Неопалимая

Кажется, каждое живое русское сердце изначально знает: Москва есть нечто большее, чем только город, только столица родной земли. Где бы ты ни увидел свет, первое, что дано тебе самим Творцом, единое, нерасторжимое, — это мать, Россия, Москва. Отречься от Москвы, потерять запечатленный в душе ее образ едва ли возможно для русского. Стены Кремля, монастыри и храмы, улицы, переулки и площади и даже однообразные, мало чем примечательные новые кварталы — во всем этом словно заключена тайна, которой ты коснулся уже от рождения. Великая, непостижимая, она сокрыта от слабого человеческого разума, и все же порой, как бы во укрепление нашей веры и любви, предстает всем людям, всем народам через события вселенские. Тогда Москва являет последнюю правду о судьбах мира, о твоей собственной судьбе. Так было не раз на протяжении столетий, и, может быть, всего яснее эта высокая истина напомнила о себе поразившим современников, повергающим в трепет потомков, но и вселяющим надежду московским пожаром 1812 года. Случившееся в ту эпоху с нашей Родиной имеет не один лишь земной, а чудесный, не от мира сего идущий смысл. Москву, вековую святыню православия, стольный град русских царей, хранительницу теплых, смиренных начал бытия, как бесценное духовное сокровище задолго до войны 1812 года сберегали наши солдаты, упреждая полки Бонапарта при Аустерлице и Пултуске, Фридланде и Прейсиш-Эйлау. Ибо Москва — образ и воплощение России — была уже тогда постоянным источником раздражения и горделивых помыслов для всевозможных искателей удачи, собранных под наполеоновские знамена. Город света, добра и любви, живой укор и постоянная угроза безумному своеволию, Москва стала последней целью, вожделенным пределом их агрессивного напора. Порожденная Французской революцией блестящая империя хаоса и тьмы, вопиющего? многообразия в безобразии?, шаг за шагом исподволь готовила пленение старой русской столицы как завершающий акт, как? венец? всемирного беззакония. Ничем иным нельзя объяснить той бешености, одержимости жажды завладеть Москвой, что гнала в Россию французов, поляков, пруссаков, баварцев, баденцев, саксонцев, вестфальцев, итальянцев… Вчерашние недруги на поле боя, они соединились в едином устремлении. ?Какое чудовище, ужасающее вселенную, поражает взор мой: Се тело едино, велие тело оно, обличие его высоко и образ его страшен. Тело мощное само собою, но паче умножившее мощь свою силами двадесяти тел является в пределах благословенного Отечества нашего. Нечестивый, кровожадный, надменный повелитель галлов с многочисленными полчищами своими <> огнем и мечом опустошает грады и селения наши?1. ?Открылась тайн священных дверь?! — писал тогда великий Державин. Падение Смоленска, новые и новые утраты возвещали близость времен едва ли не последних. Подлинный ужас несло с собой нашествие на русскую землю обольщенных народов, — ужас не только неизбежных страданий, лишений, возможно, смерти, но и праведный страх вечного осуждения. Гнев Божий — вот причина этого нашествия, которая стала очевидна едва ли не каждому из русских с первыми раскатами надвинувшейся грозы. Сознание того, что война попущена свыше и есть наказание за грехи, а следовательно, лишь промыслом Господним она и может прекратиться, было всеобщим. ?Боже отец наших! — молили в церквах по всей стране. — Помяни щедроты Твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица Твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас и дух прав обнови в утробе нашей: всех нас укрепи верою в Тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим…?2Только отринув все нечистое, родственное наполеоновским прелестям и соблазнам, только сделавшись вполне сопричастными Источнику Вечного Блага, пребывающему в родных святынях, можно было одолеть бесстрашного, наглого врага. Покаянная, от самого сердца исходящая молитва и жертвенный подвиг открылись