 |
| Русская линия | Сергей Скатов | 01.11.2006 |
АЛЬТЕРНАТИВА
ДО настоящего времени для торжества идей мира больше всего сделал Ленин, который не только всеми делами пропагандирует мир, но и принимает конкретные меры к его достижению", — посчитали норвежские социалисты и предложили комитету по Нобелевским премиям: премию мира за 1917 г. присвоить главе Советского правительства В.И.Ленину.
Нобелевскую премию Владимир Ильич, как известно, не получил. Поскольку всеми народами вожделенный мир, провозглашенный историческим ленинским декретом на II «переворотном» съезде Советов, ни через день, ни через неделю, ни через месяцы не наступил.
Более того, Советская власть имела удивительную способность изо дня в день наживать себе все новых и новых «внутренних» и «внешних» врагов.
Сперва это были помещики, крупные буржуа, выражавшие их интересы партии и движения. С ними скоро покончили.
Затем в опалу попала БУРЖУАЗИЯ ВООБЩЕ. Для того чтобы раз и навсегда развязаться и с нею, необходимо было как минимум убрать с дороги «путавшихся под ногами» меньшевиков и «правых» эсеров. Кое-где они были еще сильны. И даже набирали силу…
Скажем, в период майских выборов 1918 г. меньшевики и «правые» эсеры получили в Костромском городском Совете большинство. Их, оппозиционеров, немало было в губернском Совнархозе, Комиссариате юстиции… 14 июня 1918 г. ВЦИК принимает решение об изгнании представителей этих «контрреволюционных» партий из Советов всех уровней.
С началом «крестового похода» на «кулака-мироеда» как-то сама собой отпала надобность и в сотрудничестве с прежде примыкавшими к большевикам «левыми» эсерами. Эти тоже мешали. И очень. После заключения Брестского мира, против которого яростно возражали, в знак протеста заявили о выходе из СНК. С еще большей одержимостью восстали против «диктатуры Наркомпрода» и комбедов.
На V Всероссийском съезде Советов, открывшемся 4 июля 1918 г. в Москве, «левые» эсеры потребовали включить в повестку дня доклады с мест об отношении к Советским декретам. По мнению их лидера М. Спиридоновой, «…эти декреты кололи спину, резали шею». В резолюции, предложенной на утверждение съезду, они настаивали на изменении внутренней и внешней политики в стране, выражали недоверие правительству. Резолюция съездом была отклонена.
6 июля днем «левые» эсеры Блюмкин и Андреев убивают германского посла Мирбаха… Вечером того же дня левоэсеровская фракция арестована. «Левый» эсер Попов, возглавлявший отряд ВЧК, поднимает мятеж. К утру 7 июля мятеж подавлен, ЦК партии «левых» эсеров — разгромлен… Единства в среде «левых» эсеров никогда не было, но ответственность за события в июле была возложена на партию «левых» социалистов-революционеров в целом.
С этого-то момента и можно вести речь об одной из важнейших особенностей складывавшейся советской системы — ОДНОПАРТИЙНОСТИ. Делить власть «не на словах, а на деле» большевики ни с кем, как выяснилось, не желали.
Но и оппоненты с политической арены уходить, увы, просто так не спешили.
Они объединялись.
Они вооружались.
Счет мятежам, заговорам, «контрреволюционным переворотам» был начат с первых же дней Советской власти. А потом — потерян. Считать вскоре стали по фронтам.
Не принес облегчения и пресловутый Брестский мир, заключенный 3 марта 1918 г. Условия его были чрезвычайно тяжелыми: у России отторгались огромные стратегически важные территории, необходимо было уплатить немалую контрибуцию, пойти на заключение крайне невыгодных торговых соглашений. Кроме того, после заключения мирного договора германское командование на ряде важнейших направлений наступление не только не приостановило, но вместе со своими союзниками продолжило… Страны Антанты до последнего «терпели» правительство большевиков в надежде, что Россия на их стороне войну с Германией продолжит. Американский президент Вильсон даже телеграфировал в адрес чрезвычайного Всероссийского съезда Советов, призванного мирный договор ратифицировать: мол, договор отклоните, обещаю всяческую помощь и поддержку. Не прислушались… Вернее, Ильич в очередной раз и партии, и народным избранникам «вывернул руки». Итог?
9 марта 1918 г. в Мурманске высаживается английский десант.
18 марта здесь же «чалится» французский крейсер.
5 апреля во Владивостоке десантируются японские и английские войска.
24 мая в Мурманский порт входит американский крейсер.
25 мая восстает чехословацкий корпус. Он в свое время был сформирован из военнопленных австро-венгерской армии для участи в войне против Германии: разумеется, условия мирного договора «белочехов» (как их стали называть) не устроили. В короткие сроки ими захвачены многие крупнейшие центры Поволжья, Урала, Сибири…
Вторжение ширится, растет.
Под крылом пришельцев зреет, крепнет, входит в раж белогвардейское движение. Оккупанты щедры и на деньги, и на оружие, и на посулы.
Он-то, враг внутренний, и беспокоит Советское правительство более всего. Из-за него, окаянного, и был, собственно, заключен грабительский Брестский мир.
Альтернатива Брестскому миру была — укрепить разложившиеся войска, укрепить в кратчайшие сроки и лучшими силами. То, что большевики способны на это, они демонстрировали неоднократно. Да и на Восточном фронте против России Германия держала так называемые ландверные (полуополченские) войска, отборные же части концентрировала на Западе. Но… Если не подписать мира, пусть тяжелого, пусть несправедливого, то, рассудил Ленин, «…крестьянская армия, невыносимо истощенная войной, после первых же поражений — вероятно, даже не через месяц, а через недели — свергнет социалистическое правительство».
Прежняя армия, возглавляемая прежними офицерами, также представляла реальную опасность. Лучшие большевистские кадры большевики предпочли направить в формируемые широкой волной красноармейские отряды. И как оперативно! И как вовремя!
В обращении к пролетариям «Товарищи рабочие! Идем в последний, решительный бой!» в первой половине августа 1918 г. Ильич рисует грандиозную и ужасную картину: вражья коалиция в буквальном смысле осадила юную республику. Кто эти враги?
