Правда и ложь о Петербургском Историческом Архиве

Наверное, ещё никогда за время существования цивилизации историю не пытались так много раз переписывать, как это делали в ХХ веке. Понимая исключительную важность той или иной трактовки исторического события, власти шли на всё, чтобы доказать угодную себе концепцию. Первостепенное значение в такой ситуации стали играть подлинные документы, в которых собственно и был отражён конкретный исторический факт. В нашей стране ещё совсем недавно для того чтобы получить доступ к первоисточникам и подлинным историческим свидетельствам необходимо было обзавестись огромным количеством виз и разрешений от власть имущих. Проще было заняться беллетристическим фантазированием на исторические темы, чем писать серьёзные исследовательские работы, что собственно многие и делали. Те немногие угодные режиму историки, которые имели возможность ознакомления с подлинником, часто занимались его неполным цитированием, подтасовкой — вплоть до полного искажения смысла документа.

Эпоха «гласности» и «демократизации», казалось бы, открыла многие недоступные архивы, и упростила доступ к большинству из них, но всё оказывается не так просто. Как мы видим на примере беспрецедентной авантюры, затеянной кремлёвскими чиновниками в отношении Российского Государственного Исторического Архива (РГИА) в Петербурге кто-то сильно заинтересован в том, чтобы на многие годы перекрыть важнейший источник информации в переломный для всей страны момент. Именно когда Россия стоит на перепутье и вот-вот определится с тем, какую идеологию, какой путь развития выбрать, её лишают связи с собственным прошлым, зафиксированным в миллионах документах, хранящихся в самом большом историческом архиве страны. Этот «кто-то» видимо всерьёз считает, что нам не надо ориентироваться на тёмное прошлое «тюрьмы народов», ведь вокруг так много процветающих цивилизованных стран, готовых в любой момент поделиться с нами своим бесценным опытом, и, кроме того, имеющих своих горячих поклонников в рядах российской политической элиты и СМИ.

Напомним хронологию событий, развернувшихся вокруг бывших зданий Сената и Синода, где ныне, пока ещё находится РГИА.

В 2002 году, в целом ряде сообщений, связанных с частичной передачей столичного статуса Петербургу, было заявлено о возможном переезде из Москвы некоторых властных структур, в частности, Конституционного суда. За неимением лучшего, чиновникам этого ведомства (всего конституционных судей в Москве аж 19 человек) было обещано вселение в огромное здание РГИА, где уже 170 лет существует крупнейший в мире исторический архив, насчитывающий 6,5 млн. единиц хранения. Одновременно с этим, возле станции метро Ладожская стали возводить новое здание хранилища, естественно, «по последнему слову техники». Всё было бы ничего, если конечно не считать многочисленных выступлений общественности и экспертов против переезда этого уникального собрания документов.

Однако судьи, по-видимому, решили не покидать насиженных мест, и управделами Президента РФ Владимир Кожин, выступая уже совсем недавно, в декабре 2005 года, заявил, что денег у правительства нет, и сейчас рассматривается возможность передачи зданий Сената и Синода частным инвесторам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это заявление вызвало бурю протеста у петербуржцев, которые были возмущены таким надругательством над символами российской государственности. Ведь очевидно, что коммерческое использование этих зданий предполагает их преобразование отнюдь не в музей, а, скорее всего, в «торгово-развлекательный комплекс» — термин, скрывающий за собой самые различные структуры — от дорогих бутиков до казино и стриптиз-клубов.

Мы встретились с главным хранителем РГИА Никитой Сергеевичем Крыловым, который в силу своей должности лучше, чем кто бы то ни было знает весь комплекс проблем, возникающих в связи с переездом архива. Запись беседы с ним мы предлагаем нашим читателям.

Никита Крылов: Наконец-то через три года господин Кожин нашёл в себе мужество признаться в том, что все предыдущие годы он чудовищно лгал. Ведь в 2002 г. он клятвенно заверял, что в эти здания въедут только государственные учреждения. Никаких отелей и прочих злачных заведений здесь не будет ни при каких обстоятельствах.

