Из записок начальника разведки 10-й оперативной эскадры Тихоокеанского флота СССР
В 1857 году в связи с возросшей после Крымской войны активностью англичан и французов у берегов Восточной Сибири (Восточной Сибирью в старину именовался Дальний Восток) туда прибыла первая русская эскадра. С тех пор многие тамошние бухты, заливы, мысы называются по именам наших кораблей и фамилиям их капитанов. Так начиналась история эскадр Тихоокеанского флота. В период между двумя мировыми войнами дальние походы советских кораблей чаще всего носили «тренировочный» характер — крейсер «Аврора», учебный корабль «Комсомолец» (1924) — либо имели целью перебазирование, как, например, линкора «Парижская коммуна» (бывший «Севастополь») и крейсера «Профинтерн» (позже «Красный Крым») с Балтики на Черное море (1929). К крупным акциям подобного рода, имевшим место после Второй мировой войны, следует отнести передачу крейсера «Орджоникидзе» Индонезии, дружеские визиты наших моряков в КНР, возвращение судов, полученных в свое время по ленд-лизу, переход отряда трофейных кораблей бывшего германского флота с Балтики на Черное море в 1946 году, официальный визит крейсера «Свердлов» в Англию в середине 1950-х годов. В то время, имея повсюду многочисленные военно-моркие базы, Америка начала откровенно претендовать на роль хозяйки океанских просторов. Однако уже в начале 1960-х годов в Средиземном море, где безраздельно властвовал 6-й флот США, американцы с изумлением обнаружили советские корабли Черноморского и Северного флотов (5-я и 7-я оперативные эскадры соответственно). На последовавший запрос: «Что вы делаете в наших водах?» последовал примерно такой ответ: «ваши» воды — это полоса вдоль американского побережья шириной три мили… Одним из первых примеров несения нами боевой службы на Тихом океане можно считать поход в 1966 году ракетного корабля «Гневный» и эсминца «Неустрашимый» в сопровождении танкера к Гавайским островам. Цель была — проверить реакцию командования ВМС США на появление советских кораблей у берегов вновь приобретенного штата, ведение разведки по маршруту, отработка задач боевой подготовки. Длилось плавание всего 35 суток. Никакой специальной тропической формы команде не выдавали, поэтому наши моряки в своей повседневной форме в районе экзотических Гавайев выглядели, в свою очередь, также весьма экзотически. По итогам рейда особых лавров никто не удостоился. Напомним, что к тому времени флоты США интенсивно бороздили Атлантический и Тихий океаны, Индийский же пока никто не «застолбил». Но вот американцы развернули строительство базы на атолле Диего Гарсия, и стало ясно, что они готовятся к освоению Индийского океана. Тогда-то и началось формирование нашей 10-й оперативной эскадры Тихоокеанского флота, на которой мне довелось прослужить 7 лет. Ее ядро составили корабли 9-й дивизии крейсеров, стоявшие в бухте Абрек. Штаб организовывался уже по современному образцу: в нем, кроме основных флаг-специалистов, появились подводники и авиаторы. Командиром эскадры назначили контр-адмирала Николая Ивановича Ховрина, начальником штаба — капитана 1 ранга Семена Елизаровича Коростылева. Уже в марте 1968 года отряд кораблей в составе крейсера «Пожарский», большого противолодочного корабля «Стерегущий», ракетного корабля «Гордый» и танкера вышел в свой первый поход под флагом командующего флотом адмирала Н. Н. Амелько. К условиям тропического плавания наиболее подготовлен был «Стерегущий», оборудованный штатными кондиционера, на крейсере же установили всего лишь несколько временных: в каюте флагмана, на посту связи и еще в некоторых местах. Не забыли на сей раз и о тропической форме одежды. Поход длился четыре с половиной месяца и сопровождался большим количеством официальных визитов. Посетили девять стран, в том числе Цейлон, Индию, Западный Пакистан, Египет, Ирак, Южный Йемен. Что касается адмирала Н. Н. Амелько, то он из Мадраса (в Восточной Индии) отправился во Владивосток, а отряд продолжал дальнейшее