Борок

Строго говоря, Борок — это поселок, расположенный в бывшем Мологском уезде Ярославской губернии (ныне Некоузский муниципальный округ Ярославской области). Он стоит на высоком берегу древнего русла Волги. Когда Рыбинское водохранилище изменило здешний природный ландшафт, затопив Мологский край и поглотив часть волжского русла, Борок оказался непосредственно на берегу рукотворного моря.
Сразу же за границей поселка начинаются бескрайние просторы северных лесов и болот. Места эти, практически не затронутые цивилизацией, остаются такими же, какими они были и век назад. Пройдя берегом немного на север, оказываешься в зоне чистых боров-беломошников. В них много света, солнца, воздух сух и прозрачен. В беломошнике не увидишь почвы — она сплошь покрыта узорчатым ковром из светлых лишайников. Разнообразие вносят лишь отдельные, редко разбросанные кусты можжевельника, куртинки ландыша да небольшие заросли вереска.
Там и тут попадаются ельники-брусничники, ельники-черничники. Порой по моховому ковру бывает трудно ходить — ноги намокают от ягодного сока. Есть места, где глаза разбегаются от зрелой морошки — гектары налившейся желто-красной ягоды, неиссякаемые ягодные пастбища для птиц и зверей, в изобилии водящихся в этих краях и сегодня. В лиственных лесах не менее впечатляющие заросли малины, поляны земляники. Летом и осенью — море грибов: жители окрестных деревень и сел исстари собирают только шляпки.
Местоположение Борка — наиболее красивое во всей округе. Поселок с населением чуть больше двух тысяч человек застроен домами оригинальнейшей архитектуры и имеет развитую инфраструктуру. Сочетание городского образа жизни и сельского природного ландшафта придает Борку особый колорит.
Еще в советское время на месте поселка стояла дворянская усадьба, от которой до сих пор сохранились въездная аллея, парк в английском стиле и овальный пруд с зеленым островком посередине. Последний хозяин усадьбы — Николай Александрович Морозов (1854−1946), сын предводителя уездного дворянства и крепостной крестьянки. В молодости он был революционером-народником, за что и отсидел более четверти века в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, где, впрочем, изучил французский, английский, немецкий, итальянский, испанский, латинский, греческий, древнееврейский, старославянский, украинский и польский языки. Вторую половину жизни Морозов посвятил научной деятельности. Трудоспособностью и творческим потенциалом Николай Александрович обладал исключительными. Он оставил большое количество трудов в самых разнообразных областях человеческого знания: в астрономии, космогонии, физике, химии, биологии, математике, геофизике, воздухоплавании, метеорологии, истории, философии, политической экономии, лингвистике. Им написан также ряд автобиографических, мемуарных, поэтических и других литературных произведений.
Николай Александрович Морозов родился в 1854 году в эпоху свечи и лучины, а завершил свой жизненный путь в начале эры атомной энергетики. Огромная сила воли и неиссякаемое жизнелюбие позволили ему сохранить себя, свою личность в страшных условиях одиночного заключения, присужденного ему пожизненно! Его товарищи сходили с ума, кончали жизнь самоубийством, умирали от болезней. А Николай Александрович со временем словно перестал замечать тюремные стены. «Иногда, — рассказывал он впоследствии, — я просыпался в своей крошечной камере с такой радостью и легкостью на душе, что начинал петь». На вопрос, как он смог просидеть в крепости почти 30 лет, Морозов мило и просто ответил: «А я не в крепости сидел — я сидел во Вселенной!» После освобождения в 1905 году он стал чрезвычайно популярен. «Русского графа Монте-Кристо» наперебой приглашали в литературные салоны, художественные мастерские, редакции газет и журналов, университетские аудитории. Принимавший его в Ясной поляне Лев Толстой впоследствии писал: «Он удивительно даровитый, из тех людей, кто во всем способны». И. Е. Репин после знакомства так охарактеризовал Морозова: «Про Пенаты можно сказать: все побывали тут. Одним из самых трогательных лиц был Н. А. Морозов… После 26 лет заточения он вернулся в жизнь тем же 20-летним юношей, каким был арестован». Николай Александрович тесно общался с Д. И. Менделеевым и К. А. Тимирязевым. По рекомендации Менделеева за труд «Периодические системы строения вещества», написанной в заключении, Н. А. Морозову была присуждена ученая степень доктора наук. Скоро его избрали председателем Русского общества любителей мироведения, членами коего состояли в те годы такие корифеи отечественной науки, как В. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, К. А. Тимирязев и многие другие.
