ЯРОСЛАВСКОЕ «ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО»

Если выйти ранним утром из гостиницы ростовского кремля и взглянуть на позлащенные восходящим солнцем стены, маковки, кресты, — не избежать ощущения поэтической сказочности.
Тут-то и пролегает четкая граница между путешественником и местным жителем: первому достаются исторические предания, святыни, древности, вышеупомянутая поэтическая сказочность, второму — будни, работа, характерная для этого края страсть к огородничеству, обслуживание праздных туристов. Поэтому путешественник дышит полной грудью, а коренной ростовчанин, кто знает, не чувствует ли себя пасмурным исполнителем угрожающих пророчеств краеведа ХIХ века Андрея Александровича Титова, в статье «Вымирающий город» писавшего, что Ростов, ленивый, неухоженный, допустивший преобладание смертности над рождаемостью, в конце концов погрузится в болото, из которого и вышел.
Попав под таинственное, почти мистическое обаяние кремля и озера Неро, от которых в Ростове не скрыться, начинаешь думать, что нет ничего необычного в той легкости, с какой здесь народная фантазия давно уж все многообразие исторических фактов переложила на язык поэтических легенд и сказок. Записанные старинным собирателем фольклора, выходцем из крепостных Александром Артыновым, создателем «Ростовского летописца», последние и сейчас способны поразить воображение. Оказывается, например, что Великий князь Юрий Долгорукий волшебством добился расположения жены боярина Кучки, и пока последний страдал от ревности, на арене возник сын князя Андрей Боголюбский. Его внимание сосредоточено на дочери боярина, он переносится в ее покои на ковре-самолете и начинает являться ей в снах. Девушка медленно, но верно поддается на эти обольщения. Такая вот любовная сказка, подводящая «волшебный» базис под решение далеко еще не проясненного историками-реалистами вопроса об основании Москвы.
Полон дерзких по своей масштабности исторических экскурсов и мифологический рассказ о возникновении города Ростова, переданный Титовым в «Легенде о жреце Киче». Рассказ гласит, что один из потомков праотца Авраама, Росс-Вандал, пожелал жениться на дочери скифского царя Риссона, правившего в городе Вифсане. У Росс-Вандала был друг царевич Априс, сын египетского царя Нехоя, который похитил его невесту и умчался с ней на летающем коне в Гиперборею, на озеро Неро, в город Горицу, где в то время правил царь Брутовщина. Априс посадил этого царя в темницу и завладел его царством. Тем временем Росс-Вандал с сыном царя Риссона Сидр-Сиггом, по звездам исчислив, где находятся беглецы, отправились с дружиной на озеро Неро, убили Априса и освободили несчастного Брутовщину, после чего Росс-Вандал с невестой вернулись в Вифсану. Радость царя Риссона была  бы, наверное, более полной, вернись вместе с ними его сын и дружина. Однако Сидр-Сигг предпочел отправиться еще дальше на север, где основал будущую столицу Швеции Стокгольм, а дружина осталась в Горице, дав ей новое название — Россов-Стан. Затем полководец Владимир, один из сынов новгородского царя Вандала, захватил Россов-Стан, прогнал мерю, роль которой в данном мифе, возможно, играет дружина скифского царя Риссона, и в свою очередь переименовал Россов-Стан, ставший теперь Ростовом.
Что ж, городу, названному В. О. Ключевским «дедом Залесской земли», и подобает рассказывать сказки. Сказочность и неразлучная с ней поэтичность пронизывает мироощущение и самый быт ростовчан, накладывает свой отпечаток буквально на все. У Титова читаем о епископе Оренбургском и Уфимском Августине, ростовском уроженце по имени Михаил Степанович Сахаров, который в 1819 году был по неизвестным причинам удален на покой в Варницкий монастырь, расположенный в непосредственной близости от Ростова — там, где родина преподобного Сергия Радонежского. В монастыре Августин и проживал до самой своей смерти в 1842 году. Уже во времена Титова братия едва помнила Августина и не знала ничего ни о его сочинениях, ни о его богатейшей библиотеке, которую он, опасаясь пожара, хранил под колокольней ростовского Успенского собора. В те поры обретался в Ростове и богатый купец М. М. Плешанов. Тут будет кстати, продолжая традицию этих очерков, вспомнить, что писал И. С. Аксаков домочадцам о ростовских купцах: «Все бритые, но очень умные и хорошие люди. Все они интересны своими практическими познаниями и стремлениями. Все они, как мы, и что замечательно, чего ни в одном городе, кроме Ростова, я не встречал, с совершеннейшею свободою, независимостью, самостоятельностью, безо всяких претензий и чопорности». На ростовскую ярмарку, продолжавшуюся около трех недель, собирались до 100 тысяч народу и до 10 тысяч купцов, и весь доход города проистекал именно от нее, поскольку в остальное время, по наблюдению Аксакова, «почти нет торговли». Поэтому ростовчане предпочитали вести свои дела вне родных пределов, поддерживая торговые связи не только с Сибирью и Хивой, но и с Китаем, и с Персией. Кстати сказать, и сам А. А. Титов был купцом-миллионщиком. Так вот, однажды Плешанов на званом обеде вдруг, подвыпив, и в самом деле «без всякой чопорности» стал на чем свет стоит ругать преосвященного и даже осмелился дернуть его за бороду! Полицмейстер, естественно, возбудил дело, но Августин, сочтя поступок купца бесовским наваждением, ездил по начальству до тех пор, пока это дело не замял. И Плешанов очень скоро превратился в великого благотворителя Варницкой обители, сумевшего придать ей, до того малопосещаемой и откровенно захудалой, вид вполне соответствующий ее назначению олицетворять родину великого русского святого. Что интересно, А. А. Титов передает эту историю именно как любопытное предание, как сказку. И здесь тоже не обошлось без поэзии! Ведь среди сочинений епископа Августина поэтические опыты занимали не последнее место. В качестве примера Титов приводит строки:

Я буду в шалаше спокойном,
В уединенном и безмолвном,
Тебя в душе воспоминать,
И ко снисканью совершенства,
Ко утверждению блаженства
Во всем Тебе лишь подражать!

Стихи Августина нынче неизвестны, труды Титова практически не переиздаются, бывшая усадьба Плешанова используется современными бизнесменами как одна из опорных баз местного туризма. Не хочется думать, что все это означает конец ростовской сказочности, в анналах которой сохранился и такой забавный ее образчик. Александр Артынов рассказывает в своих воспоминаниях о беседе православного иерарха с купцами-старообрядцами. Купцы за чаем с твердостью высказались за то, что упоминание в псалмах стрел и прочего оружия определенно указывает на существование города Тулы уже в библейские времена, ибо где же еще, если не в Туле, могло быть то оружие произведено. Уверения иерарха, что Тула возникла гораздо позднее, нисколько не поколебали громаду исторических познаний староверов.
В XVII веке на ростовской, как полагают, земле возникло сатирическое сочинение «Повесть о Ерше Ершовиче», в котором изображен суд над злой рыбиной, обманом захватившей ростовское озеро Неро. Лещ, подавший иск, в качестве свидетеля выставил живущую в Переславском озере Сельдь. «Судьи спрашивали в правде у переславской Сельди: «Сельдь, скажи ты нам про Леща и про Ерша и промеж ими про Ростовское озеро». Сельдь же рече в правде: «Леща с товарищи знаю; Лещ человек доброй, христианин Божий, живет своею, а не чужою силою, а Ерш, господа, злой человек Щетинник».
Но вернемся на сугубо историческую почву. В центре ростовской жизни XVII века высится грандиозная фигура митрополита Ионы III Сысоевича.
В 10 верстах от Ростова находилась деревня, где с незапамятных времен существовало идольское капище, так что и самое место называлось в народе «чертовым дворищем». Сокрушивший капище епископ ростовский Исайя нарек деревню Ангелово. В Ангелово и родился в семье священника Сысоя будущий митрополит. По преданию, Иона Сысоевич построил в родном селе необыкновенную деревянную церковь с 365 окнами, сгоревшую в ХVIII веке от удара молнии. Когда в 1652 году скончался патриарх Иосиф, Иона, бывший до того сначала иноком Угличского Воскресенского, а затем архимандритом Белогостицкого и Авраамиева монастырей, оказался одним из кандидатов на патриарший престол. Однако патриархом стал Никон. Иона с самого начала принял его реформы. Никон и посвятил Иону в ростовские митрополиты. Во время добровольного затворничества патриарха-реформатора в Новом Иерусалиме Иона являлся местоблюстителем патриаршего престола. Когда Никон неожиданно прибыл на заутреню в московский Успенский собор, Иона не колеблясь подошел к нему под благословение. Архиерейский Собор осудил Иону и постановил, что ему «блюстителем соборныя апостольския церкви впредь не быть». А царь Алексей Михайлович своим указом подтвердил еще никоново назначение: «Митрополиту Ионе быть на митрополии в Ростове».
Возможно, Иону Сысоевича и печалили все эти перипетии, зато для Ростова они обернулись великой удачей, ибо митрополит, отстраненный от столичных дел, вынужден был целиком и полностью сосредоточиться на местных делах — в частности, на постройке Архиерейского дома, лишь в ХIX веке прозванного кремлем. Каменное строительство велось в Ростове, разумеется, и до Ионы Сысоевича, о чем свидетельствуют летописи. Киево-Печерский патерик сообщает, что первый каменный собор в Ростове возвел еще в XI веке Владимир Мономах, но на сегодня никаких следов этого собора не обнаружено. «И бе чюдна и зело преудивлена, такова убо не бывало и потом не вем, будет ли», — говорит летопись о построенной «от древес дубовых» еще в 991 году Успенской соборной церкви. Она сгорела в 1160 году, и на ее месте по велению Андрея Боголюбского в кратчайшие сроки воздвигается новая, уже каменная, рухнувшая 42 года спустя от пожара. Князь Константин Всеволодович построил в Ростове княжеский двор и перенес сюда из Владимира столицу Северо-Восточной Руси. Он же занялся восстановлением Успенского собора, законченным уже при его сыне, князе Василько. Этот собор обрушился в 1408 году — опять же по причине большого пожара, погубившего одновременно и многие другие церкви, и княжеский двор. Через три года собор восстановили, но и он не сохранился. Что с ним случилось — неизвестно, как неизвестно и то, когда и при каких обстоятельствах возник собор, существующий доныне.