плавание под флагом командира эскадры контр-адмирала Н. И. Ховрина. Я хотя и не участвовал в том первом походе, все же попал в группу сопровождения Ховрина, когда по возвращении на родину его вызвали в Москву на доклад к Главкому. Событию придавалось огромное значение: на доклад прибыл министр обороны маршал А. А. Гречко. Флагманских специалистов ВМФ особенно интересовало функционирование корабельной техники в непривычных условиях. Возможно, обнаруженное нашими моряками незнание разных тонкостей, соблюдение которых необходимо во время официальных визитов в чужие порты, послужило толчком к изданию в 1979 году пособия «Военно-морской протокол и церемониал». В следующий поход, уже целиком «эскадренный», отправились 22 октября 1968 года. Командиром отряда стал капитан 1 ранга С. Е. Коростелев. Штат специалистов усилили группой радиотехнической разведки, взяли на борт переводчика, а в помощники ему Политуправление выделило спецпропагандиста. Приготовленная для личного состава тропическая форма была синего цвета: шорты, рубашка с короткими рукавами, кожаные тапочки, которые, правда, годились только для ношения в домашних условиях, а от морской воды скукоживались, рвались и через месяц-другой приходили в негодность. Выручали резиновые банные «вьетнамки», называвшиеся у нас «ни шагу назад». Итак, 21 октября эскадра в составе ракетного крейсера «Адмирал Фокин», эсминца «Вдохновенный», БПК «Гневный», плавбазы подводных лодок «Иван Кучеренко», танкера «Алатырь» и судна снабжения «Ульма» вытянулась на рейд. Ночь простояли в заливе Стрелок, а утром двинулись в путь. японское море встретило нас ветром силой до 7−8 баллов. Крейсер медленно раскачивало, экипаж, длительное время стоявший в тихих водах залива, что называется, обретал «морские ноги». Наш доктор, сам несколько суток пластом пролежавший в каюте, сформулировал: «Морская болезнь — нормальная реакция организма на ненормальное положение». Кстати, из многолетнего опыта службы на кораблях я вынес убеждение, что лучшим средством от морской болезни является работа. Офицер, несущий вахту, переносит сей недуг гораздо легче, чем тот, кто лег на койку… Первые двое суток шли в режиме радиомолчания, и, соответственно, без всякого «сопровождения», но как только включили ЗАС (засекречивающая аппаратура связи), тут же увидели американские «Орионы» — патрульные самолеты. Они появлялись в одно и то же время: низко пролетали вблизи кораблей (но не над палубами, ибо по неписаному правилу пролет над палубой равносилен пролету над чужой территорией), сбрасывая гидроакустические буи, которые мы вылавливали. Матросам при этом запрещались всякие разговоры, поскольку в некоторых буях стояли, кроме гидрофонов, и микрофоны. Добавлю: на вырывавшуюся время от времени от напряжения «ненормативную лексику» запрет не распространялся. Как только миновали 95-й меридиан, командовать нами стал Главный штаб ВМФ. Перед запланированной остановкой в Момбасе (Кения) мы готовились к визиту, штудировали справочники. Подойдя к восточному побережью Африки, принялись наводить порядок: подкрашивали борта и надстройки, драили палубы. Командиры боевых частей и служб составляли списки увольняющихся на берег матросов и старшин, разбивая их на «пятерки». Все мы были без документов, имея при себе только чистые носовые платки. В случае чего, старший «пятерки» должен был скомандовать: «Становись!» — и с этого момента образовавшийся воинский строй являл собой экстерриториальное подразделение, на которое никакие полицейские акции не распространялись. Поначалу побаивались провокаций, но так их и не дождались. На кенийском берегу среди трех-четырехэтажных зданий и портовых сооружений утопали в зелени нескольких розовых домиков — как выяснилось позже, резиденция командующего морскими силами Кении (четыре патрульных катера), капитана 2 ранга Пирса — англичанина, участника арктических конвоев. Наши боевые корабли стали на якоря, а танкер и «Ульма» ошвартовались у портовой стенки. Первый официальный