Морозова и Циолковского роднил интерес к полетам в атмосфере и за ее пределами. Николай Александрович являлся одним из пионеров «научного воздухоплавания» в России, не раз поднимался в воздух на аэростатах и самолетах, предложил конструкцию автоматического парашюта и специального высотного костюма (прообраз одежды современных пилотов и космонавтов). В 1917 году Н. А. Морозов становится — в 60 лет — заместителем председателя Всероссийского аэроклуба.
Известный биофизик профессор А. Л. Чижевский был хорошо знаком и с Циолковским, и с Морозовым. Он записал беседу между ними, происходившую в 1926 году. «Многие думают, — говорил Морозов, — что завоевание или овладение планетами Солнечной системы дело далекого будущего. Это неверно. Я много занимался химией и, мне кажется, нечто предвижу. Скоро будет добыто такое горючее для ракет, что ракеты можно будет направлять к Луне, Венере, Марсу и возвращать на Землю. К концу этого столетия такие полеты будут считаться заурядными. С легкой руки Циолковского русские космонавты будут, очевидно, первыми путешественниками в межпланетное пространство. Но мы хотим совершить это вкупе со всеми прочими странами мира и только в целях прогресса всего человечества. Мы не представляем себе войн из-за Луны, Венеры или Марса. Человечество едино, и эти планеты должны быть присоединены ко всей Земле». «Я не забуду один из вечеров, — вспоминает Чижевский, — проведенных мной в светелке у Константина Эдуардовича. За несколько дней до этого я принес ему книгу Н. А. Морозова «Периодические системы строения вещества». Циолковский сказал: «Весьма удивительное предвидение заложено в книге Николая Александровича. Если считать, что книга создавалась в 1880−90-х гг., то предвидение это просто потрясающее — он верно нащупал основные факторы атомной физики. Он, очевидно, увидел, чем все это грозит человечеству, испугался атомного чудовища и… остановился. Он отложил развитие этой нечеловеческой идеи превращения материи в энергию». Здесь проявилась нравственная позиция русского ученого, столь отличная от позиции западных физиков, делавших покаянные заявления и рассыпавших предостерегающие обращения к правительствам и народам мира уже после того, как атомная бомба была создана ими и испытана на людях.
Много времени Н. А. Морозов отдал изучению истории науки и культуры. С 1924-го по 1932 год вышло в свет семь томов его труда «История человеческой культуры в естественнонаучном освещении». Любая логически стройная теория изучения прошлого обязательно оставляет непроясненные вопросы и возможность иного толкования событий. Это видно даже на примере истории XX века, которая неоднократно переписывалась и пересматривалась у всех на глазах. Здесь, считал ученый, необходимо применение методов естественных наук. Опираясь на ту же фактическую базу, что и традиционные историографы, он продемонстрировал возможность вариативности исторических интерпретаций.
С 1918 года до конца жизни Морозов занимал пост директора Естественнонаучного института имени П. Ф. Лесгафта в Ленинграде. Именно там по инициативе Николая Александровича началась разработка ряда проблем, связанных с освоением космоса. Одновременно он заведовал астрономическим отделением института, создав на его базе обсерваторию, в которой работал много лет.
