Живший в Туле более столетия назад историк, археолог, богослов Николай Иванович Троицкий (1851−1920) с сокрушением отмечал, что в отличие от нас греки и римляне стремились увековечить все свое прошлое в памятниках, а так как многие из этих памятников дошли до наших дней, любой ученик русской гимназии или семинарии подробно расскажет вам, например, о сражении при Марафоне, но весьма затруднится в разговоре о Куликовской битве. И Николай Иванович много сил положил на собирание тульских древностей и устроение музея, экспозиция которого открыла бы его землякам богатую историю их края. Датой основания в Туле епархиального Древлехранилища сам Троицкий считал 8 апреля 1885 года, когда архиепископ Тульский и Белевский Никандр утвердил правила о приобретении и хранении памятников старины, подразумевая под ними прежде всего предметы церковного обихода. Этому предшествовала докладная записка Троицкого от 17 октября 1884 года, в которой Николай Иванович сообщал владыке, что, «состоя членом Императорского Московского Археологического Общества», он несколько лет занимался «разысканиями памятников старины по Тульской епархии»: многие из них описал, а некоторые приобрел в собственность. Судьба памятников, изъятых из употребления и хранящихся в церквах, «понятна: по неведению или небрежности они должны исчезнуть бесследно». Чтобы подобного не случилось, Николай Иванович предлагал собирать их в ризнице Тульского архиерейского дома. Речь шла не только о богослужебных предметах, но и о старинных рукописях, на тот момент «не имеющих действительного документально-юридического значения для храмов». Архиепископ счел предложение разумным и распорядился, чтобы консистория выработала условия скорейшего претворения его в жизнь. На консисторском заседании решили выделить под это «одну из двух комнат в ризнице Тульского архиерейского дома, где собранные вещи хранить в особых шкафах до времени, пока не представится нужда в более обширном помещении». На Николая Ивановича возлагалось заведование Древлехранилищем, на ризничего архиерейского дома — забота о сохранности памятников, на благочинных епархии — их приобретение. Не забыла консистория оговорить и правила осмотра экспонатов «посторонними лицами»: «только по усмотрению заведующего… при его непосредственном наблюдении и руководстве». Сначала Древлехранилище, как сказано, разместилось в ризнице архиерейского дома, потом ему отвели «более просторное помещение» в нижнем этаже церкви Похвалы Пресвятой Богородицы, которое владыка отделал «на свои средства, приняв во внимание и безопасность в пожарном отношении», в 1890 году перенесли в бывший певческий корпус, а восемь лет спустя оно уже занимало весь верхний этаж флигеля в архиерейском дворе и включало в себя геологические и этнографические находки, портреты тульских исторических лиц, старинные рукописи и книги, гравюры, монеты, коллекции предметов церковной утвари. За хранилищем постепенно укрепилось название Палаты древностей. В 1898 году Троицкий основал при ней Тульское епархиальное историко-археологическое товарищество. Палату, открывавшую свои двери по воскресным и праздничным дням, посещали ученики семинарии и гимназии, учителя народных школ. Побывали в ней и члены царской фамилии. Николай Иванович руководил Палатой до самого ее закрытия в 1918 году. Накануне революции он удостоился орденов Святого Станислава, Святой Анны и Святого Владимира, чина действительного статского советника; после 1917 года продолжал заниматься учетом и описанием предметов церковной старины, числясь служащим подотдела музеев и охраны памятников искусства при Тульском губернском отделе народного образования. Архиерейский дом заняли чекисты, а в помещениях, занимаемых Палатой древностей, расквартировали военный отряд. В связи с этим, как говорится в одном из сохранившихся документов, «музейные вещи пришлось в течение двух дней перенести из архиерейского дома в архиерейскую церковь и спешно складывать в грузы, не придерживаясь никакой системы. Переноска производилась под наблюдением Троицкого и Нарциссова (П. В. Нарциссов — тульский краевед, преподаватель Учительского института) при помощи десяти красноармейцев, командированных для этой цели Чрезвычайной Комиссией. При такой спешной переноске многие музейные вещи пострадали, и потом в течение долгого времени пришлось поправлять поспешность переноски». Эти вещи составляют ныне основу экспозиции Тульского областного историко-архитектурного и литературного музея. Таким образом, мечта энтузиаста о создании музея в известной степени осуществилась. Сама же фигура Николая Ивановича Троицкого на долгие годы ушла в глухую тень и лишь в последнее время начинает возвращаться из небытия. Он родился в селе Богатищево-Подлесное Каширского уезда Тульской губернии в семье пономаря храма Казанской