в 1812 году нашим предкам как единственное средство для отражения лютой напасти. Побоище у стен первопрестольного града при Бородине вознесло ход событий на огромную, трудно постижимую высоту. Тысячи русских мучеников и страдальцев этого торжественного дня пали истинными свидетелями пред Богом в силе и крепости отеческой веры. Все, на что способен человек, было исчерпано здесь в их неколебимом стоянии за истину. Время с 26 августа (7 сентября) по 11 (23) октября 1812 года — от Бородина до оставления Москвы Наполеоном — стало временем, когда Россия, смиренно склонившись к Небесному Престолу, всецело предала себя Тому, Кто один властен судить и миловать живущих. ?Неизменна воля Свыше Управляющего царствами и народами. В пламенном, сердечном уповании на Сего Правителя судеб россияне с мужественной твердостью уступили первейший из градов своих, желая сею частною жертвою искупить целое Отечество?3. ?Когда глядишь на это мировое событие с высоты протекших после того лет, сколько представляется дум, указующих на Промысел Божий, непреложный в своих высших законах, начертанных от века для народов и отдельных лиц…?4?Жертва Богу — дух сокрушенный? — эти вечные слова невольно приходят на память, стоит обратиться к рассказам очевидцев и участников великого московского исхода. Словно осеняемые с Небес кротким возвышенным светом (день 2(14) сентября 1812 года и воочию был необыкновенно ясным), двигались набережной Москвы-реки, улицами и площадями хмурые отступающие войска. Глядя на кремлевские соборы, многие солдаты со слезами на глазах крестились и шептали молитвы. Вслед за военными, часто смешивая их ряды, уходили из города тысячи мирных жителей, избравшие горькое лишение временных благ в покаянном уповании блаженства вечного. Те, кто по разным причинам принуждены были остаться в Москве, собирались в церквах в ожидании своего последнего часа, вознося смиренные молитвы. Один из таких молебнов описал москвич А.Рязанцев. После окончания службы старик священник обратился к собравшимся: ?Любезные братия! Православные христиане! Мужайтесь и крепитесь; по стопам вашим последуют скорби и лютые муки; переносите с христианским терпением все злоключения; не ропщите на Промысел Божий, но с смирением и кротостию несите на раменах ваших Крест Христа Спасителя, посланный за наши беззакония! Претерпевый до конца спасен будет. Аминь?. Вслед за этим наступила воистину потрясающая минута. ?Все молящиеся, приложились к Животворящему Кресту и Святому Евангелию; потом, как пред наступающею смертию, начали прощаться друг с другом: родители с рыданиями благословляли детей, дети с плачем лобызали руки отцов и матерей, супруги, обнявшись молча, одним биением сердец заявляли готовность хранить любовь и верность до последнего конца жизни; сродники, знакомые, бояре, рабы, богатые и бедные, придя в равное достоинство, с сокрушенным духом и смиренным сердцем целовались, просили прощения и взаимно кланялись в ноги?5.Нет, Москва не была сдана. Наполеон не дождался ее ключей. ?Москва оставлена?, — говорили современники. Оставлена — то есть вверена не владыкам земным, но Самой Живоначальной Троице. Мечтающие о мировом господстве жалкие безумцы разных стран и племен (о чем свидетельствуют десятки позднейших воспоминаний) при виде русской столицы испытали ни с чем не сравнимый головокружительный восторг. ?Гордые тем, что мы возвысили наш благородный век над всеми другими веками, — описывал это мгновение граф Филипп де Сегюр, — мы видели, что он уже стал велик нашим величием, что он блещет нашей славой?6. Не только бессчетные богатства — им грезилось уже, как Наполеон, этот живой кумир, завладеет наследием праведных и его гений станет повелевать вселенной.?