«ВИХРЬ-АТАМАН»

Матвей Иванович Платов — личность легендарная. Нам, русским жителям Прикавказья (автор — главный хранитель Государственного музея-заповедника М.Ю.Лермонтова в Пятигорске. — Ред.), особенно приятно вспомнить (а ведь об этом ныне почти забыли!), что первая слава пришла к нему именно на Кавказе. «Платову, впоследствии знаменитому атаману донцов, имя которого облетело всю Европу, в то время было всего 23 года Наиболее видная деятельность его протекала… среди кровавых войн наполеоновской эпохи, но колыбелью его известности был все-таки Кавказ — свидетель геройской обороны его в глухих, тогда еще пустынных степях нынешней Ставропольской губернии"1.
Матвей Платов, сын войскового старшины, начал свой ратный путь в 13 лет, в 19 получил офицерский чин, а в 20 уже командовал казачьим полком. Его стремительный взлет пришелся на царствование Екатерины II, предпринявшей ряд тяжелых войн с Турцией. Основные события разворачивались на дунайском театре, где блистали Румянцев и Суворов. На Кавказ же в 1774 году вторглись скопища крымского хана Девлет-Гирея. Платов в то время находился на Кубани. Продовольственный транспорт, который он конвоировал, был неожиданно атакован многочисленным врагом. Тогда-то молодой офицер и произнес слова, ставшие его девизом: «Честь дороже жизни!».
Устроив на высотке укрепленный лагерь, донцы заняли круговую оборону и отбили семь нападений, дождавшись все-таки подмоги. В решающий момент Платов предпринял дерзкую контратаку, смешал ряды вражеской конницы и погнал ее навстречу подходившему подкреплению. Восхищенная Екатерина приказала отчеканить золотую медаль, которой наградила всех участников сражения. Платов, ставший впоследствии кавалером многих высших наград Российской империи, носил эту медаль с особой гордостью. О кавказском бое с восхищением говорил Денис Давыдов: «Если кому-нибудь придется быть в таком же положении, то пусть приведет себе на память подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие"2.
С тех пор отважного донца стремились заполучить под свое начало многие военачальники. Но никто столько не жаловал Платова, — сообщает его биограф Николай Смирной, служивший правителем дел атамана, — как бессмертный Потемкин. Молодого казачьего офицера не раз отмечал и Суворов. Платов участвовал в штурме турецких крепостей Очакова и Измаила, заслужив при этом два Георгиевских креста. После двух неудачных попыток взять Измаил Суворов собрал военный совет, на котором каждый должен был высказать свое мнение. Как младший по чину, Платов, согласно традиции тех лет, первым подал свой голос, решительно заявив о штурме крепости. По представлению Суворова он был произведен в генерал-майоры. В это время он уже командовал особым казачьим полком, составленным из «охочих людей», то есть добровольцев. В последующих войнах атаман в полной мере сумел использовать свойственные донцам боевые качества: подвижность, неутомимость и, главное, их неотразимый натиск. «Но ничто столько не делало его отличным в глазах воинских начальников, — читаем в жизнеописании Платова, — как искусное и осторожное содержание передовых караулов, скорое открытие неприятеля, доставление о нем всегда вернейших и точных сведений и потом изнурение неприятеля разными хитрыми, легкости и проворству казацкому войску свойственными изворотами"3.
В звании походного атамана Платов участвовал в Персидском походе 1796 года. Тогда тридцатитысячный Каспийский корпус пересек Кавказские горы, покорил ханства восточного Закавказья и оказался у стен Баку. Во главе войск Екатерина поставила своего любимца Валериана Зубова, 24-летнего генерал-поручика и Андреевского кавалера, младшего брата ее фаворита Платона Зубова. Три платовских казачьих полка двигались в авангарде. Казаки первыми форсировали полноводный Самур, заняли Баку, их передовые разъезды, преодолев Куру, готовы уж были идти на Тегеран…
Смерть императрицы круто изменила положение. Восшедший на престол Павел I отдал войскам приказ вернуться.
В его царствование дела Платова складывались поначалу далеко не лучшим образом: он пережил костромскую ссылку и даже заключение — в крепости. Между тем идея вытеснить англичан из Индии все сильнее захватывала Павла Петровича, скоро предпринявшего и первые шаги по ее осуществлению, что тут же сказалось на судьбе атамана.
