«„В супе есть лук?“ да, есть! А я врать не буду»

Многодетная мама-дауншифтер о христианском воспитании

Предлагаем вниманию читателей вторую беседу протоиерея Алексия Новикова с многодетной мамой Татьяной Ивановой, бывшей москвичкой, переехавшей с мужем и старшим сыном на жительство в деревню. Тема беседы — православная педагогика в семье. «Если ребёнка не воцерковлять ещё с беременности матери, вероятность его отхода от Церкви в подростковом возрасте близка к 100%», — считает Татьяна.

— Таня, у вас четверо детей. Правомерно ли, на ваш взгляд, словосочетание «православное воспитание»? И если да, что вы в это понятие вкладываете?

— Мне кажется, что только такое воспитание и является воспитанием в истинном смысле слова. То есть ребёнку прививаются понятия, ответы на вопросы, которые он впоследствии сам себе задаст, знания, которыми он воспользуется не сейчас, а позже — как противостоять искусам, как возрастать в Боге, как молиться, как причащаться. И если это идёт с рождения младенца — начиная от ограничений в пище перед Причастием (разумных, конечно), соблюдения тишины в храме, понимания хода службы, знания текста самых базовых молитв — то это вкладывается в него очень легко и естественно. Так же, как он учится ходить, есть ложкой, убирать за собой со стола, читать и т. д.

Беременная мама обязательно должна регулярно причащаться, молиться, ведь это она делает вместе с будущим малышом. По своему опыту и по наблюдению за окружением могу сделать вывод, что если ребёнка не воцерковлять ещё с беременности матери, вероятность его отхода от Церкви в подростковом возрасте близка к 100%. Редчайшие исключения бывают (в случае именно богоизбранности конкретного чада), а если дитя «обычное», то ему не устоять перед искусами современного мiра.

— Например?

— У меня перед глазами пример моего старшего сына, который сейчас служит в армии. Мы с ним крестились в один день, мне было 27, ему — 2 с небольшим года. Потом меня бросало то в одну, то в другую сторону, и серьёзно подошла я к Церкви, только когда сыну было уже лет десять, а то и больше. Притом во времена своего яростного неофитства я изрядно «наломала дров», и он, очевидно, не верил в мою искренность. Кроме того, конечно, в семейной жизни тоже было много неправды.

Сейчас младшему из детей, Димке, 2,5 года. Он сам останавливается дважды — перед оградой погоста и перед дверьми храма. Наклонится, пальчиками землю тронет — вроде как перекрестился и сделал поясной поклон. Никто его этому не учил, он просто видел, что все так делают. Значит, так и нужно.

Девчонки на приходе, все примерно одногодки, среди них моя дочь, — вместе со всеми поют «Отче наш», а Символ веры пока по бумажке, но тоже вместе со всеми. И вообще соборные молитвы, что поются, они знают хорошо. Пусть стесняются петь их во весь голос, но губами шевелят, и видно — слова знают. Тоже — никто их не заставлял. Но это настолько естественно, это делают все. А кто не знает, тем листочки с текстом раздают. И вот они понимают, что это не страшно — петь вместе со всеми. Не стыдно не знать, стыдно не стремиться узнать.

Среднему сыну, пяти лет, сшили стихарь по его росточку. Он выносит под присмотром алтарника Николая свечу на Малом входе. А потом стихарь сшили и папе нашему, он чтец. Егор, когда увидел, что папа в стихаре, — чуть не расплакался. Спрятался у меня под мышкой и всхлипывает: «Батюшка больше не позовёт меня в алтарь служить, теперь папа ему будет помогать». И не верил мне, что оба они будут служить вместе с батюшкой («Мы служим!» — его слова). А когда всё-таки дядя Коля пришёл за ним, он прямо летел туда, как на крыльях, и улыбка была до ушей!

Ивановы с протоиереем Алексием Новиковым

— Что значит «было много неправды»?

— Это такая «бытовая» ложь, присутствующая повсеместно, во всех слоях и векторах жизни, если за ней специально не наблюдать и не исправлять.

Например, папа уехал в магазин в соседнюю деревню. Но дети хотят везде ездить с папой. Если сказать, то будет рёв. И хочется смягчить, сказать неправду: папа скоро придёт. Он вышел, тут ходит, неподалёку. Или не «мама пошла в туалет», а «мама пошла покормить кур». Очень этим, кстати, бабушки отличаются. Видимо, это у них такая попытка смягчить травму для ребёнка (моё предположение). Но это враньё, и нам потребовалось обоюдное с мужем согласие и очень большое насилие над собой, чтобы перестать врать. «В супе есть лук?» Да, есть. И это вкусно. А если тебе невкусно, то ты не ешь этот лук, но весь суп съешь. А я врать не буду. И это, я вам скажу, гораздо труднее, особенно поначалу — отвечать честно.