Все Наполеоновы обряды — от духовных до придворных — суть не иное что, как ложный, обманчивый призрак…?7 И эта призрачная реальность готовилась овладеть Москвой. А между тем Высшая Правда уже сбывалась над горделивым триумфом завоевателей. Весь готовый исполниться волей Божией город лежал перед ними: далекий, непроницаемый, словно мертвый. Гробовая тишина, пугающее отсутствие видимой жизни встретили сыновей Европы, вступивших в его пределы. ?Нас удивило, — рассказывал сержант Бургонь, — что не видно было ни души, даже ни одной женщины, и некому было слушать нашу музыку, игравшую? Победа за нами!?8 День спустя похожую картину наблюдал Цезарь Ложье: ?Все двери и окна закрыты, улицы пусты, везде молчание! Молчание, нагоняющее страх. Молча, в порядке, проходим мы по длинным пустынным улицам: глухим эхом отдается барабанный бой от стен пустых домов. Мы тщетно стараемся казаться спокойными, тогда как на душе у нас неспокойно?9. 3(15) сентября маленький Бонапарт, как в чарующем сне, осматривал кремлевские палаты, ликовал при виде царского трона, поражался богатству и огромности креста на колокольне Ивана Великого: ?Наконец-то я в Москве, в древнем дворце русских Царей, в Кремле!?10 — записал очевидец его восторженные восклицания. Но, дерзко поднявшись на самую вершину, он тем менее был владыкой мира, чем полнее себя им ощущал. А короткая утеха его суетному честолюбию, Москва обретала в ее земном попрании свои нетленные, от века непопираемые черты. Преданная поруганию, она расцветала иной, небесной жизнью, ни в чем не подвластной захватчикам. Споры о том, отчего случился московский пожар 1812 года, не утихают и сегодня. Обезбоженному сознанию французов требовалось земное прозаическое объяснение столь необычного события. И тогда, и позже они говорили, будто Москву велел зажечь ее генерал-губернатор граф Ф.В.Ростопчин. Действительно, в письмах и высказываниях этого яркого, много больше иных просвещенного человека постоянно присутствует мысль: первопрестольная не достанется врагу. С другой стороны, нередко и русские люди, потрясенные бесчинствами новых вандалов, обвиняли последних в поджоге. Огонь появился в Москве сразу, в считанные часы по ее оставлении нашими войсками и жителями. Известия об этом начали тревожить Бонапарта еще до его вступления в Кремль. Что бы ни послужило внешней причиной этого бедствия, оно сперва не грозило стать всеобщим. Даже лишенные необходимого снаряжения (в числе прочих городских служб Ростопчин удалил из Москвы и пожарную команду), французы некоторое время не без успеха сдерживали пламя, то там то тут охватывавшее здания и целые кварталы. Но разве в человеческих силах было раздуть или загасить эти первые упавшие на Москву искры Суда Неземного? ?Тут нет ни русских, ни французов, — писал Сергей Глинка, прозревая подлинное положение вещей, — тут огонь Небесный?11.Во времена Ветхого Завета пророку Моисею было чудное видение в пустыне: И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, где ты стоишь, есть земля святая (Исход, 3, 2−5). Следуя учению святых отцов, православные россияне всегда исповедовали богооткровенную истину: Неопалимая Купина, увиденная Моисеем, есть прообраз пренепорочной Девы Марии, заступницы и печальницы русской земли, Чей благодатный и спасительный покров пребывает над Русью, над Москвой, Чье целительное участие неизменно в судьбе страны, посвятившей себя Ее Всеблагому Сыну. День 4(16) сентября с давних пор отмечался в России как один из праздников Пресвятой Богородицы — день чудотворной иконы? Неопалимая Купина?. В 1812 году он предстал во всем величии непостижимой силы и Правды Божией: сама Неопалимая Купина явилась людям и народам — видящим и невидящим. ?…Все оные пожары, — вспоминал находившийся в наполеоновском плену Ф.И.Корбелецкий, — сказавшиеся днем в разных местах <> при восставшем вдруг порывистом ветре соединились в один ужаснейший, и столько наконец усилились, что к полуночи вокруг Кремля ничего не видно было, кроме извивающегося в воздухе выше облаков пламени…?12 ?