Запреты

Майские события 1968 года во Франции

Когда в 1968 году революционное человеческое море в очередной раз выплеснулось на улицы Парижа и других французских городов, одним из лозунгов недовольных была короткая фраза: «Запрещается запрещать». Там было много лозунгов: оригинально-ироничных, грязно-циничных, просто бестолковых и ни о чем. Бить полицейских, отдыхать всю жизнь, разобрать мостовую на баррикады. К чему только не звали, включая то, на что совсем ума не надо. Конечно, было помянуто о сексе и ЛСД. Но «Запрещается запрещать» стоит несколько особняком. Здесь нет обнаженной агрессии, уличного натурализма. Зато есть афористичная краткость и концептуальная емкость, претендующая на то, чтобы стать «новой заповедью». И, как ни крути, прочие речёвки пересыпаны нафталином и хранятся в музейном шкафу, а эта не утратила актуальности. её, правда, уже необязательно на улице кричать. Она спокойно может перекочевать в университетские учебники, в лекции профессоров. В таком качестве она может сформировать сознание целых слоёв населения, например, медийной и политической элиты. А эти уже затем оседлают общественное сознание с целью разрешить всё, что веками было под запретом, а запретить — взамен — критику подобного переворота.

«Борьба с запретами» — это «пунктик» современного человечества. Но поскольку отменить все запреты в принципе невозможно, пафос освобождения направлен на традиционную мораль весьма ослабевшего христианства. Сама Церковь воспринимается многими как институт, продуцирующий только запреты и ограничения. И уже мало осталось из того, что нельзя. Разве что людоедство и инцест ещё вызывают ужас отторжения. Но точно так же когда-то клеймился аборт, а совсем недавно — однополые связи. И вот уже они толерантно съедены и усвоены как «норма». Так что процесс продолжится. И будущее сулит, во-первых, продолжение эффективной борьбы против запретов; во-вторых, (как следствие) дальнейшее размывание моральных координат и утрату людьми чувства самосохранения и, в-третьих, распространение «новой морали», приводящей к исчезновению человечества как такового. Несколько пафосно получилось, но я сдерживался как мог.

Не с нашим копьем и не на нашем Росинанте бросаться в бой на медийных великанов, тайные правительства и всякую тысячеголовую нечисть, стоящую у руля апостасийных процессов. Но белое стоит-таки назвать белым, а чёрное — чёрным. Это стоит сделать хотя бы для очистки совести. А ещё лучше — во славу Истины, Которая всё-таки существует. Одна из граней Истины заключается в том, что запреты сущностно необходимы. Не уметь отличить земное от небесного, будничное от праздничного и запрещенное от разрешенного означает ни много ни мало просто не быть человеком. Перестать им быть или не быть им вообще.

Мысль сама соскальзывает к понятию «расчеловечивание», когда заходит речь о снятии запретов. Очевидно, здесь не обходится без активного участия того, кто назван Спасителем «человекоубийцей от начала» (Ин. 8: 44). Это среди людей первым убийцей был Каин. Первым же убийцей вообще был не человек, а дух. Тот, кто научил жену пренебречь заповедью и взять то, что позволено не было.

«Переступи грань». «Зайди за черту». «Попробуй, глупая, это не страшно»: вот пример убийства через вкрадчивый шёпот. И надо затем протечь череде столетий и тысячелетий, чтобы этот же голос обрёл и наглость, и смелость; чтобы он, воспользовавшись тысячами глоток, ревел на улице: «Запрещается запрещать! Заповеди отменяются!»

Я намеренно не буду развивать сейчас религиозную сторону проблематики с её неизбежным перечнем того, что строжайше запрещено, и того, что очень желательно. Есть люди, которые на этих словах тут же скривятся и перестанут читать или слушать. Поэтому переведем речь в русло мыслей о культуре. Что значит это сложное понятие, мало кто осознает. И неудивительно. Понятие действительно сложное. Вместе с тем, подсознательное уважение к этому понятию присутствует у большинства. Так вот, культура совершенно невозможна без запретов. Там, где культура есть, её запреты сознательно одобряются и добровольно соблюдаются.

