 |
| Московский журнал | А. Морозов | 01.11.2002 |
Б.В.Шапошников родился в Москве, окончил историко-филологический факультет Московского университета. В 1920-е годы состоял в Российской (позднее — Государственной) Академии Художественных Наук (РАХН — ГАХН). В ее состав в качестве членов либо сотрудников вошли почти все наиболее видные российские искусствоведы и художники. Позднее Шапошников становится членом президиума ГАХН, проживая в здании Академии на Пречистенке (тогда — улица Кропоткина), 32, в квартире № 2, где его гостем часто бывал М.А.Булгаков (интересно, что до революции Шапошников носил монокль и такой же точно монокль появился затем у Булгакова). Вообще Борис Валентинович имел обширный круг знакомств, в том числе среди творческой интеллигенции. В 1922 году в журнале? Маковец? вышла его статья об очень талантливом, но рано ушедшем художнике В.Н.Чекрыгине, первом иллюстраторе произведений В.В.Маяковского, а в журнале? Жизнь? — статья о выставке картин Н.П.Крымова. В 1923 году литографированный портрет Б.В.Шапошникова исполняет замечательный мастер цветной гравюры В.Д.Фалилеев. Сам же Борис Валентинович в качестве художника участвовал в V Государственной выставке картин 1918−1919 годов в Москве и в III выставке картин 1919 года в Рязани.
Хотя Шапошников и не состоял в Обществе изучения русской усадьбы, тем не менее в конце 1920-х годов провел серию организуемых ОИРУ зимних экскурсий, посвященных быту дворянской Москвы. В 1924 году он входил в организационный комитет русского отдела XIV Международной выставки искусства в Венеции, а в 1927 году состоял в советском оргкомитете на III Международной выставке декоративных искусств (?Монца-Миланская выставка?).
За десять лет своего директорства Шапошников четырежды выпускал путеводители по Бытовому музею, всякий раз меняя их оформление и содержание издания. Самым изящным, несомненно, был путеводитель 1924 года, хотя и не имевший фотоиллюстраций, но зато снабженный фронтисписом, концовками и заставками, гравированными А.К.Кравченко. Последующие издания уже содержали фотографии интерьеров. Тираж не превышал одной-двух тысяч экземпляров.
В 1925 году Б.В.Шапошников выпускает? Иллюстрированный указатель выставки иконографии интерьеров? Дом сороковых годов?, состоявшейся в Бытовом музее (экспонаты предоставили Исторический и Румянцевский музеи, музей? Старой Москвы? и ОИРУ, музеи-усадьбы ?Ольгово? и? Мураново?; задействовались фонды и Бытового музея).
Все эти издания осуществляются под эгидой ГИМа, так как с апреля 1922 года Бытовой музей стал его филиалом.
А первым систематическим описанием Бытового музея следует считать довольно обстоятельную статью Е. Александровой во второй части сборника? Культурно-исторические экскурсии? (1923). Рассказывалось о нем также в журналах? Красная нива? (№ 50 за 1925 год) и? Строительство Москвы? (№ 4 за 1927 год). Сегодня только благодаря этим статьям и путеводителям, а также прекрасной работе Е.В.Николаева, опубликованной в его книге? Классическая Москва? (М., 1975), мы можем побывать на давно уже исчезнувшей Собачьей площадке, пройтись по анфиладам также ныне не существующей усадьбы Хомяковых, где полтора века назад кипели жаркие споры западников и славянофилов…
Итак, направляясь от Поварской по Трубниковскому переулку, пересекаем Большую Молчановку и попадаем на неширокую площадь: скверик, классический фонтан. За площадью на углу Николопесковского переулка — старый желтый дом с мезонином и двухэтажными каменными флигелями по обе стороны. Войдя в него, оставляешь за порогом суетливую современность и оказываешься в атмосфере размеренной и неторопливой жизни состоятельной московской семьи 1840-х годов. Здесь все осталось таким же, как и век назад. Дом пуст, но кажется, что его обитатели лишь отлучились ненадолго.
В передней на вешалке — хозяйская одежда. Рядом — дверь в лакейскую. На диване когда-то подремывал престарелый слуга.
За передней открывается череда парадных комнат с высокими потолками и большими окнами, выходящими на улицу.
