Эксгибиционизм Пашковского

Беседа протоиерея Владимира Корецкого и обозревателя пресс-службы СПГУ Ольги Кравец

Именно таким медицинским термином я рискнула охарактеризовать поведение Агафангела Пашковского — руководителя небольшой одесской группы т.н. «непримиримых зарубежников», не признавших Акта о каноническом единстве между РПЦ МП и РПЦЗ. Как известно, эксгибиционизмом называется неудержимое стремление человека обратить на себя внимание окружающих не просто вызывающими, шокирующими действиями, но такими, которые заставляют усомниться в психическом здоровье данного субъекта. Такое мнение о Пашковском у меня возникло после беседы с протоиереем Владимиром Корецким, заведующим информационным отделом Тульчинской епархии Украинской Православной Церкви (Московского Патриархата).

О. Кравец: Отец Владимир, а как вообще появились в Одессе «зарубежники»? Люди сознательно воцерковлялись в Зарубежной Церкви или переходили туда из наших приходов? Лично мне интересно, откуда взялся Агафангел Пашковский.

Прот. Владимир: Нужно вспомнить ситуацию конца 80-х — 90-х годов, когда возникла идея создания в Одессе прихода Зарубежной Церкви. Многие тогда попались на удочку различных разоблачений, во многом они касались и церковных иерархов — говорили об агентурных кличках и Святейшего Патриарха Алексия, и Филарета-отступника, и митрополита Питирима.

О. Кравец: Да, я тоже помню это время и эти слухи, во многом так и неподтвержденные, — я говорю о Святейшем Патриархе Алексии и митрополите Питириме, но они многих тогда соблазнили, воспрепятствовали воцерковлению.

Прот. Владимир: Мне, в общем-то повезло, — на начальном пути воцерковления Господь даровал мне особых людей, среди которых был ныне покойный Олег Владимирович Костецкий, поэтому я воцерковлялся, как мне кажется, правильно и трезво. Мы пытались создать общину, воплотить общинное делание, и мы фактически ее создали, несмотря на то, что тогда не было факта ее регистрации. Мы создали неофициальную общину, мы были прихожанами разных храмов Одессы, мы собирались на квартире кого-то из наших друзей, отмечали праздники и говорили о том, что нам нужно воплотить именно это, общинное дело. Тогда это было невозможно, это было в конце 80-х — начале 90-х годов, тогда это не удалось нам по многим причинам, о которых я не буду сегодня говорить, в том числе и по тем, которые были связаны с епархией. Видимо, тогда еще время не настало для этого. Получалось, что нам удавалось открывать православные храмы, а зарегистрировать общину не получалось. Мы сделали последнюю попытку, пошли к тогдашнему правящему архиерею Одесской епархии митрополиту Лазарю с тем, чтобы он благословил нам зарегистрировать общину, и был избран ее руководитель — художник Михаил Пашковский. Мы хотели, чтобы его рукоположили во священника и мы оставались общиной вокруг храма, в котором он будет служить. Как мы понимали сущность работы общины? Мы хотели принимать более активное участие в жизни прихода, шире, чем на уровне староста-кассир, для чего тогда время, видимо, еще не настало. Владыка Лазарь отнесся к нашей идее резко иронично и негативно, предложил Пашковскому поступать в семинарию на общих основаниях, а потом рукополагаться. Но мы хотели всего и сразу. Тогда у наших лидеров — Пашковского и Костецкого — родилась идея о том, что эта наша цель — создать общину через структуру Московского Патриархата, видимо, не осуществится. Тогда мы решили действовать через Русскую Зарубежную Церковь и очень быстро вышли на архиепископа Лазаря, тогда он носил титул Тамбовский и Обоянский. Так началась деятельность по созданию в Одессе прихода и общины под эгидой, юрисдикцией Русской Зарубежной Церкви. Сейчас, когда эту ситуацию анализируешь, то очень стыдно. Потому что тогда было такое тяжелое положение в стране, раскол единой державы, выходки Филарета, а мы оказались от всего этого в стороне, мы не принимали участия, были как бы вне схватки, в стороне от этого — мол, это все дела Московского Патриархата, а мы совсем другие, мы от этого ушли, мы зарубежники, нас, дескать, это все не касается, мы занимаемся своей деятельностью.