Не будем лезть в область оперного пения или обсуждать необходимость чистого платка. Этикет и искусство культуру не исчерпывают. Начнем пониже. Есть такое понятие «культура вождения», «культура поведения на дороге». На этом примере можно будет понять всё остальное. Культурное вождение (которого нам так не хватает) — это сплошное ограничение участников дорожного движения запретами плюс добровольное соблюдение ими этих запретов. «Поворот запрещен», «ограничение скорости», «стоянка запрещена», «обгон запрещен».. «Двойная сплошная», «Осторожно! Дети!». Всё это и есть знаки, руководствуясь которыми, мы бережем людям жизнь.

Это сплошные запреты ради общего блага.

И нам всем хотелось бы поменьше хамства на дорогах. Нас шокирует статистика смертности от аварий. Мы негодуем на злостных нарушителей. Почему? Да потому, что всё перечисленное — это и есть бескультурье, которое не просто оскорбляет вкус, но реально убивает. Нарушение некоторых запретов (даже не священных и религиозных) таково, что оно убивает! И уже не одну Еву в Раю, но, в случае вождения, и ребенка на «зебре», и старушку на остановке.

Поди-ка скажи, что запрет не нужен. А лихач как раз глумливо скажет: «Запрещается запрещать». И вдавит газ до пола.

Если речь пойдет о культуре питания, то это тоже никак не будет разговор о всеядности. Гаргантюа менее всего культурен. Как и Робин-Бобин из английской считалочки. Именно сложная система сочетания продуктов, запрет на употребление в пищу некоторых из них, время приема еды и способы приготовления — вся эта наука и будет примером «культуры питания». Это будет сложно и оправдано какой-то целью. Например, утилитарной — похудеть или выздороветь. Но ещё чаще пищевая этика будет иметь под собой религиозный фундамент. Индусу, иудею, мусульманину будет что рассказать об этой стороне жизни. Почему еврей не ест молочное с мясным? Почему телятины нет на столе индуса? Почему еда с кровью запрещена? В этих запретах мало кулинарии. Вернее, её там нет. Там есть иное.

И опять придет на ум рассказ о нарушении райского запрета на пищу, который мы называем катастрофой. И есть подозрение, что человек, ни в чем и никогда себя не ограничивающий, вряд ли поймет самые важные моменты истории человечества.

Вот так же робко и осторожно можно подобраться к сложнейшей теме отношений между мужчиной и женщиной, между стариком и внуком, между человеком и животным или человеком и растением. Там, где мы увидим сложность, осмысленность и некую традицию, там и есть то, что называется культурой, которая вовсе не обязана быть у всех одна и та же на всем земном шаре. Но свои запреты будут везде.

Не сиди перед стариком. Не заходи на женскую половину дома. Не губи речного малька. Не садись на могильный камень. Не плюй в колодец, наконец (хоть этот-то запрет понятен?).

И всё это можно будет изучать, здесь уже можно будет учиться. Здесь можно также спорить и сопротивляться, почуяв угрозу для своей идентичности. Но язык не повернется сказать, что всё это не надо и всё это глупости.

Запреты спасают людей и не дают потерять облик человеческий.

Где загажена экология, там для наживы попраны многие запреты и утрачено чувство священного.

Где старик никому не нужен, там отвергнуты десятки священных принципов. Отвергнуты самими стариками, когда они были молоды, и от них рожденными (или не рожденными) детьми.

Где покой мертвых не уважают, там и живых жалеть не будут.

Где зачатое не бережется, там и рожденное будет стоить дешево.

Где в мужчине станут искать женщину, а в женщине — мужчину, там пса будут любить больше человека, да и пёс будет человека лучше.

Где веселясь прокричали: «Запрещается запрещать!» — там отдали глотку демону на службу.

Вслед за обещанием небывалой свободы цепи имеют свойство тяжелеть.

Чтобы уничтожить человека, его надо развратить. Чтобы развратить — обмануть. А чтобы обмануть, нужно нарисовать перед ним фантастическую картину, в которую он якобы вступит тотчас, как только откажется от всяких запретов.

Технология эта отработана. Изобретатель у неё есть. А теперь, когда людей на Земле много, ему лично к каждой Еве на разговор напрашиваться не надо.

Теперь у него много помощников.