 |
| Православие.Ru | Иерей Николай и матушка Татьяна Ерак | 12.06.2019 |
Семья отца Николая Ерака до переезда в Рыбинск жила в Сибири. Родители девятерых детей получили очень интересный опыт: смогли сравнить отношение общества к многодетным семьям в разных концах России. Внешние тяготы, по словам супругов, помогли им создать по-настоящему крепкую семью.
Семья Ерак
Отец Николай, 47 лет, иерей, настоятель храма преподобного Серафима Вырицкого в г. Рыбинске.
Матушка Татьяна, 43 года, учительница физики.
В браке 18 лет.
Дети:
Отец Николай:
— С моей матушкой меня свёл Господь — мне был дан явный знак. Подробней мне не хотелось бы рассказывать, это очень сокровенное. Мы учились с ней в одном духовном училище в Омске. Я сделал предложение, мы очень скромно обвенчались.
Так получилось, что в самом начале нашей семейной жизни, когда между супругами идёт притирка, у нас были частые конфликты — но не друг с другом, а с родителями. Это и помогло нам с супругой объединиться: мы верующие, а родители — нет. Меня очень быстро рукоположили после женитьбы, а матушкина мама была против, ругала её без устали, что так неудачно вышла замуж. Мы друг друга поддерживали, и эта взаимная поддержка нас очень сплотила.
Конечно, нам было довольно тяжело испытывать постоянное давление со стороны родителей. Но когда появился второй ребёнок, Господь так устроил, что меня перевели в деревню. За семь лет, что мы там жили, наша семья пополнилась ещё четырьмя детьми. Если бы это происходило в Омске, на глазах у родителей, был бы полный кошмар. Начиная с третьего ребёнка они постоянно устраивали нам скандалы, что мы неправильно живём. Они были воспитаны в 1960-е годы: в семье один ребенок, надо строить социализм. Многодетная семья ассоциировалась с неблагополучной семьей. Матушку её мама вообще тунеядкой называла: «Сидишь дома, ничего не делаешь, не работаешь!»
Окружающие воспринимали нас по-разному. В Сибири было тяжелее, а после переезда в Рыбинск мы выдохнули: в Европейской части России лучше относятся к многодетным. Особенно это ощущается в собесе. В Сибири многодетных семей очень мало, даже среди священников. Матушка в Омске один раз сходила в собес и сказала: всё, я больше туда не пойду. Они её в первый раз видели и сразу начали обвинять во всех грехах. Поэтому туда в основном я ходил. А здесь, в Рыбинске, к нам и в собесе, и на улицах нормально относятся. Менталитет у людей другой.
Я всегда мечтал стать многодетным отцом. Мне хотелось семерых. У моих родителей было четверо детей, я младший. Первые две сестры намного старше меня, они выросли и уехали, а я жил с одной сестрой. У меня рано сформировалось убеждение, что один ребёнок — не ребёнок, два ребенка — это полребёнка, а вот три ребёнка — это уже ребёнок. В полной мере я это понял, когда мне пришлось ночью вставать к нашему третьему, Пете. Катя была ещё маленькой, матушка занималась ею, а я вставал по ночам кормить сына. Вот тогда я осознал, что три ребёнка — это ребёнок. А после пяти уже не имеет значения, сколько детей. Когда все дети были маленькими, было тяжело. Старшие подросли и стали помогать, сидят с младшим, часть домашней работы на себя берут. Когда детям исполняется 12 лет, жизнь становится чуть-чуть полегче.
В воспитании мы стараемся придерживаться срединного пути. Нас ведь тоже Господь терпит-терпит-терпит и только потом накажет. И мы стараемся так же. Конечно, терпения нам не всегда хватает, но всё-таки мы детей редко наказываем. Если сильно ссорятся друг с другом, если от старшего сигаретами пахнет. За обман обычно наказываю. А мелкие шалости наказания не заслуживают.
Детских ссор совсем избежать нельзя. Мы живём все вместе в трехкомнатной квартире, поэтому мелкие стычки периодически случаются. Одному хочется одно, второму захотелось то же самое — вот и ссора готова. А так, чтобы до драки дошло — такого, мне кажется, ещё ни разу не было. Но в тесноте, как говорится, не в обиде. Когда у нас трое детей уезжали в детский лагерь, я очень неуютно себя чувствовал. Троих нет — и уже какая-то неполнота. Мы с матушкой привыкли, что всегда окружены детьми. Может, к старости у нас и появится время, чтобы побыть только вдвоём, — а может, и не появится. Нам сейчас выделили в аренду землю; если Бог даст, в этом году начнём строить дом.