«Матвей Иванович Платов, находившийся там (в Петропавловской крепости. — Н.М.) уже полгода, внезапно был извлечен из своего каземата и доставлен прямо в царский кабинет. Тут ему без всяких предисловий был задан изумительный вопрос: знает ли он дорогу в Индию? Ничего абсолютно не понимая, но сообразив, что в случае отрицательного ответа его, вероятно, немедленно отвезут обратно в крепость, Платов поспешил ответить, что знает. Немедленно он был назначен начальником одного из четырех эшелонов войска Донского, которому почти в полном составе приказано было идти в Индию. Всего же выступили в поход все четыре эшелона — 22 500 человек. Выступили они с Дона 27 февраля 1801 г., но шли недолго».
Николай Смирной приводит (вероятно, со слов своего героя) некоторые интересные подробности достопамятной аудиенции:
«Платов долженствовал предстать пред монарха своего, недавно гневного и вдруг гнев на милость переменившего: минута важная, положение затруднительное; но Платов и тут не потерял присутствия духа. Несмотря на слабость изнуренных сил своих, он явился во дворец с тою же самою бодростию духа, с тою же непринужденностию, какая свойственна ему была во всех чрезвычайных случаях… Прием неописанной милости, благоприветливости и снисхождения исполненный, самым приятнейшим образом изумил и поразил Платова. Казалось, государь желал истощить все средства, чтобы заставить Платова забыть прошедшее. Он явился ему в образе ангела-утешителя. Глубоко пронзенный нежнейшими чувствами верноподданнической благодарности, Платов в восторге радостном, с слезящимися глазами, повергся к стопам великодушного монарха и облобызал его десницу. Государь в сердечном умилении поспешил приподнять его… По тогдашней слабости сил Платова государь простер снисхождение свое до того, что дозволил ему пред собою сесть, и в таком положении начал весьма милостиво расспрашивать его о многих предметах, до войска Донского относящихся, как то: о порядке управления оного, об образе службы и проч. Скорые решительные и точные ответы Платова удовлетворили ожиданиям монарха и более еще удостоверили в тех способностях его, которые государю были уже известны. Следствием сего было то, что его величество изволил открыть Платову тайные преднамерения свои о предназначенном тогда весьма важном походе в Астрахань и далее, в котором войско Донское долженствовало принять главнейшее участие… Император повелел Платову немедленно отправиться на Дон"5.
Александр I произвел Платова в генерал-лейтенанты и назначил войсковым атаманом войска Донского. Дальше были наполеоновские войны, в которых Матвей Иванович командовал крупными соединениями легкой кавалерии. «Атаман Платов загремел в Европе чрез кампанию 1807 года. Начальствуя отрядом, составленным из полков: десяти казачьих, 1-го егерского, Павлоградского гусарского и двенадцати орудий донской конной артиллерии, он взял в плен в течение всей вышеозначенной кампании сто тридцать девять штаб- и обер-офицеров и четыре тысячи сто девяносто шесть рядовых"6.
Казаки, эти «новые скифы», по выражению Вальтера Скотта, применяли на полях сражений еще неведомую европейцам тактику «быстрого реагирования». Легкие на подъем донцы, казалось, возникали из ниоткуда и, промчавшись губительным вихрем, исчезали в никуда. При Прейсиш-Эйлау 5 февраля 1807 года «Наполеон решился отступить за Пассаргу для занятия кантонир-квартир и оставил Эйлау, преследуемый нашим авангардом и всеми казачьими полками под начальством своего атамана Платова, который с того дня начал свою европейскую репутацию"7.