«Англо-американские капиталисты», которые «…хотят восстановить власть помещиков и капиталистов в России, чтобы вместе делить добычу…» Но у «…зверей англо-японского империализма не хватит сил занять и покорить Россию». Правда, «…капиталистические хищники… рассчитывают еще на союз с внутренним врагом Советской власти. Мы хорошо знаем, кто этот внутренний враг. Это — капиталисты, помещики, кулаки, их сынки…» На «кулаке» Ленин и фокусирует внимание пролетариев: «Волна кулацких восстаний перекидывается по России. Кулак бешено ненавидит Советскую власть и готов передушить, перерезать сотни тысяч рабочих… Никакие сомнения невозможны. Кулаки — бешеный враг Советской власти. Либо кулаки перережут бесконечно много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят восстания кулацкого, грабительского меньшинства народа против власти трудящихся… И поэтому бой против кулаков мы называем п о с л е д н и м р е- ш и т е л ь н ы м…»
Вождь очерчивает и масштабы намечаемого сражения: «Кулаков больше, чем помещиков и капиталистов. Но все же кулаки — меньшинство в народе. Допустим, что у нас в России около 15 миллионов крестьянских земледельческих семей… Из этих 15 миллионов… едва ли больше двух миллионов кулачья, богатеев, спекулянтов хлебом. Эти кровопийцы нажились… Эти пауки жирели… Эти вампиры… Смерть им!.. Ненависть и презрение к защищающим их партиям: правым эсерам, меньшевикам и теперешним левым эсерам!..»
Хотя… Масштабы предстоящей брани более внушительны, чем на первый взгляд кажется. Если учесть, что земледельческая семья в тогдашней России традиционно — это и доживающие свой век старики-родители, и десять и более ребятишек («сынков»)… И потому становится понятен накал страстей вождя и его соратников в тот период. А также мало литературная, но до боли знакомая лексика…
2 сентября 1918 г. ВЦИК объявляет:
«Советская республика превращается в военный лагерь.
Во главе всех фронтов и всех военных учреждений Республики ставится Революционный Военный Совет с одним главнокомандующим.
Все силы и средства Социалистической республики ставятся в распоряжение священного долга вооруженной борьбы против насильников.
Все граждане, независимо от занятий и возраста, должны беспрекословно выполнять обязанности по обороне страны…"
«…ПОСЛЕДНИЙ РЕШИТЕЛЬНЫЙ…» I
НА НАЧАЛО АВГУСТА 1918 г. в Варнавинском уезде приходится кампания по перевыборам волостных Советов и избранию комиссий по учету нового урожая. Кампания должна была претворить в жизнь решение губисполкома об изгнании из местных Советов «контрреволюционных элементов», довести до ума хлебную монополию, как писала «Варнавинская Советская газета», осуществить ее «…всерьез, а не на шутку, как было раньше».
Кампания по всем статьям не удалась. Даже в ряде правобережных волостей в руководство Советов «пробралась» «…эсерствующая и кулацко-зажиточная часть…»
«Товарищи крестьяне, — внушала „Варнавинская Советская газета“ в номере от 10 августа, — цель хлебной монополии… такова: пресечение всякой спекуляции хлебом; сделать цену на хлеб не дороже и не дешевле других товаров; удешевить, как можно, и хлеб, и все другие товары; избавить народ от заботы — где и как купить хлеб; улучшить экономическое положение нашего государства; закрепить завоевания революции». Но веры словам уже не было.
Местная уездная организация РКП (б) в считанные недели «похудела» с 300 членов до 45. На уездную партконференцию, созванную 18 августа 1918 г., явилось 30 человек, да 15 прислали записки, где писали об «уважительных причинах»
Волостное собрание в Урене открылось 11 августа. Председательствовал Рехалов, от уисполкома — главный уездный чекист Махов.
Из протокольной записи собрания: «…Махов оглашает приговор Тонкинского Совдепа о желании преобразовать село Урень в уездный город. Уренский Совдеп такого решения не представлял. Рехалов говорит, что волость желает образовать… особый уезд. Предлагает благодарить т. Махова за его человеческое обращение в противоположность другим лицам из уездсовдепа в вопросе создания особого уезда. Оба предложения принимаются с восторгом. Махов предлагает устроить… собрание, поставив в известность УИК и обещая свое содействие. Собрание благодарит Махова и его предложение принимает».
Махов отбывает в Варнавин.
14 августа, не дождавшись известий из уездного центра, уренцы вновь сходятся на волостное собрание. Рехалова смещают, избирают оргкомитет по созданию самостоятельного уезда и районного военного Комиссара Ф.И.Корсукова. Собрание по созданию Уренского уезда назначается на 19 августа.
В этот же день — 14-го — в Тонкинской волости убит волвоенком Г. И.Комаров, противившийся отделению Урень-края. Тем же днем помощник уездного военкома П.Я.Брагин с двумя красноармейцами окружен в лесу близ с. Карпово (около 20 верст от Уреня). Брагин с красноармейцами убиты. Зверски. Брагина заставили выкопать самому себе могилу, живьем в нее и закопали. Брагин сопротивлялся, пытался из-под земли выбраться. Тогда в могилу вколотили заостренный кол.
В Варнавине, узнав о волнениях в Тонкине и потеряв след отряда Брагина, забили тревогу: высылают в Урень-край вооруженный отряд (92 красноармейца), во главе отряда — Махов.
Между тем — 19 августа. В Урене — намеченное собрание. Присутствуют представители от волостей и неизвестные «гости», как их рекомендует президиум собрания. «Гостям» разрешено участвовать с правом совещательного голоса. И тут новость: с отрядом (по пути в Тонкино) в Урень въехал Махов.
Махов, не понимая остроты ситуации, рвет и мечет:
— Я вас, так-растак… Собрание запретить!.. Контрибуцию на Урень!