Советское правительство наградило Н. А. Морозова двумя орденами Ленина и орденом Трудового Красного Знамени, а также специальным постановлением передало ему в пожизненное владение отцовскую усадьбу Борок. Так он и стал, по его словам, «последним русским и единственным советским помещиком». В доме, где родился и жил Морозов, организован мемориальный музей. Именем ученого назван поселок в Ленинградской области неподалеку от Шлиссельбурга, малая планета-астероид и один из кратеров обратной стороны Луны.
Принцип комплексных исследований Морозов воплотил не только в руководимым им институте, но и в работе биостанции, созданной в 1939 году по его инициативе в усадьбе Борок. После кончины Николая Александровича судьба поселка оказалась тесно связанной с другим замечательным человеком — Иваном Дмитриевичем Папаниным (1894−1986), всемирно известным полярником, дважды Героем Советского Союза, доктором географических наук, контр-адмиралом, кавалером девяти орденов Ленина и многих других высоких наград. В январе 1952 года Президиум Академии наук постановил реорганизовать биостанцию в «образцовую научную базу для работ, связанных с изучением искусственных водохранилищ»: ее решили оснастить всеми видами современного оборудования, обеспечить лабораторными помещениями, научно-исследовательским флотом, значительно расширить штат. Исполнение обязанностей директора НИВС «Борок» имени Н. А. Морозова было возложено на И. Д. Папанина.
С этого момента начался этап бурного развития Борка. Уже летом 1952 года территория станции превратилась в большую строительную площадку. В центре прокладывалась улица из коттеджей под черепичными крышами, параллельно ей — улица из сборных финских домиков. В Борок прибыли известнейшие специалисты. Ряд научных светил Москвы и Ленинграда согласились быть консультантами. Ехала сюда и молодежь, для которой вскоре открыли аспирантуру.
Летом 1954 года станция торжественно отмечала 100-летие со дня рождения ее основателя. При большом стечении гостей на могиле Н. А. Морозова в парке усадьбы был установлен памятник. Между тем интенсивное развитие научного центра продолжалось: возводились двух- и трехэтажные дома, лабораторные корпуса, речной порт, школа, больница, детский сад, клуб-лекторий. Постепенно на месте старой обветшавшей усадьбы поднялся благоустроенный городок.
В 1956 году Президиум АН СССР принял решение преобразовать биостанцию «Борок» в Институт биологии водохранилищ (ИБВ), существенно расширив тематику работ. В целях сохранения здешних уникальных природных условий Иван Дмитриевич добился от Ярославского облисполкома объявления территории Борка и прилегающих к нему угодий заказником.
Шли годы. Масштаб проводимых в Институте исследований неуклонно возрастал, в связи с чем в 1962 году ИБВ переименовали в Институт биологии внутренних вод (ИБВВ). Когда же в 1986 году страна проводила И. Д. Папанина в последний путь, институту присвоили его имя. В доме, где он жил, открыт мемориальный музей.
Кроме ИБВВ, на территории поселка в настоящее время работают еще два научных учреждения — геофизическая обсерватория «Борок» и страховой документальный фонд Архива Российской Академии наук.
Борок находится несколько в стороне от знаменитого «Золотого кольца» древних русских городов с их всемирно известными историческими памятниками, но, тем не менее, он тоже — уникальная историческая достопримечательность. Взять хотя бы тот факт, что в поселке, насчитывающем чуть более двух тысяч жителей, имеется пять музеев. Два из них — естественнонаучные: музей Природы и Музей-аквариум, три — мемориальные: уже упоминавшиеся музей Н. А. Морозова и музей И. Д. Папанина и недавно открывшийся музей выдающегося художника Федора Григорьевича Солнцева (1801−1892), чья родина — старинное село Верхнее-Никульское — находится рядом с Борком (о Ф. Г. Солнцеве «Московский журнал» писал в N 2 за 2003 год).
