Уже пять лет нет с нами выдающегося музыканта, виртуоза, поэта русской семиструнной гитары Сергея Дмитриевича Орехова. Он стал легендой еще при жизни. Молодые музыканты стремились попасть на его концерт, даже если Орехов играл соло всего лишь одно-два произведения. Рассказывают, что когда к нам на гастроли приехал всемирно известный испанский гитарист Пако де Люсия и его спросили, с кем из советских гитаристов он хотел бы встретиться, испанец ответил: «Меня интересует только Орехов!» К сожалению, их встреча так и не состоялась. Сергею Дмитриевичу доводилось аккомпанировать Александру Вертинскому, Вадиму Козину, Галине Каревой, современным исполнителям цыганских романсов — Соне Тимофеевой, Татьяне Филимоновой; работал он и с легендарной певицей Раисой Жемчужной. Очень интересен был творческий дуэт Сергея Орехова и известного композитора и певца Анатолия Шамардина. Но с особой силой раскрывался его талант в совместных выступлениях с женой, известной исполнительницей старинных русских и цыганских романсов Надей Тишининовой. Вот ее рассказ о жизни с Сергеем Дмитриевичем: «С Сережей я познакомилась в 60-е годы, когда меня пригласили в одну из московских квартир, где собирались артисты, музыканты. Ему тогда было 28 лет, но его уже хорошо знали в музыкальных кругах столицы, о нем говорили, что подобных ему музыкантов-виртуозов нет. И вот Сергей взял в руки гитару и заиграл. Я была совершенно потрясена и очарована его игрой, я вообще все забыла и ничего вокруг не замечала. Играл он какие-то классические вещи, их обработки, вариации… И мне казалось, что играет целый оркестр, а ведь это была только одна гитара Сергея Орехова. Мы прожили вместе 33 года. Гастролировали по всей стране. Я пела сольное отделение — цыганские песни и романсы, которые и Сереже нравились, особенно „Только раз бывают в жизни встречи“, „Измены нет“, „Он уехал“. С нами ездил и второй гитарист, потому что Сергей не любил только аккомпанировать. Он ведь предпочитал сольные выступления. В его репертуаре были не только обработки старинных романсов и песен, он играл и сочинения гитаристов-классиков, перекладывая их на семиструнную гитару. Репетировали мы, как правило, дома. К сожалению, записей не делали — не было у нас тогда магнитофона. В театр „Ромэн“ нас приглашали не раз, Сергей еще до моего появления в Москве работал с цыганами. Он настолько вник в их искусство, что его даже стали считать цыганским гитаристом. Цыгане все его обожали, потому что так, как Орехов, цыганские вещи никто не играл. Я помню, как Сережа приводил меня к знаменитому Валериану Полякову, чтобы я его послушала, — он был очень утонченный, и Сергею это нравилось. Что-то от него Сережа, может быть, и взял. Он быстро все схватывал. Как метеор. Но в театре работать — значит, петь в массе, или, в лучшем случае, спеть соло один романс. А на эстраде мы делали целую программу. Правда, Сергей все же „связался“ с Малым театром, куда его приглашали время от времени выступать в спектаклях, требовавших музыкального сопровождения. И Орехов играл с удовольствием, потому что в душе был, конечно, Артист. Обычно, если мы отправлялись на гастроли, то давали как минимум, 60 концертов. В день получалось по 2−3 выступления. Везде нас принимали хорошо, но случались и необычные ситуации. Так, однажды, в 70-х годах, приехали мы в какой-то районный центр. Как всегда, выступили с успехом, но после концерта вдруг заходит за кулисы молодой человек и говорит: „Вы больше к нам не приезжайте, мы любим комсомольские песни, а не романсы“. Выяснилось, что это секретарь обкома комсомола. А в то время работал с нами артист Малого театра Аркадий Вертоградов, он вел нашу программу, читал какие-то репризы. Так вот, он не растерялся и говорит в ответ: а я — секретарь парткома Москонцерта! После этого молодой человек