При заключении Тильзитского мира Платов в числе других наших генералов должен был получить французский орден Почетного легиона, но твердо дал понять, что не примет награды из рук Наполеона, чем, впрочем, только подогрел интерес последнего к своей персоне. «Наполеон, вероятно, услышав от своих генералов об искусстве, с каким Платов стреляет из лука, пожелал удостовериться в том своими глазами. Государь император (Александр I — Н.М.), удовлетворив просьбе его, повелеть соизволил Платову показать Наполеону сие искусство калмыков и башкиров, которых французы вообще представляют себе весьма в ужасном виде. Государь при сем случае был столько снисходителен, что соизволил принять на себя посредство во взаимном объяснении Платова с Наполеоном. Для сего назначена была приличная комната. По вступлении в оную императора с Наполеоном предстал пред них тотчас и Платов. При первой встрече Наполеон сделал ему много льстивых приветствий относительно службы его и военного искусства; потом делал многие вопросы о Донском войске, о его быстрых и неутомимых действиях, о его чудесной легкости и изворотливости и вообще о необыкновенном его роде служения. Несмотря на сбивчивость сих расспросов, Наполеону не удалось смешать Платова. Противупоставляя тонкости Наполеона свою хитрость, всегда имевшую вид простоты, Платов отвечал двусмысленно и вообще вел так сей разговор, чтоб при окончании оного Наполеон о настоящем положении Донского войска не более бы узнал того, как и пред началом разговора; а о силе, неутомимости и храбрости оного остался бы с понятиями самыми высокими. Короче, Платов желал более устрашить, нежели наставить в тактике донцов. Необыкновенная ловкость, искусство и проворство, с коими Платов показал умение свое стрелять из лука, привели Наполеона в удивление. В восторге он несколько раз подбегал к Платову и напоследок в изъявление своего удовольствия и признательности просил его принять от него на память табакерку с своим портретом, осыпанную драгоценными каменьями. Одна высочайшая воля государя императора заставила Платова принять от Наполеона сей подарок. Но чтобы не остаться в долгу, Платов тот же час поднес Наполеону тот самый, прекрасно, впрочем, отделанный, лук, из которого он стрелял"6.
В Отечественную войну 1812 года атаман Платов привел с Дона огромное ополчение и командовал всеми казачьими войсками, взяв в плен около сорока тысяч французов (среди них десять генералов) и едва не пленив самого Наполеона, когда тот наутро после сражения при Малоярославце осматривал поле битвы. Французский генерал Рапп так вспоминал впоследствии об этом драматическом эпизоде:
«Едва успели мы оставить шалаши, где провели ночь, как прилетели тучи казаков. Они выезжали из леса, находившегося впереди нас на правой стороне. Так как они были порядочно построены, то мы приняли их за французскую кавалерию. Герцог Виченский первый догадался: «Государь, это — казаки!» — «Не может быть», — отвечал Наполеон. Они уже скакали на нас с ужасным криком. Я схватил лошадь его за узду и поворотил ее сам собою. «Да это наши!» — «Это казаки, не медлите!» — «Точно, они», — сказал Бертъе. «Без малейшего сомнения», — прибавил Мутон. Наполеон дал несколько повелений и отъехал. Я двинулся вперед с конвойным эскадроном; нас опрокинули; лошадь моя получила удар пикою в шесть пальцев глубины и повалилась на меня; мы были затоптаны сими варварами. К счастью, они приметили артиллерийский парк в некотором расстоянии от нас и бросились на оный"9.
Подводя итоги кампании, М.И.Кутузов писал атаману: «Услуги, оказанные Вами отечеству… не имеют примеров! Вы доказали целой Европе могущество и силу обитателей благословенного Дона… Я не в силах изъяснить Вам той благодарности, которою преисполнено мое сердце"10.
Денис Давыдов, многое повидавший на своем веку и называвший себя живым лексиконом «как людей, так и происшествий от Аустерлица до последней Персидской войны», со слов Ермолова и Платова составил собрание занимательных историй, случившихся с различными известными лицами. Вот лишь несколько эпизодов оттуда, рисующих характер атамана, что называется, вне строя.
