Священномученик Димитрий Овечкин

Дмитрий Киприянович Овечкин родился 25 мая 1877 года в Казанской губернии, в деревне Малые Подберезы, под Свияжском. Семья была малограмотная, но родители стремились привить детям любовь к знаниям и веру. Не случайно Димитрий Киприянович, уже в девятнадцатилетнем возрасте окончивший Казанскую учительскую семинарию, посчитал, что его долг в том, чтобы нести свет знаний своему народу. Примерно в это же время он познакомился со своей будущей женой — купеческой дочерью из Осы Ольгой Григорьевной Китаевой.

Перед свадьбой Димитрий и Ольга перехали к ней на родину. Свадьбу сыграли в селе Буткеево под Осой, где Димитрий Киприянович преподавал математику, а Ольга Григорьевна — русский язык. Там в их семьебыло семеро детей: в 1903 году родилась Елена, затем — Геннадий, потом — Валентин, Августа, Лидия, Алексей. Младшая, Ангелина, последыш, как звала её Ольга Григорьевна, Аля, родилась в селе Кузнечиха.

Во многом под влиянием родителей жены — людей глубоко верующих — Димитрий Киприянович принял решение стать священником. 12 октября 1903 года епископ Вятский и Слободской Тихон рукоположил его в сан диакона к Христорождественской церкви села Рождественского Осинского уезда Пермской губернии. С 17 октября 1903 года по 1 сентября 1910 года отец Димитрий работал законоучителем церковно-приходской школы при Полевском заводе Екатеринбургского уезда Пермской губернии. На четвёртом десятке лет отец Димитрий поступил в Вятскую духовную семинарию, по окончании которой 27 января 1909 года был рукоположен во священника.

27 января 1909 года епископ Пермский и Соликамский Палладий (Добронравов) рукоположил будущего мученика во священники.

С октября 1909 по ноябрь 1912 года отец Димитрий находился на должности законоучителя в Северном земском училище. Кроме того, в период с 1911 по 1912 год батюшка состоял заведующим, законоучителем и учителем пения в Кузнечихинской церковно-приходской школе, был законоучителя в Пьянковском земском училище и учительствовал в вечерней школе для взрослых обоего пола.

12 октября 1912 года батюшка стал священником Вознесенской церкви села Буткеева Красноуфимского уезда, одновременно исполняя обязанности законоучителя в Редькинско-Буткеевском народном земском училище. В сентябре 1913 года отец Димитрий был перемещён к Кузнечихинской церкви, состоял заведующим и законоучителем Кузнечихинской церковно-приходской школы.

Есть сведения о награждениях отца Димитрия. В частности, в 1914 году он был награждён набедренником в память 25-летия церковных школ, имел серебряную медаль в память 300-летия дома Романовых.

В 1917 году отец Димитрий стал священником в Успенском соборе города Осы.

Дети с малых лет помогали отцу в храме: Геннадий — чтецом, Елена, Августа и Лидия пели в хоре, а при архиерейской службе втроём исполняли «Исполла эти, деспота». Ангелина в это время стояла со всеми на хорах и смотрела вниз на сестёр. «Вырастешь и ты у меня исполатчицей будешь», — говаривал регент Сперанский.

Вся семья отличалась музыкальностью и красивыми голосами, были и альт, и дискант, и меццо-сопрано, и баритон, и тенор. Семья часто собиралась вместе, и тогда звучал домашний хор в сопровождении гитары, балалайки.

Служил отец Димитрий и в Свято-Троицком соборе города Осы, строительство которого было завершено к 1916 году. Собор возводился трудами и усердием благочестивых жителей города.

Овечкиных в городе уважали и любили, да и было за что — семья была небогатая, но благочестивая и дружная. Отношения между родителями и детьми всегда были самые добрые. Даже в тяжёлые времена в семье никогда не кричали и не ссорились. Дети помогали родителям не только в храме, но и по хозяйству — смотрели за коровой, козой, кроликами. Животных в доме всегда было много: кошки, собаки, даже домашний скворец, который сопровождал хозяев во всех прогулках, перелетая с плеча на плечо.