иконы Божией Матери. Учился сначала в Веневском, затем в Тульском духовном училище, а после окончания Тульской духовной семинарии поступил на богословское отделение Московской духовной академии, откуда в 1876 году вышел со степенью кандидата-магистра. Уже тогда Троицкий избрал своей основной специальностью исследование Священного Писания и библейскую археологию. Направленный академией в Кострому, он преподавал в тамошней семинарии словесность и математику, а в женском училище при местном Богоявленском монастыре — словесность и физику. В 1878 году в Костроме выходит отдельной книгой представленная им в совет Московской духовной академии диссертация «О происхождении первых трех канонических Евангелий: опыт разбора гипотез Г. Эвальда и Ю. Гольцмана», после публичной защиты которой соискатель удостоился степени магистра богословия. Год спустя молодого ученого-богослова перевели в Тульскую духовную семинарию, где он, кроме Священного Писания, преподавал немецкий язык, дидактику, физику, математику, а в епархиальном женском училище — Закон Божий, церковнославянский и русский языки. Ко всему прочему, он состоял в Епархиальном комитете по продовольствию для пострадавших от неурожая, председательствовал в Комиссии по наблюдению за деятельностью церковноприходских попечительств епархии, производил ревизию учебных заведений, входил в состав наблюдательного комитета Тульского общества взаимного страхования имуществ от огня, являлся членом Тульского губернского статистического комитета, комитета для составления историко-статистического описания Тульской епархии, Общества защиты и сохранения памятников истории и старины в России, Куликовского строительного комитета, учрежденного в связи с сооружением на Куликовом поле храма-памятника преподобному Сергию Радонежскому. Библиография трудов Троицкого насчитывает 122 наименования. Еще в студенческие годы он познакомился с графом Алексеем Сергеевичем Уваровым, одним из основателей Императорского московского археологического общества и Исторического музея в Москве. Именно граф Уваров привил молодому человеку интерес к археологии. Из таких статей, как «Городище при селе Поречье Одоевского уезда Тульской губернии» и «Березовское городище и древний удельный город Волконеск» — они представлены в книге сочинений Н. И. Троицкого «Тульские древности» (Тула, 2002), — мы узнаем о личном участии Николая Ивановича в раскопках. К наиболее интересным работам, вошедшим в названную книгу, следует отнести, на наш взгляд, очерки по истории Тульской епархии, ее храмов и монастырей, например «Сто лет бытия Тульской епархии», «Тульский Успенский женский монастырь», «Тульский Богородичный общежительный мужской монастырь, что в Щеглове». Тульская епархия, несмотря на общегосударственное значение города и его не раз упомянутую Троицким многолюдность, учреждена была лишь в 1799 году, а до этого «столица оружейников» в духовном отношении подчинялась коломенским архиереям. Описав «отход» Тулы от Коломны и деятельность тульских архиепископов на протяжении ста лет — до времени создания очерков, Николай Иванович заводит речь о приходском духовенстве и церковных школах. Рисуемые им образы сельских батюшек чрезвычайно правдивы, жизненны и поучительны. В старину, когда «черный земледельческий труд духовенство считало для себя безусловно непременным, передачу своего места сыну или дочери делом житейской логики и благом верного обеспечения, учение дочерей грамоте признавало излишним и даже зазорным, „не сечь детей“ (…) значило „добра от них не видать“, а вовсе их не учить в семинарии — и то не беда: „не всем-де попами быть“, пастырь духовный легко становился простым пахарем, служитель алтаря — батраком». В страду батюшка «идет на свое поле с крюком-косой на плече и с деревянным ведром (…) квасу в руке; а матушка его сопровождает с серпом на одном плече да с ребенком в люльке на другом». Матушка только по праздникам надевала душегрейку и кокошник, а обыкновенно представала «в затрапезном сарафане-расстегае, в платочке с узелками на лбу, в толстых котах с напускными чулками». Батюшка сапоги надевал, только когда шел в храм или в гости, а чаще его можно было видеть в лаптях с завойками (онучами). Питались сельские духовные лица при свете лучины главным образом «овсяным толокном». И тут следует парадоксальный на наш сегодняшний взгляд вывод: «И было довольно средств и довольство жизнью: жила и коренилась семья во много поколений и не срывалась со своего корня сто и двести и более лет!» Выходящая замуж поповна несла с собой в приданое «пятнадцать-двадцать холстов, собственноручно тканных и беленных. Наступал престольный праздник — варилось свое пиво в дедовом котле для гостей непременно на неделю. Нужно было везти детей в школу — снаряжался целый воз всего своего — домашнего». Такое