Та истерика, которую после последнего заявления руководителя президентской администрации подняли губернатор Петербурга Валентина Матвиенко и председатель Законодательного собрания Вадим Тюльпанов совершенно неискренна. На мой взгляд, это просто демагогия. Та же самая госпожа Матвиенко два с половиной года назад, летом 2003 года, по сути дела предрешила такое развитие вопроса, нарушив своё обещание, данное нам весной 2003 года. Тогда она сказала, что судьбу архива и возможность его пребывания в этих зданиях будет решать специально созданная экспертная комиссия, состоящая из высочайшего класса специалистов-строителей. Причем Матвиенко гарантировала нам, что в эту комиссию будут включены по нашему предложению и те лица, которых выберет общественность. Мы сразу же прислали фамилии четверых таких специалистов, но ответа не получили. В октябре 2003 года, презрев свои обещания, губернатор подписала распоряжение, по которому отводился участок для строительства нового здания. Точнее говоря, не строительства нового здания, а достройки прежнего здания Центробанка, к которому пристроили корпус для хранилища и прочих административных помещений РГИА. Таким образом, сегодняшние её причитания о том, что в этом здании должно находиться государственное учреждение и ничего более, мы можем расценить как «крокодиловы слёзы», потому что на самом деле единственным государственным учреждением, которое по праву должно находиться в зданиях Сената и Синода, является сенатский и синодальный архив. А то, что сейчас говорят о некой правопреемственности конституционного суда, который въедет сюда как наследник Сената, конечно полная ерунда: не было в дореволюционной России конституционного суда, не было и конституции, и аналогии между прежним дореволюционным Сенатом и нынешним конституционным судом совершенно ни на чём не основаны.

Но самое главное, при всех нынешних разговорах, когда говорят о восстановлении исторической преемственности и упоминают здания Сената и Синода, Синод совершенно упускают из виду. А ведь здание Синода по праву принадлежит Церкви. Оно строилось на деньги Церкви. Синодальный архив, который в нём помещался изначально, то есть 170 лет назад, тоже является бесспорным достоянием Русской Православной Церкви, и она вправе заявить свои претензии и на здание, и на архив, который в нем помещался и пока еще находится.

Владимир Шуляковский: Нам известно, что кроме всего прочего, в здании бывших Сената и Синода находились две домовые церкви. Какая участь, на Ваш взгляд, ожидает эти храмы в случае передачи зданий другим структурам, не говоря уже о коммерческом использовании помещений архива.

Н.К.: Совершенно верно. В здании Синода, на 2 этаже, находится небольшая церковь во имя Святых Отцов Семи Вселенских соборов. В здании Сената, в двухсветном зале, который занимает пространство 2 и 3 этажа — церковь Святого Благоверного Князя Александра Невского. О том, что с ними будет, мы можем только гадать. Но можно здесь, так сказать, опереться на некую аналогию. Вот скажем Константиновский дворец, который уже оказался в распоряжении господина Кожина и был реконструирован под его руководством. Он, как известно, утратил свою домовую церковь, которая конечно же не действовала задолго до того как он перешел в ведение президента. Но помещение храма оставалась. Так вот, именно через это помещение была прорублена шахта лифта, хотя, как говорят специалисты, это можно было сделать иначе и прорубить её в стороне. То есть технической необходимости в этом не было. Тем не менее, строители и инженеры варварски обошлись с помещением, где можно было бы восстановить домовую церковь. Сейчас, правда, сотрудники Константиновского дворца говорят о том, что мы ещё подумаем, и возможно церковь будет восстановлена. Однако, все понимают, что восстановление храма на историческом месте уже невозможно.

Такое неуважение к святыне, проявленное бывшим комсомольским секретарем Кожиным в Константиновском дворце, дает нам основание сомневаться в том, что он с должным уважением отнесётся и к упомянутым двум домовым храмам Сената и Синода. Тем более что независимо от того, кто будет хозяином этих зданий, уже сейчас известно, кто будет заниматься их реконструкцией. На днях представитель строительной организации, которая строила новое здание архива у метро Ладожская, прямо заявил в интервью «Петербургским ведомостям», что теперь мы перемещаемся на площадь Декабристов, в здания Сената и Синода. Поразительно то, что хозяина ещё нет, а подрядчик, который будет заниматься реконструкцией, уже заявлен публично в газете. А поскольку это те же самые строительные организации, которые работали и в Константиновском дворце, и строили новое здание архива, мы вправе ожидать, что они точно также отнесутся и к нашим домовым храмам.

В. Ш.: В средствах массовой информации в последнее время всеми силами создаётся мнение, что якобы здания в которых сейчас расположен РГИА, в силу целого ряда причин не могут использоваться как хранилища ценнейших архивных документов. С другой стороны активно пропагандируется то, что новое здание архива, которое недавно было открыто Владимиром Путиным, является абсолютным «чудом техники», идеально приспособленным для этих целей. Что Вы, как человек непосредственно отвечающий за сохранность каждого документа, можете сказать на этот счет?

