 |
| Православие.Ru | Митрополит Лимассольский Афанасий (Николау) | 28.04.2018 |
Венчание. Андрей Карташов
Брак — это очень серьёзно, он заключается не просто так — он находит основание в Церкви, которая является местом общения между людьми, их реального единодушия, и в ней мы, самое главное, получаем Божие благословение для укрепления своих сил. Таинство Брака, как и любое другое Таинство, совершаемое в Церкви, — не какое-нибудь формальное действие, а реальное священнодействие, и слова, которые там произносятся, реальны, существенны, они — сама реальность.
Когда кто-нибудь рукополагается в священника, мы не говорим ему: «Желаем тебе стать священником! Хотя, может, ты им и не станешь!» — нет, он обязательно становится священником. Когда говорим: «Крещается раб Божий», — ребёнок становится христианином, и это значит, что человек этот уже крещён, он христианин. Из его сердца и всего существа убегают демонические энергии, он совлекается ветхого человека, облекается во Христа, его сердце покрывает Божия благодать, и он становится одним целым со Христом.
Также и когда мы вступаем в брак, это означает, что мы принимаем благодать Святого Духа, соединяющую двух человек. То есть люди начинают обладать чем-то, что активируется, Бог подаёт им это через Церковь, и оно активируется, чтобы Таинство могло действовать, укреплять, покрывать человека и подавать ему силу.
Помню, в Новом Скиту на Святой Горе Афон, где мы жили, нас навестили как-то несколько евреев, человек трое-четверо. И в одном из них чувствовалось что-то особенное. Когда мы стали его спрашивать, он рассказал о себе, что ему 27 лет, и в младенчестве он был православным христианином. Что же потом произошло? Мать у него была киприоткой, вышла замуж за еврея, и когда ребёнок родился, крестила его, но, когда ему исполнилось 2 года, ушла от мужа, оставив его с ребёнком. То есть он фактически не видел матери, но знал, что он сын христианки и крещён, а в остальном был обычным евреем: ходил в синагогу, не верил в Христа и не знал греческого. Однако поскольку был крещён, то имел на себе благодать.
Это — как бы вам сказать? — немного напоминает профессиональные тайны. То есть как обученный полицейский может понять, что такой-то человек не преступник, а другой лжец и вор, это для него очевидно, вот так и монахи кое-что понимают, и в случае с ним это было явно. То есть Божия благодать, благодать Святого Духа — это нечто такое, что существует и меняет человека, это несомненно и доказано. Люди, связанные с Церковью, имеют на себе что-то — у них иное излучение, в котором нет фальши. Если же человек захочет притвориться церковным, то получится какой-то спектакль: этого изобразить невозможно, потому что ты сразу же перестаёшь быть естественным. Потому что благодать действительно существует, и она — нечто совсем иное, то есть действительно существует какая-то реальность, связь, реальное присутствие, что-то такое, что действительно подаётся человеку.
Священник, совершая Таинство, благословляет крестом венцы и самих молодожёнов, чтобы показать, что их связь, во-первых, основана на Божией благодати и благословении, а во-вторых, имеет крестный характер. Мы женимся не ради сладострастия или наслаждения. Ну ладно, ты обязательно женишься, найдёшь такого человека, который будет тебя привлекать со всех точек зрения, даже телесно, и это не плохо. То есть ты не можешь жениться на девушке, к которой не испытываешь влечения, в том числе плотского, и это не должно вас шокировать, потому что в Браке связь человека охватывает всё.
Это звучит парадоксально и странно, но влечение должно быть. Конечно, если есть только плотское влечение, тогда брак обречён на провал, потому что ты встал на неверное основание. То есть он не может развиваться во времени, выстоять просто потому, что телесное единство там может быть, но нет душевного единства с другим человеком. Если ты душевно не сообщаешься с другим, тогда остальное ничего не значит. Телесная связь не что-нибудь особенное, и она не помогает людям. И хоть бы помогала, я и в другой раз говорил вам, что был бы счастлив, если бы плотское единство помогало людям, помогало обрести душевное единство: люди тогда избавились бы от стольких терзаний, супруги были бы любящими, счастливыми, сплочёнными, они вообще не расставались бы, но, к сожалению, очевидно, что дела обстоят иначе.
