 |
| Православие.Ru | Протоиерей Андрей Ткачев | 17.07.2018 |
Сегодня у Государя Императора больше власти, чем 100 лет назад. Сто лет назад усилиями пропаганды он был превращен в монстра, олицетворяющего государственный строй, предназначенный к беспощадному уничтожению. Строю приписывались жестокость, равнодушие, роскошь и разврат. Все это автоматически переносилось на образ царствующего дома и так успешно, что вчерашние «верноподданные» молча съели убийство главы государства и всего семейства.
А сегодня? А сегодня мы отрезвлены событиями прошедшего столетия. Уж мы-то знаем, что роскошь олигархов превосходит роскошь царскую в разы, хотя полностью лишена какого-либо нравственного оправдания. А разврат современного глобального Содома заставляет смотреть на многих грешников прежних времен как на воспитанников детского сада. И равнодушие людей друг к другу в мире, где деньги — главная ценность, не имеет себе равных. Что же до жестокости, то ХХ век всех переплюнул. Тут вообще язык немеет и пальцы отказываются печатать.
Царь поднимается над вековой ложью, и перед нашими современниками он предстает в своём человеческом величии и с мученическим венцом. Вопрос не в реставрации монархии, а для начала в осознании прошлого и оздоровлении настоящего. Теперь любовь к последнему царю и легче, и объяснимее, нежели в начале прошлого века при предательстве одних, равнодушии других и бесовской ненависти третьих. Если тогда его окружало предательство, трусость и обман, то сегодня, в том мире, в который он вошел со всей семьей, его окружает содружество святых. Точнее — торжествующий собор и церковь первенцев, написанных на небесах; и Судия всех Бог, и духи праведников, достигших совершенства (См. Евр. 12:23). Сегодня у него действительно больше реальной власти и личной свободы.
Смерть проясняет многое. Такова одна из её функций. Так, за кажущейся робостью Бориса и Глеба была сокрыта добровольная жертва и отказ от братоубийства. Не слабость, а силу особого рода увидели вскоре в их смерти. Что же до умения воевать, то его Борис и Глеб проявили вполне уже из иного мира — и на врагах, а не на братьях.
Нечто подобное уже частично произошло и продолжает происходить с личностью убиенного Николая Александровича и её оценкой в историческом русском сознании. Но вопрос касается не одной личности императора. Целый круг обжигающих понятий вовлекается в обсуждение. Вина народа, мировая закулиса, предательство элит. Неизбежность или случайность? Голова кругом.
Царь был одинок. Между ним и народом располагался плотный, непробиваемый слой бюрократии, чиновничества, разнообразных местных властей, действовавших от имени царя, но, очевидно, не всегда на общую пользу. «Царь-то хорош, но бояре — волки». Эту фразу можно и без монархии осмысленно произнести.
При отсутствии массовых коммуникаций, подобных сегодняшним, государя простые люди видели только на портрете в присутственном месте да на богомолье (издалека). Официальные обращения, начинавшиеся с местоимения множественного числа «Мы», только подчеркивали пропасть между простой людской массой и государем. А жажда свободного действия, личного участия в общественной жизни уже разыгралась в людях. Жажда новостей, дебатов, обсуждений. Лихорадочная дрожь в предчувствии чего-то нового. Слово «Мы» стали применять к себе. О царе стали говорить «он». И в это самое время среди густой и пёстрой массы вполне демократично и неутомимо шныряли и действовали по всей стране пропагандисты, агитаторы, террористы и провокаторы. Долго так продолжаться не могло.
Непосредственное общение у царя, кроме семьи, было лишь с министрами и двором. И этот последний и самый плотный круг совсем уж не блистал верой, бескорыстием и служением короне. Слова царя о предательстве, трусости и обмане именно к этому последнему кругу и относятся. Революция, как змей, всегда ползает в правительственных коридорах, а только потом — на улице.
Имиджевые потери, системные ошибки или прямое предательство удобнее всего рождаются в ближайшем окружении. И при добром монархе успешнее, чем при подозрительном и коварном. При богомольном семьянине — легче, чем при мрачном аскете или весёлом гуляке. Вот о чем стоит думать, и не просто думать, но доводить мысль до практических выводов.
Прежде чем стать кровавой реальностью, хитрое низложение царя и последующее убийство были информационно подготовлены. Извилистый ум интеллигента и практичный ум простолюдина вспахивались разными плугами и на разную глубину. Но и тот и другой были основательно приготовлены для специфического засева. Этого можно было до конца не понимать тогда. Но сегодня сама эпоха гордо именуется информационной. Сегодня нельзя не понимать, что информационные войны — такая же реальность, как и Сталинградская битва, и потери в таких, казалось бы, разных битвах сопоставимы. Лондонская типография, где печаталась «Искра», вполне конкурирует с военными заводами Круппа по производству смерти. И ничего, что там снаряды, а тут «всего лишь» бумага. Прежде чем заговорят пушки, враг воюет именно бумагой.
Многое нужно усвоить. Пронырливый газетчик опаснее боевого вражеского генерала. Незаметный банкир в сером костюме бывает и важнее, и страшнее придворного павлина в расшитом золотом мундире. Банкиры, оказывается, могут начинать и заканчивать войны, не советуясь с царями. И сытый народ при добром царе легче околпачить и вывести на улицы, нежели голодных бедняков при деспотичном монархе. Всё это узнается на расстоянии.
Сложный церемониал, глубокие приседания и расшаркивания на паркете только заслоняют реальный ужас, творящийся в головах людей, и конкретные проблемы в их жизнях. Управление государством — это тяжёлый и повседневный труд, где ничего не делается само собой, но всё требует внимания и понимания.
Царь сегодня с Борисом и Глебом, с преподобным Сергием, с блаженной Ксенией, с Серафимом. Вокруг него нет предательства и лести. У него реально больше сил и власти. Информация о жизни русского народа не подаётся ему в намеренно или случайно искажённом виде. Царь всё видит. Мы вправе ждать от него того благого вмешательства в земную жизнь, на которое способны святые. Не его одного, ибо русский полк в небесном воинстве многочислен. Но непременно и его тоже, ибо то, что он не сумел, не смог сделать на земле, он вполне может совершить сегодня, находясь в настоящем и непоколебимом Царстве.
