 |
| Православие.Ru | Александр Попов | 09.05.2018 |
Кадр из фильма «Собибор»
К празднику 9 мая российский кинопрокат выпустил подлинно христианский фильм о сопротивлении злу в самом себе и в мире. В таких фильмах, как «Собибор», война является лишь фоном, необходимым, но второстепенным, в истории простого человека, вступающей, не больше не меньше, в полемику с фашистской концепцией «сверхчеловека», порождённой диавольской гордыней (которая, кстати, реанимирована сегодня в массовом кино про «супергероев»). Ницшеанская концепция «сверхчеловека», лежащая в основе нацистской антропологии, является рецепцией языческих представлений о мироздании: надмирного Бога нет или Он недоступен, значение имеет лишь горизонтальная жизнь, представляющая собой перманентную войну стихий, богов, людей.
В этом смысле любая языческая космогония — это социал-дарвинизм, пронизывающий все уровни бытия, возведённый в превосходную степень: боги, герои, люди сражаются друг с другом, не зная жалости, пытаясь обхитрить, обокрасть, уничтожить. Значение в этой войне всех против всех имеет лишь твой частный интерес, здесь никто никому не доверяет, коалиции сил легко модифицируются, бывшие враги становятся временными друзьями — до ближайшего предательства кого-либо из них. Закону этой нечеловеческой жестокости подчиняются и боги, и люди.
Афиша фильма
Ницшеанский «сверхчеловек» — своего рода эманация образа языческого героя, который больше, чем человек, этакий полубог (вспомним, что в большинстве мифологических систем герои, тот же Геракл, — это дети либо самих богов, либо плод их «любовных» союзов с людьми), и соответственно всё, что делает человека человеком, воспринимается этим «полубогом» как извне навязанные рамки. Не будем вдаваться в другие аспекты ницшеанской философии — они известны и образуют весьма стройную систему, в основе которой — мизантропия.
Уже христиан первых веков не удивляла кровожадность язычества, ведь им был ясен инфернальный источник его вдохновения, было понятно, почему в глазах жрецов люди — всего лишь биологический материал для жертвоприношений, был понятен корень той ненависти к простому человеку и апологии кастовости, которые всегда делают язычество эзотеричным. Когда языческое мировидение, вкупе с антропологией, оказалось реанимировано в оболочке светской кабинетной теории, его поначалу восприняли как благородный, аристократический бунт против буржуазного омассовления, против посредственности и мещанства (так воспринимали теории Ницше Н. Бердяев, Л. Шестов, Андрей Белый). Потребовалось десятилетие нацистского кошмара, чтобы показать миру, кто есть кто.
В истории нацистского концлагеря «Собибор» ницшеанская философия являет всю свою шокирующую изнанку. На фронтах Великой Отечественной сражались две картины мира, два способа проживания жизни — христианский и языческий. Христианство предлагает совершенно иное отношение к человеку и миру, чем язычество: оно кладёт в основу мироздания не жертвоприношение другого человека во имя твоего личного интереса, а добровольное бескорыстное самопожертвование во имя любви к другому. Сам Бог подаёт пример такого поведения, воплотившись, пострадав и умерев ради всех, в том числе и тех, кто Его ненавидит.
Путь Христа — это путь кенозиса, предельного Самоумаления, Самоуничижения. Творец мира принимает образ раба, умирая самой позорной смертью, но то, что в глазах Его врагов выглядит поражением, оказывается Его победой. Спаситель неоднократно говорит о самоумалении как пути спасения для любого человека, который просто обязан стать «маленьким», иначе не спасётся: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф. 20: 26); «Всякий, возвышающий сам себя, смирится, а смиряющий себя возвысится» (Лк. 18: 14); «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдёт в него» (Мк. 10: 15).
Кадр из фильма «Собибор»
На фронтах Великой Отечественной вступили в бой «маленький человек» и «сверхчеловек». Один — спасал, другой — губил. «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10: 10). «Собибор» — притча о человеческом достоинстве, которое в полной мере раскрывается лишь тогда, когда личность отдаёт себя без остатка, самоумаляется, стесняет свои интересы ради другого, когда становится «маленькой». Именно эти маленькие люди при Божием содействии остановили бесноватых изуверов-сверхлюдей, добротой, любовью и сочувствием победили злобу, ярость и безжалостность.
«Собибор» показывает, что борьба с фашизмом была не поединком идеологий, а метафизическим сопротивлением смерти со стороны всего лучшего, что есть в людях. Герой фильма Александр Печерский, имеющий реального прототипа, проходит сложный путь от гордого одиночества к смирению, которое и помогает ему в борьбе с бесчеловечным врагом. Константин Хабенский, ставший не только исполнителем главной роли, но и режиссёром, убедительно расставляет необходимые психологические и нравственные акценты, как и весь актёрский ансамбль.
Фильм мозаично совмещает разрозненные страшные эпизоды жизни в концентрационном лагере «Собибор» и реконструирует все детали единственного в истории массового побега из него под руководством советских солдат. По-настоящему жуткой становится сцена празднества эсэсовцев, в которой ницшеанские сверхлюди — изуверы-язычники — издеваются над богоданным человеческим достоинством, над образом Божиим, но возмездие неминуемо: в жёсткой сцене расправы узников над офицерами режиссёр показывает почти с ветхозаветной суровостью, что зло будет истреблено рано или поздно.
Несмотря на отдельные формальные недостатки, о которых мы не будем говорить, — они вызваны неопытностью Хабенского в режиссуре — фильм безусловно удался, став жёсткой военной балладой о победе «маленького» человека, своим добродетельным крестным самоотвержением одолевшего врага в той великой Войне, подтвердив истинность слов апостола: «Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12: 21).