Два офицера устроились в одном из зданий Кремля. Около полуночи их разбудил какой-то необыкновенный свет. Они взглянули и увидели, что пламя окружает дворцы, освещая сначала их красивую архитектуру и вскоре заставляя их рушиться. Они заметили, что северный ветер гнал пламя прямо на Кремль, и обеспокоились, так как в этой крепости отдыхала избранная часть армии и ее начальник?13. Разноцветными волнами льющийся огонь, затопивший город, наяву ниспадал с небес. Очевидцы были единодушны: некий стремительный вихрь носил над Москвой пламенную стихию. ?По всем улицам текли огненные реки; огромные здания с грохотом разрушались; ужаснейшая буря с ревом, срывая с домов целые крыши и большой величины горящие бревна, разносила их по воздуху на далекое расстояние?14. ?Перед вечером случилась столь сильная буря, что человеку не можно было устоять на ногах; столбы, прикованные железом, и зонты на галерее сорвало, песок и щебень несло по воздуху, а искры, уголья и головни сыпали наподобие огненного дождя <> Необозримое пламя, объявшее все части Москвы и окрестности оной, представлявшее океан огненный! — дым, все сие представляло страшную картину, которой никаким пером изобразить не можно???15 ?Большой театр представлял из себя пылающую массу. <> Мы повернули направо: с этой стороны, нам казалось, было меньше огня. Но едва мы очутились на середине улицы, как ветер так сильно раздул пламя, что огонь перекинуло на другую сторону, и образовалось нечто вроде огненного купола. Это может показаться преувеличением, но между тем это сущая правда?16. ?Со всех сторон до самого неба, покрывая весь горизонт, вздымались огромные разноцветные столбы огня, распространяя на далекое расстояние яркое зарево. Эти огненные снопы, разбрасываемые во все стороны и увлекаемые сильным ветром со зловещим свистом, быстро поднимались вверх…?17Горели Моховая и Китай-город, Пречистенка и Остоженка, Солянка и Поварская, Сретенка, Тверская, Воздвиженка, Никитская, Арбат. Единым костром пылало Замоскворечье. То не было всего лишь материальное, земное пламя. Москва, Россия, мир сподобились таинства необычайного: огнь духовный, истребляющий и целящий, снизошел на город, выжигая всякую скверну, обрекая погибели любую нечистоту… Ибо московское дворянство прежних лет не только несло царскую службу, сохраняло патриархальные устои, молилось Творцу в тишине домовых церквей, — было, увы, и другое: пышная роскошь званых обедов, тысячные траты в модных французских магазинах на Кузнецком мосту, усадебные театры с их? амурами? и? психеями?, колоссальные собрания книг и картин, воспевающих язычество Греции и Рима… Провозвестники безбожной эпохи Руссо, Дидро, Вольтер пленили умы многих? лучших людей?. Эти новые патриции, праздные владельцы живых душ, часто искали? духовного утешения? в темном и зловещем масонском источнике. Говорим лишь о видимых болезнях, а кто из нас исчислит свои вины потаенные? И вот теперь все это смывала страшным потоком свыше ниспосланная беда. ?Горели палаты, где прежде кипели радости земные, стоившие и многих и горьких слез хижинам. Клубились реки огненные по тем улицам, где рыскало тщеславие человеческое на быстрых колесницах, также увлекавших с собою и за собою быт человечества. Горели наши неправды; наши моды, наши пышности, наши происки и подыски?18. ?Зачем это приходили к нам французы? — задавал себе позднее вопрос епископ Феофан Затворник. И отвечал на него: — Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли <> Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему?19.И столь же неумолимо — очищение для одних, пожар Москвы стал посрамлением и праведной карой для других. ?