ощущение довольства при самых скудных внешних обстоятельствах объяснялось тем, что «строго церковный взгляд (…) весьма умерял требования и пожелания церковного человека, не давал ему выбиваться из колеи приходского пастыря, оберегал его мысль о высшем назначении его, и пастырь видел свое значение и назначение только в храме и в приходе, с сознанием, что без своего служебника и требника он ничто». Жизнь ученика церковной школы тоже была далеко не сахар, и об этом Троицкий пишет весьма подробно. Но «при относительной грубости школьного обращения и сравнительной скудости образования (…) в старой школе воспитывалось и строгое подчинение порядку, и твердость воли, и самоограничение, т. е. те свойства крепкого характера, которые не знали ни переутомления, ни страха перед трудом, ни смущения при лишениях, ни желания будто бы необходимых в школе игривых развлечений». Отсюда выходили «самоотверженные ревнители знания», будущие митрополиты и епископы, преподаватели семинарий и профессора академий. Впрочем, во времена «отчаянного малограмотства» стремящееся просветить народ духовенство обучало крестьян грамоте и вне школ — «где пришлось: в светелке, на кухне, в пустой бане, в церковной сторожке и т. п.». Отмечая положительные стороны реформ Александра II, Н. И. Троицкий указывает и на их издержки. «Духовенство, ограждая свободу народа от увлечения своеволием до разнузданности, главным образом должно было сдерживать народ в послушании Церкви, в преданности государю православному и самодержавному. Могучее средство его — учение в храме и учительство в школе. Но если народ переживал еще первую радость свободы и некоторую самостоятельность самоуправления, то и духовенство испытало особенное удовольствие при сознании теперь большого значения своего в руководительстве народом. Оно было в искушении — стать духовным барином над народом. Отсюда — стремление к перемене своего быта на помещичий лад». Дети же священников, для которых широко открылись двери лицеев и университетов, «ринулись на распутья свободы столичных и других больших городов, в объятия чужой и дотоле чуждой им роскоши театров и ресторанов, в тину бульварных недугов; а оттоле попадали и в золотые роты, и в тюрьмы и даже легко вербовались нанятыми деятелями заграничной пропаганды"… Очерк о Тульском Богородичном монастыре — это прежде всего дань памяти людям — его строителям. Работы велись на средства московского купца Василия Ивановича Макарухина, родившегося в 1805 году, прожившего более 80 лет и принявшего схиму под именем Варсонофия в им же возведенной обители. По подсчетам Троицкого, Василий Иванович истратил на строительство около полумиллиона рублей. С юных лет занимаясь производством церковной утвари, богатый, но тяготеющий к оставлению мирской суеты, Макарухин сказал однажды своему духовнику, иеромонаху Никандру, что желает употребить нажитые средства на богоугодное дело. Отец Никандр (в миру Николай Васильевич Кондрашев, из тульских мещан) тотчас поведал «боголюбивому простецу» о давней мечте его земляков иметь у себя в городе монастырь. Макарухин изъявил готовность дать на это деньги, и в 1864 году отец Никандр выехал в Тулу, приняв на себя все связанные с устройством обители хлопоты. За дело он взялся с небывалым рвением, однако неусыпные труды скоро подорвали его здоровье, и в 1866 году иеромонах Никандр скончался. Тем не менее строительство продолжалось. В 1868 году тульский владыка Никандр направил в Священный Синод представление об учреждении в нескольких верстах от Тулы, в местности, носившей название Щеглово, мужского второклассного монастыря с училищем при нем. Синод, в свою очередь, постановил испросить Высочайшее соизволение «на учреждение близ г. Тулы мужского Богородичного монастыря на правилах общежития с училищем при нем для детей бедных граждан г. Тулы, не относя к какому-либо классу… как общежительного». 22 июня 1868 года император утвердил постановление Синода. Ведение «всего хозяйства при устройстве стен, жилых зданий и церквей» возложили на тульского мещанина Гавриила Васильевича Бочарникова, а архитектором назначили его сына Александра, в свое время получившего академический аттестат «неклассного художника… с правом производить строения». «Когда стали сводить купол на главной церкви, Бочарников-сын как специалист-техник находил неизбежно нужным заложить в стены железные связи, а его отец как опытный хозяин, относя это заявление сына к неопытности его как еще только начинающего практика, находил совершенно ненужным закладывать связи, объясняя, что опытность его, хотя и не техника, дает ему больше права отменить закладку связей, и на том своем мнении он решительно настоял как распорядитель по хозяйственной части, соблюдая интересы экономии». Сын, «терзаемый совестью и страхом за непрочность сооружения», против