Брачная связь — это крестная связь, связь, основанная на Божием благословении, которая предполагает, что человек вступает в неё осознанно, с готовностью переступить через себя, превозмочь своё «эго» для того, чтобы общаться с другим человеком. Он должен освятить себя, саму эту связь, другого человека, опустошить себя, предать себя в руки другого человека, а не овладеть им. Как иногда говорят: «Ты всё равно будешь моей!» Но с Божией точки зрения это напоминает войны Артаксеркса, жаждавшего завладеть Грецией.
Стоит только услышать такие слова, мы приходим в ужас. Что значит, что ты овладеешь мной? Ты, что, меня уничтожишь? А Бог не говорит, что собирается овладеть нами. Он даровал нам жизнь, Самого Себя отдал нам в пищу, дал нам Свои Тело и Кровь, чтобы мы их ели и пили, чтобы приняли Его в себя и были живы. Вот это и есть любовь — отдать себя другому, чтобы он был жив тобою. Как Христос сделал это. «Я пришёл для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком (Ин. 10: 10). Я пришёл в мир, чтобы отдать вам Себя в пищу и питие, чтобы вы жили, и не просто жили, но имели жизнь с избытком. Чтобы вы изобиловали жизнью».
Это любовь. Это Крест Христов, это крестная связь, бывающая у человека с другим, когда он осознаёт, на какую почву встал, чтобы выстроить эту свою связь. И тогда человек может почувствовать, что его жизнь идёт священным путём: другой человек освящён, тело другого освящено, и их связь не что-то случайное.
В Лимасоле была конференция, посвящённая биомедицинской этике, и на ней выступал один многоуважаемый преподаватель, который об этом как раз и говорил, что врач должен смотреть на другого как на нечто священное, в том числе на его тело и состояние. Нельзя подходить к больному и срывать с него простыню, когда он лежит под ней голенький, а вокруг 50 студентов или практикантов. Врач должен научиться уважать пациента, и когда надо кого-то осмотреть, то обнажать только ту часть его тела, которую надо осмотреть, а не раздевать его целиком, чтобы человек оказался в чём мать родила. Ну стесняется он! А врачу понравилось бы, если бы с ним сделали то же самое? Давайте положим его на кровать и посмотрим, понравится ли ему, если мы созовём сюда человек пять-шесть соседей? То есть даже если ты врач, тебе надо иметь чувство сакральности человека.
Расскажу вам кое-что из практики погребений. Когда умирает священник (да и простой христианин тоже, но мы говорим сейчас о священниках), то когда тело священника переодевают и готовят к погребению, это должны делать только священники, никому больше делать этого не позволено. То же самое и в случае с монахами. В «Евхологии»[1] написано, что непозволительно смотреть на обнажённое тело монаха[2].
Когда надо его переодеть, нужно делать это со всем почтением, по описанному в последовании способу, а не обнажать его целиком. Не потому, чтобы голое тело было плохим, нет, оно не плохо, Бог создал нас такими, но наши страсти злы; тело не зло, и у нас нет таких телесных членов, которые были бы греховными, а другие — священными. Все члены человека святы, весь человек крещается, мы принимаем Христовы Тело и Кровь, и весь человек освящается. Господь умер на Кресте за весь мир, чтобы явить Своё полное смирение, что за нас Он претерпел всё и не постыдился висеть голым на Кресте, умирая за мир.
Человек может так поступать по отношению к себе, но не по отношению к другому. Даже если ты врач, даже если перед тобой лежит труп, мертвец, ты не можешь относиться к телу другого неблагоговейно.
Точно так же, когда умирает священник, его одевают в священнические облачения, и мы, монахи, тоже храним одежды, в которых давали обет Христу, свою схиму, что останемся верны Христовой любви до смерти. И храним их для смертного часа. Готовимся, наши погребальные одежды уже готовы.