В 1922 году храмы уральского городка Осы, как и тысячи других православных храмов, подверглись ограблению, именуемому советской властью «изъятием церковных ценностей». Отец Димитрий отказался работать в комиссии по передаче церковных ценностей безбожникам, и согласно решению местного ГПУ был осуждён на 6 месяцев условно. Несмотря на это решение, он был заключён в острог почти на год.

В начале 20-х годов захватившие власть в России большевики для ослабления влияния на народ Православия инициировали раскольнические движения так называемых «обновленцев» и «живоцерковников» внутри церкви. Отец Димитрий, как и все священники Градо-Осинского благочиния, твёрдо держался «тихоновского» направления. Когда в феврале 1923 года обновленческий епископ Михаил Бирюков и священник И. Шешин были назначены в Осу, собрание клира и прихожан Градо-Осинских соборов, подчеркнув неприемлемость их идей, постановило: «епископа Михаила не принимать, священника Шешина от службы освободить, от обновленческого епархиального управления отделиться, образовать отдельную группу верующих и пригласить одного из следующих священников: А. Сперанского, Д. Овечкина, А. Овсянникова». Собрание также вынесло решение «приискать» другого православного епископа, «единомышленного с нами». В мае 1923 года собрание верных постановило «учредить в Осе самостоятельную кафедру в соответствии с постановлениями Поместного собора 1917−1918 годов». Был образован Осинский церковный совет, председателем которого стал священник П. Алексеев. В состав совета вошли священники А. Овсянников и Д. Овечкин.

В начале 20-х отца Димитрия неоднократно вызывали в Осинское ОГПУ с предложением о сотрудничестве с властью. Однажды, это было в 1925 году, отец Димитрий, придя домой, выложил на стол что-то завернутое в материю и сказал Ольге Григорьевне: «Вот — панагия». Это было предложение стать «красным архиереем». Отец Димитрий его не принял. Всю жизнь учивший вере и преданности Церкви, он не мог допустить и мысли о предательстве, хотя и понимал, что отказ от сотрудничества с властью может обернуться бедой не только для него, но и для всей семьи.

В доме у отца Димитрия, в то время уже настоятеля храма и благочинного, начались обыски. Вскоре Овечкиных выселили из дома церковного причта, и началось их скитание по чужим квартирам, которые приходилось снимать, выкраивая деньги из небогатого семейного бюджета. Батюшку, обладавшего большой физической и духовной силой, эти трудности сломить не могли. Гораздо больше страданий ему, как пастырю, причиняли разнузданная атеистическая пропаганда и отход народа от веры отцов.

В конце 20-х в моду вошли так называемые научные диспуты между представителями советской науки и священнослужителями. В столице блистали своим остроумием обновленец Введенский и нарком А. В. Луначарский. В то время как слово истинных поборников веры не могло просочиться сквозь советскую цензуру, диспут обновленца и атеиста был напечатан большим тиражом как образец «научного спора».

Отец Димитрий, единственный из местных священников, участвовал в 3 диспутах (больше не допустили), организованных в Перми. Ольга Григорьевна увещевала: «Митя, зачем ты участвуешь в этих диспутах, тебя опять посадят! Что мы делать-то будем?» Учёные из Перми и Свердловска защищали атеистические лозунги, а отец Димитрий стоял за веру крепко, один. И посадили его одного.

Произошло это в 1929 году. Тюрьма находилась на горе, рядом с бульваром, где прогуливались горожане. Сюда, на бульвар, приходили Ольга Григорьевна с младшей дочерью Ангелиной. По договорённости с женой батюшка в условленный час стоял на четвертом или пятом этаже у окна с решёткой. Имущество их конфисковали, ничего из ценных вещей Ольга Григорьевна спрятать не успела, и на жизнь у семьи не осталось никаких средств. «Ничего мне из вещей не жалко, — говорила матушка, — только корову жалко».

В марте 1930 года полномочными представителями ОГПУ Урала священник Димитрий Овечкин был приговорён по статье 58−10−11 УК РСФСР к трём годам лишения свободы «без конфискации имущества», которого у арестанта не оказалось, так как всё уже было разграблено сразу после ареста.