отца все же не пошел. Вскоре Гавриил Васильевич сам заметил, что купол должен рухнуть. «Тут только Бочарников-отец сознал вину свою перед сыном и в отчаянии, говорят, хотел идти под купол, чтобы под его развалинами похоронить себя и свой позор: силой он был удержан от такого безрассудного поступка». Купол обрушился, а Александр поехал в Москву объясняться с Макарухиным. Однако тогда купец его не принял. Лишь позднее они помирились. Управляющий Тульской казенной палатой Ждановский в утешение Александру говорил: «Что за важность! У Тона 50 куполов обвалилось!» Гавриил Васильевич Бочарников в раннем детстве нищенствовал, а в 8 лет «нашел себе подходящее занятие», начав изготовлять шапки для ополченцев 1812 года. Таланты его заметили купцы Сазыкины и взяли мальчика к себе «для приучения к торговому делу». Затем он на заводе этих же купцов трудился бухгалтером, оттуда перешел приказчиком на оружейный завод Минаева, а от Минаева — приказчиком на Батрасовский поташный завод купца Фирсова. И всюду отмечалась его «безупречная честность». Вернувшись в Тулу, Бочарников занялся было торговлей бакалейным товаром, однако вскоре его потянуло в святые места. Он посещает Киево-Печерскую и Троице-Сергиеву лавры, Оптинскую и Орловско-Белобережскую пустыни. Уже тогда он постоянно носил железные вериги, так что «при хождении иной раз можно было слышать легкое бряцанье цепей». После смерти жены, оставив дом и детей, Гавриил Васильевич отправился на Афон, намереваясь остаться там навсегда, но очутился в Иерусалиме. Уже на пути из Святой земли на родину Бочарников все же добрался до Афона, где постригся в монахи под именем Германа. Далее он едет в Белобережскую пустынь, откуда, измученный старческими немощами, пишет сыну Александру: «Господь от рождения питал меня сумой, и теперь, при старости, при слабом здоровье, служу братии, надеясь на Господа и Мать Божию». Получив весть о смерти другого сына, монаха Венедикта, Герман снова едет на Афон, а по возвращении в Белобережскую пустынь постригается там в мантию «с оставлением имени Германа». Затем он подает прошение о принятии его в число братии Щегловского Богородичного монастыря, переезжает в Тулу и в столь хорошо знакомых ему стенах 12 мая 1877 года посвящается архиепископом Никандром в иеродиакона, а 3 июля того же года — в иеромонаха. После этого «особенно заметна [стала] решительная перемена в душе о. Германа: прежнее упорство и раздражительность, не терпевшие сопротивления, сменились послушанием и глубоким смирением». Но его здоровье и физические силы подходили к концу. 6 января 1880 года отец Герман принял схиму с именем Иеронима, а 4 февраля скончался. В то время Макарухин жил уже в обители. Он пожелал, чтобы схииеромонаха Иеронима погребли под храмом Богородицы-Млекопитательницы в склепе, где уже покоились другие строители монастыря. Александр Бочарников возвел над могилой «надлежащее надгробие с чугунной доской», а через 6 лет и сам нашел последнее пристанище рядом с отцом. Об ушедших в мир иной строителях обители Н. И. Троицкий заключает: «Все эти простые, но умные и энергичные, чисто русские люди — иеромонах Никандр, Гавриил Васильевич и Александр Гавриилович Бочарниковы — отлично отвечали заветным намерениям В. И. Макарухина; это были простые, но крепкие и истинно трудовые руки, существенно необходимые для такого многосложного и чрезвычайно хлопотливого дела, как создание целого монастыря. Все они, вместе со своим первоначальником В. И. Макарухиным, похоронены в стенах ими созданной св. обители и останутся в ней навсегда истинно достопамятными». Для себя в монастыре Василий Иванович выстроил «деревянный двухэтажный, но очень небольшой бревенчатый флигель», в котором вел «чисто иноческое житье, по-видимому однообразное, но в духовном отношении богато содержательное». Со временем он настолько ослабел зрением, «что уже не мог иметь высокого утешения — читать любимые книги, о чем сильно скорбел». 85-летним старцем Макарухин постригся в монахи и принял схиму с именем Варсонофия. В день он «выпивал одну чашку чая с просфорой, остальное время всецело отдавался молитве; постоянно творил на себе крестное знамение и тихо-тихо читал молитвы». Умер схимонах Варсонофий 26 апреля 1890 года. Троицкий пишет: «Да, эта 85-летняя жизнь старца (…) Варсонофия есть жертва его самоотвержения в борьбе с сильнейшей прелестью мира — богатством: он победил эту прелесть, и памятником этой победы стала над его прахом святая обитель с ее благолепными храмами и с многочисленной семьей подвижников молитвы и нестяжательности». Богородичный монастырь существует и поныне, но теперь это женская обитель. Вскоре после революции монастырь закрыли, после чего он долгое время находился в запустении, и лишь в середине 1980-х годов тульские власти приступили к его реставрации.