О. Кравец: А как прошла регистрация прихода «зарубежников»?

Прот. Владимир: Мы тогда быстро нашли храм — много было храмов не реализованных, не возвращенных, — в Удельном переулке (пер. Тельмана). Хочу остановиться на таком моменте: мы поехали в Киев к председателю комитета по делам религий, Арсен Зинченко им тогда руководил, ярый такой украинский националист. Это было просто удивительно — Великим постом мы этот храм зафиксировали, нашли в Одессе, поехали к нему Великим постом, на Пасху мы храм уже получили. Вся эта бюрократическая волокита, все это оформление бумаг так быстро прошло, мы тогда по гордыне видели в это «Промысел Божий», «веление Божие», я сейчас вижу, что тут была совсем иная ситуация, потому что Киев открывал все то, что идет в разрез с Московской Патриархией. Любое, все, что шло против МП поощрялось, хоть мы шли под знаменами такой монархической структуры, истинной, православной, но раз мы критикуем Москву, относимся к Зарубежной Церкви, то нам дали «зеленую улицу». Храм мы получили быстро, освятили его, когда-то он был храмом святителя Николая, мы освятили его во имя святого праведного Иоанна Кронштадского и начали свою общинную деятельность. Еще на что бы я хотел обратить внимание — сейчас, будучи священником канонической Церкви, я прекрасно понимаю, что Церковь — это не клуб по интересам, это место, где встречаются люди разных позиций и взглядов. Как в первые века христианства рядом стояли хозяева и рабы, сейчас стоят олигархи и обманутые ими люди, это естественно. Если бы я формировал Церковь, то я бы сделал свою Церковь, свой клуб, свою партию, но т.к. я Церковь не формирую, то здесь на равных стоят и демократы, и монархисты, «помаранчевые» и «бело-голубые» и т. д. — все мы чада, слава Богу, единой канонической Церкви. В этом, как мне кажется, очень показательно религиозное положение в Америке — там масса православных юрисдикций — если ты ощущаешь связь с Родиной, Москвой, чувствуешь себя русским человеком, случайно уехал, то ты идешь в Церковь Московского Патриархата, если в тебе живет монархическая идея, ты чувствуешь, что Царь — это Помазанник Божий, то идешь в Зарубежную Церковь, если ты этнический американец, то ты воцерковляешься в Американскую Православную Церковь, если у тебя либеральные, экуменические идеи, то ты идешь в приходы Константинопольского патриархата. В общем, если в Одессе что-то организовалось такое монархическое, то здесь должны собираться люди монархического склада, а получилось наоборот.

О. Кравец: А какой была жизнь на приходе? Как общались между собой прихожане, каковы были отношения с настоятелем?

Прот. Владимир: Я только что говорил о том, что мы создавали церковную общину с монархической, так скажем, идеологией. Но как-то вдруг на приходе появилось огромное количество этнических евреев — скажу сразу, — я ничего не имею против этой национальности, я понимаю, что во Христе «нет ни эллина, ни иудея», если человек искренне верует, то не имеет значения национальность. Сам Пашковский в свое время был человеком женатым, и его бывшая жена — этническая еврейка, которая уехала за рубеж, пришла на наш приход вместе с его дочерью. С собой они несли особые взгляды, которые у нашего настоятеля, тогда иеромонаха Агафангела Пашковского, находили широкий отклик, приветствовались либерально-демократические взгляды. О.В. Костецкий как-то увидел одну из наших прихожанок, которая шла в синагогу. Это, что называется, из ряда вон… Сложилась парадоксальная ситуация, когда в единственном тогда в Одессе зарубежном храме именно монархическая, патриотическая русская идея оказалась «в загоне». Мы все разводили руками, как такое могло получиться, ведь мы уходили на приход, где прославлены Царственные Мученики, Новомученики и Исповедники Российские, а получилось, что русская патриотическая идея, идея восстановления Руси как единой и сильной державы, оказалась у нас на задних ролях. Наоборот, Агафангел Пашковский начал преследовать, налагать епитимии, прещения на тех членов прихода, которые эту идею исповедовали. Приход оказался не тем, что мы ожидали, чем руководствовались, когда уходили из Московского Патриархата. Ну, а дальше — больше. Чем больше укреплялся Агафангел Пашковский у власти, тем больше проявлялась его истинная сущность — откровенный ярый русофоб, ненавистник всего русского. Начались настоящие гонения на людей в приходе, которые исповедовали русскую патриотическую идею.