Из материалов следственной комиссии, анализировавшей позже причины и ход событий:
«…Махов с отрядом явился к площади и потребовал, чтобы съезд разошелся. Ему ответили отказом. При этом отдельными красноармейцами были допущены грубые выкрики по адресу схода. Сход ответил тем же. Махов решил все же уйти; один из красноармейцев от отряда отстал и был избит. Махов повел на сход наступление. Сход выслал мирную делегацию. Махов потребовал контрибуцию в 300 000 руб. и лошадей до Варнавина (в Тонкино не рискнул идти, а решил вернуться в уездный центр за подкреплением и до выяснения событий — С.С.). Сторговались лишь на обеде отряда и подводах. Отряд, пообедав, двинулся за околицу и вдруг открыл стрельбу по сходу из пулемета… Сход разбежался, но руководимые кулацкими элементами, вооружившись кто и чем попало, бросились за отрядом Махова…»
По поводу причин стрельбы следственная комиссия выработала две версии. По одной из них, стрельба началась вовсе не по сходу. Но тогда — почему досталось сходу? По второй: Махов, разобидевшись, что долго подвод не подавали, а сход все не расходился, решил наказать последний за свое красноармейское долготерпение. Наказал… Разъяренная толпа преследовала отряд от околицы верст 10−15. Нападая, вырывала из пеших насмерть перепуганных красноармейских рядов одного бойца за другим. Десятерых не досчитался отряд, прибыв в Варнавин. Через пару дней пленных бойцов по «приговору» уренского «трибунала» убьют. Ночью, на скотном местном кладбище (для захоронения погибших домашних животных). По очереди били прикладами, кололи штыками, еще живыми бросали в «братскую» яму. Последним убили совслужащего Василия Серова, к отряду отношения не имевшего, но по служебным делам ранее в Урень командированного…
Легкая победа кружит головы… Собрание в Урене следующим днем, 20 августа, возобновляется. Все в рамках приличий: выносится предложение об избрании районного (собственного, не зависимого от Варнавина) Совета из 18 человек, принимается резолюция о событиях, случившихся в Урене накануне, чтобы отправить ее в Варнавинский уездный и Костромской губернский Советы. А из соседних волостей, селений, еще в ночь извещенный, народ, по свидетельству очевидцев, «валил толпами». Перед толпой оглашается постановление губернского Совдепа от 15 июля об учете хлеба. Народ гудит: «…хлебную монополию решительно отклоняет…» Избирается военный штаб мятежного Урень-края — «Комитет охраны». В членах Комитета бывшие офицеры царской армии — И.Н.Иванов (председатель), Ф.Ф.Щербаков, Ф.И.Коротыгин, И.П.Кочетков. По решению собрания формируются «крестьянские охранные дружины» — отряды, в которые каждая волость должна направить по 65 человек. На содержание войска и Комитета устанавливается налог по 50 коп. с десятины земли. Позднее Комитет объявит принудительную мобилизацию мужчин в возрасте от 17 до 60 лет, сбор оружия и фуража для повстанческой армии… Общее командование повстанцами поручено опытному воину полному георгиевскому кавалеру Ф.Ф.Щербакову.
Иванов Иван Нестерович, уроженец местной д. Суходол, до войны, как говаривали, управляющий барским имением где-то на Дону, «уренский царь», как стали именовать его отныне в народе, с ним, народом, не мудрствует лукаво:
— Советская власть, — извещает на митинге, — уж давно повсюду пала. Мы сейчас ждем помощи из Яранска, Уржума, Котельнича… А пока нужно задать варнавинским большевикам!
— Ура! Задать им! — вторит народ.
Гонцы-агитаторы посланы в Макарий, Баки, прочие правобережные села.
Отряды «дружины» не медля выступают в сторону Варнавина. При дружине обоз, походный лазарет, сестры милосердия из местных учительниц. 23 августа они уже на левом берегу под уездным центром. По рассказу плененного в те дни варнавинцами уренца, повстанцев — до 450 человек, у них винтовки и дробовики. Взятие Варнавина должно было начаться с трех сторон при ожидаемой поддержке крестьян Баковской и Макарьевской волостей. Возглавляют отряды уже упоминавшиеся Щербаков и Кочетков, а также бывший прапорщик М.В.Москвин.
«…ПОСЛЕДНИЙ РЕШИТЕЛЬНЫЙ…» II
В КОНЦЕ ИЮЛЯ 1918 г. в имении «Панфилиха» группа гонимых эсеров и кадетов — жителей г. Ветлуги создает тайную «Организацию безопасности» с уставом, руководящей пятеркой. «Организация» внимательно следит за происходящим в Урень-крае, засылает туда эмиссаров.
О неспокойном Урень-крае наслышаны и лидеры белогвардейского движения. В конце июля, сразу же после разгрома восстания в Ярославле, в Варнавине случайно опознаны два руководителя ярославских мятежников — полковник А.П.Перхуров и его помощник известный в Ярославле меньшевик И.Т.Савинов. При аресте ярославцы пытались бежать: Перхуров — успешно, Савинов — застрелен… Среди уренских мятежников был замечен «белочех» Зиман Франц…
Безусловно, Уренский мятеж был подготовлен, его сценарий — заранее расписан. Идея отделения Урень-края руководителями мятежа использовалась лишь для того, чтобы поднять уренского мужика «в штыки». Захват Варнавина также мыслился как ход тактический.
Напомним: 21 июля 1918 г. «белые» входят в Симбирск, 25 июля — в Екатеринбург, 2 августа войска Антанты и белогвардейцев захватывают Архангельск, 6 августа «белочехи» в Казани. Штаб Восточного фронта «красных» из Казани переносится в Арзамас Нижегородской губернии. В Н. Новгороде спешно формируются новые воинские части и Волжская военная флотилия… Таким образом, Варнавинский уезд, Поветлужье в целом — окраинные восточные территории Костромской и Нижегородской губерний — оказались прифронтовой зоной, зажатой между двумя фронтами, Северным и Восточным. Через этот сравнительно узкий «перешеек» пролегали линии связи и прочих коммуникаций «красных», его-то мятежники и ставили целью перекрыть. С захватом Варнавина «поход» продолжался бы на Север — на железнодорожную станцию Шарья.
Советская власть не сразу, но смекнула: ситуация складывается нешуточная.
В ночь с 20 на 21 августа в Варнавине создается Чрезвычайный военно-революционный штаб, его возглавил военный Комиссар В.И.Троицкий. Уезд объявлен на военном положении. В дополнение к имеющимся подразделениям красноармейцев формируется конная группа. У Кирюшинского перевоза через Ветлугу выставляется застава, в других местах возможной переправы мятежников — караулы.
Варнавин в принципе к обороне изначально приспособлен. Размещен город удачно, на высокой горе, с одной стороны крутой берег-обрыв, с других — глубокие веками размываемые дождями и талыми водами овраги. Если и штурмовать, то по полю между д. Задворново и берегом Ветлуги, по тракту, соединяющему Варнавин с соседним уездным центром г. Ветлугой. А перевоз под д. Кирюшино — лучшее место в смысле переправы с левого берега на правый.