Матушка отца Димитрия, Аля и инвалид Алексей (в детстве повредил ногу и с тех пор ходил на костылях) переселились в маленькую избушку в три окна. Остальные дети повзрослели и разъехались. (Старшая Елена ещё в 20-м году вышла замуж и уехала из Осы).

В 1929 году Августа вышла замуж за начальника Осинского райвоенкомата Николая Башкирова, которого впоследствии за то, что женился на дочери священника, направили в глухое село Бигбарду. Лидия, средняя дочь, уехала к сестре Елене.

«В этот домик к нам приезжали по разнарядке „кантарить“ (перебирать и раскладывать в мешки) картошку по Каме, — вспоминала Ангелина Дмитриевна. — Они ночевали у нас на полу, утром шли на пристань, где их ожидала изнурительная работа на весь день, а вечером, приходя с работы, рассказывали, у кого посадили, у кого угнали на работы родных и близких».

Кругом разруха, голод, да ещё клеймо членов семьи «врага народа» — много горя хлебнула семья. Аля заканчивала 4 класс первой ученицей, но дальше ей учиться было нельзя как дочери «лишенца», разве что только отрёкшись от родителей. Многие в те годы писали такие заявления об отречении, публиковавшиеся в местных газетах, но Аля этого не сделала. Она уехала к сестре Августе в село Бигбарду и там доучивалась.

Из воспоминаний Ангелины Дмитриевны Лупандиной:

«Поезжай к Авочке и там учись, что ж ты будешь неучем», — говорила мне мама. Я поехала, и всё лето там проплакала: жалко было с мамой расставаться, папу потеряла. Выйду в огород, в горох, сяду и плачу там. А Августа из окна видит меня и тоже плачет. Как-то сидим за обедом, и Николай говорит: «Ну что делать-то? Может быть, Аля, успокоишься, надо ведь учиться как-то». А я говорю: «Нет, я хочу к маме». Он тогда говорит: «Ну, хорошо. Скоро у меня будет командировка в Сарапул, я довезу тебя туда, посажу там на пароход, дам 3 рубля на извозчика, и ты доедешь до дома». Так он и сделал. И в один из сентябрьских дней я приехала в Осу. Подошла к маминой лачужке, стучу. Мама в окне появилась, раздвинула шторки: «Ой, Алечка, ты приехала!» Выбегает ко мне, плачет. «Что же ты вернулась-то! Как же ты здесь жить-то будешь, как учиться, кормить-то мне тебя здесь нечем будет..» С сентября до декабря, пока не встала река, я с мамой прожила и не училась. Только зимой я вернулась в Бигбарду. А вскоре Николай получил направление в Красноуфимск.

В Красноуфимске мне было 14 лет, когда мне приспела пора поступать в комсомол. Я была пионервожатой отряда, образцовой ученицей, самой активной, во всём первой. И вот мне предложили вступить в комсомол. Для этого надо было заполнить анкету, где были пункты «социальное положение» и «социальное происхождение». Об отце я написала, что он, как тогда говорили, «служитель культа». И далее приписала, что связей с семьей не имею, ибо знала, что связей и нельзя было иметь. Потом сдала анкету с кем-то из партийцев школы. На следующий день прихожу в школу, а завуч мне: «Аля, тебя срочно вызывает Иванов в горком комсомола». Ну, думаю, как всегда, какое-нибудь поручение или собрание. Прихожу в горком. А Иванов, обычно радостный, приветливый, так зло смотрит на меня. Думаю, что такое. И только я вошла, прикрыла дверь, как он на меня: «Ты что! Ты — поповская дочь — в комсомол захотела!» — и как пошёл меня ругать, да ещё такими ужасными словами. Я стою, дрожу, не знаю как себя вести, что сказать, потом показывает мне на дверь и говорит: «Вот тебе порог! И чтобы на пушечный выстрел не подходила к комитету!»

Солнце для меня померкло, я весь день проходила по городу и думала, как мне из жизни уйти, как это сделать..уже затемно вернулась домой. Августа потеряла меня. Со слезами я все рассказала сестре и Николаю. Тогда Николай и говорит: Дурочка ты, дурочка! Зачем ты им написала, что твой отец служитель культа? Ведь ты мою фамилию носишь. Так бы и писала, что я твой отец. Военнослужащий. Теперь так: с сегодняшнего дня и до конца своих дней — никогда, нигде и никому, никакой задушевной подруге не говори, что отец у тебя священник".