С селом Верхне-Никульское тесно связано имя другого удивительного человека — архимандрита Павла (Груздева), служившего в здешнем храме Святой Троицы с 1960 по 1992 год. Он родился 23 января 1910 года в Мологском уезде в крестьянской семье. Когда с началом Первой мировой войны отца призвали в армию, четырехлетнего мальчика взяли на воспитание в мологский Афанасьевский женский монастырь бабушка — монахиня Евстолия и тетки — инокини Елена и Ольга. Здесь он жил до самого закрытия обители в 1929 году, после чего переехал в Новгород Великий в Варлаамо-Хутынский монастырь. В 1932 году Груздев вернулся в Мологу, при затоплении которой они с отцом разобрали родную избу и по Волге сплавили ее до Тутаева (Романов-Борисоглебск), где и обосновались. В мае 1941 года последовал арест, 6 лет лагерей и 3 года ссылки, в декабре 1949-го — повторный арест и ссылка в Казахстан. Отец Павел вспоминал, как лагерники служили литургию в лесу. Среди заключенных находились епископ и священники. Вместо престола использовали пень, вместо саккоса — полотенце, вместо кадила — консервную банку. В причастную чашу выжимали сок из черники. В одну из таких служб молния ударила в пень, и он исчез, а на его месте образовалась воронка, полная чистой воды. У охранника глаза наполнились ужасом: «Ну, вы все здесь святые…»
Много пережил отец Павел: допросы, пытки, изнурительный лагерный труд. И хотя имел образование «низшее, один год», как написано в его «Личной карточке арестованного», мудрости сподобился не книжной, а самой что ни на есть глубинной, — той мудрости, которая в своем высоком юродстве попирает «премудрость мира сего». Полвека шел он к принятию монашества и священства, хотя по внутренней сути своей всегда был иноком и служителем Церкви. Рукоположение состоялось в 1958 году. Через два года отца Павла направили в село Верхне-Никульское Некоузского района Ярославской области настоятелем храма Святой Троицы, где, как уже сказано, он прослужил 33 года.
Отец Павел умел читать в сердцах и мыслях людей, как в открытой книге. Иногда от этого, по словам одной монахини, «мурашки по спине бегали». Множество воспоминаний сохранилось в Борке и окрестных деревнях о его даре предвидения. Молитва старца имела такую силу, что люди ехали к нему со всех концов России: остановка автобуса «Верхне-Никульское» стала называться в народе «Отец Павел».
Все жители Борка знали и чтили настоятеля храма Святой Троицы. Зарождение и расцвет научного центра пришелся именно на те годы, когда отец Павел служил в Верхне-Никульском. Общались и дружили с ним как старшего поколения — член-корреспондент АН СССР С. И. Кузнецов, глубоко верующий человек, доктор наук В. И. Романенко — так и молодые, благодаря отцу Павлу приобщавшиеся к вере.
В июне 1992 года старец по состоянию здоровья вынужден был уйти за штат и поселился в Романове-Борисоглебске при Воскресенском соборе, до самой своей смерти, последовавшей в 1996 году, продолжая служить и проповедовать, принимать народ — все это несмотря на тяжелую болезнь и полную слепоту. К его могиле на Леонтьевском кладбище Романова-Борисоглебска не зарастает народная тропа…
Кроме перечисленных пяти, есть в Борке еще один воистину музей — сам Борок. Старый поселок — это парк, новый — сад. Ландшафные пространства Борка организованы так, что обеспечивают декоративность в течение всего года. Здесь — зона непрерывного цветения. В свое время в поселке высадили около 500 видов деревьев, кустарников и цветочных многолетников. Среди них есть и очень редкие, не встречающиеся в наших краях: бархат амурский, пробковый дуб, айлант, орех маньчжурский. Местная оранжерея пополнялась посадочным материалом из лучших цветоводческих хозяйств, питомников, розариев страны. В состав института входит лаборатория высшей водной растительности, сотрудники которой осуществляют контроль за флорой Борка. Ботаники подтверждают: подобного разнообразия растительности нигде больше нигде в Ярославской области не увидишь. Многие побывавшие в Борке вспоминают поселок и его окрестности как некий сказочный оазис, сокровенно затаившийся в центре России.