Но красноармейцы, испытав натиск толпы в Урене, настолько деморализованы, что становится очевидным: своими силами не управиться. Телеграммы с просьбой о помощи летят в соседнюю Ветлугу, в Буй, в Кострому, в Н. Новгород… «Красных» в Варнавине, с учетом военных, уездной ЧК, прикомандированных Костромой продотрядников, а также добровольцев, не более 200 человек.
Первая помощь приходит уже 22 августа из г. Ветлуги — 20 красноармейцев.
Забеспокоился Штаб Ярославского военного округа. Комиссар округа М.В.Фрунзе 22 августа телеграфирует костромскому губвоенкому Н.А.Филатову: «Немедленно примите меры к ликвидации вооруженного восстания в Варнавине, на какой бы почве оно не произошло, использовав для этого весь авторитет власти и все имеющиеся в вашем распоряжении вооруженные силы… О ходе развивающихся событий доносите в Иваново-Вознесенск».
Филатов отдает нужные распоряжения. Первый Костромской Советский полк должен выделить отряд в 50 человек с пулеметом, Кинешемский уездный военком обязан обеспечить 100 «штыков» и два пулемета, при заходе парохода в Нижний Новгород по пути в Варнавин кинешемский отряд необходимо усилить нижегородскими красноармейцами. Буй выделяет 80 бойцов, Галич — 150 (в их объединенном отряде восемь пулеметов и одно орудие). Эти отряды в Варнавине — уже 26-го. 25 августа из Ветлуги прибывает второй отряд — еще 60 человек. В итоге концентрация советских войск в Варнавинском уезде довольно скоро достигает около 800 бойцов, при них с десяток пулеметов и артиллерийское орудие.
А мятежники?
23 августа, как уже говорилось, они с трех сторон на подступах к Варнавину. Отряд Щербакова пытается форсировать реку у Кирюшинского перевоза, но атака выставленной «красными» заставой отбита. Жертв нет.
На следующий день, 24-го, конная разведка «красных» в районе перевоза исследует левый берег. Сталкивается с разведкой повстанцев. Короткая перестрелка. И вновь с обеих сторон без потерь.
И только 25 августа бои активизируются.
Около четырех часов дня отряд красноармейцев в 35 человек, переправившись на левый берег Ветлуги, внезапно напал на «белогвардейский» отряд (под командой Москвина): трое из противников убиты, один взят в плен, трофеи — 3 винтовки и шомпольное ружье, со стороны «красных» потерь нет.
Другой отряд мятежников около 6 вечера того же дня, пробравшись к левому берегу, где караул отсутствовал, из ружей с приличного расстояния обстрелял Варнавин: для острастки, надо думать.
Третий отряд «белых» под командой Кочеткова около 8 вечера все ж таки переправляется через Ветлугу — верстах в шести по течению ниже Варнавина. Узнав об этом, Штаб выставляет в боевом порядке красноармейцев вдоль речки Красницы, опоясавшей город, придает им три пулемета.
Но Кочетков со товарищи бездействуют. Странно. Ведь в трех отрядах повстанцев около 450 человек — это пока гораздо больше, чем варнавинское войско, даже если принять во внимание прибывший 25-го из Ветлуги пароходом второй отряд ветлужан. Но повстанцы трое суток выжидают.
Во-первых, «армия» у них — в массе своей из простых необстрелянных крестьян. Во-вторых, смутили мятежников первые жертвы. В-третьих, все эти дни с нетерпением ждали они подкрепления.
Пленный, что был захвачен разведотрядом, на допросе рассказывал:
— Отряды должны были стоять до подкрепления… Будто бы Баки обещали 40 человек с винтовками и 60 средневооруженных (дробовики, шомпольные ружья — С.С.)… Руководители нам нынче говорили, что уездный Совет разогнан, а Красной армии в Варнавине не более 100 человек, да подкрепления Ветлуга прислала человек 20…
Как видим, в ожидании помощи из Баковской и других волостей командиры мятежников, как могли, морально крепили боевой дух своих дружин. И… теряли время.
В Макарьевской волости два уренских вооруженных посланца 25 августа пытались созвать волостной сход. Большинство местных крестьян предпочло отсиживаться по домам, а несколько человек — активисты волсовета, вооружившись, ушли в Варнавин на его защиту. В деревнях Фокино и Карасиха крестьяне куда-либо выступать отказались, а чтоб в случае чего себя защитить, создали отряды самообороны… Лишь в Баках уренцев поддержали.
Здесь 25 августа на площади митинг, формируется «Комитет общественной безопасности» и Военный штаб, отряд повстанцев. На другой день — 26-го — с благословения местного духовенства повстанцы громят волостной Совет, арестовывают его членов.
Но тут в ночь на 27-е в Баки прибывают два хорошо вооруженных и укомплектованных отряда «красных» — на пароходе «Крестьянин» из Костромы во главе лично с губвоенкомом Филатовым и на пароходе «Алексей» с варнавинским отрядом под командой давнего нашего знакомца Борисенко. Филатов поднимался вверх по течению, Борисенко спускался вниз. Встретились пароходы у с. Баки, по обоим с берега — огонь. Ну и, с перепугу, немного «популяли» с пароходов друг в друга. Затем, разобравшись, совместно высадились на берег… Скоро повстанцы зажаты на сельском кладбище: многих убили, многих пленили, но многие же и бежали.
Губвоенком в перестрелках получил ранение, однако оставался на боевом посту.
Мятежный отряд Кочеткова, сумевший накануне переправиться через Ветлугу, подойдя к с. Богородскому и оборвав провод телефонной связи Варнавин-Н.Новгород, засел в оврагах у д.Подушкино. Дальше двинуться ему не удалось. Поутру 26 августа красноармейцы напали на повстанцев, в перестрелке многие «кочетковцы» были ранены, в том числе сам командир. Потеряв несколько человек пленными, лишившись командира, «дружина», рассеявшись, зализывая раны, бежала — кто на другой, левый, берег Ветлуги, кто по дороге на Баки.
В тот же день, 26-го, отряд Москвина вплавь надумал форсировать Ветлугу. Со стороны Варнавина его встретил пулеметный огонь. «Москвинцы» тоже отступили.
Отступавших мятежников красноармейцы по левому берегу Ветлуги всю вторую половину дня 26-го преследовали: пятерых убили, одного взяли в плен.
Раненый Кочетков какое-то время скрывался в с. Макарий у зажиточного лесоторговца Виноградова. Затем вместе с ним, а также сыном и племянником Виноградова (бывшими офицерами) ушел в Урень.
