«Он имел смелость стоять одиноко»

Князь Владимир Петрович Мещерский. Трудно, пожалуй, найти человека столь яростно ненавидимого большинством «образованной публики» дореволюционной России. Либеральные издания тогда изрядно потрудились: «мошенник пера», «газетный мистификатор», «явление, поистине позорящее Россию», «мракобес», «самозваный глашатай», «старый шут», «ультрадворянин и охранитель-крепостник», «уличный хищник», «посмешище всей печати». А вот дефиниция уже советского времени: «Крайне реакционный публицист ультрареакционной газеты-журнала «Гражданин».

С другой стороны, «мошенник пера» стоял очень близко к кругу Ф.М.Достоевского — Федор Михайлович некоторое время даже являлся соредактором «Гражданина». Активно сотрудничали с Мещерским А.К.Толстой, М.П.Погодин, Ф.И.Тютчев, причем последний особенно покровительствовал князю. «Уличный хищник» проявил поразительное бескорыстие в деле организации помощи пострадавшим от неурожая в Самарском крае в 1873 году; принимал деятельное участие в работе Общества попечения о больных и бедных детях; на свой счет содержал детские лечебницыѕ

Что же, в конце концов, это был за человек?

Князь Владимир Петрович Мещерский родился 11 января 1839 года в Петербурге в семье подполковника гвардии П.И.Мещерского. По линии матери — Е.Н.Карамзиной — он приходился внуком Николаю Михайловичу Карамзину, по линии отца — внуком княгине Софье Сергеевне Мещерской, известной тогда переводчицы и автора религиозно-нравственных книг для народа. Вся обстановка родительского дома, казалось, дышала Карамзиным, все здесь напоминало Владимиру о его прославленном деде! Уже на склоне жизни князь Мещерский писал: «Мать моя, старшая дочь великого Карамзина, была олицетворением высокой души в лучшем смысле этого слова; подобной ей русской женщины я не встречал: ум ее был замечательно светел и верен, сердце никогда не билось ни слабо, ни вяло, оно всегда билось сильно и горячо; любовь к России была культом ее души, а рядом с этим все в жизни мира ее интересовало; в каждой мысли и в каждом слове ее слышалось вдохновение правды и благородства. Пошлость, ложь и сплетни она одинаково презирала. Отец мой жил издавна только семейною жизньюѕ Его душа слишком любила ближнего и добро, чтобы когда-либо помыслить злое, и в то же время всегда веселый, всегда довольный, он жил жизнью всех, его окружавших; все, что мог, читал, всем интересовался и, подобно матери моей, никогда не задевал даже мимоходом ни лжи, ни чванства, ни пошлости, ни сплетни. Таковы были совсем не обыкновенные по нравственной красоте существа, которые я имел счастье получить от Бога родителями. Они жили в карамзинских преданиях любви к Царю. Это был глубокий и высокий культ, но именно потому он не допускал ничего похожего на ложь, на холопство, на заискивание того, что удовлетворяет чванству. Дух гордой, чистой и беспредельной любви к Царю Карамзина царил в нашей семье"1.

Вследствие принадлежности к карамзинскому роду Владимир Мещерский оказался в числе юношей, выбранных для игр и занятий с детьми Александра II — Николаем Александровичем и Александром Александровичем, будущим императором Александром III. Но это позднееѕ А пока его с братом определили в открывшиеся попечением известного мецената принца Петра Георгиевича Ольденбургского подготовительные классы училища правоведения. Вольная жизнь в родительском доме кончилась. Длинные кудри восьмилетнего князя беспощадно остриг казенный цирюльник. Дисциплина в классах была по-солдатски суровой. За нарушение строя ученика ставили во время обеда или завтрака за черный стол. Более серьезные проступки карались розгами.

