойно обсудили, и всё. И тогда эта увлечённость другим человеком далеко не зайдёт.
Когда мне был 31 год, у нас родился третий ребёнок, Ефросинья. И Паша почти сразу начал говорить: «Нам нужен четвёртый!» Родился Ваня, через год муж говорит: «Нам нужен пятый!» А Ваня очень беспокойным был, спать нам не давал. Я удивлялась своему мужу — как будто не он говорит. Мне, конечно, было тяжело, но я вообще ноющий человек. Меня моё нытьё ужасно раздражает, но я ничего с этим поделать не могу. Какое-то время держусь, а потом опять начинаю. Поэтому я мужу отвечала: «Если ты мне будешь помогать, тогда рожу!» Вообще я легко рожала, и с детьми каких-то сложных проблем не было, но после сорока лет мы с мужем вдруг почувствовали, что устали. Силы уже не те, но детей-то никуда не денешь! Начали строить дом, а достроить не можем — денег не хватает. И кризис среднего возраста нас накрыл.
Илья работает баристой
Очень сложный момент у меня был, когда мы открыли вторую кофейню. Я пережила такой страх, какого раньше не переживала, настоящий ужас: в груди круглосуточно ощущался сжатый комок. Дело в том, что мы открыли кофейню в таком месте, где не было людей. Слава Богу, это был не кредит, а просто хороший человек одолжил нам денег. А перед этим у меня был период, когда я почти перестала молиться, потому что у меня не было своего угла, а молиться рядом с мужем я не могу. Когда я Паше рассказала про свой страх, он говорит: «Эта ситуация — специально для тебя. Теперь ты начнёшь молиться». И действительно, я приезжала работать в кофейню и читала там акафисты. Они меня спасли — оказалось, это то, что надо: ужасный комок в груди, наконец, разжался. Перед этим я почти целый год работала в нашей первой кофейне, где у меня появилась вера в себя; до этого считала, что человек, который много лет сидел дома, ни на что не способен. А сейчас знаю, что могу справляться с разными задачами. Хотя вторую кофейню пришлось в итоге закрыть (она не окупалась), нашей первой кофейне уже почти три года, и у нас как раз начался новый этап: нас пригласили в хорошее место.
Фрося
Когда я вижу, что мужу тяжело, всегда говорю ему одни и те же слова: «Крыша над головой у нас есть. Мы все сыты и даже прилично одеты. У нас всё хорошо». Но когда меня накрывает уныние, со мной эти слова не работают! Мне нужно просто пережить это состояние. Много ошибок я совершила в начале семейного пути. Надо было просто слушаться мужа, и всё. Но нет: я же впереди планеты всей! Я совсем не смиренная женщина, и это огромный недостаток нашей семьи, потому что всё зависит от матери. Надо слушаться мужа — хотя бы для того, чтобы лет через 20 сказать: «Так, это ты во всём виноват, потому что мы делали, как ты сказал!..» Ответственность постоянно висит над тобой; мне страшно, что я неправильно воспитываю детей, что из них выйдет что-то плохое, а виновата в этом буду я. Я не наказания боюсь, нет. Страшно вырастить детей плохими людьми.
Я, на мой взгляд, не очень хорошая мать. У нашего старшего сына обучение шло трудно; за 7 лет совместного сидения за учебниками я так устала, что после седьмого класса сказала: всё, я больше не могу. Теперь как дети учатся — так и учатся. Я не предъявляю требований, что они должны приносить только «пятёрки». В целом они учатся неплохо — так же, как и мы учились. Мы с мужем хотим от детей самостоятельности; они ленятся, конечно, но как по-другому они чему-то научатся? Поэтому в магазин за продуктами уже восьмилетку отправляем. У нас не амбициозные ожидания: Павел хочет, чтобы дети выросли не алкоголиками и не наркоманами, а я хочу, чтобы они выросли порядочными людьми, с верой в Бога. Может быть, отсутствие у меня амбиций не даёт детям нужного пинка, чтобы они активней развивались. С другой стороны, я вижу, как испортилось образование за последние годы, и от этого тоже опускаются руки. Я не могу сама давать детям то, что они должны получать в школе.
Василиса и Степа
Дети нам помогают. Когда я работаю, старшие забирают младших из сада, кормят, делают всё, что положено, до моего прихода. Они приносят молоко в нашу кофейню; старший, Илья, может суп сварить, Ваню научила делать омлет. Если утром у меня нет сил встать, я даю ему задание, и он идёт готовить младшим завтрак, за что ему огромное спасибо. Дети, которым 17 и 15 лет, уже чувствуют себя взрослыми и постоянно пререкаются, а те, кому 11 и 8, пока беспрекословно слушаются — и мне так это нравится! Но, хоть старшие и спорят, помогают все.
Я смотрю на детей и вижу, что они, все шестеро, — абсолютно разные люди. С каждым нужно строить свои отношения. У старшей дочери переходный возраст начался в 11 лет, а сейчас ей 15; мы за ней наблюдаем и думаем: когда же закончится этот пубертат? Но всё равно я понимаю, что это период, который пройдёт. Я вижу в своих детях то, чего нет у меня. Маша хорошо рисует и фотографирует; вчера заметила, что Илья читает детям книги лучше всех в семье, так проникновенно. Фрося очень собранный и ответственный человек, делает очень вкусное арахисовое печенье, которое в нашей кофейне так и называется — «от Фроси». Ваня весёлый, всех заряжает, поглощён своим футболом настолько, что приходится следить, чтобы дома мяч не гонял. Василиса у нас в семье носит прозвище «Модель»: такая красотка, тихоня, но если что, нужно быть начеку — можно случайно и по носу от неё получить. А Степка только и говорит: «Мамочка моя любимая» (и я думаю: может, я всё-таки не очень плохая мать).
Как бы ни было сложно, я не жалею ни об одном ребёнке, которого родила. Я понимаю, что трудности закончатся рано или поздно. Я смотрю на своих детей и в каждом вижу личность — красивую, творческую! Они хорошие люди; мне все знакомые говорят: «Какие у вас хорошие дети!» Как бы мы ни ругались, всё равно мы — сплочённый коллектив. Иногда, когда мы все вместе, у меня возникает ощущение, что кого-то не хватает. Обычно после этого у нас появляется очередной ребёнок. Последний сын высосал из нас все соки — он очень эмоциональный. И муж несколько лет даже не заикался про нового ребёнка, а недавно спрашивает меня: «Как ты думаешь, какие глаза были бы у нашего седьмого?..» Потому что у нас четверо старших — темноволосые и кареглазые, а двое младших — голубоглазые блондины, в бабушек. И я задумалась: «А правда, какие?..»
Подготовила Анна Берсенева-Шанкевич
|
|