сразу переменил свое отношение к нам на положительное. Когда мы приезжали на гастроли в Магадан, то обычно шли в гости к певцу Вадиму Козину, репрессированному в годы сталинского режима. Мы у него до утра играли и пели. Есть записи, где Козин поет, аккомпанируя себе на рояле, а Сергей Орехов играет на гитаре. Мы потом долго переписывались с этим замечательным человеком. Несколько раз мой муж, имевший весьма ограниченный доступ на телевидение, выступал в различных телепрограммах. Зато с сольными гитарными концертами он побывал во многих странах: в Германии, Польше, Югославии, Франции. Но без меня, я была „невыездная“, поскольку моих родственников в 20-х годах сослали на север. В Польше он с блеском выступил на фестивале гитаристов, после чего получал приглашения в Грецию, в США. В Париже он делал записи, но какие — я точно не знаю. В Америке были изданы американцем русского происхождения Матанией Офи ноты с романсом „Ямщик“ в обработке Орехова. С ним Сережа познакомился на польском фестивале. Он с женой не раз приезжал к нам в гости в Москву, и мы подружились. Сергей был очень трудолюбив, играл по десять часов кряду с утра до вечера. Служа в армии, играл на шестиструнной гитаре и в Ленинграде занял первое место на конкурсе. Все участники пришли в черных костюмах, в смокингах с бабочками, а Сергей явился в солдатской робе, так что его никто и конкурентом не посчитал. Но, когда он заиграл, все были просто в шоке… В армии он сильно простудился, и с диагнозом „полиартрит“ попал в военный госпиталь, где долго лечился. А затем его и вовсе комиссовали. От болезни пострадали руки, и Сережа долго разрабатывал их, превозмогая сильную боль, потому что без музыки, без гитары жить он не мог. Однажды, в начале осени, мы поехали в Белгород отдохнуть к моим родителям. Там было очень хорошо. Сергей написал четыре собственные музыкальные пьесы: этюды, мазурку и вальс, и мы записали их на магнитофон. Тогда были такие огромные магнитофоны с круглыми бобинами. А потом, уже в Москве, мы переписали эти пьесы на обычные аудиокассеты. Но в основном Сергей работал над вариациями романсов и песен, таких, как „Хризантемы“, „Я встретил Вас“, „Ямщик“, „Только раз бывают в жизни встречи“, „Синий платочек“, „Подмосковные вечера“ и многих других. Работать с ним, правду говоря, было довольно сложно. Выступал он одно время с Галиной Каревой, ездил с ней даже в заграничные турне — Югославию, Болгарию, Германию. А по возвращении она мне жаловалась: „Надя, как же ты с ним работаешь? Он так много музыкальных импровизаций делает, что я даже слова забываю“. И это было чистой правдой. Когда Сергей выходил на сцену, он настолько входил в образ, увлекался своей игрой, что нередко о певце, партнере просто забывал. Но мне с ним работалось в общем-то легко, хотя случались и у нас творческие споры. Сережа меня всегда ругал: „Вот ты поешь, вокал у тебя — а ты разговаривай, учись слово нести“. А я ему: „Вот когда у меня не будет голоса, тогда и буду разговаривать!“ Поклонников у Сережи было много. Особенно любили его студенты, даже стихи ему посвящали. Какие аншлаги были… То и дело билетов не хватало на концерты. А он к запискам и стихам поклонников относился безразлично и даже не всегда распечатывал конверты. Я ему говорила: „Почитай!“ А он: „Некогда мне, не мешай!“ Он жил музыкой! Как-то вечером слышу музыку, захожу в комнату и вижу Сергея с гитарой. На столе лежат ноты вверх ногами, да еще фортепианные, а он стоит и играет прямо с листа на гитаре! Хотела ноты нормально положить, так он как закричит — „не трогай!“ — и дальше продолжает играть! Бывало еще, идем вечером прогуляться, и Сергей всю дорогу молчит. Я прошу: „Поговори со мной! Ну, скажи хоть слово!“ А он в ответ: „Вот сейчас у меня появилась мысль — хорошая вариация, скорей домой нужно идти, записать, чтобы не забыть!