АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ВЕРХОВСКИЙ

В каждой человеческой судьбе в той или иной степени отражается эпоха: исторические свершения народа и трагизм его исторического бытия. Именно так — созвучно эпохе — сложилась жизнь Александра Ивановича Верховского, георгиевского кавалера, военного министра Временного правительства, а впоследствии красного комбрига, профессора Академии Генерального штаба РККА.
Воспитывался он в Пажеском корпусе. Во время январских событий 1905 года в Петербурге Александр имел неосторожность с юношеской горячностью заявить, что «считает для себя позором употреблять оружие против безоружной толпы"1, и 15 марта «Государь Император Высочайше повелеть изволил, лишив… Верховского камер-пажеского звания, перевести на службу в 35-ю артиллерийскую бригаду вольноопределяющимся унтер-офицерского звания"2. Бригада воевала в Манчжурии. Александр прибыл туда 20 мая 1905 года; в ночь с 28 на 29 июля во время разведки отличился, вместе со своими товарищами захватив в плен группу японских штабных работников и был награжден солдатским Георгиевским крестом. 1 августа его произвели в подпоручики «за мужество и храбрость», а 18 декабря наградили орденом Святого Станислава III степени"3.
В 1908 году А. И. Верховский поступил в Николаевскую Академию Генерального Штаба, по окончании которой, продемонстрировав «отличные успехи в науках», удостоился звания штабс-капитана и направления на стажировку в Сербию4. Войну встретил в составе 3-й Финляндской стрелковой бригады капитаном Генерального штаба. 19 сентября 1914 года под Августовым (Восточная Пруссия) был ранен и награжден орденом Святого Георгия IV степени.
После выхода из лазарета с апреля 1915 года Александр Иванович продолжал свой боевой путь в штабе 22-го корпуса, заведуя оперативной частью. Всю войну он вел походный дневник, который опубликовал в 1918 году под названием «Россия на Голгофе"5, достаточно определенно характеризующим тогдашние умонастроения автора.
«Со скрежетом зубовным, с глухой мукой в сердце отходит назад наша армия, затаив в душе чувство негодования к тем, кто довел нас до такого унижения и бессилия. Город за городом, область за областью полоса России в 500 верст шириной перешла в руки торжествующего врага. И так день за днем, неделя за неделей, без минуты просвета, без луча надежды. Но армия свой долг исполняет до конца. Умирать мы умеем. Люди шли и погибали за великую Родину свою».
К исходу 1915 года А. И. Верховского переводят в оперативное отделение срочно сформированной в Одессе 7-й армии.
«Кончился этот страшный 1915 год, год крестной муки, непрерывного отступления, год великого страдания армии… Этот год не прошел даром для народного самосознания, и негодование существующим строем разливается все шире и шире, охватывая страну, армию, офицерскую и солдатскую среду. Позора муки нашей народ не может простить тем, кого он считает виновником пережитых поражений».
В марте 1916 года А. И. Верховский был произведен в подполковники и назначен начальником группы войск, вскоре овладевшей с моря Трапезундом — важнейшим в стратегическом отношении портом на турецком берегу Черного моря.
Лето 1916 года Александр Иванович с горечью записывает:
«Потеря веры в командный состав стала общим явлением и выливается иногда в уродливые формы: так, корпуса и дивизии по сигналу атаки не выходят из окопов и отказываются атаковать. Это явление уже прямо угрожающее».
Именно тогда у Верховского впервые зародилась мысль о необходимости частичной демобилизации для предотвращения полного краха. В записях от 29 и 31 декабря 1916 года читаем:
«Самое тяжелое — это нарастающий экономический кризис. Средства страны исчерпаны. Все хозяйство ее приходит в расстройство, вырисовываются силуэты безработицы и голода. И вот в этой обстановке людского, конского, денежного, продовольственного и железнодорожного кризисов к стране предъявляются требования новых усилий. Это похоже на самоубийство! Между тем нужно делать обратное. Если мы не можем войну кончить, то нужно частично демобилизоваться. Это звучит, быть может, нелепо — «демобилизоваться» среди войны, но это так. Такое экономическое напряжение нам не по средствам».
Февраль 1917 года застал А. И. Верховского в Севастополе на посту начальника штаба дивизии, формировавшейся для операций на берегах Черного моря. Февральску. Революцию и падение монархии Верховский принял, ибо возлагал вину за военные поражения и развал экономики России прежде всего на самодержавие. Дальнейшее виделось ему так:
«Революцию армия делать не может, иначе она разрушится как боевая сила, и немцы задавят нас… Сейчас уже стало ясно: масса поняла революцию как освобождение от труда, от исполнения долга, как немедленное прекращение войны. Нужно делать что-нибудь, чтобы остановить это движение, взять его в руки, сохранить хоть то, что можно, от армии. Мы должны дотянуть с этой армией до мира. Нужно нам, офицерам, заключить союз с лучшей частью солдатской массы и направить движение так, чтобы победить нарастающее анархическое начало и сохранить силу наших войск и кораблей».