В первой — ?Угловой? гостиной — встречала вас хозяйка, оторвавшись от чтения или рукоделия. Шитые подушки и скатерки, шахматы, карточный стол, иллюстрированные журналы — здесь не только принимали гостей, но и сиживали в семейном кругу.
Следующая — ?Большая? гостиная — действительно парадная, служившая для приемов, а в обычные дни пустовавшая.
?Большая? гостиная примыкает к обширной полукруглой зале, выходящей окнами во двор, — столовой. При ней — комнатка с огромным буфетом, на котором выстроились пузатые самовары. Круглый раздвижной обеденный стол-?сороконожка? солидно покоится посередине столовой. Случись бал, его разнимали на две части и полукруглые половинки ставили у стен, освобождая пространство парам, кружащимся под музыку узкого длинного рояля красного дерева.
И, наконец, — парадная спальня: наследие XVIII века, явный анахронизм для 1840-х годов.
После этой богатой анфилады с пышной мебелью, коврами, зеркалами другие помещения кажутся на удивление уютными, интимно-укромными. В пристройке — ?бабушкины комнаты? (будуар, спальня-кабинет), полные безделушек, портретиков и гравюр, бонбоньерок, ящичков, коробочек. Все здесь напоминает о временах Екатерины II и Павла I. На столе у властной старушки — узкое зеркало-?шпион?, чтобы, сидя в кресле, наблюдать за входящими в будуар. Табакерка, коробочка из-под сургуча, в которой хранятся старый билет сокольничьих гуляний и пилюли, завернутые в бумажку с надписью? Что есть жизнь человеческая? — Не что иное, как мечта?. Перед иконами раскрыта книга? Памятник веры. Руководство к непрестанному упражнению в Богомолье?.
А вот? маленькая зала? — вотчина хозяйки дома: уютные креслица, горка с фарфором, пяльцы. На окнах — занавески со швейцарским пейзажем. На столе у окна — мотки шелка, руководство для раскладывания пасьянса, альбомы с рисунками; на столике перед кушеткой — щипцы для снимания нагара со свечей, колокольчик для вызова слуг, рецепт на французском языке.
Покинем женскую половину дома, перейдем на мужскую. В первую очередь, конечно, посетим кабинет А.С.Хомякова. Не кабинет — кабинетик. Стол с чернильницей и грудой книг. Окна тихо глядят во двор. Домотканый ковер, глубокий диван, на столе перед ним — тройной подсвечник с абажуром и круглая коробка для табака, в углу — стойка с чубуками. У двери — большой настенный барометр в оправе красного дерева. Портрет Гоголя…
Дальше — знаменитая? говорильня?, где гости за жаркими спорами засиживались на большом П-образном диване иной раз и до рассвета.
Тесными коридорчиками, заставленными шкафами, расписными сундуками, дорожными погребцами, самоварами диковинной формы и прочей домашней утварью, пробираешься к лестнице, ведущей на антресоли, в совсем уже крошечные комнаты сына хозяина дома — студента, немца-гувернера, гостевую, чулан, где обитал слуга.
Выше, в мезонине, — классная, комнатки младших детей и нянек.
Но городская дворянская усадьба — это не только интерьеры, это еще и двор с конюшней, каретным сараем, погребом, кухней во флигеле, садом… Все это в 1920-х годах еще жило, воскрешая для людей? революционной эпохи? времена давно прошедшие. Б.В.Шапошников так и писал: ?Экспонаты Бытового музея вещедействуют, как лицедействуют актеры?; такой музей? всегда будет не только собранием предметов прошлого, но и частью жизни людей прошлого?.
Однако с 1929 года Наркомпрос и Главнаука начинают ставить перед музеями новые задачи — организация массовой пропаганды, ?коммунизация музейных учреждений? и? борьба с буржуазным академизмом?. На пост директора ГИМа назначается партийный работник. В конце 1929 года Бытовой музей закрыли. Б.В.Шапошникова арестовали и отправили в ссылку. Музейная мебель частично осела в фондах ГИМа; обстановка? говорильни? была включена в экспозицию зала, посвященного XIX веку.
Б.В.Шапошников вернулся из ссылки в 1932 году и с 1936 года работал в Ленинградском институте русской литературы и его тогдашнем филиале — квартире-музее Пушкина на Мойке, где о нем помнят и поныне. Умер Борис Валентинович в Москве.
А дом А.С.Хомякова в 1960-х годах исчез навсегда вместе с Собачьей площадкой…