Тонко чувствующие малейшую неправду дети считают нас лгунами и обманщиками почище киношных злодеев, ведь мы за глаза — одни, а при людях — совсем другие.

Чудовищно наблюдать, как твои собственные грешки и грехи, тебе самой кажущиеся очень незначительными, проявляются в крайне гротескной форме у твоих детей. Все эти пересуды, зависть, злость и даже ярость, жадность, сластолюбие и прочие «мелочи» — всё как на ладони. Но борешься ты с ними отнюдь не по-христиански, а по новым психологическим методикам, пришедшим к нам от авторов бестселлеров. Читаешь и видишь — вот здесь, вот тут и ещё вот тут явные ошибки у автора. Не потому, что он неумный человек, а потому что не христианин. Расхождение в базисе. Но думаешь — ан нет, здесь ошибки, но вообще-то он прав, попробую по его методу. Получается полная «раскоряка».

— Каков, на ваш взгляд, основной воспитательный принцип?

— У ребёнка должно быть право ошибаться. Надо подсказывать — можно вот так и эдак. Следить. Но не делать за него. Конечно, сделает криво первые сто раз. Но отточит за счёт этого своё мастерство. Опять же, это по опыту общения с различными бабушками. Они постоянно пытаются смягчить падения, завязать шнурки, подсадить на качельки. Но как научишься быть ловким, если все делают за тебя? Мне, наверное, повезло, что я такая ленивая. Если ситуация не критическая, ребёнок все делает сам. А я только поглядываю украдкой, нет ли реальной опасности.

— Да, многие бабушки так балуют внуков, что потом хоть караул кричи. А вот дедушки, если они есть, много могут дать внучатам: дед — мужчина, он опытнее папы, терпеливее, добрее, мудрее.

— Согласна, но у нас их нет.

И вот ещё: ребёнка можно научить хоть чему-то только своим примером. Исключительно. Читаешь на церковнославянском увлечённо — и он к книгам потянется. Знаешь жития святых и рассказываешь их перед сном — и он запомнит о столпниках, златоустах и новомучениках. Постишься со смирением и радостью — и ему не захочется лишний раз конфету в рот засунуть.

Но так легко потакать своим слабостям и страстишкам, и как гневно осуждаешь ты всё это в детях. И поучаешь, ведь ты родитель, а чадо родителя-то должно слушать беспрекословно!

— Беспрекословно? А это возможно? Я не сторонник воспитания по принципу «держать и не пущать!» Результат применения только этого тезиса на практике всегда негативный. Необходимо чувство меры.

А как, по-вашему, «политика кнута и пряника» по отношению к детям — сочетается она с жизнью по Евангелию?

— Кнут и пряник — вообще идеальные, на мой взгляд, методы воспитания. В первую очередь для взрослых. Мне кажется, Господь нас так и воспитывает. Десять намёков-пряников расставит, а ты всё думаешь — нет, это не про меня сказано, я поумней многих, сделаю как сам знаю, нечего мне советовать. Тут — раз! — кнутом тебя: либо болезнью, либо скорбью какой пнут под мягкое место. Встаёшь на путь истинный. Но пару шагов по нему пройдёшь — ножки заболят, колено зачешется, обернуться захочется. А обернёшься, и ты уже соляной столп. Опять тебя приходится кнутом. Хотя пряники — они вот, лежат. Каждое воскресенье лежат в церкви.

А беспрекословное послушание в плане воспитания детей нужно только в критических ситуациях. Через дорогу беспрекословно переходим за руку, поглядев по сторонам, не считая ворон, не роняя игрушек и т. д. Всё остальное — только объяснять, предлагать самому ребёнку выбрать варианты действий, причём не только с сиюминутной выгодой для себя, а так, чтобы и другим было хорошо, чтобы было правильно.

Но для этого нужно иметь стальные нервы и крепчайшую собственную нравственность, а я постоянно срываюсь, раздражаюсь. Устала, споткнулась, в магазине обругали — куча всего произойти может. И иногда невольно сорвёшься.

Наорёшь на ребёнка, через секунду по сердцу резанёт ножом — что же ты делаешь, мать? А уже поздно, уже видишь его, приготовившегося к удару, сжавшегося. Подхватишь, обнимешь, зацелуешь, будешь шептать объяснения и извинения на ухо, помиритесь. Но рана нанесена.

— Значит, «кнут» и по нам попадает. А «пряник»?