Итак, при осаде Варнавина повстанцы потерпели горькое поражение.
Но до основных боев было еще далеко.
«…ПОСЛЕДНИЙ РЕШИТЕЛЬНЫЙ…» III
ВЕЧЕРОМ 27 АВГУСТА губвоенком Филатов издает приказ по Баковской волости:
«…ночью с 26 на 27 августа… я встретил вооруженных людей из кулаков… выяснилось, что здесь предполагается активное вооруженное выступление… Мною были задержаны некоторые черносотенцы… Заявляю, что эта кулацкая свора будет мною расстреляна… Предписываю сельским Комитетам всей Баковской волости немедленно арестовать бежавших кулаков из с. Баков и преводить в Варнавин в Чрезвычайный Штаб…»
Из Баков же в Кострому сообщил: «В Баках Варнавинского уезда власть находилась один день в руках кулаков. К вечеру думаю выехать в Варнавин…»
По постановлению Варнавинского оперативного штаба 10 мятежников — местных жителей были расстреляны: «за участие в восстании», «за участие в нападении на Варнавин», «за намерение арестовать Совет». В их числе баковский священник Волчков. Еще среди расстрелянных баковцев — Т.М.Чирков, В.И.Чирков. Из уренцев — Иван Кудрявцев, Иван Шалин, Милентий Ершов, Афонасий Груздев, Никифор Жарков, Никифор Голубев…
А Филатов готовит поход на Урень.
Утром 28 августа из Варнавина выступают два отряда — объединенный галичско-буйский и ветлужан. Одновременно на Урень из Баков выступил еще один отряд ветлужских красноармейцев. Уренцы, окопавшись, встречают яростным сопротивлением.
Подготовились мятежники на сей раз, надо сказать, отменно. В нескольких верстах от села выбрали лощину, зажатую с обеих сторон болотом и лесом, вырыли две линии окопов, блиндажи…
У красноармейских частей потери — до трети в живой силе, а это десятки раненых, убитых, взятых повстанцами в плен. Потеряно орудие, пулеметы, много другого вооружения.
29 августа восстала Ветлуга. Отряд вооруженных уренцев (около шести десятков человек), прибывший сюда накануне, вместе с членами «Организации безопасности» захватывают склад оружия, арестовывают работников уисполкома — Н.В.Алешкова, С.А.Куликова, Д.В.Штурмина и др. Арестованные «без церемоний» тут же и расстреляны. Ветлуга сдалась «белым» фактически без боя, поскольку ее красноармейские части в это время — в Варнавинском уезде.
Советская власть в Ветлуге и окрестных волостях низвергнута, взамен создаются временные комитеты общественной безопасности, формируются вооруженные повстанческие отряды.
Известие о падении Ветлуги переполошило не только Кострому и руководство Ярославского военного округа, но и штаб Северного Советского фронта в Вологде. Губерния объявлена на осадном положении.
Разгром мятежной Ветлуги поручается помощнику командира Первого Костромского образцового Советского полка М.Ф.Букштыновичу. 1 сентября он с подразделениями своего полка и дополнительным отрядом из Буя и Галича — на станции Шарья. Здесь его войско усиливается подоспевшим из округа отрядом с артиллерийской батареей и кавалерийским эскадроном. Общая численность советских войск в Варнавинском и соседнем Ветлужском уездах достигает теперь около 2,5 тыс. человек.
Оперативная сводка гласит: «Ветлуга взята отрядом Букштыновича после вечернего боя с 3 на 4 сентября». Сам Букштынович телеграфирует в Кострому: «Ветлуга сдалась после вечернего боя 4 сентября. Белые бежали». Представитель штаба округа, вступивший в должность коменданта Ветлуги, Зорин сообщает окружному военкому: «Начинаю чистку сорной Ветлуги. Порядок восстановлен».
Тем временем отважный губвоенком Филатов с приданными ему силами предпринимает вторую попытку осады Уреня. И вновь терпит неудачу. Прорваться через окопы и вооруженные заслоны уренцев без новых кровавых потерь невозможно.
Узнав о взятии Букштыновичем Ветлуги, Филатов благоразумно отходит к Варнавину. Здесь его ждет известие: он назначается не кем-нибудь, а «командующим вооруженными силами Ветлужско-Варнавинского фронта». К нему в помощь в Ветлугу направлен второй губвоенком Мухин.
Удар по Уреню задумывается с трех направлений: Букштынович из Ветлуги на Новоуспенское, Широкое, Черное, Тонкино; Филатов из Варнавина — на Черное, Петрово, Михайлово; отряд, дислоцированный в Баках под командой ветлужанина Рябинина — на Заводь, Носовую, Семеново.
10 сентября Филатов информирует губисполком: «9 сентября аэроплан прибыл Варнавин 22 часа. Десятого вылетает в разведку. Десятого же приказал по всем трем направлениям… повести наступление. По сведениям противник имеет свыше 10 тысяч человек. Руководящая роль принадлежит… приезжим офицерам — белогвардейцам из Уржума…»
Справедливости ради стоит отметить, что численность повстанцев на тот момент вряд ли превышала 3−3,5 тыс. человек. С возвратом Советской власти в Ветлуге началось массовое дезертирство крестьян из повстанческой армии. Но все равно — это была грозная сила.
К вечеру 12 сентября красноармейские части с трех намеченных сторон уже на подступах к Уреню. И тут руководство мятежников дрогнуло… Отходить! Но куда? Отряд ветлужских повстанцев человек в 100, бежавших не так давно из Ветлуги, решает двигаться к Казани. Вслед за ними тем же днем Урень покинули еще около 1000 собственно уренских мятежников. Эта тысяча растворяется в Уренских лесах, а ветлужский отряд, узнав по пути, что Казань сдана Красной Армии еще 10 сентября, возвращается в Яранский уезд, здесь попадает в окружение и тоже распыляется…
Льют дожди. Осенняя распутица. Повозки, орудия вязнут в грязи. 13-го красноармейские части в течение всего дня стоят, хотя до Уреня рукой подать. Но Филатов предпринимает устрашающий маневр: летчик Феофанов на аэроплане — истребителе типа «Фарман» облетает Урень и по окраинам села сбрасывает четыре бомбы. Для большинства уренцев, неграмотных, суеверных, дальше своего села, бывало, и носа с рождения не казавших, явление невиданной «птицы» в небе, низвергаюшей к тому же громы и молнии, явилось предвестником конца света. «Ероплан» и решил исход сражения.