Н.К.: Последние события окончательно дезавуировали тот мотив, который присутствовал первоначально, когда здания отбирались в пользу Управления делами Президента. Якобы существует некий, более достойный преемник, который может сюда вселиться. Теперь ясно, что такого преемника на сегодняшний день нет. Его ещё не определили. Остается единственный мотив: это то, что здания непригодны для размещения в них архива. Можно ещё раз, наверное, в тысячный раз повторить всю ту же аргументацию, которая излагалась и по радио, и по телевидению, и в газетах о том, что здания эти строили специально, с расчетом на то, чтобы здесь были помещены архивы. Именно так их проектировал архитектор Росси, и строил инженер Штауберт. Причем, при тогдашней технике строительства предусматривалось в первую очередь всё возможное, чтобы несущие конструкции обеспечивали 100% надежность. То, что здание никогда не рухнет, с блеском подтвердилось в годы Великой Отечественной войны, когда четырнадцать прямых попаданий снарядов и авиабомб колоссальной мощности не привели ни к каким разрушениям. Большая часть снарядов отскакивала как мячики от стен Сената и Синода. Другие снаряды, если они и делали пробоины (одна бомба разорвалась на чердаке), то даже чердачные перекрытия, которые покоятся на деревянных балках, от этого не пострадали, не говоря уже о колоссальной толщине сводчатых перекрытий — с ними вообще ничего не произошло.

Более того, наши здания выполнены из старинного кирпича сорта железняк и полужелезняк. Они производились по специальной технологии, которая позволяла делать эти кирпичи из известкового раствора. Что это значит? Этот раствор, этот кирпич, эта штукатурка, в отличие от современных аналогичных построек, выполненных на цементном растворе, вбирают в себя влагу — они «дышат». Вся лишняя вода внутри существующих помещений архива уходит, а когда её не хватает, они отдают эту влагу. Вот эти дышащие стены, плюс деревянные стеллажи, о которых с такой истерикой заявляли по телевидению (якобы они у нас из неструганных досок) и создают тот микроклимат, который столь необходим нашим документам. Благодаря нему удается не только предохранять дела от плесени даже в условиях, когда у нас действительно плохо работает система отопления, и случаются протечки из-за того, что директор вовремя не перекрыл крышу. Но, даже когда к нам поступают дела зараженные плесенью, стены за несколько лет «вылечивают» эти бумаги. Именно так случилось с документами, поступившими к нам в 20-е годы из разных мест России. Сегодня экологи констатируют, что плесень, поразившая эти документы, нежизнеспособна.

В.Ш.: Одной из самых острых проблем переезда РГИА на новое место, безусловно, является непосредственно перевозка документов. Каким образом предполагают её осуществлять? Реально ли полностью исключить возможность повреждения уникальных документов, а также их хищение?