А вы помните, дети, что наши бабушки их тоже хранили? Вы ещё застали таких бабушек? Что они хранили? Помните, что они хранили? Своё свадебное платье. Не белое, а то, которое носили на второй день, ведь свадьба тогда продолжалась по многу дней. Тогда всё не заканчивалось тем, что ты получишь конвертик с деньгами, а на другой день молодожёны начнут мучиться, потому что родители садятся считать деньги и смотрят, сколько дал этот, сколько дал тот.
Недавно у нас был один развод, и причиной, по которой дело дошло до него, стало то, что на другой день после свадьбы, когда стали считать деньги, с одной стороны сказали:
— Наши знакомые дали больше денег!
— Нет, наши знакомые больше! — ответили с другой.
Так началась распря, и за одну неделю брак распался.
Люди хранили свою свадебную одежду, которую носили на второй день свадьбы, они лежали в ней в гробу, и вместе с ней брали с собой брачные венцы. То есть то, чем их увенчивали, они брали с собой, чтобы показать верность, сакральность, серьёзное отношение, которое было у них к Браку: он был абсолютно священен для них.
Вспоминаю сейчас и будто вижу перед собой бабушку. Она, когда уже стала старенькой, открыла большой комод, который осеняла крестом, прежде чем открыть; она не открывала его просто так: бах! — и открыла. Там она держала все свои ценности, которые хранила, и от них комод благоухал. И вот она вытащила платье, синее такое платье, и говорит:
— Вот это платье, в которое вы оденете меня, когда умру!
Она его берегла. Ещё раз надела его, чтобы посмотреть, в пору ли оно, не надо ли где подогнать, чтобы в последний час люди не мучились с этим, позвала и портниху, чтобы та тоже его посмотрела, и чтобы всё было готово, венцы, всё. Какое это хорошее отношение, дети, как же это человечно!
Когда всё строится на Божием благословении, тогда у человека здоровый настрой и по отношению к тому, что он делает и что говорит другому человеку. Думаю, вот это правильное отношение к Таинству Брака и есть самое лучшее, что может человек сделать для того, чтобы его брак был крепким. Беседы с родителями тоже полезны, так же как и с психологами, то есть с теми людьми, которые научат нас общаться между собой: что другой должен сказать тебе, и как ты должен ему ответить, о чём нам говорить между собой. К сожалению, теперь это для нас необходимо, и как же трагично, что мы уже вынуждены обращаться к специалистам, чтобы научиться разговаривать с собственной женой, с мужем, чтобы мы знали, что нам сказать и как ответить, когда вернёмся домой. И мы платим по 500 лир за шестимесячный «course»[3], так это теперь у нас называется.
Вспоминаю одну бабушку, которая пришла в храм и говорит:
— Батюшка здесь?
— Нет. Его нет!
— Anyway[4] приду в другой раз!
Это было так смешно.
Итак, шестимесячный курс, чтобы научиться общаться. Это современный человек. Он может общаться по интернету, через е-мейл, может пойти, куда хочет, узнать всё, что захочет, а вот общаться со своей женой, с детьми не может. Да научись ты сначала разговаривать с женой, а потом уже говори с интернетом! Научись, сын мой, прежде разговаривать со своей женой, с детьми, научись этому простому делу, этому человеческому общению — наипростейшему делу. И потом уже общайся с другими. Это тоже не запрещается. Но вот что жаль — при этом мы не понимаем, что потеряли человека. В этой суматохе, в которой живём, мы потеряли человека, утратили самые простые человеческие навыки.
Конечно, если родитель уходит утром, а возвращается ночью, когда ребёнок уже спит, он потерял ребёнка. Когда же ты увидишь своего ребёнка, когда ощутишь это детское присутствие, когда будешь наблюдать, как он растёт с момента своего рождения, если утром выходишь в семь и возвращаешься в восемь вечера, когда ребёнок уже спит? Или ждёт тебя в кресле, чтобы взглянуть на тебя и отправиться спать. И утром то же самое.