Строили в Ростове и при Иване Грозном, и при Борисе Годунове. В Смутное время «переяславцы-изменники» и ляхи потому так легко вошли в город, что он не имел сколько-нибудь основательных укреплений. В 30-е годы ХVII столетия голландец Ян Корнелиус Роденбург соорудил здесь земляную крепость «о девяти углах» — ее валы до сих пор кое-где уцелели. Наконец в 1652 году явился Иона Сысоевич.
Не все в кремле сохранилось в том виде, как оно было при митрополите Ионе. После учреждения Петром I Монастырского приказа, обложившего обители и архиерейские дома налогами, ростовская митрополия «пресечена бысть», митрополитов сменили епископы, а сам Ростов стал уездным городом Московской губернии. Кремль долгое время влачил жалкое существование. Дважды — в 1730 и в 1758 годах — его опустошали пожары. В конце ХVIII века на территории кремля заодно с церковным ведомством учреждается и казенное, разместившееся в палатах. Здесь же обосновались соляные и винные склады, суды, гордума, дворянская опека, архив, городническое правление с караулкой и колодочной и тому подобное. Одно из красивейших сооружений кремля — Красная палата, обращенная в винный склад, погибла: второй этаж разобрали за ненадобностью, заодно уничтожив и фрески ХVII столетия. В середине ХIХ века восстановили и открыли для богослужения некоторые церкви, остальное продолжило пребывать в разорении. «Изредка любопытный посетитель с великою осторожностью и страхом, цепляясь за распадающиеся руины, пробирался по грудам мусора и щебня взглянуть на неизвестное ему здание», — писал о кремле 1880-х годов А. А. Титов. Он же стал одним из руководителей комиссии по восстановлению памятника. Средства на эту работу предоставили уроженцы Ростова братья Королевы; продолжалась она более 15 лет.
«На своем дворишке лью колоколишки, дивятся людишки», — извещал Иона Сысоевич князя Михаила Темкина. Как не вспомнить тут народные сказочные присловья! Для этих «колоколишек» митрополит рядом с Успенским собором построил одноярусную колокольню, о которой протоиерей Аристарх Израилев в своем исследовании «Ростовские колокола и звоны» пишет, что она «вышиною в 10 сажен, длиною в 15 сажен, а шириною в 5 сажен». Всего колоколов времен Ионы Сысоевича протоиерей насчитывает три: «Сысой», «Полиелейный» и «Лебедь». Из них самый большой (вес 20 000 пудов) «Сысой», отлитый в 1689 году мастером Флором Терентьевым и названный в честь схимонаха Сысоя, отца митрополита.
Протоиерей Аристарх Израилев, изучивший и положивший на ноты ростовские звоны, родился в 1817 году в селе Петровском Романово-Борисоглебского уезда в семье дьякона Александра Налетова. Его акустические исследования и описания церковно-археологических памятников Ростова — это прежде всего основательные научные труды. Им были созданы камертоны, имевшие немалый успех на международных выставках того времени. В 1882 году отделение физики Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии избрало отца Аристарха своим действительным членом.
Могила протоиерея Аристарха Израилева, умершего в 1901 году, до недавнего времени считалась утраченной. Ныне она восстановлена на кладбище Авраамиева монастыря. А восстановить ростовские звоны уже в 1987 году удалось благодаря именно его партитурам.
Говоря о ростовских монастырях, нельзя не рассказать о наиболее известном из них — Спасо-Яковлевском, основанном в конце ХIV века епископом Иаковом. На взгляд многих, архитектура храмов обители слишком живописна, даже театральна. Но главное, что пристало нам помнить, - в этих стенах покоются мощи святителя Димитрия Ростовского, в свое время самолично указавшего место своего будущего погребения в углу Троицкого собора: «Се покой мой, зде вселюся в век века». Его труды и подвиги благочестия широко известны и чтимы. Мы же говорим здесь преимущественно о поэзии, которой насыщена Ростовская земля. Отдал дань поэзии и святитель Димитрий, устроивший при архиерейском доме училище для детей, а при нем театр, для которого писал поучительные пьесы. Так, «Рождественская драма» изображает среди прочего восклицающего в узах ада Ирода:

Горе! Горе! Ах, горе! Нестерпимой муки!
В гортань достахся ада, не точию в руки!
Горе! Палит мя пламень, палит мое тело,
Из утробы дышущу, — горе! — палит зело.

Недавно сотрудники Ростовского музея отыскали на одном из двух монастырских кладбищ могилу Андрея Александровича Титова и установили надгробную плиту, на которой выгравированы слова историка Е. В. Барсова, сказанные им в 1883 году при открытии Ростовского музея церковных древностей: «Не забудут ваших трудов и ваших жертв грядущие поколения Ростовской земли, когда они научатся понимать самих себя».
***
С поэзии и сказки мы начали свое повествование о Ростове, — ими и закончим. «Нашел я здесь, — описывал свои ростовские впечатления И. С. Аксаков, — еще двух крестьян-стихотворцев, пишущих рифмами; достоинства в стихах их мало; стихи как стихи преплохи, однако все это замечательно. Один из них мучится желанием — совершенно бескорыстным — выразить преданность престолу!» Аксаков поскупился на примеры, но ведь мы вправе воспользоваться творчеством другого «крестьянина-стихотворца» XIX столетия, рожденного ярославской землей, — Федора Смурова:

Если выбрать вы хотите
Сукон, драпу иль трико,
Так до Гортева дойдите,
То ж не очень далеко.

Так сочинял Смуров. Подставим теперь сюда то самое стремление «выразить преданность престолу» — и воскреснут для нас замолчанные Аксаковым строки помянутого им землепашца-поэта-державника:

Ярославской знак державы
Держит вот медведь топор,
Указатель нашей славы.

Не иссякает поэзия на Ростовской земле и никогда не иссякнет. Ибо Кремль стоит твердо и гордо, озеро прекрасно в любую погоду: в ясную видна на противоположном берегу колокольня обустроенного Ионой Сысоевичем села Поречье, которая ведь будет повыше самого Ивана Великого, в дурную же старик Неро сердито, но тем более поэтично вздымает седые от древности волны.