Н.К.: Конечно это самая главная проблема. Недаром у нас говорят — два раза переехать, все равно, что сгореть. Все повреждения, которые имеются на наших делах и документах, произошли, как правило, именно в процессе многочисленных переездов, которые они претерпевали прежде, чем поступить в наш архив. Переезд — это всегда колоссальное бедствие. Каждый может судить об этом, если он переезжал из квартиры в квартиру. Но здесь речь идет о перевозе 6.5 миллионов дел. Акция беспрецедентная в истории нашей страны. Архивы переезжают и сегодня из помещений действительно аварийных, как это происходило в Рязани, Туле, Пскове. Но их объемы совершенно несопоставимы с нашим собранием. Как это может быть организовано, каким средствами выполнено в те сжатые сроки, которые нам сейчас диктует правительство, мы просто не можем себе представить. Фирма-перевозчик, которая выиграла тендер на перевозку наших документов, исходила из сроков 18 месяцев. Это фантастический срок. Партархив, который переезжает сейчас в Петербурге, уже 10 лет затратил на эту процедуру. 18 месяцев для нашего архива — это гибель. Самое главное, что этот срок не удовлетворяет господина Кожина. Нам поставили ещё более страшную задачу — уложиться в 12 месяцев. Это возможно, наверное, только если наши дела будут выбрасываться лопатой из окон и по перевозке на место сваливаться в какую-то кучу. Реально это невыполнимо. Сколько бы грузчиков и солдат (нам уже сказано, что грузить будут солдаты) не прислали, у нас просто не хватит сотрудников, чтобы за ними уследить. У нас также не хватает подъездов, к которым могут подъехать грузовые машины. В новом здании подъезд может принять только две машины одновременно. Наладить четкий график движения по городу — совершенно невыполнимая задача в условиях наших пробок и так далее. То есть количество неопределенностей таково, что мы уже заранее готовимся к тому, что будет хаос, безумный хаос, в ходе которого погибнет неведомое количество дел. Что говорить о грядущем переезде сейчас? В данное время производится упаковка дел. Коробки, в которых они хранятся, опечатываются пластиковыми ленточками. Наших сотрудников, естественно, для этого не хватает, пришлось нанять контрактников. Приглашают людей, которые являются родственниками наших сотрудников. Кто из наших сотрудников может отвечать за каждого своего родственника? Вопрос достаточно сложный. Но самое главное, сотрудников не хватает, чтобы проследить за ними. У нас физически нет столько людей, чтобы проконтролировать их работу. По хранилищам сейчас ходят табуны незнакомых нам людей, каждый из которых может вырвать лист из любого дела, сунуть его к себе за пазуху. Или подойти к окошку, выбросить, а там подельник поймает и утащит. И самое главное, мы не узнаем об этом ни сегодня, ни завтра, ни даже через 5 лет. Только перебравшись на новое место, мы сможем, наконец, провести проверку. Да и то после того как документ кому-то потребуется для работы. Это может произойти очень и очень не скоро. Невозможно будет доказать кто документ взял, где он пропал, и как всё произошло. Очевидно, что возможности для хищений ужасные. Также мы не знаем, есть ли среди людей, которые сейчас работают в наших хранилищах, родственники господина Файнберга, который был дважды судим за кражу наших документов, и сейчас пребывает в Израиле. Будучи отпущен под подписку о невыезде «добрым следователем», Файнберг мог вполне уже заслать своих людей, как он это сделал несколько лет назад, уже скрывшись в земле обетованной.

Он был пойман первый раз ещё в советское время, когда отклеивал марки с документов XIX века. Это давало преступнику колоссальный доход. Второй раз он купил милиционера, который пускал его по ночам в наши хранилища. Файнберг вырезал Высочайшие Указы за подписью Императрицы Екатерины. Эти указы потом всплыли на немецком аукционе, и вызвали большое подозрение тамошних служб безопасности. Они связались с нашими службами. Мы выяснили, что это наши документы. После этого милиция выследила вора — он был арестован, и судим. Милиционера посадили — тот признался, что взял 5 000 долларов. Файнберг с подачи «известного адвоката» всё отрицал, и его выпустили под подписку о невыезде. С тех пор он благополучно проживает в Израиле.

В этом неприглядном случае речь шла только об отдельных указах, отдельных листах. Но стоимость других документов, она вообще не поддается никакому исчислению. Так называемые страховые оценки, которые производятся, когда мы отправляем наши документы на новое место, они не учитывают главного риска. В случае пропажи мы теряем не только оригинал этого документа, который представляет собой эстетическую ценность, мы теряем все его содержание. Отправляя документ на новый адрес, в новое здание архива, мы не можем скопировать его на микрофотопленку — их просто слишком много. Мы чисто физически не можем себе позволить их все скопировать, как это делается, когда документы отправляют на выставку. Сколько может стоить информация, заключенная в том или ином документе, не скажет вам никто. Может она спасет жизнь человеку, как это было во время войны, а может и не одному, а целой дивизии, когда с помощью наших документов восстанавливались железные дороги для наступающих фронтов.

В.Ш.: Есть ещё одна сторона этого негативного процесса. Сейчас, насколько нам известно, прекращен доступ к архивам Синода, к чертежам монастырей, церквей, подворий. Если они окажутся недоступными или пропадут, то восстановление разрушенных святынь Церкви станет практически невозможным. Также затруднительно будет продолжать работу по канонизации Новомучеников.

Н.К.: Совершенно верно. 4 апреля 2005 г. был закрыт читальный зал РГИА. Это произошло вопреки всем заверениям, которые дал нынешний министр культуры Соколов нашему Патриарху. Он обещал, что доступ представителей Церкви в архив святейшего Синода не будет прерван. Вот уже 8 месяцев к нам не только не допускаются читатели, но и письменные запросы от церквей, монастырей, прихожан, не выполняются. Причем это не праздный интерес. Речь идет и о реставрации зданий, и о восстановлении приходов, и о прославлении святых угодников, и самые разнообразные моменты церковной жизни, в информации о которых сейчас остро нуждаются многие приходы, храмы, монастыри. Это важно ещё и потому, что провинциальные архивы, в которых хранились фонды духовных консисторий, находятся в гораздо более тяжелом положении, чем наш архив. Там сохранность документов на порядок ниже. Иногда эти консисторские архивы просто гибли. Поэтому сегодня, чтобы разыскать сведения о православных храмах и получить другую необходимую информацию обращаются именно к нам.