Вот ты и лишился такой возможности. А почему? Потому что должен работать, зарабатывать деньги. Хорошее это дело — деньги, но когда заработаешь деньги, две машины, акции, ты уже потеряешь своих детей. И поймёшь, что потерял самое важное. Лучше бы у тебя не было всего, а были бы эти серьёзные и важные вещи, составляющие не что-нибудь, а человеческую жизнь. Не говоря уже о духовных вещах, то есть о том, какая связь складывается у людей с Богом. Но нам бы стать хотя бы людьми, не говоря уже о чём-то ещё.
К сожалению, дикость — уже не особенность диких племён, живущих в джунглях, если таковые ещё остались. Она уже симптом нашего общества. И это трагично, дети. Самое трагичное — это видеть супругов, которые не могут общаться между собой. К сожалению, я часто сталкиваюсь с этим, когда приходят супруги с такими проблемами. Говоришь им:
— Да ладно вам, дети, это же так просто — общаться!
А в ответ ничего. И из-за любой мелочи происходит взрыв.
Это болезненное состояние, где не видно концов, то есть того, что надо исцелить. Стоишь, наблюдаешь за ними и не знаешь, куда бы наложить бинт, что залечить и что вообще делать.
Всё это плоды нашего менталитета, мы за него расплачиваемся. К сожалению, мы так научились, нас так научили. И на Церковь тоже ложится вина, она тоже несёт ответственность, поскольку как следует не говорила людям о своей истине, а ограничивалась их информированием. Мы виноваты, потому что утратили свою суть.
Я самый неподходящий человек для того, чтобы говорить вам обо всём этом: я монах, никогда не был женат, с 22 лет не был на свадьбах — так что представьте себе, насколько я не гожусь для того, чтобы говорить вам о таких вещах, ибо не имею никакой связи с ними. Я вышел из Святой Горы Афон и говорю вам то, что говорят отцы, бывшие подвижниками, люди, не имевшие отношения ко всему этому.
Когда читаешь отцов, то находишь этот баланс, это ведение вещей. Но почему же они об этом знали? Потому что правильно жили в Церкви, а тогда уже не нужна никакая философия, чтобы сказать человеку, как ему общаться с другими.
Это и есть то, чему мы учимся в монашестве. Не думайте, будто монашество отличается в этом отношении. В монастыре мы тоже учимся общаться с другим человеком, причём с помощью послушания, смирения, с помощью того, чтобы сказать ему: «Прости!» Понять, что это ты ошибаешься, а не другой. Может, ты и имеешь на что-нибудь право, внешне имеешь право. Я много раз говорил об этом старцу, а он нам отвечал:
— Если бы я был судья, то бы сказал тебе: «Ты имеешь право». Но ты не имеешь права, даже если у тебя есть на это право! Потому что ты не смотришь на вещи по-духовному.
Что ж, другой тебя оскорбил, оклеветал, а ты прими это по-духовному, не отвечай злом на зло. Этим ты не поможешь ему. Значит, надо брать ответственность на себя, и один великий святой Церкви говорит: «Возьми ошибку на себя, скажи: „Здесь ошибаюсь я!“» Неважно, что по закону другой не прав. Это я ошибаюсь, и я беру на себя ошибку и ответственность. Я учусь работать внутри себя, поэтому могу общаться с другими, я учусь преодолевать себя и делать всё то, чему стараются научиться в монастыре.
Знаете, как это трудно? Это нелегко, и в браке это тоже нелегко, трудно, там это так же трудно, как в монашестве. То есть научиться общаться с другим, стоять по десять часов на бдении и чтобы другой рядом с тобой сплёвывал, храпел или дурно пах. Ты этого не хочешь терпеть и говоришь: «Меня это раздражает!» А что значит «меня это раздражает»? Ровным счётом ничего, ты будешь стоять там.
Вспоминаю одного монаха на Святой Горе. В одном из монастырей было много монахов, получивших спортивное образование. В известное время много молодых людей из спортивной академии в Афинах стали монахами: какие-то боксёры, атлеты, и они смотрелись как гиганты. И был в этом монастыре один монах, который, бедненький, был маленьким, а его ставили посередине, и по обе стороны от него вставали боксёры и смотрели на него вот так, сверху вниз, во время бдения. Он говорил:
— Я не могу, мне страшно! Вижу над собой этих существ, которые выше меня в полтора раза!