Искушения у супругов бывают всякие. Когда люди неверующие, они не понимают, что это проделки нечистой силы. Что мысли и чувства, которые у нас возникают, часто не наши. Нам, верующим, проще. Да, на нас находит, но потом отпускает. Очень важно быть открытыми друг другу. Мы с матушкой даже ни разу не ругались по-настоящему. Хотя, бывало, то я ворчу, то матушка ворчит на меня. Но если я ворчу, матушке Господь даёт лёгкое расположение духа и она молчит, даже улыбается. А когда она ворчит, мне Господь дает лёгкое расположение духа. Зачем отвечать? Я же вижу, что на человека нашло. Надо чуть-чуть подождать и потерпеть. Мы же одна плоть. Прощать надо уметь.
Мы не давим на детей, чтобы они непременно ходили в храм. Наш старший сейчас причащается, хоть и редко, и посещает воскресную школу — в том храме, где ему нравится. На службах не бывает, но ходит в воскресную школу — и слава Богу. Мы молимся о нём; я понимаю, что у человека есть желание принимать решения самостоятельно. У остальных пока такого желания не возникало. И всё равно на Пасху он и его друг пошли вместе с нами в храм, исповедовались, причастились. ещё и девочку какую-то с собой привели, она тоже исповедовалась и причащалась. Хоть подростки и дурят, но семя, заложенное с детства частыми причащениями, будет жить в человеке всю жизнь.
Матушка Татьяна:
— Я замуж вышла в 25 лет. Работала в школе, ходила в храм — одна из всей семьи, никто из моих родных службы не посещал. А у меня возникли вопросы, ответы на которые могло дать только Православие. Кроме того, я росла без папы. Мама была благополучным человеком, работала на заводе инженером, но всё равно женская неустроенность сказывалась на её характере. А в церкви я увидела совсем другие семьи — людей, наполненных другими эмоциями, другим содержанием. Они были соединены не материальными узами, а чем-то другим. Я на них смотрела и думала: «Я хочу вот так». Господь меня услышал, и когда батюшка сделал мне предложение, я согласилась сразу.
Мои родители были против. Благополучная девочка, хорошо училась, закончила университет, работает и вдруг — бабах! — начала ходить в храм, стала попадьёй! Я их понимаю: ребёнок начал жить вразрез с теми представлениями о «правильной» жизни, какие у них были. Это сложно понять и принять. Но, как сказал батюшка, эти нестроения в семье нас объединили, помогли лучше узнать друг друга. Мы ведь до венчания почти не общались. Я один раз увидела молодого человека, выходящего из алтаря, и подумала: «Вот бы за такого замуж!». Прошло немного времени, и он сделал мне предложение.
Я совсем не была готова к тому, что стану многодетной матерью. В семье я росла одна. Так вышло, что и священнические семьи, с которыми я общалась в девичестве, были бездетными. И тем не менее каждого ребёнка я воспринимала как данность, никакой рефлексии у меня не было. Меня иногда спрашивают: «Ну неужели ты хочешь опять эти пелёнки?» Да, это очень тяжело — опять принимать на себя этот труд, во многом себя ущемлять. После рождения последнего ребёнка я два месяца не выходила из дома. Но Господь посылает в сердце такое чувство, которое я даже описать не могу. И это чувство помогает преодолевать все тяготы.
Нежелание рожать детей, как мне кажется, кроется во внутреннем неблагополучии человека. Может быть, сложные отношения с мужем, страх осуждения от других людей. Когда мы жили в Омске, там многодетных семей было очень мало. Ты выходишь во двор с пятью погодками-малышами, уставшая — тебя рассматривают, оценивают и говорят тебе очень много негативного. Там ведь считают, что многодетная семья — значит, неблагополучная. Меня всегда спрашивали: а какое у вас образование? В Рыбинске многодетных семей гораздо больше, и в больницах, в собесе отношение попроще. На улицах вопросов недоуменных не задают. Мы как-то раз приехали в гости в Курган, и когда я выходила с детьми на улицу, посторонние люди набрасывались на меня с вопросами: а вы откуда? а как это вы? У меня было ощущение, что в этом городе люди вообще детей не рожают. Я очень люблю читать интервью с многодетными родителями, чтобы успокоить внутреннюю панику, сказать себе: я такая же, как все. Я нормальная. Потому что все вокруг говорят: ты ненормальная, у тебя столько детей, что-то с тобой не так! Так что каждая история многодетной семьи для меня — как глоток живой воды.
Как ни странно, внешние проблемы помогают сохранить близость между мужем и женой. Пусть будет какой-то дискомфорт — материальный или от других людей… Вот скажет кто-то плохое о твоём муже — ты сразу начнёшь его защищать. И это сплачивает вас. И ещё супругам обязательно нужно общаться. Как только ты что-то недоговариваешь — появляются проблемы. А поговоришь — и тут же проходит. Мы все люди, внутреннее недовольство у всех бывает, и о нём нужно говорить. Не в форме претензий, а спокойно и конструктивно. Тем более маме, которая большую часть своего времени проводит дома с детьми, и муж для неё — главный слушатель и собеседник.
Но главное, что объединяет супругов, — вера и Церковь.
Подготовила Анна Берсенева-Шанкевич