Офицеры Севастопольского гарнизона вошли в состав Объединенного центрального военно-исполнительного комитета, заместителем председателя которого был избран подполковник Верховский.
«Тот факт, что у нас офицеры стали во главе движения, позволил нам добиться гораздо лучшего порядка, чем во всей остальной России. Благодаря этой работе вся севастопольская жизнь идет под знаменем любви к Родине, под знаменем борьбы за нее… Новый враг страшен особенно потому, что он облекается в красную мантию революции».
Советский историк пишет:
«Командование, понимая всю безнадежность борьбы за запрещение комитетов, постепенно переходило по отношению к ним к новой тактике. Эта тактика заключалась в том, чтобы «обезвредить» комитеты, признав их и, по возможности, поставив под свой контроль. Одним из инициаторов и теоретиков этой линии был подполковник Генерального штаба А. И. Верховский, занимавший в эти дни пост начальника штаба Черноморской дивизии, дислоцированной в Севастополе"6.
В июне 1917 года А. И. Верховский производится в полковники и назначается командующим Московским военным округом.
«В Московском округе анархические выступления разливаются волной. Гарнизон Владимира прислал мне резолюцию, что если я прикажу им идти на фронт, то они не только никуда не выйдут, но и с оружием отстоят свое право. Такие же требования предъявлены в целом ряде других гарнизонов, хотя в менее решительных тонах. Таковы Рязань, Тула, Тверь, Козлов и т. д. В Ельце и Липецке гарнизоны громят винные склады… В Нижнем Новгороде ясно выраженное восстание. Эвакуированные требуют, чтобы их не отправляли на фронт. Власть вырвана из рук командного состава, и, как всегда в русском бунте, так и теперь в Нижнем, зверь разошелся. Есть убитые и раненые… Восставшие пытались организовать оборону, вырыли окопы, поставили пулеметы. Но борьба с ними была легка. Мы, конечно, сумели приехать не с той стороны, откуда нас ждали, а со стороны Казани. Сопротивление было сломлено в ту же ночь. Взбунтовавшиеся полки были обезоружены, пулеметы отобраны, зачинщики арестованы. Все попытки к мятежу были подавлены, маршевые роты отправлены на фронт, порядок восстановлен. Такова была тяжелая действительность».
Интерпретация советских историков, естественно, иная:
«Верховский намеревался жестоко расправиться с революционными солдатами и рабочими. Еще в Москве перед отправкой <> заявил солдатам экспедиции: «Мы должны ликвидировать нижегородскую неурядицу». Явившиеся в Нижний Новгород юнкера и казаки Верховского задерживали на улицах всех прохожих, обыскивали, избивали, арестовывали «подозрительных» солдат и рабочих"7.
Еще один известнейший, до сих пор вызывающий самые противоречивые оценки эпизод деятельности командующего Московским военным округом полковника Верховского — его категорический отказ от участия в Корниловском выступлении, в отношении которого Александр Иванович выбрал «единственный возможный путь, предотвращающий гражданскую войну, убийство офицеров, — потребовать верности присяге от всех и во имя этого полного порядка, дисциплины, прекращения всякого обсуждения событий».
Но вот Корнилов арестован. Александр иванович заносит в дневник:
«Пережиты тяжелые дни восстания… нанесшего русской армии последний удар. Теперь восстановить доверие солдатской массы к офицерству будет невозможно. Как мы теперь дотянем до мира, не знаю».
После подавления Корниловского мятежа Керенский предложил А. И. Верховскому пост военного министра во Временном правительстве. 30 августа 1917 года Александр Иванович — уже в чине генерал-майора — занял этот пост.
Между тем положение на фронте все ухудшалось. В такой ситуации военный министр счел необходимым изложить кабинету свое видение обстановки: 1) армию необходимо сократить на два миллиона человек, на что Ставка не согласна; 2) иначе армия не может быть прокормлена одета и обута; 3) командовать некому; 4) большевизм продолжает разлагать войска. «Если союзники не пойдут на наше предложение о заключении мира, то в этом случае, будучи связаны известными обязательствами, мы должны будем подчиниться судьбе, т. е. пройти через такое испытание, как восстание большевиков. Если до сих пор большевики не выступили для захвата власти, то только потому, что представители фронта пригрозили им усмирением. Но кто поручится, что через пять дней эта угроза сохранит свою силу, и большевики не выступят?"8
Керенский не прислушался к предостережениям своего военного министра, более того — тут же его уволил. Александр Иванович уехал на Валаам. Об октябрьских событиях он узнал лишь 29 числа, а в ноябре вместе с членами ЦК партии эсеров прибыл в Ставку, где общеармейский комитет совместно с лидерами различных политических группировок пытался в противовес большевистскому правительству создать правительство «демократическое». Однако попытка не удалась.