Но он должен был стоять там, чтобы научиться преодолевать себя, ломать себя, чтобы принять другого человека, а не просто сказать: «Знаешь, я терплю тебя!» Это неприемлемо. Не «я терплю тебя», а «я люблю тебя»! Вот как. Христос не сказал нам: «терпи врага своего», но «возлюби врага своего» (см.: Мф. 5: 44)! Надо умереть за врага своего, говорит Христос, надо любить его, как самого себя (см.: Мф. 19: 19). А если надо любить врага как самого себя, то насколько же больше свою супругу, ближнего, соседа, коллегу, брата.
То, что кажется таким простым, о чём мы так легко говорим, это и есть самый большой подвиг для человека — превозмочь себя. Но, чтобы он это сделал, чтобы он не побоялся, но ещё и ощущал при этом некий уют, он должен сначала преодолеть смерть, чтобы у него перед ней не было страха. А чтобы достигнуть этого, человек должен вкусить бессмертия, ощутить, что существует нечто по ту сторону этих вещей, вкусить Божию любовь, которая тебя освобождает. Она даёт тебе ощущение бессмертия, с которым ты побеждаешь смерть и уже не боишься ничего: ни если тебя оклеветают, ни если обидят, ни даже если убьют, ничего. Ты проходишь через всё в совершенном мире, безо всяких затруднений, и именно потому, что у тебя есть реальная свобода, которая рождается от правильного взгляда на вещи, от правильной связи с Богом и более всего — от присутствия и благословения Божия.
Многие сегодня спрашивают: «Разве это плохо — иметь с кем-нибудь отношения?» Ну конечно же, дети, когда вы будете жениться и захотите взять за себя какую-нибудь девушку, а женщины — мужчину, то — как бы тут выразиться? — тебе ведь не вручат какой-то чёрный ящик, чтобы, когда ты откроешь его, оттуда выскочила девушка, и её не пришлют тебе по почте, то есть воля Божия не открывается как в сказке. Ты обязательно познакомишься с другим человеком, с какой-нибудь девушкой, пойдёшь погулять с ней, вы поговорите, покушаете, посидите, поговорите по телефону. Сейчас ведь по телефону говорят целыми часами. И просто беда, если надо позвонить из дома, в котором есть молодёжь, — тебе конец. Родителям впору провести ещё одну телефонную линию, потому что телефон постоянно занят.
А поскольку линия только одна, то это иногда бывает комично. То есть представьте себе, если убрать звук и посмотреть на своё лицо в зеркале, что мы делаем, когда разговариваем по телефону. Иногда я наблюдаю за людьми в машинах, когда они говорят по телефону, а сейчас, поскольку они боятся, что полиция их поймает, это выглядит ещё смешнее. То есть они говорят в микрофон, который прикрепляют куда-то, и смотришь на человека, а он идёт себе и улыбается, размахивает руками, хмурит брови или изображает полное блаженство. То есть если бы не это устройство, то его надо было бы показать психиатру, что-то с ним не так.
Или смотришь: кто-нибудь рулит с непонятной улыбкой на лице. То есть мы уже научились говорить через эти вещи и выражаемся через них. Смотришь, как он говорит по телефону и даже выражает свою любовь к нему: поглаживает или вдруг начинает его бить. А сколько мобильных телефонов было запущено в воздух?
Да, это так. Всё это сделало нас безличными существами. Мы стали проводами, общаемся через провода. Всё по проводам.
Я хочу сказать, что мы действительно можем и должны знакомиться с другим человеком. Слушайте, нам надо преодолевать эти нездоровые страхи. Церковь учит нас правильно смотреть на человека рядом с собой. В монашестве мы тоже учимся смотреть на другого человека красиво и свято. Святой апостол Павел говорит, что во Христе нет ни мужеского пола, ни женского (см.: Гал. 3: 28), а это значит, что ты перешагиваешь через пол и не смотришь на другого как на мужчину или женщину. Церковь настаивает на личности, на имени человека: Костя, Мария, Елена, Георгий, то есть у человека есть имя, а не пол главным образом представляет нас, как утверждают врачи.