Окончив в 1857 году училище правоведения, Владимир Мещерский начинает служить по судебному ведомству. В 1862 году он уже чиновник по особым поручениям при министре внутренних дел: блестящее начало карьеры! Но тут Владимир Петрович вдруг решает бросить службу и заняться профессиональной журналистикой — шаг в понимании людей его круга абсурдный. «Я думаю, что когда я умру, даже мои враги должны будут вменить мне в патриотическую заслугу тот момент моей жизни, когда я пренебрег всеми благами и прелестями мира сего и вместо улыбавшейся мне тогда, более чем кому-либо из сверстников, карьеры служебной предпочел не только неблагодарный, но тернистый, даже страдальческий путь, и предпочел сознательно и хладнокровно. В тоне, котором Государь (Александр II. — Ю.К.) спросил: «Ты идешь в писаки?» — я услышал не только отсутствие чего-либо похожего на поощрение, но отголосок насмешливого пренебрежения и, во всяком случае, полного признания ненужности того дела, которому я решился посвятить мою жизнь. Я сознавал, что вступал на путь, который, по сложившимся о нем в верхах понятиям, считался чем-то непризнанным, чем-то неопрятным и к моему положению неподходящим"2. Тогда же Федор Иванович Тютчев предрек В.П.Мещерскому: «Вам простят все, но не простят, что Вы — князь Мещерский». Однако Владимир Петрович упорно стоял на своем. В 1860-х — начале 1870-х годов его статьи появляются в газетах «Северная пчела», «Русский инвалид», «Московские ведомости» и других; М.Н.Катков гостеприимно распахивает перед ним двери редакции журнала «Русский вестник» — публикует первое крупное литературное произведение молодого автора «Россия под пером замечательного человека». Последовавшая за этим серия романов-памфлетов и повестей — «10 лет из жизни редактора журнала» (1869), «Один из наших Бисмарков» (1871−1873), «Женщины из петербургского большого света» (1873−1874), «Записки застрелившегося гимназиста» (1875), «Лорд-Апостол в большом петербургском свете» (1875−1876), «Тайны современного Петербурга» (1876−1877), «Граф Обезьянинов на новом месте» (1879), «Ужасная ночь» (1881), «Княгиня Лиза» (1882), «Реалисты большого света» (1885), «Курсистка» (1886) и других — принесла В.П.Мещерскому громкую известность. Он писал о космополитизме, алчности и раболепии чиновной бюрократии, о нравственной деградации «света», о развращении «золотой» молодежи. Перефразируя отзыв В.Г.Белинского о «Евгении Онегине», «великосветские» романы князя Мещерского можно смело назвать энциклопедией пороков «элиты» пореформенной России, морально-нравственное разложение которой на фоне роста либерально-буржуазных настроений в обществе привели к тяжелым социальным последствиям. К тому же многие персонажи произведений Мещерского были безошибочно узнаваемы: главный герой романа «Граф Обезьяниновѕ» — министр внутренних дел, а позднее и председатель Комитета министров П.А.Валуев, руководитель «передового журнала» — редактор «Современника» Н.А.Некрасов, историк Любомудров из «Тайн современного Петербурга» — историк Н.И.Костомаров… В ответ сыпались нескончаемые оскорбления, гнуснейшие сплетни, анонимные эпиграммы. Ряды высокопоставленных врагов князя стремительно множились.

В 1872 году было создано любимейшее детище В.П.Мещерского — журнал-газета «Гражданин». В первом же номере нового издания в «Объявлении к читателям» провозглашалось:

«Мы не приписываемся ни к какому цеху. Мы становимся прямо и твердо среди жизни русского государства и из нее черпаем те начала, которые должны лечь в основу нашего журнала. 1). Всякое серьезное мнение, всякие добросовестные исследования о вопросах общественной жизни найдут себе у нас место; но за собою мы оставляем столько же свободы критики, сколько предоставляем свободы высказываться. 2). Внутренняя наша жизнь, во всех ее слоях, будет главным предметом нашего внимания. В нас самих, в зародыше нашей духовной жизни, лежит та сила, от развития которой зависит все наше будущее. Стоя среди этой жизни, мы будем в состоянии видеть ее светлые и прекрасные стороны отчетливее и ярче; мы увидим также, что слабые ее стороны серьезнее и опаснее, чем мы вообще привыкли думать, и что говорить о них следует не с желчью, не с злобой, но с любовью и состраданием; вот почему 3). в сфере правительственных мероприятий или внутренней политики мы будем касаться только тех важнейших жизненных, государственных вопросов, от которых непосредственно зависит наша внутренняя общественная жизнь. 4). Из каждого вопроса мы будем всегда выделять личные его отношения к кому бы то ни было и рассматривать дело с точки зрения многосторонних его отношений к жизни. 5). Наконец, мы будем неизменно-твердо презирать все то, что похоже на заискивание популярности или поклонение тому, что в области литературной принято называть «модными идеями». Опираясь на историю цивилизации всего образованного мира и 10 столетий нашей исторической жизни, мы других авторитетов признавать не будем ни в каких случаях и ни в каких вопросах"3.

Поначалу интеллигенция возлагала на журнал В.П.Мещерского большие надежды. Помимо политической публицистики, здесь печатались стихи и проза, злободневные фельетоны; довольно много места уделялось проблемам российской провинции; регулярно помещались списки новых изданий, рецензии, библиографические заметкиѕ Но после статьи князя «Вперед или назад» на Мещерском и на его детище был поставлен крест. От издателя «Гражданина» с презрением отвернулись, подвергнув его остракизму. В чем же дело? А вот в чем:

«К реформам основным надо поставить точку, ибо нужна пауза, пауза для того, чтобы дать жизни сложиться, дать жизни создать душу и формы для народного образования, дать этому народному образованию вырастить людей не колеблющихся и не сомневающихся, и дать этим людям создать из себя силы для общества и Правительства! Вот нужда России, нужда насущная. Вопрос вперед или назад создает не Россия, создают его колеблющиеся и сомневающиеся, потому что они далеко стоят от жизни. Лихорадочно скачущие вперед создают упорно оттягивающих назад: и те, и другие вне истины, вне России. России же нужна разумная середина, мир внутренний, мир безусловный"4.

Думаю, многие бы и сейчас с готовностью подписались под этими строками. Но опять же — не «либералы"ѕ В тяжелой атмосфере всеобщего отчуждения Мещерского поддержал все тот же Ф.И.Тютчев: «Не унывайте, не падайте духом, идите бодро вперед, будьте честны, когда говорите с людьми, и Вы увидите, что рано или поздно правда возьмет свое!» И Владимир Петрович продолжал резко критиковать методы, которыми проводились реформы в России. Основной вопрос: кто их проводил. Либеральная бюрократия, «китайской стеной» отгородившаяся от народа. «Последние два века нашей политической жизни воспитали высшие слои государства в мысли, что можно быть государством, не нося в себе ни духа его истории, ни духа его народа"5. «Величайшее зло, сделанное России нашими либералами, заключается в том, что для изгнания дворянства из нашей жизни они прибегнули к самой недобросовестной лжи. Они уверили всех и каждого, уверили даже само дворянство в том, что крепостное право и дворянство — это одно и то же"6. По мнению В.П.Мещерского, преобразования большей частью осуществлялись под диктовку десятка либеральных газет без учета нравственных последствий реформ, отчего произошло «поголовное вавилонское смешение языков и понятий» в образованных слоях и падение нравов в русской деревне. «Надежды, рождавшиеся в сельской жизни, потоплены в кабачной водке и в беспредельной распущенности всех нравов; надежды на земство улетучились в той либеральной фальшью наполненной пустоте, где горсти людей справляли земщину не для нужд своей местности, а для щекотания капризов либеральных газет; надежды на мировую юстицию исчезли в недочете людей, надежды на помещиков улетели в те дали, где помещик отрастил себе брюхо под вицмундиром чиновника, под фраком куртизана, под сюртуком концессионера или пиджаком банкового деятеля; народ, только что освобожденный, выходил из кабака с понятием о новом виде крепостного права — под названием кабалы у кулака"7. «Россия взяла жизнь напрокат из разных либеральных газет и журналов. Либеральная и именно ложно либеральная печать овладела обществом так же вполне, как кабак овладел народом"8.