Он (Наполеон. — А. Г) не находил себе места, каждую минуту вскакивал и садился. Он быстрыми шагами бегал по комнате и во всех его жестах выражалось жестокое беспокойство. <> Им владело такое сильное волнение, словно его пожирал тот самый огонь, который окружал его со всех сторон?20. Пожираемое собственным беззаконием, корчилось в судорогах и зубовном скрежете потерявшее человеческое обличье пестрое войско обезумевших святотатцев. Увлекая за собой все, что было в Москве пропащего (выпущенных на волю в день оставления города уголовных преступников, поддавшихся соблазну немногих обывателей), низвергалось оно в преисподнюю. ?Солдаты всех европейских народов, маркитантки, чернь, каторжники, масса проституток бросались взапуски в дома и церкви, уже почти окруженные огнем, и выходили оттуда, нагрузившись серебром, узлами, одеждой и прочим. Они падали друг на друга, толкались и вырывали друг у друга из рук только что захваченную добычу; и только сильный оставался правым после кровопролитной подчас схватки. Треск пламени, грохот падающих зданий, драка грабителей, крики, жалобы, проклятия — все это заставляет сжиматься наши сердца; дыхание прерывается, и мы содрогаемся от ужаса?21. Все тленное, мирское, от чего избавлялся город пред Лицем Всевышнего, что исторгала из себя Москва в эти возвышенные минуты, жадно поглощалось осатаневшей толпой, страшным грузом отягощало незваных пришельцев и ускоряло и без того стремительное их падение в бездну. Поразивший ?великую армию? повальный хаос являл собой доподлинное обличье той свободы, того равенства, тех плотских идеалов, что несли всему свету одержимые дети революции. Мечта о вселенском братстве, которой с таким упоением служили их учителя и вожди, находила здесь предельно полное воплощение. Но какое! Вот свидетельство француза: ?Бросив взгляд на площадь, где расположился на бивуаках наш пехотный полк, мне представилось, что я вижу перед собой сборище разноплеменных народов мира, — наши солдаты были одеты кто калмыком, кто татарином, персиянином или турком, а другие щеголяли в богатых мехах. Некоторые нарядились в придворные костюмы во французском вкусе, со шпагами на бедре, с блестящими, как алмазы, стальными рукоятками. Вдобавок вся площадь была усеяна лакомствами, каких только душе угодно, — винами, ликерами в большом количестве?22. А вот впечатление русского очевидца: ?Представьте себе, они ездили пьяные на скверных клячах, накрывши их церковными покровами, в священнических ризах и с женским чепцом на голове!!?23.Воистину страшным стало постигшее их наказание. Они не видели пропасти, в которую летели, и, всецело сроднившись с ее хозяином, послушные его наущениям, с бесовским упорством ругались над последней надеждой грешных, своей надеждой — московскими святынями. Изуверскому глумлению подвергались храмы и монастыри. Забивали гвозди в лики святых, жгли костры посреди церквей, употребляя на дрова иконы, устраивали конюшни в алтарях. В Успенском соборе Кремля не только держали лошадей, но поставили плавильный горн, где переливали в золотые и серебряные слитки драгоценное убранство главного храма русской земли… Но чем исступленнее стремились они опрокинуть негасимый светоч Православия, тем ярче на весь мир сиял он во спасение зрячим. Многие чудеса открылись тогда на Москве. Сохраняемые незримой силой среди дикого разгула? просвещенных? европейцев, уцелели честные мощи московских угодников. Даже и в огне пожарища остался невредим образ преподобного Саввы на вратах Саввинского подворья. Отступающие французы взорвали Никольскую башню Кремля. Сила взрыва была такова, что башня обрушилась по самый киот помещенной на ней иконы Николая чудотворца, а во всех соседних домах вылетели стекла. Но стекло, покрывающее икону, и фонарь под ней не получили никакого ущерба. Свыше попущенные злодеяния оказались только орудием нового дивного прославления Имени Господня. Так же и души оставшихся в городе москвичей под бременем выпавших им телесных мук лишь все больше исполнялись скорбной и спасительной благодати. ?