Например, идёт кто-нибудь в поликлинику, а врач говорит: «Пускай зайдёт желчь», «Пускай зайдёт печень», «Пускай зайдёт слепой». Да разве у них нет имени? Я что — желчь, если страдаю желчью?
Не знаю, слышали ли вы, дети, но врачи спрашивают так: «А это кто у нас?» — «Это желчь», «Это камни». Хорошо, но ведь это же Костя, у которого проблема с желчью. Он человек, у которого такая-то болезнь. Он же не желчь, не лёгкие, не сердце.
Так что другой человек — это не только мужской или женский пол, он личность, человек. И когда мы научимся иметь это священное чувство, тогда ты действительно можешь выйти с какой-нибудь девушкой: она тебя не съест, и ты её тоже не съешь. Ради Бога, неужели мы тут же съедим друг друга, если выйдем на улицу? Погулять, сесть где-нибудь, поговорить. То есть разве уже нет вероятности, что два человека просто поговорят, и не будет никакого лукавства, чего-то плотского и опасного?
Да, но как человек может быть уверен в этом, если его с малых лет учат смотреть на другого определённым образом? Все эти вещи, которые рекламируют. К сожалению, самая большая пагуба исходит от тех бесстыдных вещей, которые показывают по телевизору, чтобы не называть их своими именами. Но ведь это скотские вещи, такие скотские, что.
Страшно, как повреждается душа человека, когда он смотрит такое. Думаю, кто смотрит такие порочные вещи, журналы и фильмы, тому потом нужен огромный труд, чтобы преодолеть это и посмотреть на другого невинным взором. В то время как ум чистого человека даже не устремляется туда. Он не такой, и вполне комфортно общается с другим.
Наша цель — научиться преодолевать подобные трудности и иметь комфортные, красивые отношения. То есть не пол главным образом характеризует нас. В Церкви эти моменты отменяются, но не в смысле, что мы делаемся каким-то нейтральным полом, нет! А в том смысле, что мы уже реально общаемся как люди, а эти моменты обретают сакральный характер и достоинство. Поэтому мы спокойно можем узнать другого человека, уважая его, любя, а уважая другого человека, уважаем себя, присутствие Бога, не говоря всякой лжи и не давая ложных обещаний.
Вы видите, что обручение совершается пред Богом, перед многими свидетелями, и ты говоришь: «Я хочу эту девушку, чтобы мы шли с ней по жизни и она стала моей женой». Это очень серьёзно — сказать: «Я люблю этого человека», — и доказать это, и получить Божие благословение. Ты признаёшь это перед всеми людьми, пред Богом и даже в качестве гарантии надеваешь кольца, свидетельствующие о том, что ты действительно поступаешь серьёзно.
Это очень важно и серьёзно — подумать, что ты скажешь другому человеку, какое обещание ему дашь: «Я действительно люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились, чтобы мы вместе прожили всю жизнь!» Что означает, что этому предшествует многое ещё: зрелость, а более всего осознание того, что эти наши слова исключительно важны для другого человека. Для тебя они, может, и незначительны, но для другого — да. И ты не имеешь никакого права играть чувствами другого человека.
Знайте, что кто предал других, тот заплатит за это. Это непросто, если другой будет роптать из-за нас, плакать из-за нас, потому что наступит такой час, когда мы за это заплатим. И это ничего, что заплатим: мы должны заплатить. То есть и мы будем уязвлены, чтобы научиться не уязвлять других. Когда в нашей жизни возникают разные неприятности и люди нас ранят, то давайте вспомним, что и мы когда-то ранили других.
Это очень неприятно, чтобы другой плакал из-за нас, то есть чтобы мы становились причиной того, что другой начнёт роптать, — как бы это сказать? — что другой уязвляется, пусть он и не выражает этого вслух. Так же как и великое благословение будет нам, если другой помолится о нас.
Посмотрите, дети, когда мы идём на свадьбу и ждём, чтобы нам подали угощение, почему мы это делаем? Почему? На своих торжествах мы угощаем вкусными блюдами, чтобы они понравились людям. В реальности мы делаем это, чтобы другой поел, возрадовался и сказал: «Будь жив и здоров! Я поел хорошее блюдо, вкусное, душа моя возрадовалась, и я желаю тебе быть живым и здоровым, дитя моё!» Как в молитве: «Ибо Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим» (Пс. 91: 5).