При Павле I Ермолов отбывал ссылку в Костроме. «Здесь Алексей Петрович встретился и долго жил с знаменитым впоследствии Матвеем Ивановичем Платовым, имевшим уже восемь человек детей. Платов, уже украшенный знаками св. Анны 1-й степени, Владимира 2-й степени, Георгия 3-го класса, был сослан по следующей причине: государь, прогневавшись однажды на генерал-майоров Трегубова, князя Алексея Ивановича Горчакова и Платова, приказал посадить их на главную дворцовую гауптвахту, где они оставались в течение трех месяцев. Платов видел во время своего ареста следующий сон, который произвел на него сильное впечатление: закинув будто бы невод в Неву, он вытащил тяжелый груз; осмотрев его, он нашел свою саблю, которая от действия сырости покрылась большою ржавчиною. Вскоре после того пришел к нему генерал-адъютант Рагпьков… Ратъков принес по высочайшему повелению Платову его саблю, которую Платов вынул из ножен, обтер об мундир свой и воскликнул: «Она еще не заржавела, теперь она меня оправдает!» Ратъков, видя в этом намерение бунтовать казаков против правительства, воспользовался первым встретившимся случаем, чтобы донести о том государю, который приказал сослать Платова в Кострому…
Однажды Платов, гуляя с Ермоловым в этом городе, предложил ему после освобождения своего жениться на одной из своих дочерей; он, в случае согласия, обещал назначить его командиром Атаманского полка. Платов, изумлявший всех своими практическими сведениями в астрономии, указывая Ермолову на различные звезды небосклона, говорил: «Вот эта звезда находится над поворотом Волги к югу; эта — над Кавказом, куда мы бы с тобой бежали, если бы у меня не было столько детей; вот эта над местом, откуда я еще мальчишкою гонял свиней на ярмарку"…
Вскоре Платов был прощен и вызван в Петербург. Так как он был доставлен в Петербург весьма поздно вечером, то его, по приказанию Лопухина, свезли на ночь в крепость, где он был посажен рядом с врагом своим графом Денисовым. Так как государь должен был принять его на другой день, то он, за неимением собственного мундира, надел мундир Денисова, с которого спороли две звезды"11.
Сегодня нам трудно даже представить масштабы известности, какой пользовался Матвей Иванович Платов в Европе после кампании 1812−1813 годов. В 1814 году он сопровождал Александра I в Англию, где «на долю Платова выпали исключительные почести: Лондон преподнес ему драгоценную саблю, Оксфордский университет — почетный диплом доктора наук, в его честь были выбиты памятные медали, его имя присвоили спущенному на воду военному кораблю. Матвеями называли многих новорожденных мальчиков, дамы выпрашивали у Платова прядки волос, чтобы носить их «на счастье» в медальонах. Громкая слава возглавляемых им донских «летучих» полков доставила Платову исключительную популярность не только в Англии, но и во всей Европе. Бесчисленные его портреты — поясные, в рост, на коне, окруженного казаками на походе и другие — выполнялись английскими, немецкими, австрийскими художниками. Был выпущен и находил покупателей портрет одетой в сарафан и кокошник «мисс Платовой» — дочери Матвея Ивановича, которую он будто бы обещал в жены тому, кто захватит в плен Наполеона"12.
В основанном М.И.Платовым Новочеркасске к столетию атамана поставили памятник. «Этот прекрасный монумент, исполненный бароном Клодтом, стоит… среди обширной площади и представляет «вихря-атамана» в развевающейся бурке, с гетманской булавой в одной и с обнаженной саблей в другой руке, как бы устремляющегося с восставшим населением Дона в битвы на врагов России. Вся фигура, отлитая из бронзы, дышит энергией и силой"13. Постамент окружали французские пушки, отбитые платовскими казаками у противника в 1812 году. В советское время Платова на пьедестале заменили другим персонажем (отчего, надо сказать, всенародная слава Матвея Ивановича нисколько не пострадала), а в 1993 году — вернули на законное место.

1 Очерки кавказских войн от их начала до присоединения Грузии. Тифлис, 1899. С. 63−64.
2 Георгиевские кавалеры. М., 1993. Т. 1. С. 133.
3 Смирной Николай. Жизнь и подвиги графа Матвея Ивановича Платова. М., 1821. С. 17.
4 Тарле Е.В. Сочинения в 12 томах. М., 1959. Т. 7. С. 114.
5 Смирной Николай. Указ. соч. С. 45−48.
6 Давыдов Денис. Сочинения. М., 1962. С. 542.
7 Там же. С. 225.
8 Смирной Николай. Указ. соч. С. 157−159.
9 Давыдов Денис. Указ. соч. С. 305−306.
10 Георгиевские кавалеры. Указ, изд. Т. 6. С. 138.
11 Давыдов Денис. Указ. соч. С. 480−481.
12 Глинка В.М., Помарнацкий А.В. Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1974. С. 139−140.
13 Потто В.А. Кавказская война. Т. 1. Ставрополь, 1994. С. 76.