В ночь с 13 на 14 сентября от уренцев — робкая депутация. Дескать, сдаемся. Правда, в числе делегации люди, к мятежникам отношения не имеющие. В том числе один советский работник, бывший у мятежников в заложниках. В деревне Холкино, что в семи верстах от Уреня, их встречает лично командующий фронтом. Он суров и неумолим: ставит ультиматум. Во-первых, чтоб в течение двух часов сдали уренцы все имеющееся в наличии оружие; далее — беспрепятственный учет хлеба; затем — возмещение всех расходов по подавлению восстания; и, наконец, выдача всех зачинщиков и главарей мятежа. Депутация ультиматум молча выслушивает и покорно-подавленно удаляется.
Днем 14-го аналогичная депутация — от Черновской волости, к Букштыновичу. Эти еще хорохорятся. «Мы против Советской власти не шли и не идем, — писал крестьянский сход в своем послании. — Протестуем против грубых насилий, против поголовного отбивания хлеба… Мы желаем того, чтобы Урень был утвержден… уездным городом… чтобы вы согласились… не производить никаких репрессий над всеми гражданами волости и считать все происшедшее чисто всеобщим народным движением против насилия… Мы очень желаем открыть новую большую торговлю».
Выждав еще день, войска Филатова и Букштыновича 15 сентября с двух сторон входят в Урень. Мятежников, явных, во всяком случае, здесь уже не осталось. По пятам бежавших брошен сводный галичско-буйский отряд под командованием Неронского: до конца сентября он просеивает южные волости Урень-края. Другие красноармейские части тотчас после завершения операции покидают Урень-край — по другому месту назначения.
19 сентября Филатов с гордостью докладывает губернским властям, а также читателям «Северного рабочего»: «Вспыхнувший в начале августа мятеж в Уренском крае Варнавинского уезда и части Ветлужского уезда мною был беспощадно подавлен. Главные зачинщики мятежа, бывшие офицеры, бежавшие из Ярославля и Уржума, свившие контрреволюционное гнездо в Урене и Ветлуге, были мною расстреляны… Часть зачинщиков-главарей, ускользнувшая от расстрела, разбежалась по разным уголкам, где будет снова продолжать свое черное дело и, надо полагать, что сопротивление на почве учета хлеба в Макарьевском и Ковернинском уездах есть дело рук мерзавцев, бежавших из Варнавинско-Ветлужского района… Все отряды, принимавшие участие в подавлении мятежа… с артиллерией и кавалерией мною направлены в Ковернинский и Макарьевский уезды… Товарищи бедняки! Немедленно примыкайте к отрядам Красной Армии, помогайте ей истреблять кулаков…»
Идет «чистка» «сорных» Ветлуги и Уреня. В поте лица трудятся уездные ЧК, кроме того, в уездах работает губернская ЧК во главе с Я.К.Кульпе и следственная комиссия губревтрибунала.
«Варнавинская Советская газета» от 12 октября 1918 г. публикует список из шести руководителей мятежа, расстрелянных незадолго в Урене по приговору Губчека… Постановлением Губчека в Ветлуге расстреляно 20 повстанцев. 30 ноября в Ветлуге расстреляно еще семь человек — постановлением уездной ЧК… В докладе председателя Варнавинской УЧК сообщалось: со 2 сентября по 1 декабря 1918 г. уездной комиссией арестовано 137 человек, расстреляно в Урене и Варнавине 38 человек.
Автор не располагает полными официальными данными по поводу жертв восстания как с «красной», так и с «белой» сторон. Есть ли эти данные вообще? Кто их, жертвы, тогда УЧИТЫВАЛ? В горниле «революционных» перемен возможно ли это было в принципе?
Но вот всего один характерный эпизод — из воспоминаний В.М.Журавлева, осенью 1918 г. продотрядника, в начале 1919 г. — заведующего ссыпным (накопительным для «учтенного» хлеба) пунктом в Урене. Датированы воспоминания 1926 г., то есть достаточно «свежи» и потому особо достоверны:
«В порядке мобилизации для руководства на местах учетом было мобилизовано несколько человек из числа варнавинских советских служащих, в том числе попал и я в качестве старшего группы в 5 человек. Это было числа 29 сентября 1918 г… В Тонкине в то время стоял… отряд под начальствомНеронова(правильно „Неронского“ — С.С.). Был еще в штабе отряда политрук с армянской фамилией. В Тонкине и близлежащих селениях ими было арестовано 24 крестьянина за участие в восстании, убийстве Комарова(волвоенарма, см. выше — С.С.). Через день после нашего приезда отряд с музыкой и флагами похоронил Комарова… Говорили речи, было дано несколько залпов. На другой день отряд выступил… к Варнавину и, уходя, захватил с собой арестованных 24 крестьян… Один из арестованных, дряхлый больной старик, был посажен на телегу, в суматохе у него свалилась шапка. Его старуха бросилась надевать шапку. Красноармеец холодно отстранил ее и сказал при этом: „Не потребуется“. Родственникам арестованных не позволяли давать им белья и съестного на дорогу. Все это вселило какое-то предчувствие. И действительно, отряд, уходя, справил тризну по убийствуКомарова: арестованных разделили на две партии по 12 человек и, отойдя от села, расстреляли в упор на ходу выстрелами в голову. Одну партию в версте, а другую — в полутора от села. Арестованные и не подозревали о своей участи. Отряд ушел, оставив трупы около дороги… Убитых… везли через село по домам… Еще не застывшая кровь, вывалившиеся мозги… Только в такие минуты познаешь весь ужас гражданской войны, требующей таких жертв…»
В докладе следственной комиссии, подводившей итоги мятежа осенью 1918 г., тоже упоминались «…случаи, когда зачем-то сжигались дома, не говоря уже о расстрелах на „ура“ после покорения Уреня, без выяснения часто виновности расстрелянных…»
Словом, убито в столкновениях, расстреляно «постановлениями» и без — сотни, арестовано, посажено в тюрьмы и лагеря, бежало, сорвавшись с обжитых мест, — тысячи и тысячи… Такова кровавая жатва «последнего решительного» лишь за август-сентябрь 1918 г. и лишь по двум не самым, в общем-то, зажиточным и земельным уездам России.
ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ. I
…ИВАНОВА, «УРЕНСКОГО ЦАРЯ», брали в один из морозных дней в начале 1919 г. В глухом лесном углу, вдали от людей и проезжих дорог. Окружили занесенную снегом избушку, уполномоченный губернской ЧК нарочито громко дал команду:
— Ле-авый фланг! За-аха-ди!
Рядом с избушкой выросла высокая фигура заросшего бородой не старого еще человека в меховом полушубке.
— Не стреляйте! — крикнул хрипло. — Сдаюсь…
Повязали Иванова, бросили в сани.
— И где же… где… - оторопело спросил он, — отряд ваш?
— У тебя, — ответили ему, — перед глазами!
Семеро всего красноармейцев было.
Взвыл тоскливо, лесным зверем, «царь уренский»:
— А я-а-а!.. А я-а-а-то думал! Да я б вас, как галок, из винтовки перещелкал!!!
Выходит, на что-то еще надеялся?
В Урень-крае орудовало около десятка формирований по 30 и более человек в каждом под водительством бежавших из Уреня в сентябре мятежных главарей Иванова, Кочеткова, Коротыгина, Вихарева и прочих. Местные из обиженных Советами их поддерживали — хлебом, салом, одеждой, оружием. Выжидали перемен: не вечно же коммунистам хозяйничать! Не пойдет за ними крестьянин, вновь поднимется!.. Ждали реванша. А пока… Матерели в лесах, дичали, превращаясь, в сущности, из «идейных» повстанцев в обыкновенных, правда, очень уж по любым меркам изощренных в жестокости бандитов.
Военно-революционные штабы в Варнавине и Ветлуге в такой обстановке преобразованы в Революционные Советы. Варнавинский уездный Революционный Совет приказом N 1 от 1 ноября 1918 г. обязует создавать аналогичные Советы в волостях уезда (в составе волвоенкома — председатель, главы волисполкома и от комбедов) — все митинги, сходы, собрания допускались только с их разрешения. Действует уездная ЧК. В Урень-край из Костромы направлен Чрезвычайный Комиссар А.А.Смирнов с вооруженным отрядом для контроля ситуации, так сказать, на месте.
А.А.Смирнов в середине ноября из Уреня телеграфирует: восстание в Вахрамеевской и Черновской волостях возобновляется. К нему в помощь с дополнительными силами и чрезвычайными полномочиями спешит политкомиссар караульного батальона «тов. Анисимов». Вооруженные же продовольственные отряды продолжают КОНТРОЛЬ и УЧЕТ.
Ряды коммунистов, доказавших на деле революционную свою несгибаемость, ширятся.
23 ноября 1918 г. местные «революционные коммунисты» (бывшие эсеры-максималисты Борисенко и др.) единогласно выходят из членов собственной организации и вливаются в ряды Российской коммунистической партии (большевиков). Их заявление 7 декабря публикует губернский «Северный рабочий»: «…социальное творчество трудящихся масс сгладило разницу в тактике… таковая у нас теперь едина… Идеологические разногласия, которые у нас существуют, не должны быть помехой для слияния, так как момент чрезвычайного напряжения классовой борьбы зовет всех к единой дружной работе…»
«Варнавинская Советская газета» переименовывается в «Коммунист», редактирует ее, разумеется, уком РКП (б).
Другие «левые» эсеры смещены с совдеповских постов, на них заведены «дела», спустя полгода они предстанут перед выездной сессией Костромского Революционного Трибунала… Они, «левые» эсеры, а персонально Галахов, Махов и другие наряду с уренскими мятежниками оказались крайними при разборе событий, содрогнувших Варнавинский уезд летом-осенью 1918 г.
С.С.Касаткин, член следственной комиссии при Костромском ревтрибунале, в уже упоминавшемся докладе от 18 октября 1918 г. констатировал: «…по моему мнению, главной причиной вспыхнувшего восстания является не столько недовольство хлебной монополией, сколько прямое недоверие к ней и к тем лицам, которые должны были бы ее проводить, то есть к членам Уездного Совета… Мне до сих пор не ясно, было ли это крестьянское восстание против местного Совета или против Советской власти вообще… склоняюсь к выводу, что до приезда руководителей и офицеров из Ветлуги, Семенова, Баков и пр. мест восстание это было лишь восстанием против местного Совета».
В статье В. Керженцева в «Известиях» от 22 января 1919 г. цитируются общие выводы следственной комиссии: «…реквизиции происходили без особого порядка и имели скорее характер грабежа. Представители власти крестьян и рабочих шли в деревню к крестьянам с пулеметами и нагайками, обвитыми проволокой. Хлеб, необходимый для бедноты города, они добывали, обирая бедноту деревни. Своими действиями Галахов и К0 лишь объединили бедноту с кулачьем в общей ненависти в нашей Красной Армии… Понятно, что к такой Советской власти даже и беднейшее население особой симпатии не чувствовало, да и чувствовать не могло. Во власти Советов оно не видело защитников своих классовых интересов. Оно видело лишь, что у власти стали авантюристы низкой марки, и с их личностями отождествляли и принципы Советской власти».
Понятно, что В. Керженцев в рамках одной газетной статьи не мог изложить всех фактов, выявленных следственной комиссией, работавшей осенью 1918 г. в Урень-крае по поручению Костромского губисполкома. Кое-какие факты из ее обобщающего доклада (подписали его председатель комиссии Н. Огибалов, члены А. Кравков, С. Медников) мы уже знаем. Вот и некоторые другие, общую картину дополняющие.
Так, комиссия приводит мнение Уренского волисполкома, созданного здесь на обломках поверженной «белой» власти. Волисполком считает, что «…многие люди, малозаметные ранее, попав в уездный Совет, проявили низкие инстинкты, тщеславие и опьянение властью…» Правда, по поводу состава всего уездного Совета сама «…комиссия от собственного мнения воздерживается… но, судя по последующим делам… считает это возможным».