Поели мы хорошей еды — благодарим Бога. Церковь учит нас совершать целую «литургию» перед тем, как сесть за стол. Если пойдёте в монастырь, то там мы едим 20 минут, но вокруг этого совершается целая «литургия», мы кадим и поём; это целое приключение — вкусить эту еду. А почему? Потому что ты насытился, веселишься и благословляешь Бога.
Голодный человек не может пожелать тебе ничего хорошего. Смысл угощения на свадьбе таков: «Съешь эту вкусность, чтобы возвеселилась душа твоя и чтобы ты пожелал мне быть живым и здоровым!» Вот каков его смысл.
И я несу тебе подарок, чтобы выразить мою огромную любовь к тебе. Какое огромное значение это имеет — сказать другому от всей своей души: «Будь жив и здоров, да благословит тебя Бог»! Вспомните, дети, у нас у всех есть знакомые, которым, когда мы о них вспоминаем, мы в душе желаем: «Да будет жив и здоров этот человек!» Это исходит у нас изнутри, и мы чувствуем, что из нас идёт сила, которая покрывает этого человека, где бы он ни находился.
Более того, дети, когда другой человек бывает уязвлён нами, тогда он может и не проклясть нас, не роптать на тебя, если он церковный человек, но эта его рана и боль ложится на тебя огромным бременем. Это очень тяжёлое дело — ранить другого, это тяжёлая рана. То есть наступит час, когда мы за это заплатим.
Ты скажешь: «Но я ведь покаялся!» Да, ты покаялся, но другой же получил рану. Ты покаялся, и Бог принимает твоё покаяние, но, чтобы твоё покаяние восполнилось, мы, к сожалению (молюсь, чтобы этого не происходило), должны за это заплатить. Обычно эти вещи возвращаются обратно, как при абортах. Мать или тот, кто убивает ребёнка, говорит: «Да, я сделала один аборт, но потом исповедалась!» Хорошо, ты исповедалась, покаялась, плакала, но всегда остаётся одно «но» — человек, который ушёл на тот свет. Кто заплатит за это? Кто может заменить его? Кто заплатит за эту рану?
Мы должны быть очень серьёзны. Никогда не уязвляйте другого человека. Лучше не говори другому, что не любишь его, пережди, оставь его томиться в ожидании. Не говори ему этого. Пусть лучше не знает этого, даже если будет спрашивать тебя тысячу раз, чем чтобы ты сказал ему такое больное слово.
Поэтому нам надо всегда иметь это чувство ответственности и быть последовательными в отношении к другому, к Богу и себе. Это то, что Церковь и устанавливает с помощью Таинства Брака, и наше присутствие там об этом именно и говорит — как важно иметь правильное отношение к другому человеку. Она не делает этого тайно, но в храме, перед всеми людьми: перед священником, перед твоими родителями, пред Богом, и ты даже ручаешься в этом, то есть кольцо — это гарантия и залог того, что ты действительно будешь серьёзно относиться к этой связи!
[1] Евхологий — сборник молитв, предназначенный для священников.
[2] «Егда кто от монахов ко Господу отъидет, понеже не подобает омыватися телу его, ниже видетися отнюд нагу, на сие учиненный монах губою отирает мощи его теплою водою, творя прежде губою крест на челе скончавшагося, на персех, на руках, и на ногах, и на коленах, вящше же ничтоже. Потом же приносит чистую ризу, и облачит его, отъемшейся первее ветсей, никакоже наготу его видев; и по внегда облещи его, возлагает на него кукуль. Аще великаго образа есть, обложив шлемом свыше главы, и свесив и даже до брады, якоже не видетися лицу мощей его» (Последование исходное монахов).
[3] Сourse — курс.
[4] Anyway — в любом случае.
Перевела с болгарского Станка Косова, Православен богословски факултет
Книги митрополита Афанасия Лимасольского (Николау) в интернет-магазине «Сретение»