Недоступность информации по всем перечисленным вопросам может принести невосполнимый урон. А самое главное, неизвестно когда исследователи доберутся до этих документов. Никто не может сегодня дать никакой гарантии. Понятно, что год, 18 месяцев это совершенно фантастические сроки. Даже если нас перебросят в новое здание за этот период, то разгребать завал, который образуется в результате этой операции, мы будем многие годы.

В.Ш.: Как Вы считаете, существует ли возможность мирного решения этого конфликта? Есть ли возможность как-то иначе использовать уже построенное хранилище?

Н.К.: Сегодня нам говорят, что поезд ушел, здание построено. Всё же, на мой взгляд, остается ещё возможность здравого решения, которое бы заключалось в том, чтобы новое здание (оно стоит 3.2. млрд. рублей) на самом деле не пропадало. В России достаточно много архивов, которым нужна площадь для расширения. Мы единственный в городе архив, который никогда не будет испытывать необходимости в новых помещениях, потому что он не пополняется с момента революции. У нас только дореволюционные фонды. А все прочие архивы пополняются. Им рано или поздно будут необходимы помещения для расширения. В первую очередь это относится к архиву, который находится на Варфоломеевской улице. Это центральный государственный архив Санкт-Петербурга. Ему, ещё в 1988 году, было обещано помещение на Октябрьской набережной. Сегодня он забит до отказа. Это так же относится к архиву научно-технической документации, который размещается в здании Афонского подворья, в помещении храма. Сегодня его требуют вернуть. Для них тоже ищут помещение. Кроме того, новое здание совершенно необходимо для областного архива. Он находится в Выборге, и недоступен для большинства исследователей. Вот для них всех очень бы даже пригодилось семиэтажное здание нового хранилища.

В.Ш.: Могли бы Вы подробнее рассказать о новом помещении РГИА. Есть ли у него реальные преимущества перед историческим зданием. Действительно ли соответствует это хранилище высоким стандартам главного исторического архива России?

Н.К.: Хочется отметить, что это здание, как бы оно шикарно не выглядело, каким бы мрамором не было отделано, с технической стороны представляет собой настоящую мину замедленного действия. В первую очередь потому, что вся жизнеспособность этого здания, весь внутренний климат, все параметры необходимые для хранения документов зависят исключительно от бесперебойной работы систем кондиционирования, вентиляции, пожаротушения и так далее. То есть всё держится на одной автоматике. У нас эту функцию с успехом выполняют метровые стены. А у нового здания все держится на технике и электронике. Как она будет работать, не знает никто. Мы только знаем, что нужно 69.5 миллионов рублей в год, (это сейчас такую сумму насчитали) чтобы заплатить обслуживающим организациям. А завтра они могут потребовать и 80 миллионов и так далее. У нищего архивного ведомства нет таких денег. Поэтому возможно, что вся эта автоматика выйдет из строя в первые же дни, если какой-нибудь очередной «Чубайс» решит выключить рубильник за неуплату.

Но что говорить о наших проблемах? Такого же типа бетонные корпуса, были построены для хранения книг в новом здании публичной библиотеки. Уже сегодня хранители жалуются, что там пошла плесень. Даже во Франции, в новой государственной библиотеке, которая недавно была построена на берегу Сены, (там тоже бетонные хранилища) несмотря на относительно бесперебойную работу систем кондиционирования, пошла такая плесень, что сотрудники вынуждены были скупать коробки из-под бананов, чтобы хоть как-то сохранить книги. Бетон это страшно агрессивная среда. В ней, при отсутствии естественной вентиляции, все равно не удается создать настоящего здорового микроклимата. У нас это будет помножено на безденежье, и невозможность грамотно эксплуатировать все эти системы.

В.Ш.: Никита Сергеевич, хочется надеяться, что ваше компетентное мнение будет всё же услышано в Кремле. Ведь там по счастью работает не один Кожин. Думаю что Президент, а видимо уже только он один сейчас сможет остановить весь этот процесс переезда, как коренной питерец не может не понимать всю пагубность такой манипуляции и с историческими зданиями и, конечно же, с бесценными документами. Будем надеяться, что справедливость восторжествует. И да поможет вам Бог!