Читая публицистику князя Мещерского, нельзя не провести параллелей с днем сегодняшним. Она актуальна в наше время не менее, чем в XIX веке, — как, впрочем, актуальна ныне и драма человека, в обстановке безудержного «реформаторства» призывающего крепить Россию, опираясь на духовно-нравственные и государственно-народные идеалы, которыми она жила и строилась со времен Владимира Святого. Увы! Уже к началу 1890-х годов в руках либеральной партии оказались практически все наиболее влиятельные российские журналы и газеты, почти все земства и научные общества. Под ее влияние успела попасть учащаяся молодежь, а также большинство творческой интеллигенции.

Всему этому — в числе очень немногих — приходилось противостоять монархисту-государственнику князю Мещерскому. Не состоя на действительной государственной службе, он, однако, в силу своей родовитости, был вхож в самые высокие сферы государственного управления, где порой все же добивался принятия тех решений, которые созревали в тиши его кабинета. Его влияние в правительственных кругах значительно возросло после взошествия на трон Александра III, а затем и Николая II. Именно князю Мещерскому молва приписывала «авторство» назначения в 1902 году на пост министра внутренних дел В.К.Плеве — сторонника применения самых крутых репрессивных мер в борьбе против принявшего массовый характер либерально-революционного движения. Ежедневно в тупик Гродненского переулка в Петербурге, где находилась квартира В.П.Мещерского и редакция «Гражданина», приходило множество людей со всевозможными предложениями, проектами, просьбами. «Князь Владимир Петрович Мещерский любил принимать у себя в своем большом кабинете, полном исторических воспоминаний царствования Александра III. Большой стол был завален письмами, документами с личными пометками князя его характерным, так трудно разборчивым почеркомѕ Князь, обыкновенно сумрачный, оживлялся, когда к нему приезжали потолковать о политике. Несмотря на свой преклонный возраст, постоянные недомогания, князь Мещерский был удивительно трудолюбивый человек и с математической пунктуальностью ежедневно записывал в свой дневник все интересное в области внутренней и внешней политики. Его особенно интересовала внутренняя политика России"9.

Вместе с тем князь пытался влиять и на российскую внешнюю политику. Так, он настойчиво предостерегал Николая II от вступления в войну с Японией, а затем и с кайзеровской Германией — к сожалению, тщетно.

Владимир Петрович Мещерский скончался 10 июля 1914 года в возрасте 75 лет от крупозного воспаления легких — скончался уже при первых раскатах грома неумолимо приближавшейся мировой войны. «Не 10, не 20, не 30 лет, а целые полвека он имел своеобразную «смелость» стоять одиноко, имея против себя всю Россию"10. Император Николай II и его супруга императрица Александра Федоровна возложили на могилу покойного крест из живых цветов.

1.Мещерский В.П. Мои воспоминания. СПб., 1897. Ч. 1. С. 1−2.
2. Князь В.П.Мещерский // Русское Слово. 1914. 11 июля. С. 2.
3. Гражданин. 1872. N 1. С. 1.
4. Гражданин. 1872. N 2. С. 42.
5. Князь В.Мещерский. Наши отношения к церковному вопросу // Гражданин. 1872. N 5. С. 155.
6. Мещерский В. Речи консерватора. СПб., 1876. Вып. 1. С. 25.
7. Там же.
8. Там же. С. 10.
9. Б.Г. Князь В.П.Мещерский // Исторический Вестник. 1914. N 8. С. 585.
10. Русское Слово. 1914. 11 июля. С. 3.