визит нанесли Пирсу. Испытывая естественное для новичков в таком деле смущение, мы зашли в его кабинет, где после положенных по протоколу официальных фраз нас пригласили к столикам и угостили джином с тоником, о котором мы до того не имели ни малейшего понятия. Затем последовал визит к губернатору, а вечером советский посол пригласил нескольких наших офицеров в ресторан. Приемы международной дипломатии пришлось осваивать на ходу. Пять дней простояли в Момбасе: давали концерты самодеятельности, ходили на приемы и принимали у себя. Этот визит явился для нас как бы тренировочным. Смущаться мы скоро перестали — тем более поняли: корабли у нас отличные, о чем и говорили многочисленные гости в специально устроенный «день открытых дверей». После отбытия 2 декабря из Момбасы отряд стал готовиться к проведению ракетной стрельбы в океане. А это не то же, что стрельбы в операционной зоне флота, которые планируются заранее и проводятся на специально отведенном полигоне. В день проведения таких стрельб район закрывается для плавания всех судов: проводится воздушная разведка и обнаруженные посторонние цели немедленно выдворяются. В океане же ничего подобного предпринять невозможно. Он нейтрален: кто где хочет, там и ходит. Поэтому мы выбирали максимально «безлюдный» район. Выбрали. «Вдохновенный» ставит надувные мишени и уходит на десятки миль в сторону, чтобы ракета «дуриком» не захватила его. Мы удаляемся на заданную дистанцию. Сыграна боевая тревога, все расчеты на местах. Командир отряда еще раз требует у начальника разведки подтверждения, что посторонних целей в районе нет. Подтверждение получено. Раздается команда «Пуск!» «Вдохновенный» ведет техническое наблюдение. Мы напряженно ждем. И вот наконец доклад: «Цель поражена, следую к мишени». Мы тоже даем полный ход и идем в ту же точку. Через несколько часов видим и «Вдохновенного», и разбитую мишень. В Москву направляется победная реляция. Дальше — торпедная стрельба: пусть и не столь экзотичная, как ракетная, но это ведь будут первые торпеды, выпущенные нашим Тихоокеанским флотом в Индийском океане! Наше плавание продолжалось восемь месяцев. Пройдя 30 тысяч миль, мы посетили семь портов: Момбасу (Кения), Аден (Южный Йемен), Ходейду (Северный Йемен), Бендер-Аббас (Иран), Умм-Каср (Ирак), Порт Луи (Маврикий), Циттагонг (Восточный Пакистан). После этого 10-я оперативная эскадра Тихоокеанского флота СССР надежно «прописалась» в Индийском океане и выполняла там свою военно-дипломатическую миссию много лет, не потерпев ни одной навигационной или командирской аварии, не потеряв ни одного человека. Случались выходы и по боевой тревоге. Резкое обострение международной обстановки, оставшееся практически незамеченным большинством жителей СССР, ибо в официальной печати оно не освещалось, произошло 8 мая 1972 года: американская авиация разбомбила Ханой, а у Хайфона поставила донные мины. являвшийся нашей базой поселок Тихоокеанский (ныне город «окин) забурлил. Забегали оповестители, замелькали машины. Прибыв на штабной крейсер, я узнал, что повышен в должности: оставаясь начальником разведки эскадры, я теперь еще и начальник походного штаба. Выступаем через несколько часов. К пяти утра необходимо пополнить боезапас, запас продовольствия. Иметь в виду, что атомные многоцелевые подводные лодки тоже развертываются. Мы направились к банке Чжунша, что восточнее Вьетнама. При каждом появлении американских самолетов (а они летали часто) — боевая тревога. Иногда высоко в небе показывались группы бомбардировщиков «Б-52», но зону действия наших зенитных ракет они огибали. Жара, высокая влажность, бесконечное напряженное ожидание — и полнейшая неясность, чего ждать… Через несколько дней А. Н. Косыгин встретился с президентом США Р. Никсоном, и им удалось сгладить остроту момента. Полагаю, этому помогло и появление у берегов Вьетнама 10-й оперативной эскадры Тихоокеанского флота СССР. В те годы именно она не дала США окончательно «приватизировать» Индийский океан.