Помните, еще в начале марта уездсовдеп посылал на Урень вооруженный отряд, выдвигал ультиматум? «На отказ Уреня подчиниться учету и разоружить заставы, — читаем в докладе комиссии, — Варнавинский исполком объявил село на осадном положении, было приказано вывезти женщин и детей, т.к. по истечении определенного срока село будет сметено с лица земли. Подобный приказ устрашил даже уренцев. Была выслана мирная делегация… и был заключен мир… Советская власть, — делает вывод комиссия, — покоряет, но не убеждает и доказывает, она наказует, но не доводит до сознания преступности содеянного. И результат такой политики… самый плачевный».Комиссия упрекает уездный Совет, что «…несмотря на явную преступность этого… движения, мер к расследованию и выяснению виновников принято не было, более, как… установлено, главный организатор и глава выступления М. Рехалов входит в „фавор“ к Галахову, им поддерживается и прикрывается им». То есть: с одной стороны, не надо было с уренцами уж так вот жестко. Но с другой: уж коли «выступил» кто против власти, встал ей поперек — так и ты не уступай, ослушника добивай!
Ох уж этот Рехалов!.. Весной 1918 г. в Уруне началось «…развитие курения самогонки, которая приняла колоссальные размеры… Уренский исполком так говорит: «Ранее пили бражку, истребляя сахарный песок, в то время как голодные получали его лишь как необходимый продукт, теперь же начали курить самогонку, тратя тысячи пудов хлеба, которые вырывались из глотки голодного… Кулачье лишь насмехалось: «Вот у вас и хлебная монополия, а мы хлеб тратим и на самогоночку». (Заметим, что самогон при запрете свободной торговли хлебом шел главным образом на продажу — как малоемкий субпродукт; впрочем, и пьянство, по многим свидетельствам, стало приобретать угрожающие размеры — С.С.) «К сожалению, — читаем далее в докладе, — Рехалов, с одной стороны, преследовал самогонщиков, с другой — сам по своей слабости имел наклонность к употреблению этой же самой самогонки».
То, что Рехалов по пьяни крестьянину в зубы мог дать, — об этом ранее мы читали. Мог лично дать и Галахов. Но Рехалова народ все-таки до последнего терпел. А Галахов — он какой-то уж слишком заводной, если не бесноватый был. Во время летних реквизиций, как показывал один из свидетелей, «… приехали в М. Садомово… начались избиения… Галахов приказал взломать двери и замки и начал раздавать бедноте или, вернее, тем, кто ей назывался, все, что там было: одежду, шерсть, муку, инвентарь и вообще все; скоро все было роздано. Галахов, чтобы еще более наказать… хотел зажечь дома и постройки, но его упросили это не делать, т.к. могут сгореть и невинные жители».
А как Галахов и К0 по весне 1918 г. растащили, разграбили национализированные барские имения?!
Преподносилось это так: выставляем на торги, дабы прекратить грабительские набеги на государственное имущество со стороны крестьян. Выставили имения — Базилевского, Ставицкого, Ильиной, Когурова, Захарьина, Бердникова и др. Были это до недавних пор высокодоходные образцовые хозяйства. Инициатором распродажи выступила верхушка уездсовдепа, но дело велось настолько втайне, что «…некоторые члены исполкома не знали… до начала торгов…», что они, торги, собственно, должны состояться.
«Очевидно, — резюмирует комиссия, — что лица, распоряжавшиеся распродажей, были заинтересованы в ней… отбирали по своему вкусу вещи и, под предлогом конфискации их в пользу Совета, брали себе бесплатно». Из показаний свидетеля: «Галахов говорил, чтобы каждая вещь продавалась с торгов, сам нарушил это первый, отобрав для себя лично мягких шесть стульев и два кресла».
А денежки от торгов?
Сиротин, уездный Комиссар финансов, на этот вопрос только руками развел: «Деньги вносятся не то в артель, не то в волостной Совет, и записи никакой не ведется… Вырученные суммы ко мне не поступали».
А денежки от контрибуций?
Тот же Сиротин: «Галахов стал накладывать контрибуции, на которые давал только личные расписки, а никакой записи не велось, деньги расходовались так же, ничтожная часть была представлена в Совет…»А это, как мы помним, тоже суммы в десятки и сотни тысяч!
Аналогичной ситуация была и при реквизициях хлеба.
Галахов: «Я лично никаких денег за хлеб не платил, т.к. выехал дня три или четыре после того, как выступили отряды, но я давал распоряжения, чтоб каждый пуд записывался и чтобы за него уплачивались деньги, но по твердой цене… о бесплатном отобрании не могло быть и речи».
Махов: «Галахов действительно говорил это. При каждом отряде были члены продколлегии, которые и вели отчетность. Приказание Галахова об уплате за хлеб почему-то все-таки не исполнялось…»
Почему же? И разве не в прямом подчинении Галахова находилась эта самая продколлегия?
«При повальных обысках хлеб отбирался даже у незажиточных, которым не оставлялась норма, назначенная по Декрету… Кулаки и спекулянты, имеющие излишки, вовремя их успели скрыть, а среднее и бедное население, не имея этих излишков, не думало… Но оно-то и поплатилось».
Увы, не сумели Галахов и К0 по ряду причин повернуть в сторону Советской власти беднейшее крестьянство. Не по плечу эта задача оказалась и Красной Армии. «Как крупный дефект наших частей, — читаем в докладе комиссии, — надо отметить и то, что под подозрение бралось все население. Случаев в Уренском районе опереться на бедноту не было, и наши части в своих действиях очень мало отличались от монархической армии. Весь Уренский район после покорения буквально был разграблен. Совершенно не разделяя на бедноту и кулачество, красноармейцы тащили все, что попадется под руку, до женских юбок включительно…» Само собой, это «включительно» тоже нигде и никем, кроме как ограбленными и оскорбленными крестьянами, не «учитывалось».
Досталось от доблестных красноармейских войск и соседям-ветлужанам. «По занятии Ветлуги город оказался наполовину пустой. Из 9 тысяч осталось лишь 5600 человек. Спустя некоторое время начались грабежи. Только зарегистрированных разграблено было до 230 квартир… В частях началось поголовное пьянство…» — это также из доклада.
«Пособники контрреволюции» — представьте себе, так называлась статья В. Керженцева в «Известиях». Имелись в виду Галахов и К0. Информировалось, что в последнее время «…среди Уренских советских работников была произведена основательная чистка, и на работу этой местности было обращено серьезное внимание. Но сколько осталось еще волостей и уездов Советской России, — вздыхал журналист, — где во главе местных Советов стоят люди, ничего общего не имеющие с социалистической республикой! Как часто раздаются с мест те вопли, которые, например, дошли до нас из одной волости Костромской губернии: «Нас губят, — пишет один волостной сход, — насилуют нашу волю, над нами издеваются, как над бессмысленным скотом».
http://rusk.ru/st.php?idar=8702
|
|