О. Кравец: Я слышала о том, что Пашковский — психически не здоровый человек…

Прот. Владимир: В свое время Михаил Пашковский не служил в армии по причине психического заболевания — это дело 100% точности, дело его находилось на Канатной (на этой улице в Одессе находится психо-неврологический диспансер — О.К.), насколько мне известно, его дело было изъято из архива Борисом Херсонским. Если поднять архивы, возможно, что его удастся восстановить. Вполне возможно, что Пашковский — это просто психически нездоровый человек. Это абсолютно точно, потому что сам Пашковский подтверждал тот факт, что лежал в психушке, но говорил, что косил от армии, а на самом деле, кто разберет — косил он или на самом деле болен. Он даже гордился этим. Это тоже позиция — я сам сын фронтовика и служил в советской армии, для меня это великое и святое дело, а Миша Пашковский говорил, — да, я косил от армии, потому что не хотел в ней служить. Но что-то в нем явно не здоровое было — такой ярый русофоб, такая откровенная, явно нездоровая ненависть. Зато очень хорошо относился к евреям и даже, мне кажется, провоцировал нас на какие-то столкновения. В итоге нам создали такую ситуацию неприятия. Пашковский — это фигура страшная, он ненавидит Россию, я думаю, он таким и остался — он ненавидит Русское Православие, мне кажется, он насилие над собой делал, почитая Царственных Мучеников, Новомучеников, потому что такая доктрина была в той Церкви, в которую мы перешли, и надо было ее следовать.

Могу сказать, за что я получал прещения всяческие, потому что я был чтецом в том приходе. Например, за распространение трудов Владыки Иоанна Снычева. Тогда еще не было его книг, а были статьи в «Русском вестнике», я приносил ксероксы этих статей. Я был поражен, — да, мы перешли в Зарубежную Церковь, но мы же не порвали с Россией, мы же не «филаретовцы». Если такой иерарх излагает столь замечательные мысли, то какая разница, к какой юрисдикции он относится. Мы же не в раскол ушли, а в каноническую Церковь, не считающуюся раскольничьей. Мы же остались патриотами России. И когда я принес работы Владыки Иоанна Снычева, я был подвергнут остракизму, что я принес работы московского архиерея. Я сказал, — посмотри, что он здесь пишет. Пашковский сказал, — мне это не важно, ты пропагандируешь идеи Московского Патриархата. Это было просто абсурдно, было собрано собрание, на котором первые члены прихода, которые создали этот приход, были изгнаны. Очень грубо обошлись со мной, моей супругой, сыном. Нас грубо ругали, кричали на нас, нас буквально вытолкали взашей. В храме стали царствовать другие, Пашковский стал архиереем. Поэтому все эти его скачки, — переход от одной юрисдикции в другую, то признание его Джорданвиллем, то непризнание, не должны никого удивлять. Сегодня Пашковский должен оправдать свою русофобскую позицию, когда происходит возврат, восстановление Русской Православной Церкви, это великое дело, ему скажут, — а что ты делал, дорогой, ты столько грязи лил на Москву, на Московский Патриархат. Поэтому он сейчас прекратил общение с митрополитом Лавром, дабы доказать, что он все-таки был прав, и теперь отступниками являемся не только мы, но и вся Зарубежная Церковь. Сложилась комическая ситуация, «пашковцы» обвиняли нас, когда мы вернулись в Патриархию, в том, что мы «красная» церковь, «сергианцы», а они — «церковь белого движения», тогда О.В. Костецкий, первый староста храма на Тельмана, ответил, — тогда извольте служить у Врангеля, в «красной» церкви я вас видел, а вот у Врангеля нет. Т. е. я хочу сказать, насколько нелепы все эти утверждения сегодня о белогвардейской, катакомбной церкви. Ну какие сегодня катакомбы?