Вскоре Верховского арестовали — правда, ненадолго. По поводу Брестского мира, заключенного 3 марта 1918 года, Александр Иванович писал:
«Позорный мир заключен. Сердце рвется от муки и стыда… Великая скорбь посетила родную землю. Обессиленная лежит Россия перед наглым, торжествующим врагом. Интеллигенция, рабочие, буржуазия и крестьянство — все классы, все партии России несут муку и позор поражения. Все лозунги провозглашены, все программы перепробованы, все партии были у власти, а страна все-таки разбита, унижена безмерно, отрезана от моря, поделена на части, и каждый, в ком бьется русское сердце, страдает без меры. Мы все виноваты. Мы разбиты потому, что перед лицом злобного врага мы занялись внутренними счетами и, вместо общих усилий для обороны страны, в междоусобной злобе надорвали свои последние силы… Но пусть не думают малодушные люди, что русская история развернулась на своей последней странице. Вспомним все, что пережила Россия, все, что видели московские святыни, что видели наши старые монастыри. Все тут было. И татарское иго, поляки, шведы, и Смутное время, и страшные дни нашествия 1812 года — а все стоят вековые святыни, все стоит Русская земля».
26 июня 1918 года его снова арестовали и несколько месяцев продержали в тюрьме, обвиняя в принадлежности к белому движению. На следствии Александр Иванович откровенно заявил: «Линию поведения большевиков, проводимую в настоящее время во внутренней и международной политике, я полностью не разделяю, и поэтому работать в советских правительственных учреждениях искренне не могу». Бывшего министра спасло поручительство видного советского политического деятеля Д. Б. Рязанова9.
В феврале 1919 года А. И. Верховский принял решение поступить на службу в Красную Армию. «Россия на Голгофе» заключается такими словами:
«Смертной мукой, невыносимым страданием были для всех, кто любит свою родную землю, эти страшные годы войны и месяцы революции. Голгофа русской армии, Голгофа русской земли. Великим мучением очищается душа народная от старых грехов, обновляется, ищет правды. С Голгофы же страдания засияет и новый свет, начнет строиться новая русская земля. Велики переживаемые нами испытания, но в горе нашем найдем в себе силы прощения. У нас есть Родина, измученная, истерзанная. Будем же бороться во имя родной земли, во имя родного народа!»
Александра Ивановича направили в тыловое ополчение Восточного фронта. Пленум ЦК РКП (б) 25 марта 1919 года постановил, «чтобы назначение Верховского… было проведено с максимальной строгостью"10. Сначала ему доверили лишь преподавание тактики на Казанских инженерных курсах, но вскоре его опыт и знания оказались востребованы сполна: 2 мая 1920 года Верховский стал членом Особого совещания по обороне Республики, а 12 августа того же года — главным инспектором Главного управления военно-учебных заведений (ГУВУЗ)11.
В 1921 году Александра Ивановича отозвали из Казани в Москву и назначили преподавателем в Академию РККА. Одновременно он работал в Совете Труда и Обороны, в качестве военного эксперта входил в состав советской делегации на мирной конференции в Генуе !1922), а также много публиковался, особенно в журнале ГУВУЗа «Военное знание». Основные его труды того времени — книга «Очерк по истории военного искусства в России 18 и 19 веков», выдержавшая к 1923 году два издания, и первый в России учебник «Тактика». Пафос своей послереволюционной деятельности Верховский сформулировал так:
«Красная армия вправе рассчитывать, что большие силы, средства, усилия и жертвы, принесенные для создания высшей военной школы, дадут желанный результат, что в ее ряды вольется прочный кадр военных работников, вполне знакомый с современным военным делом. Армия хочет, чтобы энтузиазм передовых бойцов, усилия и жертвы всей многомиллионной массы России были направлены молодыми инженерами военного дела «малым трудом и малой кровью"12.
В 1927 году А. И. Верховский получил звание профессора, в конце 1929-го приказом Реввоенсовета его назначили на должность начальника штаба Северо-Кавказского военного округа, однако в январе 1931-го арестовали по обвинению в подготовке вооруженного восстания в Москве. Полагавшийся в подобных случаях расстрел заменили десятью годами тюремного заключения — это решение Коллегия НКВД приняла большинством всего в один голос. В суровых условиях ярославского изолятора особого назначения Верховскому все же разрешили писать военно-научные работы, которые пересылались Ворошилову. В мае 1934 года тот, направляя одну из них Сталину, сопроводил ее припиской: «Если и допустить, что, состоя в рядах Красной армии, Верховский А. И. не был активным контрреволюционером, то во всяком случае другом нашим он никогда не был. Вряд ли теперь стал им. Это ясно. Тем не менее, учитывая, что теперь обстановка резко изменилась, считаю, что можно было бы без особого риска его освободить, использовав по линии научно-исследовательской работы"13.