Отбыв срок заключения в Соликамске на соляных шахтах отец Димитрий вернулся инвалидом с больными ногами и повреждённым позвоночником и должен был жить на поселении в селе Кудымкар Коми-Пермяцкого автономного округа. Туда приехала жена с сыном Алексеем.

В 1936 году они втроем перебрались в Майкоп, к старшей дочери Елене. Здоровье отца Димитрия было сильно подорвано, ещё в 1929 году у него случился паралич лицевого нерва из-за тяжёлых переживаний, а приехав из ссылки в Майкоп, он уже практически не мог ходить, и даже сидеть ему было трудно. Ольга Григорьевна скучала по родине, говорила: «Митя, поедем умирать в Осу». Он сначала не решался, но осенью 1937 года согласился на уговоры жены.

Весть о возвращении Овечкиных сразу разлетелась по городу, но встретиться с отцом Димитрием многие так и не успели. Его, инвалида с больными ногами и повреждённым позвоночником, арестовали по обвинению в участии в якобы существовавшей в Осинском районе контрреволюционной повстанческой организации, проводившей антисоветскую пропаганду и агитацию. Это произошло 21 октября1937 года. Отца Димитрия много раз допрашивал начальник Осинского РО НКВД сержант Касаткин. Претерпевая череду бесконечных обвинений, причём самых бессмысленных, нелепых и абсурдных, отец Димитрий не признал за собой вины:

— Следствию известно, что вы являетесь членом контрреволюционной повстанческой фашистской группы в Осинском районе. Признаёте ли вы это?

— Не признаю. Ни в какой контрреволюционной организации я не состоял и не состою.

— Вы были вовлечены в контрреволюционную повстанческую организацию бывшим священником Осинской кладбищенской церкви Вострецовым. Признаёте ли вы это?

— Не признаю. Никогда у меня с Вострецовым о контрреволюционной деятельности разговоров не было.

— Вы лжёте. Следствие предлагает вам дать правдивые показания по этому вопросу.

— Я следствию дал правдивые показания и больше добавить ничего не могу.

— Зачитываем вам выдержку из показаний обвиняемого Вострецова Афанасия Григорьевича за 9 и 12 сентября 1937 года по этому вопросу.

«Мною завербованы следующие лица Овечкин Димитрий Киприянович, бывший священник, осужден за контрреволюционную деятельность в 1929—1930 годах, завербован мною в январе месяце 1937 года. Овечкин Д.К. — бывший священник, проживающий в г. Оса, завербован мною в январе месяце 1937 года в очереди за хлебом на площади перед раймагом в г. Оса». Признаете ли вы это?

— Не признаю.

На основании этого обвинения УНКВД по Свердловской области приговорило отца Димитрия к расстрелу.

Решение было приведено в исполнение 14 ноября 1937 года. В архивных материалах нет сведений о месте расстрела и захоронения. Как правило, подобные приговоры исполнялись по месту их вынесения.

Семья ничего не знала ни о приговоре, ни о расстреле. Ольга Григорьевна ждала, что муж вернется, как уже не раз возвращался: «Пока у меня нет официального извещения, я буду ждать». Уже после войны её дочь — Ангелина — отправила запрос на Лубянку и получила ответ: «Овечкин Д.К. умер в 1942 году». Пермская епархия назначила Ольге Григорьевне пенсию — дети, сами в то время живущие бедно, мало чем могли ей помочь. Умерла Ольга Григорьевна в 1961 году. Похоронили её за кладбищенским Казанским храмом, за алтарем справа, там, где хоронили священников.

А где могила отца Димитрия, — так и остаётся неизвестным. Да и мало ли их на Российской земле — безвестных могил мучеников, погибших за веру в лагерях и тюрьмах.

Священномученик Димитрий прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г.

Сайт Благочиния храмов Осинского округа Пермской Епархии

Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века, ПСТГУ