О. Кравец: Какова было политика Джорданвилля в то время? Как открывались приходы на канонической территории Московского Патриархата?

Прот. Владимир: Нужно отметить, что Русская Зарубежная Церковь совершила огромную ошибку, когда начала открывать свои приходы здесь. Сейчас, насколько я знаю, Джорданвилльский Синод это признал. Ведь сколько мути и грязи попало в РПЦЗ — вот приезжал человек в Джорданвилль, говорил, что, мол, меня преследуют в Московской Патриархии, и ему оказывали прекрасный прием, т. е. не смотрели ни на его воцерковленность, ни на его духовную подготовленность. Я сейчас не говорю об откровенно материальных побуждениях или людях нетрадиционной ориентации, а о людях относительно нормальных. Например, в Керчи стал священником РПЦЗ Валерий Лобковский. Откровенный западенец, откровенный русофоб, москвофоб, и его тоже приняли в РПЦЗ, т. е. принимали всех, кто идет в разрез с Москвой, а не тех, кто почитает Царя-Мученика, Новомучеников и Исповедников Российских. Ну и либералы с демократами, — Зоя Крахмальникова организовала свой приход РПЦЗ в Москве. То есть основной причиной раскола послужила такая неразборчивость Джорданвилля, когда приняли неизвестно кого, лишь бы они были в оппозиции к Москве.

О. Кравец: Отец Владимир, вы получили горький опыт пребывания, наверное можно так сказать, вне церковной ограды. К сожалению, очень многие наши прихожане также прошли через подобные испытания. Что бы вы могли посоветовать тем, кто сегодня сомневается?

Прот. Владимир: Я бы хотел предостеречь наших людей от иллюзий относительно этого прихода. На сегодняшний день — это секта. Во время нашего пребывания там Пашковского сбить с сектантского пути мы не смогли. А сегодняшняя связь Пашковского с Америкой, — то, что и сенаторы, и послы за него — это продолжение русофобской линии, тут ничего удивительного нет. Я встречал подобные удивленные сообщения на форуме Кураева, мол, как это так? Я отвечаю, что ничего нового тут нет, все закономерно.

О. Кравец: Одно время ходили разговоры об объединении украинских «зарубежников» с филаретовцами. Возможно, Вам известны какие-то подробности, или это просто слухи?

Прот. Владимир: в 1992 году приезжал Каннский епископ Варнава, который был также заражен духом противления Москве, и лоббировал такую объединительную структуру, основанную на русофобии, но отклика это не нашло. Он получил серьезное взыскание от Джорданвилля, было сказано, что его действия были самостоятельными и не согласованными с Синодом, и он был направлен на послушание в Леттинскую обитель во Франции, был даже лишен архиерейства на некоторое время.

О. Кравец: А вот, Дмитрий Корчинский, бывший идеолог УНА-УНСО, перешел к Пашковскому, хотя раньше был у «филаретовцев». Как вы оцениваете эту ситуацию?

Прот. Владимир: Да сам Дима — это, по-моему, фигура не серьезная. Это продолжение политики всеядности, которую Джорданвилль вел долгое время. Корчинский — это фигура заметная, имеет какой-то вес. Вообще, Пашковский — это как в анекдоте о неуловимом Джо, который никому не нужен. Кто бы знал Пашковского с его мизерным приходом, если бы не эти его скандальные заявления, прием Корчинского к себе — все это пиаровские акции.

Воссоединение двух ветвей Русского Православия — это, безусловно, величайшее событие в церковной истории. Объединению Русского Народа противятся генетические враги России. Один из таковых — Агафангел Пашковский, пытающийся, что называется, выловить рыбку в мутной воде. История Церкви свидетельствует, что все попытки создать псевдо-религиозные структуры, параллельные канонической Церкви, в конечном итоге выливаются в секты. Что и демонстрируют сегодня нагляднейшим образом адепты Пашковского.

Подготовила Ольга КРАВЕЦ, обозреватель пресс-службы ИА Новороссия/СПГУ