Ничего не было трогательнее зрелища, как отчаянные жители Москвы переходили из одного места в другое, из одной части города в другую, из угла в угол, с бедными остатками своего имущества, в узлах сберегаемого, преследуемые, гонимые грозным пожаром и безжалостными грабителями?. ?Малейшее сопротивление стоило ударов ружьем или тесаком, невзирая ни на пол, ни на лета. Я видел почтенного старца, мирного гражданина, отдыхавшего на бранных лаврах, украшенного орденами; видел, говорю, с глубокою раною на щеке, полученною им в безмолвном смирении при неистовстве вандалов от одного из них?24.Люди разных сословий, возраста, состояния испивали единую горькую чашу. Все несли на себе тяжкое бремя своих ли, чужих ли грехов — несли не только в духовном, но и в самом прямом значении слова: ?Главным, общим мучением были тогда ноши?25. ?Французы заставляли попадающихся им навстречу нести их ноши и добычи; хозяин из своего собственного дома должен был свое же имущество нести за ними на их квартиры, невзирая ни на какое лицо, в сие время нельзя уже было различить генерала с последним мужиком, одеяния всех были равны?26. Можно ли остаться равнодушным, читая бесхитростные, в простоте сердечной написанные стихотворные воспоминания священника Успенского собора Иоанна Божанова: Злодеи, мимо шед, добычей отягченны, Узрев, что я лежу, к земле как пригвожденный, Заставили, плашмя бив тесаком, восстать И, что награбили, мне на плеча все взять… Изранен, истощен — возможно ли несть тягость? Без пищи, пития — нет сил — и бос и нагость Принудили меня средь мостовой упасть; Но большую еще враг сделал мне напасть, Дотоль терзал меня, что я терял все чувство…27Слезами и кровавым потом живая, любящая Москва искупала в те страшные дни беззаконие каждого, кто еще не обрек себя вполне вечной погибели. Пожар закончился 8 (20) сентября на Рождество Пресвятой Богородицы. Прошедший днем ранее небольшой дождь обернулся теперь многочасовым ливнем, под которым огонь наконец прекратился. Жуткое зрелище представлял собой испепеленный, обугленный город. Пламя пощадило лишь немногое. Кремль, отдельные каменные дома да еще несколько Бог весть как устоявших кварталов. Поруганные церкви, покрытые копотью, возвышались над бескрайними руинами. Повсюду лежали мертвые тела людей, трупы животных. Наполеон возвратился в Кремль. Распадавшееся на глазах его войско облегло Москву широким кольцом. В город ходили полками и дивизиями, по специально заведенной очередности — грабить то, что еще оставалось. Были те же бесчинства, те же неподъемные ноши. Жители, похожие скорее на тени, из последних сил поддерживали друг друга: никто из них не помнил такого братства, какое явилось между ними в эти неземные недели. Можно ли удивляться плодам, которые принесло это тягостное, казалось порой, предсмертное время? За всю кампанию в России Наполеон ни разу не был разбит силой оружия. Но поверженная в невиданной духовной брани, армия лукавых потерпела сокрушительное поражение — уничтожилась в себе самой. Напрасно тешились французы мечтами о близком мире. В конце концов они бесславно покинули Москву, ушли навстречу неизбежной гибели. ?С утром (11 числа) после ужаснейшей бури воссияло солнце правды и благодати!?28. День сороковой по занятии врагом древней столицы, сорок девятый от первой схватки с врагом у деревни Шевардино на Бородинском поле, стал подлинной Пасхой, праздником победившего? Света от Света, Бога истинна от Бога истинна?. ?Жители радовались, почитали себя восставшими из мертвых и поздравляли друг друга как в Светлое Воскресение?29. Пережитые муки оказались залогом неисчислимых милостей и щедрот, излившихся на страну уже в ближайшие годы. В самое короткое время их узрела встрепенувшаяся Европа. Шаткие в своей исторической судьбе, выборе между светом и тьмой, обольщенные прежде народы вновь склонились на сторону правых. ?Искупительница? — так стали именовать первопрестольную. ?