“ У него в голове всегда звучала музыка. Он записывал ноты, даже не беря гитару в руки. Это был необыкновенный музыкант. Последние годы Сергей болел, лежал в больницах. Врачи говорили, что ему нельзя работать. У него появилась сильная одышка. Но без работы он не мог. За день до смерти ему позвонила Татьяна Филимонова, с которой он в последнее время выступал, просила его прийти на репетицию. От нее он вернулся огорченный и предложил мне начать готовить новую совместную программу. Я просила: „Сережа, побудь дома, отдохни, не езди никуда!“ Но он не послушался, поехал к балалаечнику Валерию Минееву на репетицию. Там и умер. Буквально за два месяца до смерти Сергею какой-то мастер из Кисловодска подарил гитару, но Сережа на ней так и не успел сыграть. Она в чехле до сих пор стоит». Надежда Андреевна Тишининова пережила мужа на четыре с небольшим года — она ушла из жизни в январе 2003-го. С кем бы она ни говорила, каждый разговор у нее начинался и заканчивался именем «Сережа». С этим именем на устах она и умерла. В первый раз я услышал и увидел Сергея Орехова, когда пригласил его и Надежду Тишининову в прямой эфир «Радио-1» на передачу «Вечера на улице Качалова». Знаменитый музыкант показался мне усталым и безразличным ко всему человеком. Но, взяв в руки гитару, Сергей Дмитриевич мгновенно преобразился. Он играл с закрытыми глазами, и лицо его искажалось какой-то сладкой мукой, брови ходили ходуном, пальцы как будто сверкали, лоб бороздили морщины, губы, казалось, проговаривали все слова исполняемого произведения, — он был не здесь, не с нами, он «улетал» и высоко парил на крыльях истинного вдохновения. А после передачи, зачехлив гитару, ушел таким же уставшим и потерянным. Я не раз пытался устроить концертные программы с участием Нади Тишининовой и Сергея Орехова. Один из концертов должен был состояться 5 июня 1997 года на сцене Центрального Дома художника на Крымском валу в Москве. В то время Сергей Дмитриевич уже болел, и хотя все до последней минуты надеялись на его участие в программе, она прошла без него. Надежда Тишининова пела под аккомпанемент рояля. В антракте человек пятнадцать заглянули в гримерную с одним и тем же вопросом — будет ли играть Орехов? И всем им приходилось объяснять, что он в больнице и сегодня на сцену не выйдет. Молодых музыкантов при известии, что им предстоит участвовать в одном концерте с Сергеем Дмитриевичем, охватывал трепет. Когда я рассказывал об этом маэстро, его лицо озаряла довольная улыбка. Он обводил взглядом присутствующих и говорил супруге: «Видишь, Надя, как меня ценят!» Наконец концерт великолепного дуэта состоялся в Москве, в Центральном Доме ученых. В первом отделении певице аккомпанировал пианист, Сергею Дмитриевичу предстояло открывать второе. И снова в антракте испуганные лица, заглядывающие в гримерку, снова тревожный вопрос: будет ли играть Орехов? Тот после болезни очень ослаб, но исполнить хотя бы одно сольное произведение считал своим долгом. «Я играю только одну вещь», — в десятый раз повторил он мне за несколько минут до своего выхода. Я в десятый раз согласился. На сцене, взяв в руки гитару и коснувшись струн, Орехов закрыл глаза и… За спиной музыканта словно развернулись крылья, и он вновь «улетел». Когда зал взорвался аплодисментами, — как засверкали его глаза! Я подошел к нему, спрашивая, сыграет ли он еще. «Я буду играть! — ответил он, — объявляй!» Но я ошибся, решив, что это — начало сольного выступления. После повторной овации Сергей Дмитриевич тяжело поднялся, раскланялся и сказал мне: «Объявляй Надю, я больше не могу"… В тот вечер я слышал Сергея Орехова последний раз. «Как написать о Вас в афише? — спросил я его незадолго до концерта. — «Звания, регалии, лауреатства?» — «Напиши: гитарист Сергей Орехов. У нас с Надей ничего нет».