Александра Ивановича в очередной раз отпустили, но сколько-нибудь ответственных заданий больше не поручали. Угнетаемый сгущавшейся вокруг атмосферой недоверия и подозрительности он в августе 1935 года обратился с письмом к Ворошилову: «Теперь, когда капиталистический мир подготавливает новый поход против нашей Родины, я хотел бы принять участие в работе по моей специальности — выработке оперативно-тактических форм в связи с мощным вооружением и новой техникой"14.
После этого письма опального профессора направили преподавателем на курсы «Выстрел». Однако происшедшее с ним он счел необходимым проанализировать и довести свои выводы до сведения властей в послании, отправленном сразу по нескольким адресам: наркому обороны, начальнику Особого отдела ОГПУ, генеральному прокурору СССР и своему прямому начальнику. Подробно излагая практику угроз и запугиваний при допросах, Верховский заключал: «Никто не интересуется совершенно правдой, а хотят насильно заставить дать ложные показания… Судебная ошибка как результат такого метода следствия не является единичной… и приносит ущерб авторитету советской власти… Лично мной все пережитое ни в коей мере не изменило и не поколебало во мне того же добросовестного работника и командира РККА, каким я был до ареста. Но я хочу сделать все, что я могу, чтобы случай, подобный тому, который имел место со мной, не мог повториться"15.
Интересно, что послание, попав в руки Сталина, нисколько не повредило автору — скорее, наоборот. Верховскому присвоили воинское звание комбрига и доверили преподавательскую работу в кузнице высших советских военных кадров — Академии Генерального штаба. Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но это торжество длилось недолго. 11 марта 1938 года А. И. Верховского арестовали как врага народа, обвинив в активной вредительской деятельности, шпионаже и подготовке террористических актов. 19 августа состоялось судебное заседание выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР, вынесшей следующий приговор: «Верховского Александра Ивановича лишить военного звания комбрига и подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу"16. В тот же день приговор был приведен в исполнение.
***
Лишь недавно семья узнала, где находится последнее пристанище Александра Ивановича Верховского — спецобъект «Коммунарка» под Москвой: еще одно место захоронения жертв репрессий 1930−1950 годов. На 24-м километре Старого Калужского шоссе вправо отходит дорога, когда-то выложенная булыжником. По обе ее стороны стеной стоит лес. В конце этого скорбного пути длиной в несколько сотен метров виднеются ворота полигона. Сейчас за ними — расчищенная поляна, на которой возвышается поклонный крест. Летом 1999 года по решению Правительства Российской Федерации полигон перешел в ведение Русской Православной Церкви. На территории «Коммунарки» было организовано подворье Свято-Екатерининского мужского монастыря, где планируется строительство каменного храма в честь Новомучеников и Исповедников Российских. Но уже сейчас в маленькой домовой церкви не прекращается поминовение всех, кто лежит в этой земле…

1 РГВИА. Ф. 318, оп. 1, д. 10 861, л. 57. Журнал заседания Дисциплинарного Комитета Пажеского Его Императорского Величества корпуса.
2 Там же. Д. 2978, л. 37. Приказы.
3 РГВИА. Ф.409, оп. 1, д. 50 465-а. Послужной список капитана Александра Ивановича Верховского от 1 января 1914 г. (в дальнейшем все данные о прохождении им службы до конца 1913 г. взяты из этого списка).
4 Там А. И. Верховский вел так называемый «Сербский дневник», который в настоящее время его потомки готовят к печати.
5 Верховский А. И. Россия на Голгофе. Петроград, 1918. Перепечатано «Военно-историческим журналом» в 1993 г. Здесь и далее дневник цитируется по этому изданию; цитаты даются без ссылок.
6 Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г. М., 1974. С. 68.
7 История города Горького. Горький, 1971. С. 274−275.
8 «Былое». 1918. N 12 (кн. 6). С. 28−41.
9 См. доклад С. Н. Полторака «Белогвардеец в представлении чекиста» // История Белой Сибири. Тезисы 4-й научной конференции 6−7 февраля 2001 г. Кемерово, 2001. С. 219−222.
10 Известия ЦК КПСС. 1989, N 12. С. 139.
11 Список лиц с высшим общевоенным образованием, состоящих на службе в РККА. Л., 1923.
12 «Военное знание». 1923. N 3. С. 13.
13 Голгофа генерала Верховского. Публикация секретных писем 1930-х гг., осуществленная М. М. Бондарем // «Военно-исторический журнал». 1993. N 10. С. 70.
14 Там же. С. 70−71.
15 Там же. С. 71−73.
16 Следственное дело N 17 877 по обвинению Верховского А. И.