— Мне кажется, мы увешаны пряниками с ног до головы. Одно то, что вот сейчас, по весне, выходя на улицу вешать бельё, я слышу кукование кукушки и трели соловья, что могу пить воду, которую набрала, чтобы полы вымыть, что вышла в сад, нарвала листочков — вот и салат готов на обед. Что в печке огонь горит, а ты смотришь на него и радуешься — вот они, самые близкие к нам пряники. Улыбка детей, звонок подруги — давно тебя не слышала, соскучилась страшно, — одинаково понятая шутка — посмеяться с мужем, оставленная для меня конфета, хотя я их не ем, чумазый ребёнок, спящий ангельским сном после обеда. Это всё счастье, которое здесь и сейчас. Но оно очень быстро становится привычным. И только потеряв его, понимаешь, что твоя жизнь — большая редкость, ценность, многие не имеют и сотой доли такого счастья.

— «Демонские стреляния» нацелены на самые наши уязвимые места. Можно ли сказать, что наш ребёнок — это сплошное «уязвимое место»?

— Кто-то скажет глупость или гадость, или так называемый анекдот расскажет, а ты не объяснишь, не отстоишь, даже, может, поддакнешь — и вот чернота заполонила душу чада.

Гляжу в ясные глаза своего младшего трёхлетнего сына, страшного хулигана и пройдохи, и понимаю, что чистота эта скоро моими стараниями пройдёт, останется только хулиганство. Пытаюсь максимально оттянуть это время осознанных шалостей, но вижу, что не справляюсь одна. С огромным облегчением отдаю его на руки прихожанам в храме, потому что знаю, что они не усугубят его тяги ко злу, в отличие от мiра.

Но, с другой стороны, они многого пошлого и гадкого не замечают за счёт своей чистоты. Только глядя на свою дочку, «старшую из младших», я поняла, что имеется в виду под целомудрием. Я, такая «прожжённая», вроде даже умная, а ей в подмётки не гожусь, потому что она — чистая. Целостная мудрость — это великая награда, данная нам при рождении. И подольше бы её сохранить в детях. Это очень во взгляде чувствуется.

— Как вы видите перспективу образования деток?

— Честно говоря, страшно отдавать дочку в какие-то секции, студии, в школу. Там мирское всё, а мы уже слишком глубоко зашли в Православие, чтобы отступать, и примириться с мiром не получится уже никогда. А жить им, детям, придётся там, за границей нашего прихода. И как дать им эту крепость веры, чтобы устояли они хотя бы перед самыми банальными соблазнами, сумели сказать «нет» искусам внешнего мира?

Сейчас опять встал вопрос, а не отдать ли её в школу в первый класс, хотя ещё неделю назад я была полностью уверена, что мы будем на семейном образовании хотя бы в период начальной школы. Но появляются нюансы, ранее не учтённые, а Промысла Божия я не могу прочувствовать в этом вопросе. И хожу вот, жду — где же мне тюкнет по голове, чтобы услышать наконец, как же всё-таки надо поступить. Сама пока ни так, ни сяк на 100% не уверена. Но к 1 сентября надо определиться. Уповаю.

— Что ж, этот «страх» вполне обоснован, и примириться со многими вещами теперь, действительно, просто немыслимо, но поскольку сами вы пока «не плошаете», надо и на «Бога надеяться»! Тогда и страхов поубавится! Христианство даёт нам подлинную свободу, но ею надо уметь пользоваться. Скафандром от мiра не защититься. Дети ваши общаются с другими детьми?

— Есть ещё две-три семьи с детьми, где мы с лёгкостью появляемся, не боясь оказаться в конфликте с мирским укладом жизни. И на этом пока всё. Мы и сами, конечно, не подарок. Наверняка у тех, кто давно и прочно воцерковился, мы вызовем массу недовольства, особенно в плане воспитания детей.

И вот самый большой конфликт, самая большая моя недоработка — чтобы мои внуки были верующими, нужно моих детей воспитать в православной вере! А я чувствую, что это мне не под силу.

Простите, может, это и не записывать, но я очень рада тому, что с нашими детьми много времени проводите вы, наш священник, наша матушка. Вы живёте церковной жизнью гораздо глубже и дольше нас, и у вас уже в обиходе, в лексиконе, в поступках всё то, что дети впитывают очень мощно. И дети вас любят, вы для них — батюшка и матушка. Не дедушка с бабушкой — а именно с пониманием, хотя и детским, вашей роли в нашей жизни как наставников.

— Не получилось бы у нас, что «кукушка хвалит петуха» и далее по тексту.

— Не тот случай.

Уверена, что Господь не даёт непосильных, неразрешимых задач. Очевидно, что пути найдутся, но я вижу, как по своей глупости, лени, маловерию я ежедневно рушу жизни своих потомков.

Как с этим бороться? Только слезами покаяния и молитвой. Другого пути нет. Вера без дел мертва. Значит, будем с Божией помощью возрастать в собственном православии, чтобы дети на практике видели правду, ощущали её и тянулись к ней.

— Помогай нам всем Господь!

С Татьяной Ивановой беседовал протоиерей Алексий Новиков