Москва! — вознеси главу свою, убеленную долголетними сединами, отряси прах, покрывающий оную, — говорил менее двух лет спустя по случаю падения Парижа преосвященный Августин, — радость и веселие да разливаются на величественном челе твоем! <> Из развалин твоих воздвигнутся вечные памятники чудес благодати, правосудия и всемогущества Божия, явленных в тебе над Россиею и над всей Европою <> Сионе, граде Божий, жилище святыни и Царей Российских, тобою сокруши Господь крепости луков, оружие и меч и брань; от тебе изыде спасение Израилево и всея земли!?30Есть в мировом движении свой ничем не нарушимый порядок. Явлениям по-настоящему грозным предшествуют менее значимые, но уже знаменующие собой будущее торжество Истины. ?События исполинские, прикосновенные к судьбе рода человеческого, зреют, созревают и дозревают в поспешном и непреодолимом ходе времени. Мы, может быть, видели первые буквы того, что вполне прочитает потомство на скрижалях истории человечества?31. Новые войны, новые, с каждым разом все более сокрушительные смуты проносятся над землей. Множатся соблазны, потрясая до глубины сердечной немощных — нас. И как вечная тайна о судьбах мира стоит Москва: Дом Пресвятой Богородицы, Новый Иерусалим, град неиссякаемый — неопалимый.

1Архиепископ Августин (Виноградский). Слово в пресветлый праздник Рождества Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и на день воспоминания избавления Церкви и Державы Российския от нашествия галлов и с ними двунадесяти язык произнесенное. М., 1814. С. 9.2Текст молитвы приводится по изданию: Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны в 1812 году. СПб., 1839. Ч. 1. С. 289. Примечательно, что эта молитва, написанная преосвященным Августином, читалась в русских храмах и в 1941 году.3Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М., 1985. С. 186.4Граббе П.Х. Из памятных записок // Русский архив. 1873. С. 471.5[Рязанцев А.] Воспоминания очевидца о пребывании французов в Москве в 1812-м году. М., 1862. С. 52.6Segur Ph.P. Histoire de Napoleon et de la grande-armee pendent 1 annee 1812. Paris, 1824. T. 2. P. 34.7Шаликов П.И. Историческое известие о пребывании в Москве французов 1812 года. М., 1813. С. 19.8Бургонь А.Ж.Б. Пожар Москвы. СПб., 1898. С. 164.9Ложье Ц. Дневник офицера великой армии в 1812 году. М., 1912. С. 164.10Segur Ph.P. Histoire de Napoleon… P. 47.11Глинка С.Н. Записки о 1812 годе. СПб., 1836. С. 78.12Корбелецкий Ф.И. Краткое повествование о вторжении французов в Москву и о пребывании их в оной. СПб., 1813. С. 30−31.13Segur Ph.P. Histoire de Napoleоn… P. 48.14[Рязанцев А.] Указ. соч. С. 82.15Записки московского жителя, живущего в Запасном дворце, о происшествиях в августе до ноября 1812-го года // 1812 год в воспоминаниях современников. М., 1995. С. 51.16Французы в России: 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев. М., 1912. Ч. 2. С. 28.17Там же. С. 33.18Глинка С.Н. Записки о 1812 годе. СПб., 1836. С. 78−79.19Россия перед вторым пришествием. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993. С. 39−40.20Segur Ph.P. Histoire de Napoleon… P. 53.21Ложье Ц. Указ. соч. С. 178−179. 22Бургонь А.Ж.Б. Указ. соч. С. 14.23П…Ф… Некоторые замечания, учиненные со вступления в Москву французских войск (и до выбегу их из оной) // 1812 год в воспоминаниях современников. С. 29.24Шаликов П.И. Указ. соч. С. 20.25Кичеев П.Г. Воспоминания о пребывании неприятелей в Москве в 1812 году. М., 1856. С. 63.26П…Ф…Некоторые замечания… С. 29.27Божанов И.С. Описание моей жизни // ?Город чудный, город древний…?: Москва в русской поэзии XVII- начала XX веков. М., 1988. С. 146.28Шаликов П.И. Историческое известие… С. 55.29Там же. С. 59. 30Архиепископ Августин (Виноградский). Слово пред начатием благодарственного Господу Богу молебствия по случаю покорения французской столицы победоносными российскими и союзными войсками, произнесенное апреля 23 дня 1814 года. М.